Buch lesen: «Шуршали голуби на крыше», Seite 2
Глава вторая. Жених
– У меня не соседки, а настоящий клад. А баба Паша так красиво говорит, что заслушаешься. Я где-то читала, что каждое место, где живет человек, заслуживает того, чтобы быть воспетым! И везде живут люди, которые способны это сделать!
Соседки заботились о Зиночке наперебой. Они её угощали и стряпанным, и вареным, ходили с ней летом в окрестные леса по грибы и к дальней мари за ягодой голубицей. Они даже стали приискивать для неё жениха, потому что справедливо решили, что девятнадцатилетней Зиночке он очень нужен, хоть далекий, хоть воображаемый, потому что без любви девушка будет сохнуть. Поэтому баба Маша написала внуку письмо в армию, в котором изложила свою деликатную просьбу: найти хорошего паренька среди своих друзей, согласного переписываться с Зиной. Парень должен быть видным, со спокойным характером, уважительным и самостоятельным человеком.
Сам внук на роль жениха не подходил, потому что был, по выражению самой бабы Маши, «большим охотником до женского полу», и успел до армии жениться и ребенка завести, видно, в отца пошел. А так, как с этим псом мужского пола живет больше двадцати лет её любимая доченька, врагу не пожелаешь. Хоть и внучек у неё был на загляденье красавцем, в бабушку пошел. Высокий, стройный, сильный и легкий в движениях, а вот нутро отцовское.
Внук с задачей справился, и Зиночка осенью получила письмо от «незнакомого друга». Она ответила. Завязалась оживленная переписка, и дело дошло до того, что Зина стала открывать в письмах свою душу, рассказывая Олегу о своих мечтах и надеждах. А к Новому году она даже послала в далекое Приморье на подводную лодку другу письмо со своим первым заочным поцелуем. Так и написала в конце письма, вместо обычных слов прощания – «целую, Зина».
Зиночка на заботу соседок заботой и отвечала: помогала огороды обрабатывать, солить разносолы, белить дома к праздникам, ходила на рыбалку с бабой Машей, по ягоды – с бабой Пашей. Вместе с ними радовалась их радостям и делила с ними печали. Если нужно было, она вызывала фельдшера, приносила хлеб из магазина, топила печки и приносила воду и дрова, кормила скотину.
– В единстве наша сила! – шутили старушки, а потом добавляли, – и в нашей Зиночке!
Зиночка доставляла почту всем, даже бабушке Варваре, которая жила на отшибе. Так случилось, что муж Варвары вернулся с войны и решил для семьи своей новый просторный дом построить. А место для дома выбрал необычное. Гряда сопок у Кудринки кончалась, но одна из них возвышалась отдельно от других. Как будто бежали, бежали сопки наперегонки друг за другом, бежали цепочкой, а одна вырвалась чуть вперед, да так и остановилась по команде «замри». Вокруг одинокой сопочки были овраги и овражки, сама она лесом поросла, а макушка у неё была ровненькой и гладенькой.
– Место для постройки ты ладное выбрал, а как же ты туда попадать будешь? – спрашивали Ивана.
– А я овраг ликвидирую.
И стал солдат строить маленькие плотины и запруды, стал колышки в землю забивать да ивовыми прутьями их оплетать, а стенки оврага лопатой потихоньку обваливать.
За три года от оврага и следа не осталось, а склон, покрытый дерном зазеленел так ярко, что виден был издалека. Только с колодцем пришлось помучиться. Такого глубокого колодца не было нигде во всей округе. Новый дом возвышался над деревней и радовал всех своим опрятным видом. Вот только солдат недолго прожил на свете. Догнали его старые раны. Оставил он после себя побежденный овраг, новый дом, да четверых сыновей в нем под присмотром своей дорогой Варвары. Поднялись мальчишки да разъехались по свету, а Варвара осталась.
Через десятки лет запруды сгнили, плотины разрушились, вновь появился овраг и с каждым годом он становился все шире и глубже. На Варварино подворье можно было проехать только окружной дорогой, а это почти пять километров. Сама Варвара приходила в деревню раз в неделю с небольшой коляской, набирала продукты, навещала подруг и возвращалась в свой «Варварин хуторок».
Никто к Варваре в гости не ходил, а Зиночка трижды в неделю доставляла ей почту самым странным образом. Проходил как-то в деревне районный слет туристов. Над оврагом его организаторы натянули два троса, прикрепив их к деревьям с той и другой стороны – полосу препятствий для туристов. Спортсмены уехали, а натянутые над оврагом тросы остались, потому что Зинаида упросила туристов их не снимать, и теперь ловко перебиралась по ним на ту сторону, на «Варварин хуторок».
Она старушке и хлеб свежий стала приносить, и продукты, и поручения выполнять самые разные.
– Оборвешься, Зинаида! – предостерегали её соседки.
– Я легонькая! Не оборвусь! А высоты не боюсь совсем.
А все-таки оборвалась. Да зимой, да в лютый мороз, да как раз на середине пути. Если бы оборвался нижний трос, Зиночка бы повисла на руках и выбралась, но лопнул трос верхний, она не удержалась и рухнула на дно глубокого оврага.
Спасло Зиночку то, что обильный снег, скопившийся на дне оврага, смягчил удар, но Зиночка на доли секунду все-таки потеряла сознание. Она пришла в себя и стала понемногу пробовать двигать руками и ногами. Переломов не было. Тело было в ссадинах и ушибах, потому что под снегом был валежник, и острые палки сильно поцарапали её даже через теплую одежду. Было очень больно, но руки и ноги слушались. Как хорошо, что свою сумку в путешествие над оврагом Зина никогда не брала, а оставляла под кустиком. Газеты и письмо лежали в кармане и были в целости и в сохранности.
Зиночка осмотрелась. Отвесные стены оврага уходили вверх вертикально. Выступающие корни сосны были очень высоко, и до них нельзя было дотянуться. Ну, хоть волком вой! Зиночка заплакала.
– Мамочка, папочка! Помогите мне! Не дайте пропасть! Олег! Где ты?
И сразу же она поняла, что нужно идти. Спасение было в ней самой! Её никто здесь не услышит и на помощь не придет. Нужно идти по дну оврага и не в ту сторону, где бьёт родничок. Там ледяной наст, а под ним вода, можно так провалиться, что и не выберешься, идти нужно в противоположную сторону. В той стороне овраг в ложбинке становится все мельче и мельче, и рано или поздно, Зиночка выберется наверх.
Пошатываясь, проваливаясь в снег по пояс и даже по плечи, она пошла по дну оврага в нужном направлении. Она плыла в снегу, прокладывая себе дорогу с невероятными усилиями. В некоторых местах стены оврага становились уже, в некоторых глыбы промерзшей земли угрожающе нависали над ней. Сыпучий и колючий снег набился под куртку, в сапоги, в рукавички. Она промерзла насквозь.
Через полчаса своего путешествия Зиночка увидела, что в одном месте корни деревьев в таком изобилии покрывают стенку оврага, что они могут помочь выбраться. Она попыталась выбраться, но оборвалась и опять скатилась на дно оврага. Села, всплакнула, потом разозлилась на себя, на собственную слабость, и твердо и ясно громко произнесла:
– Сейчас я обязательно выберусь. Я буду цепкой, как кошка, хитрой, как лиса, ловкой, как белка, и буду думать только о хорошем!
Теперь она внимательно осмотрелась, выбрала себе дорогу и стала подниматься. Яркая луна на безоблачном небе освещала ей путь. У неё все получалось. Главное – не спешить! Подтягиваясь на руках, цепляясь за самые крепкие корни, Зиночка выбралась из оврага, но не на сторону деревни, а на сторону хутора. Она поплелась вдоль оврага к домику бабы Вари. Она также тонула в снегу, потому что никакой дороги и даже тропинки не было здесь, и также мерзла и дрожала от холода. Чтобы согреться, она стала вспоминать стихи о теплом лете.
Какое лето! Что за лето!
Ну, это просто колдовство!
И как, спрошу, далось нам это?
Так, ни с того и ни с сего!
Громко читала она любимого Тютчева, но теплее ей не становилось. Её стал бить озноб. Когда показался домик, в окнах которого горел свет, Зиночка повеселела! Спасение было уже совсем близко! Но тут появилась новая преграда – еще один овраг. К счастью, он оказался неглубоким, и Зиночка просто скатилась вниз, а затем выбралась из него без приключений.
Она была совсем без сил, когда постучала в окно.
– Баба Варя!
– Да кто меня там кличет? Это ты, моя хорошая! Я тебя уже заждалась. А что случилось? Почему так поздно?
Говорила баба Варя, распахивая дверь перед долгожданной гостьей.
– Я оборвалась, баба Варя!
– Боже мой! Да ты вся в снегу, куртка порвана. У тебя щека ободрана, кровь замерзла. Все-таки подвела тебя твоя переправа. Говорила я тебе, эти путешествия добром не кончатся! Проходи, проходи. Да ты промерзла вся! Так недолго и заболеть! Давай-ка вот что сделаем, я сегодня баньку топила, она еще не остыла, ты прямо в баньку и ступай, а веничек всю простуду выгонит. А как же ты выбралась? Я так и знала, что этим твои путешествия ко мне и кончатся! Я всегда возражала, я всегда была против твоих путешествий, так тебя ведь не переупрямишь. Бедная моя! В баньку, в баньку! Потом мне подробности расскажешь!
Банька у бабы Вари была крошечная. Почти всю баньку занимала печка. Она была сложена из кирпичей, и в неё был вмазан большой чугунный котел, который закрывался тяжелой деревянной крышкой, потемневшей от времени. Сбоку в печурку была вделана обыкновенная духовочка, наполненная чистыми крупными речными камнями. Когда печку протапливали, нагревалась сама банька, нагревалась вода в котле, а в духовке нагревались и раскалялись камни. Стоило на них плеснуть водой из кованого ковшика, как тут же тяжелое облако пара поднималось клубами прямо к потолку, к которому были подвешены сосновые веники. Запах соснового леса с избытком наполнял крошечное помещение. За печкой был маленький полок, на котором даже лечь нельзя было, а париться можно было только сидя.
Эта игрушечная банька, протопленная бабой Варей как нельзя кстати, согрела Зину.
– Ты сама помоешься или тебе прислужить? Сил-то хватит?
– Хватит!
– Ты с паром поаккуратней там! Как воду плеснешь, отстранись немного, а то обожжешься ненароком. Нам только этой беды ещё недоставало!
Зиночка не обожглась. А когда она парилась в бане, она думала о том, что полчаса назад она была на краю гибели, а теперь она почти в раю!
После бани во всем теле появилась легкость, похожая на невесомость. Тело подышало ароматом соснового леса, а теперь пахло само этим удивительным запахом! Голова немного кружилась. Хотелось лечь в мягкую чистую постельку и дремать, дремать, дремать…
Потом Зина, закутанная в новый халат бабы Вари, который ей год назад подарила внучка, но он все лежал в комоде, все ждал, когда он пригодится хозяйке, и дождался, пила душистый чай со свежими крендельками и отдыхала. Вдруг окно осветилось светом фар, кто-то застучал громко в дверь.
– Открыто!
Первыми в дом вошли баба Маша и баба Паша, а позади выглядывал Матвей Иванович.
– Живехонька! Ой, живехонька! – запричитали старушки с порога. Они кинулись к Зиночке и стали её обнимать, прижимать к сердцу, заглядывать ей в глаза.
– А мы тут Матвея Ивановича побеспокоили. Смотрим, а свет у тебя не горит. Мало ли что? Затревожились, пошли к тебе. Печка не топлена, коза не доена, и тебя не видать. Стали думать, что с тобой могло случиться? Сумки на месте нет. Потом правильно решили, что ты на Варварин хутор пошла. Взяли фонарь, посветили, а сумка почтовая под деревцем лежит. Значит, туда ты прошла, а назад не вернулась. Смотрим, а трос оборван. Кричали мы тебя, кричали, а потом решили к Варваре съездить. Мы к управляющему!
– Матвей Иванович и слова не сказал, сразу нас повез. Мы решили, если тебя нет у Варвары, будем деревню поднимать на поиски. Весь овраг обойдем, а тебя найдем! А ты тут, на месте. Ну, слава Богу! Слава Богу! Так ты все-таки оборвалась, значит?
– Сколько раз я Вам говорил, Варвара Пантелеевна, перебирайтесь на нашу сторону, а Вы все на своем настаиваете! Нет, лето дождусь, достану два рельса и проложу мостик к вашему дому. Машина, конечно по нему не пройдет, но ходить будете без опаски. И никаких канатов! Тоже мне, туристы! – разгорячился управляющий.
– А чего лета ждать?
– Столбы сейчас не вкопаешь, а рельсы на растяжку класть нужно. Что же? Устроить такой мостик, чтобы Зина опять упала? Или Варвара Пантелеевна в овраге оказалась? Или кто-то из вас пожелает вместе с мостиком провалиться? Молчите? Не торопите меня, сейчас не время, а летом мостик соорудим. А пока, Варвара Пантелеевна, буду время выкраивать и возить Вас в деревню три раза в неделю на государственной машине. Хоть и не положено это, но другого выхода нет. А ты, Зинаида, больше по веревкам не лазь к ней, не обезъяна, взрослая девушка на выданье. Бери пример с Марии Михайловны, не роняй честь профессии. Да у нас в деревне и допустить никто при ней не мог, что сам начальник почты может по веревкам через овраг перебираться!
– Ладно, больше такое не повторится!
Варвара тем временем не бездействовала. Она помогла гостям раздеться, выдвинула круглый стол на середину комнаты и стала быстро накрывать его. В мгновение ока на него была выставлена картошка прямо в небольшом чугунке, чтобы не остыла, соленые грузди, селедочка, домашний творожок, нарезанное сало, моченые груши, мед и варенье, домашние постряпушки-тарочки с молотой черемухой, а из дальнего угла была вынута бутылка водки. Все честь по чести! Вид закусок на столе был такой аппетитный, что даже у диктора центрального телевидения, который что-то уныло бормотал с телеэкрана, от зависти вытянулось лицо.
И пошла гулянка с разговорами, расспросами и душевными беседами.
А часа через два… кто-то рукой в мохнатой когтистой рукавице постучал в окно. Кто бы это мог быть? Все в доме притихли и даже Матвей Иванович примолк.
– Откуда в двенадцать часов ночи гости? Кто это?
– Это не гости, это моя собака Найда домой на ночь просится. Видно мороз крепко прижал. Я в сильные морозы её зимой домой пускаю. Она – настоящий живой градусник. Если мороз зимой до тридцати, она в будке ночует. Стоит только температуре ниже тридцати хоть на один градус опуститься, Найда лапой в окно стучит. Не пугайтесь! Я иногда и сама вздрагиваю, если забудусь! Сейчас дверь ей открою.
Собака юркнула рыжим пушистым комком в дверь и тут же спряталась под кухонным столом. И оттуда, из темноты, черными глазками своими ревниво посматривала на гостей хозяйки.
– Я тут вспомнила, что взяла с собой спирт не разведенный, чтобы в случае чего Зинаиду растереть, но видно, что он для этого не нужен. Не принять ли нам его внутрь за испуг?
Мнения разделились. Баба Паша и Зиночка возражали.
– Хватит нам, хватит всем. Нам еще в обратный путь. Ты, Матвей Иванович, за рулем.
– А ты думаешь, что в такой час нас милиция встретит? Прав нас лишит? Неси Мария Ивановна, свой спирт. Мы его оприходуем. Нам это по плечу! А ты, Прасковья Терентьевна, не возражай!
– Он – единственный мужчина в нашей компании, будем его слушаться!
Лучше всех «слушалась» Матвея Ивановича Мария Ивановна. Меньше чем через час стало ясно, что управляющего за руль пускать нельзя. Хоть и милиция очень далеко. Потому что он уже плакал на плече бабы Вари и говорил о своем Петеньке, о том, почему их с Аней так Бог наказал.
– Бывает горе и больше твоего. Бывает, что дети вырастают плохими, творят зло страшное. А Петя никого не обидел, слова плохого никому не сказал, а то, что он вечный ребенок, так значит тому и быть. Доля его такая, судьба. А ты поплачь, поплачь, не все тебе в себе горе нести. Надо иногда и выплеснуть его из себя.
– Горе вином не зальешь, а радость пропьешь – неправильная пословица! Если по чуть-чуть, ничего страшного!
С этими словами Мария Ивановна стала исследовать содержимое опустевших бутылок.
– Уймись! Хватит тебе уже! Давай лучше споем! Давно не пели мы втроем с Варварой, да и Зиночка нам подпоет! Она тоже девушка голосистая! Запевай!
– Подскажи, какую?
– Что-нибудь душевное очень.
Ах, ты ноченька! Ночка темная!
Ночка темная, да осенняя!
С кем я ноченьку, с кем осеннюю,
С кем я ноченьку коротать буду?
Нет ни матушки, нет ни батюшки,
Есть зазнобушка, да и та с другим!
Песню спели так красиво, так задушевно, что после пения все притихли и взгрустнули. Каждый думал о своем. Зиночка думала о том, что у неё нет ни матушки, ни батюшки. Варвара думала о том, что живет на отшибе от людей, и Зиночкино несчастье обернулось для неё праздником, Матвей Иванович думал о судьбе своего Петеньки. Баба Маша и баба Паша думали одинаково: о том, что вдовья доля горькая на вкус.
Все-таки компания засобиралась домой. Зиночку закутали в тулуп, который соседки привезли с собой на всякий случай, на ноги обули старенькие хозяйские валенки. и она уселась в предварительно прогретую машину с большим пакетом в руках, в который сложили её полусырую одежду. Матвею Ивановичу помогли добраться до машины и усадили рядом с Зиночкой. Он уткнулся в уголок сиденья и мгновенно заснул. За руль села баба Паша. Она была трезвеницей. Рюмки в застолье только поднимала и чуть пригубляла, так что за весь вечер она приняла грамм пятнадцать алкоголя – не больше.
– А ну-ка, вспомним молодость! Не пугайся, Зинаида, я машину с войны водить умею, и права у меня есть. И такую я когда-то водила. Домчу с ветерком! Ну, Маша, не ожидала я от тебя такого. Подсунулась ты с этим спиртом!
– А вот посчитай! На кампанию из пяти человек бутылка водки. По сто грамм на человека! Что это для здоровой женщины? Один глоток! А мы добавили, получилось по два глотка.
– Ты не раскладывай на всех. Я почти совсем не пью. Ни при каких обстоятельствах. Вам троим по глотку хватило. Остальные глотки Матвей Иванович сделал. За нас всех. Не люблю я эти средние цифры! Вот, допустим, съела ты полкило колбасы, а я – ни грамма, а в среднем у нас с тобой по двести пятьдесят граммов на душу населения получилось. Только у тебя в пузе шолк, а у меня – щёлк! Или вот про спиртное говорят, что в год мы выпиваем восемнадцать литров на человека! Почему же нас всех вкруговую алкоголиками делают? Я вместе со встречей Нового года и именинами больше 300 грамм не выпиваю, а ведь кто-то за меня мою норму добирает, надрывается бедный! А я – симулирую!
– За кого ты меня принимаешь? Я что, колбасу сама бы съела? Или литры одна выпила? Только никто мне колбасы не несет, и литры не поставляет! Я бы тебя и Зиночку угостила. Поосторожней со своими примерами, так и обидеться можно!
– А ты не обижайся! Теперь такие хлопоты мне: везти нас ночью домой. Домчу с ветерком, молодость вспомню. А про Матвея Ивановича молчок, никому ни звука. Бедный мужик! Приехал молодым человеком, мечтал дальше учебу продолжить, хотел ученым стать. А как родился у них с Аней Петя, так и остались они в нашей деревне. Аня медицинский институт так и не закончила. С пятого курса ушла. Куда с таким ребенком? Теперь вот фельдшером у нас работает. А Петеньку и в школу не взяли, слово такое придумали – «необучаемый»! А учить кто-нибудь пробовал?
Зина в разговорах участие не принимала, она укуталась в тулуп, задремала… и сквозь дрему видела заснеженные поля, полоску леса вдали, мелькавшие придорожные кустики, освещенные яркой луной, и думала о том, что здесь ей всё знакомо и очень дорого. До сердечной боли!
А дома её ждала очередная радость – письмо от далекого друга, который встановился все ближе и роднее!
Глава третья. Новое дело
Путешествие по дну снежного оврага не прошло для Зины совсем даром. Она прихворнула. Утром Аня осмотрела её, сказала, что ничего страшного нет, но больничный лист на три дня предложила. Зина от него отказалась, но лечиться стала точно по предписаниям фельдшера.
Соседки переполошились. Они явились к ней сразу обе, велели с постели не вставать, отлежаться, а сами вдвоем быстро переделали все домашние дела. С дальнего края деревни пришла бабушка Флёнушка, местная знахарка, и принесла настои трав, какую-то жгучую мазь в скляночке и большие вязаные носки из козьего пуха. Велела настойку пить, мазь нанести на ступни ног, а сверху надеть теплые носки и спать, спать, спать.
– Сном все пройдет, милая!
Через три дня Зина была здоровехонька! Когда она поправилась совсем, к ней под вечер неожиданно пришел Матвей Иванович. Он чувствовал себя не совсем уверенно, встал у порога. Зина с трудом уговорила его присесть на стул.
– А то и впрямь, сяду. Разговор у меня к тебе серьезный и дело особенное. У нас школу закрыли.
– Как? Почему?
– Учить некому. Вера Васильевна ногу сломала, теперь в гипсе дома лежит. А учить некому. Подменный учитель при районном управлении образования уже занят, учительница где-то в декрет ушла. Нам предлагают детей на центральную усадьбу возить, но матери против этого. Зима, сама видишь, какая лютая стоит. Вот я подумал, подумал и решил, что, кроме тебя Веру Васильевну подменить некому. У неё я был, она тебе помогать будет, будет консультировать и планы для тебя писать. Ты будешь работать под её руководством. Да ты ведь и сама у неё училась. Она говорит, что ты справишься, у тебя талант есть, а к школьному делу есть у тебя любопытство. Ты ведь в школу заглядывала и помогала Вере Васильевне. Так что ты в курсе. Ты как относишься к учительскому труду?
– Я никогда не думала об этом, и я ведь работаю уже. Мне дело мое нравится. А как я почту брошу?
– Почту не бросишь, будешь совмещать.
– А кто мне разрешит такое совмещение?
– Я уже с почтовым начальством разговаривал, так если твое совмещение делу помехой не будет, оно дает добро.
– Я вижу, что Вы, Матвей Иванович, все за меня решили.
– Так что? Даешь согласие?
– Попробую. А когда приступать?
– Завтра, с утра. Я детям скажу, чтобы в школу шли. Как машина почтовая придет, посматривай, да беги домой, а баба Паша за детишками временно присмотрит. И вот еще что, я тебе портфель от Веры Васильевны привез. Там в нем все инструкции. Телефон у тебя есть, так что позвонишь ей, она тебе все объяснит. Не робей!
Матвей Иванович ушел, оставив Зину в полной растерянности.
Вот уж не думала она никогда, что встанет перед классом в роли учителя. Да её и слушаться никто не будет!
Только шаги Матвея Ивановича стихли во дворе, и Полкан перестал гавкать ему вслед, как к Зинаиде пожаловали новые гости. Сгорая от любопытства, баба Маша и баба Паша прямо с порога начали свои расспросы. А когда убедились, что Зина и впрямь детишек учить с завтрашнего дня будет, они стали наперебой давать советы. Особенно старалась баба Паша, которая в педагогике очень много понимала, потому что работала в школе двадцать лет уборщицей. Она топила печки, мыла полы, подавала звонки с урока и на урок и даже пекла калачи для завтраков.
– Ты главное, построже с ними. Зайди в класс, как посмотри сурово на них, чтобы сразу притихли и твою силу почувствовали. Дай им знать, что у тебя не забалуешь! Главное – чтобы слушались! – говорила баба Маша.
– Не слушай ты её, не слушай. К детям с лаской нужно, с теплом, с добротой. Я четверых вырастила, а голос никогда на них не повышала и руку не поднимала. И смотри, какие детки! Гордость моя! И меня дети уважают, любят без всякого окрика. Ты, главное оденься как-нибудь по-новому. Не в спортивных же брюках ты завтра пойдешь в школу?
– А у меня и юбки никакой нет! Я их не ношу, поэтому не покупаю.
– Юбку мы тебе сейчас сошьем.
Отрез на юбку нашелся в шкафу у Зиночки. Ручную швейную машинку принесли из дома бабы Паши. Отрезом обернули Зиночку и прямо на ней сметали юбку. Зиночке в зубы дали лоскуток и велели его крепко прижать, а то по поверью, память ей можно было пришить.
Юбку сшили буквально за полчаса. Отгладили, примерили, всплеснули руками, довольные результатами. Зина крутилась перед зеркалом и одевала то один свитер, то другой. Лучше всего смотрелся с юбкой маленький черный свитерок, однако, чего-то не хватало, какой-то детали. Баба Маша сходила домой и принесла нитку крупных желтых бус из янтаря. Теперь вид у Зины был вполне учительский. Баба Паша дала последние наставления.
– Ты в класс зайдешь, так первым делом поздоровайся с ребятишками, и имя своё назови.
– Так меня и так все знают!
– Знают, да не знают. Раньше ты Зиночкой для них была, а теперь – Зинаида Алексеевна. Готовься к урокам, а мы пойдем, мешать не будем.
– И помни, что у тебя самое главное есть, для того, чтобы встать перед классом – ум. А вид – он на втором или на третьем месте. Глянешь иногда на человека, а он видом орел, а умом тетеря! А ты у нас и видом, и умом – орлица! – обернувшись с порога добавила баба Маша. – Не робей!
Зина к урокам готовилась до поздней ночи. Она звонила Вере Васильевне, и та отвечала на все её вопросы. А потом Зина долго не могла уснуть, и все думала и думала, как ей войти в класс. Она вспоминала, как появлялись в классе её учителя. Молоденькая эксцентричная учительница биологии, например, заходила в класс, напевая веселую песенку. На детей она внимания не обращала. Потом делала вид, что заметила ребятишек, удивлялась и говорила: «О! Кого я вижу! А вы тут что делаете?»
Класс, надрываясь, хором кричал, что они пришли к ней на урок. «Что, учиться хотите?» – спрашивала учительница. «Да!» – кричали дети. «Сильно?» – спрашивала учительница. «Да!» – опять кричал класс. «Что же, пойдем навстречу вашим пожеланиям». И после этой веселой сценки начинался урок.
Зиночка представила себе, как она входит в класс и говорит: «О! Кого я вижу!» и эта фраза так насмешила её, что она тихонько захихикала. Нет, решено, она просто и серьезно поздоровается с ними. Никаких эксцентричных выходок! А как хочется что-нибудь весёленького!
