Vladimir Nabokov

Лишь то, что писано с трудом — читать легко.

Он был из тех впечатлительных людей, которые краснеют до слез от чужой неловкости.

Не следует ли раз навсегда отказаться от всякой тоски по родине, от всякой родины, кроме той, которая со мной, во мне, пристала, как серебро морского песка к коже подошв, живет в глазах, в крови, придает глубину и даль заднему плану каждой жизненной надежды?

"...балуйте детей побольше, господа, вы не знаете, что их ожидает!"

Красота уходит, красоте не успеваешь объяснить, как ее любишь, красоту нельзя удержать, и в этом – единственная печаль мира. Но какая печаль! Не удержать этой скользящей, тающей красоты

Моя милая, милая любовь, моя радость, радуга моя солнечная, я, кажется, съел весь треугольничек сыра, но, правда, я был очень голоден… Но теперь сыт. Сейчас ухожу в мягкий свет, в остывающий гул вечера и буду любить тебя и сегодня вечером, и завтра, и послезавтра, и еще очень много очень даже много завтр. Ну вот и все, моя нежность, моя прелесть невыразимая. Да: забыл тебе сказать, что люблю тебя. В. P.S.

Я перебил тебя своим молчанием