Buch lesen: «Искупление невинности. Фэнтези в 12 частях с прологом, стихи, переводы»

Schriftart:

ISBN 978-5-4474-1974-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Ё

Даже без «ё» зёрна не станут «зерна».
Будут всё также сыпаться равномерно
сверху в ладонь, а потом их какая-то серна,
может, сожрёт. Что по сути природной – верно.
Даже при «ё» зебра не будет «зёброй».
В смысле, тем волком из «Ну, погоди!» недобрым
(выпуск 15). Но если заедет в рёбра
задним копытом, то выйдет больней, чем от СОБРа.
«Ё», конечно, лишь видимость, так сказать, оболочка
звука «йо», отображенье, зародыш, почка.
Но, ё-моё, даже в ней,
стоящей в строчке или в одиночку,
прежде всего нужно не игнорировать точки.

Читайте также

другие книги автора:
Рифмо Цифро Азбука для взрослых и детей,
Цифровые визуализации – первый в России
сборник стихов с дополненной реальностью,
Баллада о Середе – поэма о Великой Отечественной.
Быльё + Ковидострофы – сборник стихов

Переводы с английского

Дж. Г. Байрон: «Даме, которая спросила, почему я весной уезжаю из Англии»

Когда закрылись двери рая,
Адам, прокляв свой горький рок,
во тьме от страха обмирая,
обратно рвался за порог.
И лишь пройдя сквозь дни и страны,
учась любить, терять, страдать,
сумел в заботах и стараньях
забыть былую благодать.
Вот также я: когда ты рядом,
терзаюсь, мучаюсь, грущу,
в случайных окликах и взглядах
надежды тщетные ищу.
И вот – бегу родного края,
скрываюсь в чуждом мне краю.
Невмоготу бродить у рая
без права проживать в раю.

3 октября 1987-го

У. Г. Дейвис: «Досуг» (Leisure)

Да как ты жил, раз из-за дел
наш мир совсем не разглядел?
Ты не успел на луг взглянуть,
от зноя прячась где-нибудь?
Ты не сумел в лесной тени
заметить беличьей возни?
Ты не видал, как ясным днём
речная гладь горит огнём?
Ты не успел, свершая путь,
девчонке встречной подмигнуть?
Ты не сумел поймать в ответ
её улыбки милый свет?
Ты и не жил, коль из-за дел
наш мир совсем не разглядел.

9 октября 1987-го

Т. Харди: «Ночь в ноябре» (A night in november)

И опять погода – дрянь.
Вновь стекло дрожит в окне.
И под ветра злую брань
бредит вечер в полусне.
Рощи голые скорбят
по угасшей красоте.
Листья в комнату летят,
догорают в темноте.
Лёгкий лист влетел, застыл,
руку тронув в тишине.
И я понял: это ты
погрустить пришла ко мне.

15 октября 1987-го

Т. Харди: «Вещий дрозд» (The darkling thrush)

(31 декабря 1900)

Деревья призрачно стоят.
Мороз угрюм и сед.
Скупого дня слабеет взгляд
под вьюги снежный бред.
Чернеют росчерки ветвей,
как струны мёртвых слов.
А люди плачут у огней
печальных очагов.
Свинцовый саван высоты
и ветра скорбный стон.
Столетья труп уже остыл
и в вечность погребён.
Умолкло в чёрной мрачной мгле
биенье бытия.
И жизнь угасла на земле.
И угасаю я.
Но голос вдруг в ветвях возник
из немоты ночной.
Прозрачный, чистый, как родник,
он покачнул покой.
Мятежный дрозд:
и слаб, и мал,
не видный никому, —
счастливой песней разорвал
густеющую тьму.
Он исступлённо, страстно пел.
Он пел, а мир вокруг
светлел, казалось, и теплел.
И я подумал вдруг,
что эта песня, как ответ
на безнадёжность тьмы,
что близок радостный рассвет,
которым грезим мы.

22 октября 1987-го

Дж. Мейсфилд: «Сквозь притон» (Hell’s pavement)

Когда придём мы в Ливерпуль,
тогда возьму расчёт.
И с корабля навеки сбегу.
Найду красотку да женюсь.
Жизнь тихо потечёт.
Осяду где-нибудь на берегу.
И никому на новый рейс меня не соблазнить.
Терпеть не могу акульих рыл,
хочу ещё пожить.
Я лучше ферму заведу
иль буду камень бить.
А-то, друзья, открою кабачок.
Чёрт возьми!
Но вот пришли мы в Ливерпуль.
Швартовы я отдал.
Закончен рейс. Прошли досмотр. И – в порт.
Я кучу денег получил,
хотя расчёт не взял,
а пошёл и напился, как чёрт.
Сто грамм – с одной, сто грамм – с другой,
а третью – да! – в постель.
Неделю пил и всё спустил
и снова сел на мель.
Добрался еле на корабль.
В свою забился щель.
А завтра – снова в океан.
Чёрт возьми!

30 октября 1987-го

Дневник, которого не было

Как-то, помню, в Киргизии

Как-то, помню, в Киргизии
вот также шёл по облаку,
а может, по карнизу
горы.
Куда-то в тартарары
летели обломки скал.
Ветер избоку
избивал, толкал на край,
рвал
катушку из-за спины.
Внизу же,
под крутизной глубины
вился, ущельем сужен,
Аксай.

1983—2015

Станция конечная

***31 августа 1980-го

Am
Станция конечная, поезд остановлен.
A                             Dm
Весело толпится в тамбурах народ.
Dm                              Am
Вот мы и приехали, вот мы снова дома!
Am             E                  Am
И, быть может, встретимся, если повезёт.
Сходят на платформу с бородами детки,
хрупкие девчонки в огромных сапогах.
Молотки, штормовки, компаса, планшетки
и гора щебёнки в тяжёлых рюкзаках.
Хелло, цивилизация! Здравствуй, милый город,
здравствуй, милый Мазерлэнд, прости, что не побрит!
Бриться было некогда на лесных просторах,
просто было некогда, да что там говорить.
Завтра сбрею бороду, закурю цивильную
и с таёжной страстностью окунусь в комфорт.
Масса информации – здравствуй, телевиденье,
и влюбиться надо бы, если повезёт.
И влюблюсь со временем в самую красивую.
Но пока не разожгли мне в душе пожар,
жаждут со мной встретиться и театр, и синема,
жаждут со мной встретиться и ресторан, и бар.
Кабаки высотные, каблуки высокие.
Симпатичный дипломат – вместо рюкзака.
Сессии, депрессии, знания глубокие.
Не всегда, конечно, а только до звонка.
А пока до скорого! А пока прощаемся.
Мне на электричку, а вам на самолёт.
До свиданья, девочки, до свиданья, мальчики!
Мы ещё увидимся, если повезёт.

А в то время альпийская складчатость…

***30 декабря 1980-го

Эй, брахиоподы, эй, цефалоподы,
уносите ноги подобру.
Коль вы ротозеи – окажетесь в музее:
роются геологи в юру.
А в то время старуха дефляция
разрушает лагунную фацию,
разрушает горы порядочные,
превращает их в породы осадочные.
Пусть не плачут мамы, мы – народ упрямый,
если надо – мы всегда дойдём.
Нам немного нужно, да была бы дружба,
и тогда мы здорово живём.
А в то время упорно Америка
всё бежит от европейского берега.
Ста мильонов лет Земля не провертится —
с русской Азией Америка встретится.
Эй, давай быстрее! Голову – бодрее!
Докажи, что ты, брат, не юнец.
Твёрже шаг, дружище,
может, что отыщем!
У любой дороги есть конец.
А в то время альпийская складчатость
на Камчатке свою извергает злость.
И текут языки лавы длинные,
превращаясь в пласты эффузивные.

Морошковый остров

***31 августа 1983-го

Наталье Рудовой

Я однажды увидел,
проходя вдоль затёсов,
в голубиковом море
морошковый остров.
Среди волн голубики
он вдруг вспыхнул в тумане,
и я шёл на его
маяковое пламя.
Он горел одиноко
под бездомной берёзкой,
в голубиковом море —
только маленький остров.
А деревья скрипели,
точно чайки кричали
в неизбывной тоске,
в неизбывной печали.
И подумалось мне,
будет встретить непросто
в человеческом море
твой приветливый остров.
Пусть же он своим светом
из тумана поманит.
И тогда я приду
на призывное пламя.
Будут шквалы разлук
и шторма листопадов.
Но когда-нибудь вдруг
мы окажемся рядом.
И в саду городском
среди сосен-подростков
я тебе расскажу
про морошковый остров.

Плутни близ Силаткина

***21 октября 1983-го

Надолго:
Туруханский край,
Силаткина – приток Тунгуски,
костёр, шалашик, и с утра —
как из ведра.
Послав по-русски
себя и беса, поползли.
Невнятный профиль вдоль болота,
скупой пейзаж чужой земли
да окаянный дождь-сволота.
Да путь как крест: то топь – то гать,
то буреломом – то чепыгой,
то вверьх – то вниз, под перемать,
я да начальник – два ханыги.
Но для меня есть сладкий пункт
в подобном каторжном движеньи:
меня на базе ждут, и ждут
отнюдь не только с уваженьем.
Натаха!
Вечер.
Я – в мечтах,
старшой – угрюмо от природы.
Расположились на кустах
сожрать чего-нибудь по ходу.
И он изрёк:
– Ещё вёрст пять.
Но знаю точно, что бригада
за сопкой есть. А значит, спать
пойдём туда. Поскольку рядом.
– Но мне в бригаду – не резон!
Ведь ты же знаешь – ждёт девчонка!
На кой мне к чёрту этот сон?
– Да ты, сопляк, уже в печёнках!
Так, слово за слово:
разнять,
увы, кому?
Но стихли фразы,
и он, послав,
попёрся спать.
А я, послав,
пошёл на базу.
Нет!
Он пошёл – попёрся я!
Ведь понял через час со смехом,
что нарезаю кругаля:
как говорится, блин, – приехал!
Но брёл.
Покуда, раком встав,
не сообразил, что всё – без толку.
Потом отметил в трёх верстах
упругий звук его двустволки.
Да звук другой —
стрельбой в ответ
вдали сигналила бригада.
Да шёпот свой:
– Какой сюжет…
Скотина. Так тебе и надо…
Короче – час. Короче – пять.
Уже в истерике. До нитки.
Сквозь слёзы. Под ядрёна мать.
На заключительной попытке.
Без сил завыл, свалившись влёт.
Нащупал карандаш с бумажкой.
И тем, кто всё-таки найдёт,
поведал о себе – бедняжке.
Но – отпущением греха —
стих дождь внезапно.
Тут же нервно
услышал, как шуршит река.
Силаткина!
Родная, стерва!
Записку – к ляду!
Поживём!
Откуда только силы сразу?
Спасибо, милый водоём!
Твой бережок —
мой путь на базу!

А ведь лунный свет…

***10 мая 1984-го

А ведь лунный свет —
это тоже, в сущности,
солнечный зайчик.
Только повзрослевший,
уже седой.

Каждый день Солнце…

***18 октября 1984-го

Каждый день Солнце проплывает над горизонтом,
словно отпущенный кем-то
золотистый воздушный шарик,
а в полдень зависает устало над безмолвной землёй.
Между мною и Солнцем дерево, и кажется,
что светило просто цепляется
за чёрную проволоку веток.
А ветви даже становятся грациознее,
восклицая как будто:
«Смотрите! На нас отдыхает Солнце!»

Ему снился странный сон…

***1 ноября 1984-го

Александру Имайкину

Ему снился странный сон:
большой сад, состоящий из гордых деревьев,
и у каждого дерева по два зелёных крыла.
– Смотрите, я улетаю, – закричало одно из них,
взмахнуло крыльями и рванулось.
Корни не выдержали
и лопнули с оглушительным звоном.
Дерево рухнуло и обратилось в труху.
Как научиться летать,
не обрывая корней?

В пепельнице мило лепятся…

***31 декабря 1984-го

В пепельнице
мило лепятся
два умудрённых окурка,
растерянная виноградная шкурка,
кусочек яблока – большой оптимист,
смятый тетрадный лист.
Хозяйка выругалась:
– Мусор, —
выкинула.
Теперь – пусто.
А пепельнице – грустно.
Опять одиночество…

И солнце улыбнулось розово…

***18 апреля 1985-го

И солнце улыбнулось розово,
пахнуло радостным,
родным.
И снег
из пепельно-серьёзного
стал несерьёзно-голубым…

Ай да май!

***20 мая 1985-го

Ай да май!
То зной,
то слякоть.
Солнце светит.
Дождь – стеной.
Снег пошёл,
но снег, однако,
что-то очень проливной.
Прогуляемся, давай:
всё же май, хотя дрянной.
Слышишь,
громыхнуло где-то?
Может, завтра хлынет лето.
Ты одета?
Побежали,
попрощаемся с весной.