Buch lesen: «Комментарии к частным беседам», Seite 3

ЗАТЕЙНИК

Сессия в институте физкультуры.

Зачёт по анатомии и физиологии.

Учебная группа баскетболистов – юношей и девушек.

Они сидят на стульях в коридоре возле закрытой двери аудитории.

Надо сказать, что закрытые двери аудиторий всегда выглядят вызывающе и порождают самые неприятные чувства у тех, кто должен в них войти.

Душевного позыва к проникновению внутрь у ожидающих своего часа студентов, как правило, не наблюдается. А вот чувство долга, который надо немедленно выполнить, так и толкает к тому, чтобы войти. Ан нет! Двери закрыты, и неминуемый решительный шаг откладывается на неопределённое время, что вызывает нервотрёпку и ощущения беспомощности и покорности своенравной фортуне. А ожидание консервируется и тяготит.

– Десять минут, – в очередной раз взглянув на часы на руке, говорит долговязый староста.

Впрочем, все мученики учёбы отличаются высоким ростом.

– Что, не пришёл ещё? – подбегает к группке страждущих запоздавшая девушка Оля со спортивной сумкой на плече.

– Задерживаются! – поясняюще и уважительно выдыхает староста.

– А я вчера в общежитии спросила, как он, – делится с присутствующими Оля.

– Ну, и как? – сразу трое несчастных в унисон повторяют за ней страшное слово.

– Да по-всякому, – отвечает она.

– То есть? – с опаской конкретизирует староста.

– Говорят, затейник – смеётся всё время, – неопределённо отвечает Оля, сдувая длинную чёлку с глаз.

– Дебил, что ли? – весело, но настороженно спрашивает кто-то из толпы

– Нет, пошутить любит. В позапрошлом году всех завалил, а в прошлом – у целой группы сразу всё принял, – выкладывает информацию взмыленная Оля.

– Затейник! – комментирует форвард с перевязанной эластичным бинтом кистью.

– Кто-нибудь что-нибудь знает? – спрашивает староста, окидывая группу напряжённым взглядом.

– Мы, – гордо поднимает руку отдышавшаяся Оля. – Мы с Иркой вчера учебник читали.

Сидящая рядом Ирка кивает головой и вздыхает.

– Какого цвета? – живо интересуется травмированный форвард.

– Ну, зелёный такой, – просвещает его Ирка.

– Тёмно-зелёный или светло-зелёный? – уточняет он.

– Такой грязно-тёмно-зелёный, – объясняет Ирка.

– А тебе зачем? – спрашивает любознательного форварда Оля.

– А вдруг спросит? Надо же знать, что сдаём! У меня знакомого один раз спросили, а он не знал. Так его сразу и завернули. Три раза потом пересдавал!

Все проникаются сочувствием. Восстановившая дыхание Оля три раза плюёт через плечо, наклоняется и стучит кулаком по деревянной ножке стула, на котором сидит Ирка.

– Тоже анатомию? – интересуется староста.

– Хуже! Логику на истфаке. У них там препод – вообще, зверь! – откликается форвард.

– Ещё неизвестно, что лучше, а что хуже – анатомия с физиологией или логика, – задумчиво произносит староста.

– Люди! А как препода зовут? – вдруг осеняет форварда.

– Глеб Яковлевич, – сообщает староста.

– А знаете, сколько костей в скелете? – интригующим тоном спрашивает подготовившаяся к экзамену Ирка.

– Ну? – перебрасывает ей мяч обратно защитница девичьей команды Лена.

– 205—207, – делится Ирка.

– А чё так? – удивляется форвард.

– Ну, индивидуально – у каждого по-своему! – доходчиво и авторитетно объясняет Ирка. – Проходили, между прочим.

– А мы на сборах были! – весомо показывает забинтованную кисть форвард.

– Ты бы, Ирк, ещё что-нибудь рассказала народу, – просит староста.

– Ну что вам рассказать? – вглядывается в потолок Ирка, собираясь с мыслями.

– 32—34 кости – непарные, остальные – парные, – выкладывает она всплывшую в памяти информацию. – А в черепе их 23.

Однокашники смотрят на неё с большим уважением и тоскливой завистью.

– Завалит он нас всех! – мрачно пророчит форвард.

Но вот в конце коридора появляется интеллигентный старичок с аккуратной седенькой бородкой и с жёлтым портфелем в правой руке.

Группа прекращает разговоры об анатомии и смолкает.

Профессор подходит к аудитории.

Студенты почтительно здороваются и благоговейно смотрят сзади и сверху на его лысую макушку, пока он, повернувшись к ним спиной, возится с ключом.

Наконец, преподаватель распахивает дверь и входит в аудиторию первым.

– Прошу всех! – приглашает он группу.

Среди студентов-баскетболистов, которые сразу непроизвольно втягивают головы в плечи и начинают сутулиться, он выглядит, как низкорослый пигмей в буйных зарослях реликтовых гигантских секвой.

– Прошу прощения за опоздание, – церемонно говорит он. – Сейчас всё наверстаем! Садитесь ближе, готовьтесь!

«Хорошо, что все вместе, а не поодиночке», – думает форвард.

Что такое анатомия и физиология для студентов института физкультуры?

Нет, конечно, они должны иметь представление о мышцах и костях, а также о том, как всё это работает в организме.

Но они больше заняты тренировками. Часто уезжают на соревнования и пр. Поэтому предмета не знают.

Тем временем Глеб Яковлевич водружает на стол свой портфель, открывает его и медленно извлекает на всеобщее обозрение старую видавшую виды допотопную картонную папку с выцветшими зелёными тесёмками.

После этого он перемещает портфель на стул, стоящий рядом, садится на соседний стул и начинает развязывать тесёмки.

Делает он это нарочито неторопливо. Узелок никак не подаётся его неловким пальцам. Но, в конце концов, он под тяжёлыми взглядами присутствующих, справляется с ним. Затем Глеб Яковлевич раскрывает папку, и глазам отупевших от предвкушения студентов является большой белый конверт.

Глеб Яковлевич заглядывает внутрь.

Из него он вынимает стопку проштампованных билетов и начинает демонстративно неспешно раскладывать их на столе.

Создаётся впечатление, что он нарочно тянет резину, испытывая студенческое терпение.

Спортсмены не дышат и наблюдают, как Глеб Яковлевич, ни на кого не глядя, увлечённо растасовывает свой гранпасьянс, чередуя и меняя местами билеты.

Наконец, когда все бумажки разложены так, как это нужно Глебу Яковлевичу, он вскидывает глаза на окаменевшую аудиторию, не отводящую заворожённых взглядов от его манипуляций.

Обведя преувеличенно большими в стёклах очков очами замерших обречённых студентов, он опять обращается к папке и вытаскивает из неё стиснутые большой железной скрепкой листы бумаги формата А4. Потом он стаскивает тугую скрепку и, просмотрев убористо распечатанный текст на листах, аккуратно кладёт кипу бумаги в правый дальний угол стола.

Вслед за этим он принимается за перелистывание и просмотр журнала, заблаговременно угодливо положенного перед ним старостой.

Истомившиеся студенты мысленно пересчитывают значки «н», стоящие у фамилии каждого.

Пропусков у них много, что не сулит ничего хорошего при оценке их знаний и усердия. А последнего ни у кого не наблюдается. Все беспредельно легкомысленны, безалаберны и необязательны.

Глеб Яковлевич, отрывается от журнала и оценивающе, придирчиво и выматывающе долго сморит из-под очков на аудиторию.

– Баскетболисты, говорите? – спрашивает он и получает в ответ нестройное и почему-то виноватое «да».

– И баскетболистки? – раздумчиво изрекает он.

– Да, – хором откликается женская часть группы.

– Это хорошо, – говорит он.

Изморенным ожиданием девушкам становится плохо от тягостных предчувствий.

– Староста! – вдруг призывает Глеб Яковлевич. – А откройте-ка нам, милый друг, форточку! Что-то здесь очень душно.

Староста, как пружинистый болванчик, подскакивает со своего места, бросается к окну, легко достаёт высокую ручку форточки и раскрывает створку.

– Замечательно! – благодарит его Глеб Яковлевич. – А то вас здесь много, а воздуха мало.

Он берёт в руки опостылевшую всем стопку листов и, держа её у груди, опять по кругу оглядывает измученную и изнурённую ожиданием аудиторию.

Из-за его спины виден стоящий в углу у окна скелет, и создаётся впечатление, что он иронично поглядывает пустыми глазницами на студентов.

На его груди среди белых рёбер красуется ламинированный бейджик на красной ленточке. На бейджике крупными буквами напечатано имя Йорик, а рядом – фотографии черепа анфас и в профиль.

Глеб Яковлевич оглядывается на Йорика, сдвигает очки на кончик носа и окидывает учебное пособие долгим пристальным оценивающим взглядом.

– Что-то он у вас сегодня какой-то невесёлый! – констатирует профессор.

Обычно студенты к Йорику неравнодушны и любят наряжать его. На 1 мая ему повязывают алую косыночку, на 8 марта прикрепляют к фалангам пальцев веточку мимозы, а на Новый год украшают его старые синтетические кости ёлочными шариками и блестящими гирляндами. Девушки иногда тренируются на нём в завязывании шарфиков и платочков разными новомодными хитроумными способами.

Обращение Глеба Яковлевича к бедному Йорику повергает аудиторию в прострацию.

В воздухе витают гадкие флюиды ожидания коллективного провала.

«Затейник!» – крутится в голове форварда характеристика, данная профессору предыдущими поколениями.

Глеб Яковлевич отрывает взгляд от несчастного, кажущегося с течением времени перепуганным и забитым Йорика и останавливает его на уже ненавидимой всеми пачке бумаги в своих руках.

Он вытягивает руки вперёд, перелистывает её, кладёт на стол, достаёт снизу последний лист и начинает сосредоточенно и с каким-то садистским смаком комкать.

Группа измочаленных студентов обречённо следит за его движениями, и каждый чувствует себя таким же хрупким листом бумаги формата А4, подвластным любому капризу и непредсказуемой скверной прихоти.

Ровный гладкий лист постепенно превращается в плотный основательно спрессованный комок.

– Ну что? Баскетболисты и баскетболистки! – с хитрой издёвкой, слабо и как-то сладко улыбаясь, вопрошает Глеб Яковлевич и взвешивает на ладони комок бумаги.

Экзаменуемым уже давно невыносимо тошно от актёрских выкрутасов.

Наконец, Глеб Яковлевич ухмыляется, издаёт воодушевлённое «ага!» и решительно, как будто только что придумал, озвучивает пришедшую ему на ум идею:

– Вот если попаду этим комком в форточку – всем зачёт автоматом поставлю! А не попаду – не обессудьте!

Он заносит правую руку для броска.

Побледневшие от неопределённости и непредсказуемости происходящего баскетболисты и баскетболистки затаиваются и в оцепенении безотрывно смотрят за рукой.

Глеб Яковлевич, не обращая внимания на заинтригованных зрителей, по-волейбольному заносит руку для замаха, медленно выпрямляет, выводя её вперёд, и сильно бросает бумажный комок в сторону форточки.

Приходилось ли ещё когда-нибудь спортсменам так внимательно, с замершими почти остановившимися сердцами, с перехваченным дыханием, следить за броском?

Траектория полёта комка бумаги в глазах каждого расщепляется на кадры – от дешёвого ничтожного результата зависит ближайшее будущее – стипендия, каникулы, отчисление и другое. В головах зрителей успевает промелькнуть целый ворох мыслей. Но главная – одна, настойчиво стучащая в висках: «Попадёт или не попадёт?»

В голове у форварда почему-то ни к селу ни к городу звучит неизвестно откуда появившаяся строчка из песни – «По танку вдарила болванка».

Скомканная бумажка, как будто подталкиваемая и поддерживаемая коллективной энергетикой, благополучно долетает до форточки и после своего фееричного полёта оказывается за окном – в зелени молодых трогательных и нежных берёзовых листочков на фоне молодого июньского светло-бирюзового неба.

– Ура! – облегчённо выдыхает группа.

Студенты произносят это слово полушёпотом, боясь привлечь внимание посторонних и подвести-подставить Глеба Яковлевича. Ещё бы – экзамен сопровождается стадионными криками! А вдруг у профессора будут неприятности?

– Что так тихо? – разочарованно спрашивает Глеб Яковлевич.

– Ура-а-а! – восторженно во всю мощь спортивных лёгких кричат баскетболисты и баскетболистки.

– Учитесь бросать! – резюмирует удовлетворённо улыбающийся Глеб Яковлевич. – Давайте зачётки!

Довольный хорошо разыгранной антрепризой, он начинает расписываться в зачётках исстрадавшихся, но благодарных, пришедших в себя и наконец-то порозовевших студентов.

ДЖЕНТЛЬМЕН МУРЧИК

В предвечерних лучах закатного малинового солнца на деревянном пороге деревенского дома появляется выходящий из коридора огромный чёрный кот.

Он доволен и в то же время озабочен – спешит по неотложным делам, требующим его обязательного присутствия.

Без него всё пойдёт не так. Ибо он здесь царь и хозяин.

Мурчик – победитель среди соплеменников, он в деревне главный, потому что самый большой и сильный. И никто не смеет идти против него.

С тех пор, как пару лет назад его привезли из Москвы, где он c раннего детства вынужден был проводить всё время в квартире и выжидал только случая, чтобы выбежать в приоткрывшуюся дверь на лестничную площадку или посидеть на балконе, следя за наглыми воробьями, прыгающими по веткам и газонам, он обрёл наконец свободу.

Городская жизнь была невесела. Хотя полна любви, внимания и поклонения трепетно любящих его хозяек, и, что немаловажно, вкусной еды.

Но что такое сидеть одному в пустой квартире, ожидая возвращения людей с работы и учёбы?

Кот, по природе своей телепат, всегда знал, когда любимая хозяйка выходит из автобуса. Именно в этот момент он спрыгивал с дивана, стола, шкафа и т. д. и, твердя «ма-ма», шёл к входной двери. Интуиция никогда не подводила его.

– Что, мама приехала? – спрашивала его хозяйкина дочка, хотя и так знала, что Мурчик никогда не ошибается.

Кот ничего не отвечал (хотя иногда мог мяукнуть нечто вполне осмысленное в ответ), он просто садился на трюмо в коридоре, смотрел на дверь и ждал. И через десять минут раздавался заветный ожидаемый звонок.

Однажды весной, когда он был ещё подростком, Мурчика вынесли погулять на зелёную травку. Кот испугался и на полусогнутых лапах почти ползал среди залитой солнцем лужайки орехово-борисовских одуванчиков.

Но гулять ему очень понравилось. И впоследствии кот настойчиво стремился на улицу. А когда подрос, то принялся активно метить территорию. Хозяйкам приходилось всё время мыть и чистить, мыть и чистить. Но если бы только это – неблагодарный питомец нещадно драл обои и обивку диванов и кресел, игнорируя все приспособления для затачивания когтей. Даже запах лимона, которым, по рекомендациям знатоков, смазывали поверхности, не отпугивал его от любимого занятия.

А ещё кот любил перебираться на соседский балкон, где бесчинствовал по полной, отправляя естественные потребности в горшки с нежнейшими белыми и малиновыми петуниями. Его не удерживали даже выставленные барьеры. Бесстрашный и упрямый Мурчик перелезал по перилам к ни в чём неповинным соседям, передвигаясь и зависая на когтях, медленно и целеустремлённо, на уровне третьего этажа, над кустами сирени.

Перед добрыми и понимающими людьми за содеянное питомцем безобразие извинялись, балкон закрывали. Но при малейшем недосмотре Мурчик находил возможность прогуляться на соседскую территорию.

Дальше так продолжаться не могло, и кота решили взять с собой в отпуск в деревню. После почти шестилетнего заточения Мурчику на свободе очень понравилось. И ни о каком возвращении в столицу речи уже не шло.

Обретённая на новом месте деревенская вольница пришлась ему по вкусу. Летом он заходит в дом лишь для того, чтобы поесть. А всё время проводит на улице.

Свою обретённую территорию он обходит каждый день, следя за порядком и утверждая собственное право первенства.

Это право очевидно. Мурчика уважают и побаиваются все окрестные коты, собаки, а заодно и коровы. И когда вечером уставшее стадо возвращается домой по тёплой пыльной дороге, только Мурчик осмеливается переходить им путь, не обращая никакого внимания на утомлённых долгим днём, проведённым на лугу, рогатых красавиц. Медленно поводя головами, пахнущие тёплым молоком коровы уважительно приостанавливаются и расступаются, пропуская его, излучающего чувство самоуверенности и собственного достоинства.

Лишь Мурка, бывшая до появления нежданного московского гостя, единственной хозяйкой латифундии, позволяет себе неуважительное и пренебрежительное отношение к Мурчику.

В своё время её поставили перед фактом – привезли конкурента. И ей некуда было деваться – пришлось смириться и уживаться с соседом.

В глубине души Мурка не любит заезжего кота.

Ей пришлось долго и настойчиво сражаться с ним из-за своего сыночка Пуси-Пусечки. К моменту появления чёрного великана Пуся-Пусечка был уже взрослым полуторагодовалым котом, сохранившим своё детское имя. Вырос он в настоящей оранжерее, где все его любили и баловали, так что был прекраснодушным и изнеженным, повзрослевшим и наивным. Естественно, Мурчик сразу принялся прогонять более слабого собрата. А Мурка – защищать взрослого ребёнка. Хозяева тоже защищали любимого Пусю-Пусечку, насколько хватало их сил и фантазии. Но ничто нельзя переменить в жестоких законах джунглей. И Мурчик, прогоняя, нещадно набрасывался на идущего к дому или от дома Пусю-Пусечку.

Однако Мурка дралась с Мурчиком как могла – со всем отчаянием, свирепостью и злостью, на которые только способна разъярённая кошка. Но Мурчик вступал в схватки с ней чисто условно и формально – отбивал атаки, не нападая. А Мурка спасала сыночка, утверждала право Пуси-Пусечки на пребывание в доме. Года два вместе с хозяевами ей удавалось как-то это право отстаивать. Но жестокие схватки с Мурчиком заставили самого Пусю-Пусечку смириться и уйти. А Мурка осталась. Неприязнь к оккупанту и захватчику поселилась в её душе навсегда. Поэтому она всегда ложится на дорожку, по которой должен пройти Мурчик, и больно бьёт лапами следующего мимо неё чёрного зеленоглазого красавца. Методично отмечает, что она всё помнит и никогда не простит. А заодно и то, что изначально это её территория, а некоторые всего лишь «понаехали тут».

Красавец же относится к ней по-джентльменски: никогда не отвечает на агрессивные выпады и опасливо уважает.

Впрочем, со временем Мурке пришлось смириться с присутствием Мурчика. И поздней осенью, когда становится холодно, она может улечься рядом с ним у клумбы с отцветшими ромашками, которые специально не убирают. Мурка, словно приняв лозунг «стерпится – слюбится», пользуется Мурчиком, как грелкой, – он большой и горячий. И, свернувшись в два клубочка – чёрный и белый с серыми пятнышками, кошачьи любят полежать в серый сентябрьский день на приятно пахнущих цветах и погреться друг возле друга.

Мурка со всей настороженностью охраняет свою территорию от всех непрошенных четвероногих хвостатых пришельцев.

Вот и сейчас она настороже. К дому прибилась серо-полосатая Матильда. Она приходит в сад ещё с весны и даже спит в дальнем открытом летом пустом сарае. Едва завидев Матильду, Мурка всегда бросается на неё и прогоняет.

Но оккупантские поползновения продолжаются всё лето. Причём происходит это при попустительстве Мурчика. Он, повторимся, – джентльмен до мозга костей, интеллигент и умница. И никогда не прогоняет дам. Более того, он очень уважительно и нежно к ним относится.

Вот и сейчас его дамы картинно сидят на зелёной травке по обеим сторонам дорожки, ведущей от дома к калитке, и злобно шипят одна на другую. Чувствуется, что Мурке надоели драки и схватки. Поэтому она только пугает, шипит, грозит и рычит, выказывая свои негодование и недовольство. Но преамбула скоро может перерасти в отчаянную потасовку.

При появлении на пороге Мурчика кошки не прекращают «пререканий».

А показавшийся из дому кавалер озадачен увиденным. Он очень спешит – на его чёрных усах видны белые капли молока, которым он только что очень славно и с большим аппетитом поужинал. Коту даже некогда вылизаться – он очень спешит. Для него важен каждый миг. Обстоятельства требуют его незамедлительного появления где-то там – на территории. Он, по всей вероятности, ухаживает за новой красавицей. Но не один, а вместе с группой конкурентов, которых держит в страхе. Но вот теперь удалился на ужин, ибо парное молоко – его давняя слабость.

Однако, увидев сидящих в грозных позах визави Мурку и Матильду, Мурчик теряется. Он останавливается, озабоченно смотрит вдаль и решает взять на себя обязательства судьи и предотвратить боестолкновение.

А потому неторопливо, мудро и спокойно спускается по трём деревянным ступеням и идёт по дорожке. На морде его нарисованы волнение и стремление навести порядок и прекратить боевые действия.

Но кошки не обращают внимания на его миротворческие устремления и продолжают рычать, злобно глядя друг на друга. По мере приближения Мурчика шипение и рычание усиливаются.

Всё для себя решив, Мурчик целеустремлённо подходит к хозяйке – бело-серой Мурке – и, игнорируя боевой пыл, нежнейшим образом обнюхивается с ней. От Мурки он идёт к сидящей напротив Матильде и тоже любовно приближает к её полосатой мордочке свою чёрную, с белыми капельками молока на усах.

«Девочки! – написано в его жёлто-зелёных глазах. – Не ссорьтесь!»

Девочки прекращают громко рычать, хотя всё ещё шипят, но шипение их становится не таким откровенно агрессивным.

Мурчит садится между ними и растерянно и миролюбиво смотрит то на одну, то на другую подругу в попытках успокоить. Обе ему дороги, и он совсем не хочет конфликтов.

Посидев, подавая положительный пример, он встаёт, осторожно и неспешно снова подходит то к Мурке, то к Матильде, всем своим видом показывая, что он не допустит конфронтации и пора примириться.

Ярким и ощутимым энергетическим посылом он явно провозглашает хрестоматийное: «Ребята! Давайте жить дружно!»

Конфликт предотвращён.

С течением времени однажды тёплым августовским вечером Матильда приводит к деревянному порогу двух серо-полосатых, как и она сама, трогательных малышей с пронзительно синими глазками и тонкими смешными хвостиками. Дети не так давно научились ходить.

Мурки возле дома нет – она ушла по делам. Матильда, показав место, где никто не обидит, и оставив котят, тоже уходит на охоту. А дети, как и все малыши, прыгают и резвятся в траве неподалёку от порога. Один наскакивает на другого. Другой ложится на спинку и быстро отбивается задними лапками от нападающего сверху ушастенького братца.

И тут из дому выходит Мурчик. Он отужинал, но успел вылизаться, потому что молока на его морде не заметно. На сей раз хозяин не спешит.

Завидев огромного незнакомца, большого и страшного, котята перепуганно замирают. Забыв об игре, они вскакивают. А тот, что покрупнее и поактивней, выгибает спинку и принимается бочком пружинисто и легко быстро подскакивать, показывая готовность к схватке.

Телепат Мурчик сразу оценивает обстановку. Едва завидев испуг в детских глазах, он останавливается и замирает. Затем медленно и миролюбиво садится. Всем своим видом показывает, что он добрый и хороший взрослый кот, который ничего плохого делать не собирается и ни за что никого не обидит. Так он и сидит, а котята, всё ещё автоматически пятясь, опасливо прыгают с выгнутыми спинками. Но Мурчик, боясь напугать малышей, не делает ни единого движения.

Через день картина меняется и выглядит совсем идиллично: Мурчик лежит на зелёной лужайке у порога, а котята носятся рядом с ним и играют с кончиком его длинного чёрного хвоста. Кот покровительственно и добродушно позволяет эти вольности.

А вскоре, увидев, как братья не могут ухватить качающийся листок на веточке, Мурчик прыгает и веточку ловит, демонстрируя, как надо охотиться и хватать добычу.

Хотя сам он никогда не охотится – ему и так обеспечен неплохой рацион.

С теми же покровительственными отцовскими чувствами относится Мурчик и к бело-серому котёнку Мурки – Колобку. Вплоть до того, что выгуливает его, уже подростка, водя за собой по собственной территории. И на длинной дорожке, ведущей к речке вдоль картофельных грядок, всегда можно наблюдать два плывущих над зеленью хвоста – длинный высоко поднятый чёрный хвост Мурчика и бело-серо-полосатый, какой-то лемурий хвост любознательного Колобка. Мурчик учит и воспитывает сыночка, показывая ему свой мир.

Говорят, что он из породы норвежских лесных, с примесью, конечно. Мурчик – приверженец семейных традиций, а заодно и охранник. Он всегда знает, что кто-то должен уехать или приехать, встречает и провожает хозяев, как верный пёс. Только делает это без собачьего лизоблюдства, а с огромным чувством собственного достоинства – держит ситуацию под контролем. Встретить, проводить и сопроводить кого-то из обитателей дома, при этом охраняя (!), он считает своим долгом.

Когда хозяева по осени выходят на огород выбирать картошку, Мурчик неотступно следует за ними. Он заметно волнуется, не отходит от людей ни на шаг, старается держать всё происходящее под личным контролем, лежит рядом и оглядывает окрестности. А когда кто-то идёт к дому с мешком картошки за спиной, чтобы высыпать её в сарае, кот бежит следом и возвращается по пятам. Он всегда должен быть начеку и не оставлять никого без своей опеки.

Но век деревенских котов недолог.

И это была ещё одна из историй деревенского прайда.