Buch lesen: «Вне имён», Seite 7

– Я знаю здесь, неподалёку, одно уютное заведение… Ведь ты никуда не спешишь, Фанни?

– Я никуда не спешу, Михаэль. Никогда. Наверное, я уже прогорела в глубине души, теперь я – как свеча без фитиля. Которая не даёт света.

– Просто, ты переживаешь безвременье, Фанни. И в таком состоянии, внутрь твоей души могут легко проникнуть другие, странствующие, души, и легко овладеть твоей сутью… Чтобы этого не случилось, надо достигнуть полноты и ясности, наполниться собой до самых краёв, и заполнить себя… только собою…

– Наверное, это слишком сложно для меня.

– Нет, это очень просто. Бывает, мы пытаемся заполнить пустоту внутри себя другими людьми, любовью и заботой, связанной с ними. И лишь со временем понимаем, что нашу пустоту ничем заполнить нельзя, и мы только мешаем своей заботой состояться другим, это пустая трата времени и сил. И при этом, многие окружающие просто нас используют в своих целях. И мы тратим себя на миражи или пустышки. Но, я не говорю, что нельзя помогать другим. Надо, но… Не растрачивая при этом полностью себя и не уничтожая свою суть и свой внутренний мир – быть может, даже не придавая своей работе слишком большого значения. Надо отдавать этому миру ровно столько, сколько он даёт тебе. Никак не больше! Упущенного не воротишь… Растратить себя полностью, не оставив ничего – так легко… Фанни, тебе нужно теперь начать жить настоящим, а не прошлым. Не задумываясь о нужности или ненужности старых ран и затрат. Мир задолжал тебе немного тепла и заботы… Правда, Фанни… Это – так. Ты больше не одна. «Стучите – и вам откроют»… Только надо постучать…

– Как можно жить… настоящим? В нём нет света. Мне не за что здесь зацепиться. Я могу существовать… только в выдуманном мною мире. Увы… А без него, я начинаю падать в пропасть.

– Этот «выдуманный» мир придуман не тобой, а нами всеми. Когда человечество стало падает в пропасть, открывается выход в иное пространство. Когда-то это была религия. Искусство. Наука. А теперь… интернет. Иная реальность с иными законами. Только, никто этого ещё не понял. Они сами не знают, что создали… Вернее, что из этого можно создать. Только… я пока говорю о другом. Запомни: теперь ты не одинока. И в жизни каждого человека, даже слишком сильного и самодостаточного, иногда бывают моменты, когда он сможет выжить, только приняв чужую помощь. В твоей жизни такой момент уже наступил – или же, наступит совсем скоро. И тебе не тебе страшиться или стесняться чужой помощи. Надо её принять. Но… Пойдём уже отсюда. потихоньку. Вот – моя рука. Обопрись на неё.

– Куда мы пойдём, Неназываемый? В кафе?

– Да. Я приглашаю тебя… Тебя кто-нибудь, когда-нибудь, приглашал посидеть в кафе?

– Нет, – тихо ответила Фанни.

– Так я и знал. Бедная моя… К тебе притягивались лишь слабые мужчины. Требующие от тебя женственности, но ничего не дающие взамен. Ни поддержки, ни силы… Требующие от тебя также и мужества.

– Неназываемый… Ты слишком хорошо меня знаешь… Я этого очень боюсь…

– Просто… Я знаю тебя лишь потому, что я – слишком похож на тебя, Фанни. Мы – родственные души… И я легко читаю всё, что происходит с тобой.

– Мне становится страшно, Михаэль.

– Почему?

– Мне слишком хорошо, и впервые не одиноко. А за всё в этом мире надо платить… Я боюсь той цены, что предъявят мне высшие силы.

– Бог милостив и не похож на пугало. Он даёт радость и любит те минуты, когда мы счастливы.

– Я не знаю, что такое быть счастливой.

– Ты просто забыла, как это бывает, Фанни…

– Это бывают… миражи. Они проходят быстро, а вот испытания, посылаемые следом, длятся долго. И только… Не говори, что бог или боги не посылают человеку испытаний свыше тех, которые он в силах выдержать. Просто, те, кто не вынес испытаний, уже мертвы и ничего нам не расскажут.

– Всё – так. Однако, чем сильнее человек, тем больше испытаний выпадает на его долю. Потому и решили, что бог руководит их назначением. Обычно слабым везёт больше.

– Тогда – зачем быть сильными? Если везёт слабым. Зачем быть умными, если везёт дуракам? Зачем быть красивыми, если любят дурнушек? Справедливыми – если мир в корне порочен и жалок?

– Потому, что всё не так, как кажется. Мы не видим истинной реальности и того, что происходит. Мы видим лишь то, что отображается в кривом зеркале общечеловеческих иллюзий. Мы живём в мире отражений и создаём следующие отражения, заполняя ими пустоту. Мы присутствуем на маскараде, который почему-то не закончился и вышел за пределы средневековых мистерий в так называемую «настоящую жизнь». Здесь почти не осталось реальности, остались только маски. За которыми порою совсем нет людей. Абсолютно. Совсем. Никого…

– Мне страшно…

– Не бойся, Фанни. Мы теперь вместе.

– Кстати, почему ты решил меня найти? Я же писала, что считаю те чувства, что не проявлены в реале, более возвышенными и достойными проявления? Они не убиты пошлостью навешанных на них ярлыков, не имеют ни обозначения, ни плотности… Они как бы вне времени и вне пространства. Они вне этого страшного мира. Я всегда хотела общаться со своими друзьями лишь в пределах интернета – и никогда не пересекаться в реале… Я всегда писала об этом… Помнишь?

– Я всё помню, Фанни… И особенно – последние твои, странные стихи… Как всегда, в твоём стиле… Навзрыд.

 
…Есть отголоски боли,
Рытвины пустоты —
Те, что звались любовью…
Будешь иное – ты!
 

У официантки в кафе были печальные, серые глаза, полные затаённой грусти. Она была тоненькая, будто бы полупрозрачная, и чем-то напомнила Фанни Лану из канцтоварного киоска.«Странное дело, – подумала она, – Многие современные девушки делятся на две категории: или совсем худенькие, с ручками – ниточками, или же – просто тумбы, нередко ещё и огромного роста, со слоновьими ногами. Или же, наоборот: маленькие и кругленькие. Мутации от потребления суррогатов и всяких коктейлей?»

– Мы живём в эпоху тотального одиночества. В сжавшемся в комок, уменьшенном мире, среди всеобщей толпы, в отсутствии личного пространства, – шепнула Фанни.

– Да. И во времена, когда так необходима поддержка друзей, – возразил Неназываемый.

– Увы… Самое лучшее, что может сейчас сделать тайный друг – немного посочувствовать и уйти, – произнесла Фанни. – Мне сейчас слишком тяжело, и вряд ли можно мне помочь. Мы должны были встретиться не здесь и не сейчас; наверное, в каком-то другом, лучшем мире.

– Нет, друг – это тот, кто остаётся рядом, даже когда всё очень плохо, – ответил её спутник чуть слышно. – И даже, когда невыносимо. Но, я теперь чувствую, что тени… слишком близко подступили к тебе. И внушают тебе слабость.

– Какие тени? Из моего прошлого? – спросила она.

Неназываемый промолчал.

А на маленькой сцене в глубине этого странного кафе девушка и парень в чёрных театральных облегающих костюмах разыгрывали странную пантомиму, смысла которой Фанни толком не поняла, поскольку сидела к сцене боком и лишь изредка бросала в её сторону взгляды, всё остальное время посвятив робкому разглядыванию своего спутника.

Девушка-официантка записала заказ и вскоре принесла бутылку розового вина и пару вазочек с мороженым.

– За встречу, – провозгласил Неназываемый, разливая вино по бокалам, – давай, выпьем по бокалу. Так, чтобы согреться.

Фанни слегка пригубила свой напиток, и по телу мгновенно разлилась приятная теплота. Давно она не пила никакого спиртного: настолько давно, что уже успела позабыть вкус вина.

– Я… не знаю, как пригласить тебя в свой мир. Наш мир. Он не прост, и полон опасностей. Если бы ты по-прежнему могла жить так, как ты живёшь сейчас, то я бы подождал ещё… Многие наши продолжают жить обыкновенной жизнью – и не всех мы приглашаем в свои ряды. Только тех, кому стало в обычном мире уже абсолютно невыносимо. Кого просто надо спасать.

– О чём это ты? – Фанни уже выпила полностью свой бокал, и её реальность вдруг начала постепенно расплываться, а собеседник рядом – терять свои очертания.

Спиртное всегда действовало на неё неожиданно, и каждый раз – по-разному. Могла и не действовать вообще: как карта ляжет.

Неожиданно, кажется, после того, как в кафе вошли новые посетители, глаза собеседника Фанни сделались холодно-настороженными. Однако, она этого и не заметила.

– Выслушай меня внимательно, не перебивая, и отнесись к этому очень серьёзно, – шёпотом, вкрадчиво, попросил Неназываемый, продолжая улыбаться и рассматривать пустой бокал, вертя его в своей руке. – Завтра мы с тобой встретимся здесь же, в этом кафе. В шесть вечера. Выспись, собери самые нужные тебе вещи, сдай их в камеру хранения на Московском вокзале – и приходи сюда, но предварительно покатайся на метро и прогуляй весь день. Потом я рассажу, что тебе делать дальше. Если только с тобой сегодня же не произойдёт нечто непредвиденное.

Фанни улыбнулась. Ну что с ней может произойти такого уж непредвиденного! Её дни проходили буднично и неприметно.

Неназываемый понял её реакцию и сказал:

– И всё же, если с тобой дома вдруг произойдёт нечто необычное, то… Действуй по обстоятельствам, но обязательно сегодня же покинь квартиру, если заметишь, что хоть что-нибудь в доме не так… Даже, если это будет передвинутая кем-то вещь, лежащая не на своём месте, или просто ощущение чужого присутствия. И сразу же звони по этому номеру… Записывай…

Фанни автоматически стала заносить в плейерфон набор цифр.

– Ты позвонишь и скажешь только два слова: «Я иду»… И, когда выйдешь из дома, не садись ни на какой транспорт. Иди пешком. Ты знаешь, где дом-музей Набокова?

– Да. Приблизительно.

– Он недавно горел. В очередной раз… Что-то не везёт этому дому. Так вот, ты войдёшь в его парадный подъезд, там у входа, в холле, в любое время суток, будет сидеть лишь бабушка-вахтёр. Она тебя ни о чём не спросит. Потом ты пройдёшь по лестнице, по парадному залу, и войдёшь в кабинет…

Потом он долго и подробно описывал Фанни последовательность её дальнейших действий, план поворотов и спусков. В результате, она должна была очутиться в подземном коридоре, по которому можно пройти в совсем другой район города… В другой дом… Нет, Фанни не приходилось бывать там: в подъезде дома, в котором ранее находилась масонская ложа. Но, она его знала.

– Там ты выйдешь из подъезда и сядешь в жёлтую машину с надписью «Аварийная»… Прямо внутри, можно сказать, в ней обустроено жильё. И там ты будешь ждать, сколько потребуется. Ты всё запомнила?

– Да, – ответила Фанни.

– Очень надеюсь, что эти указания тебе не понадобятся. Но всё же… На всякий случай. А теперь… Мне надо срочно уйти. До встречи, – с этими словами, Неназываемый вдруг поднялся со своего места – и направился к выходу. Двое посетителей, те, которые раньше чем-то привлекли его внимание, немного позже тоже спешно ушли.

Неназываемый вышел, больше не оборачиваясь.

А Фанни проводила его взглядом. Потом взглянула в чёрную пропасть оконного проёма. За окном снова пошёл дождь.

Она ещё немного посидела так, доела мороженое… Пора уходить?

На небольшой сцене теперь новые парень и девушка исполняли восточный танец. В конце которого девушка в японском кимоно раскрыла над собой синий зонтик с крупными цветами и пошла прямо между столиков, семеня маленькими ножками. Она остановилась возле столика Фанни, и неожиданно, слегка подавшись к ней корпусом, тихо сказала:

– Вам просили передать, – и протянула зонтик Фанни, очень смущаясь, что выражалось в каждом жесте, присутствовало в ней во всём, вплоть до кончиков пальцев. Девушка улыбнулась сдержанной улыбкой. Лёгкий поклон – и вот она уже растворилась меж множества новых танцоров, одетых в разноцветные трико, которые высыпали в это время в зал и теперь передвигались всюду, прямо по кафе, плавно выполняя сложные пластические движения.

Фанни, закрыв подаренный ей непонятно кем зонтик, прошествовала к выходу и вышла на тёмную мокрую улицу. Там она от холода протрезвела, почти моментально.

Вскоре ей показалось, что кто-то идёт за нею следом. Она обернулась резко – но, вроде бы, за спиной не было никого. Только, немного странная тень в проёме, у тёмных ворот. «Показалось, или – это была какая-нибудь кошка», – подумала Фанни, и всё же почти побежала, и как можно скорее, по тёмным улицам.

«Он… почему-то не проводил меня. Но, наверное, так надо. Глупо обижаться, как маленькой девочке. Хотя, я подумаю ещё, приходить ли сюда завтра… И не знаю, решусь ли прийти. Что-то не так в нашем прощании», – подумала Фанни, и вскоре, добежав до знакомого подъезда, закрыла зонт – и скрылась внутри.

Глава 9. Фанни: побег

С некоторых пор, Фанни оказалась за гранью общественной жизни. Решила залечь на дно. И это ей вполне удавалось.

Интуитивно она сознавала, что такие, как она, люди в принципе не нужны этому миру, и будут уничтожаться, тем или иным способом. Во-первых, они слишком хорошо знают историю. А кому сейчас нужна история? Во всяком случае, не медиа-персонам: она мешает создавать мифы. Во-вторых, и это тоже немало важно, таким людям нужно будет или десятилетиями выплачивать пенсию, что весьма обременительно для государства. Или же, создавать для них новые законы. С выходом на пенсию… лет в триста, наверное. Или, вообще полного невыхода. А создание новых законов – дело тоже хлопотное и весьма неудобное… Обществу удобнее ввести добровольную эвтаназию. По закону, она разрешена любому, после семидесяти… Иногда – она не слишком-то и добровольная: это зависит от трудоспособности и родственников.

В общем, пока что спасение себя, как личности, и спасение подобных себе, если таковые были где-то ещё, виделось Фанни лишь в общем бардаке и недостаточности средств для окончательно тотального контроля за населением. Только в этом.

С тех пор, как она оказалась вне «нормальной» жизни – то есть, не могла больше воспользоваться полученным некогда образованием, поскольку её документы были безнадёжно стары, а образование бесконечно и безнадёжно просрочено, поскольку нынешнее образование стало полностью «не таким», Фанни усвоила несколько новых постулатов железно.

Одним из них было принятие того, что повсюду и всем здесь распоряжаются люди, абсолютно неадекватные. От дворников и посудомоек, среди которых такие личности становятся главными дворниками и посудомойками – и по нарастающей «вертикали». И они везде и всенепременно «в курсе», и всегда докладывают о своих делах начальству – и достигают своих задач и целей. Иногда, только потому, что начальникам не хочется связываться с такими личностями, а легче выполнить все их требования. А иногда, потому, что начальству нужны информаторы. И закулисные игры. И вот, наглые и вездесущие протеже уже под крылышком у вышестоящих. Вершат свои разборки с остальными. А начальники, к тому же, очень злопамятны, и потому имеют удовольствие накапливать сплетни, с немалым удовольствием доставляемые им подобными прихлебалами при власти.

Усвоила Фанни также и то, что подобными личностями для квартиросъемщика, проживающего на чужой территории, являются самые «активные» и наглые жильцы, собственники других потаённых углов. Среди которых, чаще всего, большая часть страдает вывихом мозга.

И потому, Фанни всегда старалась как можно скорее проскочить мимо вечно раскрытых в коридор дверей коммунальной кухни. Которая и являлась местом сбора жильцов для обсуждения всех и вся.

Стараясь ступать как можно тише, она незаметно прошмыгнула к себе в комнату, скинула обувь при входе, сняла плащ и повесила на вешалку, вместе с мокрым зонтом. И, первым делом, включила электрочайник. Затем подошла к окну, глядя в немую темноту. По стеклу барабанил дождь.

Фанни присела на низенький стульчик между диваном и столиком. И вздрогнула от неожиданности: раздался стук в дверь, такой силы, будто кто-то собирался полностью её вынести.

– Эй, сова, открывай, медведь пришёл, – последовал громкий незнакомый голос, а затем гаденький смешок.

Фанни притихла, желая сделать вид, что никого нет дома.

– Я знаю, что ты здесь! Видел, что вернулась. У вас на кухне ждал. Открывай! Я – твой сосед снизу. Уже везде затопили, а моя батарея холодная. Весь стояк потому что холодный, сверху донизу. А кран только у тебя. Надо воздух спускать. Я тут раньше бывал, до тебя тут Люська жила. Там, на батарее, кран сломан, а я инструмент принёс, отверну плоскогубцами, там штырёк есть. Вода хлыстать начнёт – приготовь тазы, будешь бегать и сливать. Ну! Открывай! – последовала новая очередь сильных, тупых ударов.

После минутного размышления Фанни боязливо открыла дверь и снова уселась на тот же стул, ожидая, когда незнакомец подойдёт к батарее. Неожиданный гость, однако, не стал осматривать батарею, а направился прямо к ней самой, прямой наводкой, на ходу открывая ящик с инструментами. И вскоре у него в руках оказались вовсе не плоскогубцы, а здоровенный топор. К тому же, он стал в раскоряку между столом и спинкой кровати, не давая ей проходу и угрожая топором.

Фанни растерялась от неожиданности и нелепости ситуации.

– Ты что думаешь, коза! – нехорошо, в дикой звериной усмешке, скривился мужчина. – Я тут цацкаться с тобой пришёл, чаёк распивать? Я убить тебя пришёл, вот зачем! И знаешь, почему? Да потому, что у тебя – всё так хорошо, а у меня – плохо. Говорят, ты в интернет заходишь, стишки там пишешь. Я недавно узнал, я всё про тебя знаю. А мне вот – совсем не до стихов: работаю, как проклятый, с утра до ночи.

И он размахнулся, заведя за спину над головой топор.

Фанни громко закричала и схватила только что закипевший чайник. Не останавливаясь, двинулась вперёд, тут же плеснув кипятком на мужчину и попав ему на брюки.

– Ай! – заорал тот, и вмиг опустил, а затем и вовсе отбросил в сторону топор, схватившись за причинное место. Фанни воспользовалась такой заминкой, и бросилась мимо него к двери, быстро выхватила с вешалки мокрый плащ и зонт, подобрала с пола сапоги – и метнулась прочь. Промчалась по коридору, и прямо в тапочках выскочила на площадку. Добежала до лифта: к счастью, он оказался на этом, последнем, этаже, и тут же распахнул створки. Фанни заскочила в кабинку, начала переобуваться и одеваться, пока лифт медленно шёл вниз. Наконец, выскочив на улицу, Фанни выбросила тапочки, чтобы не нести их в руках – и опрометью бросилась прочь.

Через несколько кварталов бега, когда она сворачивала то вправо, то влево, она с ужасом поняла, что её сопровождает машина. Она не сворачивала в сторону и не обгоняла её, постоянно, на одном расстоянии, двигаясь сзади. Фанни попыталась заскочить в ближайший магазин – но его двери оказались уже закрытыми, как и последующего кафе. Прохожих на улице не было. И Фанни, как затравленный зверь, побежала вперёд изо всех сил. Машина с тонированными стёклами все так же следовала за ней. К своему ужасу, Фанни поняла, что дальше последует длинный строительный забор, и впереди долго не будет ни подворотен, ни перекрёстков, ни дверей. Она бежала и бежала, преследуемая неизвестными, пока не пробежала вдоль всего этого забора, до нового перекрёстка, и не свернула на тёмную, пустую улицу. Потом – вновь бежала и сворачивала, сворачивала и бежала…

Фанни казалось, что иногда она может останавливать время. Вернее, полностью выпадать из времени и пространства. Такое с ней несколько раз происходило… В первый раз это случилось однажды, когда она ещё училась в школе и ожидала двух своих подруг в фойе театра. Они должны были купить вместе билеты и пойти на спектакль. Но, произошло нечто неожиданное. Она подошла к рекламному щиту, занимающему одну из стен справа от входа, и долго разглядывала портреты актёров и актрис, фотографии сцен из спектакля. И вдруг… Её стало будто бы уносить, затягивать куда-то. Кажется, вот-вот она окажется там, в далёком прошлом, среди дам в длинных платьях и молодых людей с тросточками. Будто бы, повиснув в пустом пространстве между мирами, витая абсолютно вне действительности, она услыхала, как из глухого колодца, смех и разговор своих подруг, которые – не найдя её, ушли прочь. Очнувшись, она вновь обнаружила себя внутри пустого фойе. Фанни, удивлённо озираясь вокруг, вышла на улицу. Часов у неё не было. Она шла и шла по улице, ошарашенная происшедшим – и, когда спросила у прохожего, сколько время, сильно удивилась: было ещё очень рано, слишком рано, задолго до того спектакля… Она не нашла ничего другого, чем просто поехать обратно, домой. А позже узнала, что в тот день подруги зашли в фойе – и не застали её там… Она переместилась во времени? Стала невидимой? Или, и то, и другое?

И сейчас… Фанни тоже, вдруг, почувствовала, что земля уходит у неё из под ног – и вот уже она бежит в абсолютной пустоте… На время, она выпала из реальности. А когда снова осознала окружающее, то оно переменилось.

Казалось, теперь стало чуточку светлее, и на улице было много людей, да и многие кафе и магазины ещё работали… Фанни долго ещё петляла, отчуждённая от происходящего и погруженная в собственные ощущения. Она брела куда-то, не глядя по сторонам, по улицам города. Пока, наконец, не остановилась и не перевела дух.

Где это она? Впереди – чугунная решётка Летнего сада, Михайловский замок. И вновь начинался мелкий, бесконечный дождь. Налетел лёгкий порыв ветра – и явного страха.

Фанни робко обернулась. Но сзади теперь точно никого не было. И никто за ней не следил. Она прошла мимо Летнего Сада… Дошла до Дворцовой… Вышла к Адмиралтейству… А вот, Исаакиевский Собор…

«Как там, – вспомнила Фанни, – Дом на Фонтанке… Масоны… А ещё – дом-музей Набокова… Стоп! Вот он, пожалуй, отсюда совсем близко», – и она повернула к Невскому. И набрала номер, который ей дал Неназываемый. Хотя, раньше не подумала бы, что им воспользуется…

– Я иду, – коротко сообщила она.

– Хорошо. Вас ожидают, – ответил ей ровный женский голос.

Когда она уже подходила к нужному дому, от одного из близлежащих зданий, выстроенных в стиле модерн, с большими витражами, отделилась старуха в тёмном, зимнем пальто с меховым воротником и странноватого фасона шапке. До этого, она застыла под его стенами, как кариатида. Скорее, впрочем, похожая на горгулью. Старая и скрюченная, с большим носом, она сказала скрипучим голосом:

– Пошли, – и, схватив Фанни за локоть, на неожиданно большой скорости, старуха рванула к Невскому. «Кого она мне напоминает? А, ну да… Три карты, три карты… Старую графиню. Это – её призрак? Говорят, что он гуляет до сих пор по Петербургу», – едва успела подумать Фанни, дальше только и успевая следовать, не отставая, за старухой.

Горгулья свернула на Невский, пошла среди нарядных толп, в основном состоящих из молодых людей, жаждущих прогулок и приключений. Не обращая ни на кого внимания, перед переходом на другую сторону она остановилась, схватив свою спутницу, ещё крепче, уже за пальцы руки – и дальше волочила её за собой, как ребёнка, всё так же следуя на довольно приличной для бабки скорости. Ладонь у старухи неожиданно оказалась тёплой и нежной на ощупь.

Вскоре, они были у лестницы, ведущей в одно из зданий, которое оказалось отнюдь не запертым. Внутри, по парадной лестнице, они поднялись к резным, старинным дверям. А там, бабка неожиданно скинула пальто, шапку и уродливые сапоги, распрямилась, и… сняла с головы весьма натурально выполненную резиновую маску.

В общем, теперь бабки больше не было. Теперь это была девушка, похожая на индуску, в ярком шафрановом платье, похожем на сари, но более коротком, до колена, и в полупрозрачной накидке-шарфе. На ногах – мягкие балетки: прямо в них, она и засунула ноги в огромные сапоги-калоши… Девушка сгребла свой скарб, это странное одеяние, и улыбнулась Фанни:

– Пошли, – и открыла ключом тяжёлые деревянные двери. За ними снова оказалась парадная лестница, ведущая наверх – а потом длинный, идущий в обе стороны, коридор. Незнакомка повела Фанни направо, вдоль этого коридора, и там открыла ключом одну из дверей. Фанни вошла первой и оказалась на балкончике, в большом круглом зале с высокими потолками и стрельчатыми окнами, выходящими во двор. С другой стороны центральной двери, что была внизу, располагались массивные ложи.

А посередине зала, за столом, расположенным в центре, сидел молодой человек с коротко стриженными русыми волосами. При появлении Фанни и её проводницы, он оторвался от книги и внимательно посмотрел вверх весьма проницательным взглядом. Над его столом зависал некий странный осветительный прибор или украшение, состоящее из кристаллов, камней и трубочек. Прибор зашелестел, потом повернулся к балкону другой своей стороной и сменил красный цвет некоторых своих камней на зелёный. При этом, даже цвет освещаемой им скатерти тоже стал меняться.

– Спускайтесь! – махнул им рукой незнакомец.

Они спустились по небольшой лесенке и приблизились столу.

– Вас заинтересовала безделушка над столом? – он слегка улыбнулся, лишь кончиками губ, проследив взгляд Фанни.

– Да.

– Кто вы? Как к вам обращаться?

– Я – Фанни, – представилась та ником в интернете, никогда не называемом ею вслух, в реальности.

– А я – Библиотекарь.

– Просто библиотекарь?

– Да, – молодой человек чинно поклонился. – Рад вас приветствовать. А вашу провожатую зовут Беата.

– А где…, – промямлила Фанни, только теперь осознавая, что не знает, каким именем назвать здесь Неназываемого.

– Он с вами встретится позже, если так будет нужно. Если вы захотите сотрудничать с нами, – произнесла Беата.

– Вы меня вербуете? Но я о вас ничего не знаю, – удивилась Фанни.

– Нет. Мы вас не вербуем. Просто, у вас возникнет выбор дальнейшего пути. Вы, Беата, свободны теперь, а вы, Фанни, сначала присядьте и осмотритесь, – серые внимательные глаза Библиотекаря по-прежнему изучали её.

– Да, я, пожалуй, пойду, – ответила Беата и совсем бесшумно растворилась за дверью. – Буду на страже.

– Полагаю, Командир недавно вас покинул, Фанни, и слишком внезапно. Вы обиделись? – Библиотекарь посмотрел на неё проницательно.

– Нет, – ответила Фанни.

– Он вас привёл не в простое кафе, а в наше кафе… И к нему пришёл патруль… Гости, можно сказать. Если их нет – он свободен. А если пришли – они идут на дело. Срочно. Один из способов поиска в городе наших – это найти тех, кого уже вычислили тени. И кого собираются убрать где-нибудь в тёмной подворотне. Потому, патрульные следят за определёнными участками, в особенности, в вечернее время. Вмешиваются в уличные драки – и спасают людей. Сегодня они заметили банду, которая явным образом кого-то «выпасает». И пришли за Командиром. Сейчас они уже… справились. Спасённого парня забрали наши медики, – пояснил Библиотекарь. – Да вы присаживайтесь.

– Вы сказали… Вычислили тени. Что это значит? Какие ещё тени?

– Ну… Я слишком рано проговорился, не следуя рекомендованным пунктам беседы. Мы поговорим об этом позже.

– Кем рекомендованным?

– Нашими более опытными товарищами.

Он выдвинул один из стульев, что были задвинуты, около стола, приглашая Фанни присаживаться.

– Мы – в Ротонде? – спросила Фанни.

– Нет. Мы в библиотеке. Это не Ротонда. В Ротонде сейчас… Э-э… Немного шумно. Туда сейчас нельзя. Вам Командир указал, чтобы вы добирались до Ротонды? За вами – что, уже был хвост? – спросил Библиотекарь.

– Он мне говорил про Ротонду… И, чтобы я позвонила по указанному номеру. Но, наверное, предполагал, что я, если и выйду, то явно попозже: мне пришлось уйти слишком поспешно и срочно. На меня напал сосед. А ещё, мне показалось, что за мной кто-то шёл, следил от этого вашего кафе. Но, я не уверена. И меня преследовала какая-то машина, когда я выскочила из дому.

– Именно от кафе за вами не могли начать следить. Там есть наши приборы. Но вероятно, что за вами начали следить ещё раньше, и ждали на выходе. Скорее всего, вас сдал теням кто-то из соседей. Такое чаще всего бывает. Кто-то вычислил вас, и возымел на вас зуб… Странное выражение. Идёт с тех времён, когда делали куколок, и втыкали в них иголки, с проклятиями. Куколки должны были внешне походить на жертву чёрного колдовства – и, желательно, заключать в себе её зуб или волосы… Методы сейчас иные, но суть – прежняя. Кто-то очень сильно пожелал вам зла, Фанни.

– Опять вы… Сказали про теней. Что это такое? Какая-то банда? И, прежде всего, объясните мне, что вы за люди… К кому я попала? Поймите, мне некуда сейчас пойти, меня преследуют неизвестные, и будто все события складываются сейчас против меня… На этом фоне, появляетесь вы. Так было у вас задумано – или вся прелюдия случайна? Я не шибко верю в случайности. Расскажите мне, что у вас за организация, только покороче.

– Если – покороче, то мы спасаем таких, как вы… От тех, кто совсем не такие. И кажется, в этот раз успели вовремя.

– Тогда, пожалуйста, всё же подлиннее, – нервно хихикнула Фанни. – Это – уж слишком коротко…

– Вначале вам надо допустить, что мы – всё-таки, друзья. И не причиним вам зла. И что мы просто беседуем и никуда не спешим. И тогда, я приступлю к рассказу. Не слишком короткому, – промолвил Библиотекарь, довольно грустно. – Может быть, это покажется странным, но я начну очень издалека – а вы просто внимательно слушайте. Итак, некогда, мудрые люди хотели освободить человечество от тяжёлого физического труда, и потому изобрели машины. Но, машины должны кем-то контролироваться, и потому затем придумали программирование и компьютеры. И, в конце концов, эти компьютеры, только уже и включая заключённых в них интелов, стали, в результате, мозгами человечества. Они изобретают, совершенствуются, пишут программы, сочиняют стихи и прозу. Причём, интелы – это полностью очеловеченные компьютерные мозги, так что, нам не грозит «восстание машин» или порабощение человечества роботами, как этого боялись фантасты прошлых времён. Казалось бы, всё замечательно, но… Нам грозит иное: полностью атрофированные мозги у основной массы населения. Примитивные, чисто животные, чувства и полностью эгоистические мысли. Ничего человеческого. А, в конечном итоге – невозможность этой среды производить новых интелов, поскольку условия убивают ещё в молодости всех тех людей, в ком только начинает зарождаться разум. И в реале нас ждёт лишь серая беспросветность. Мы, как человечество, в результате создания машин отнюдь не избавили себя от физического труда. Но… освободили, причём полностью, от труда умственного. Тяжёлый физический труд, наоборот, сохранился, поскольку оказался дешевле применения машин. Машина, механизм – дело тонкое. Люди выносливее, использовать их дешевле на стройке, для уборки помещений, погрузки товаров – на самых тяжёлых работах. А вот, в отношении умственного труда – интелы предпочтительней. И они трудятся совершенно бесплатно. Само создание интела – тоже сейчас стало не особенно затратным. И потому, многие конторы используют исключительно интеллектуальный труд интелов, не приглашая на работу людей с мышцами и кожей. Таким образом, именно от тяжёлого труда, возможности рабства и уничтожения другого человека, как мыслящей единицы и превращения его в тупое животное, работающее для прокорма, человечество никуда не ушло. Интеллектуальный же труд нынче совсем не оплачивается, поскольку ничего не стоит: интелы работают бесплатно и круглосуточно. Они создают проекты, изобретают, рисуют, пишут… Люди не избавили себя от необходимости протирать влажной тряпкой полы, но совершенно избавили себя от малейшей необходимости думать. Вдобавок, мыслящие люди перестали быть нужными государствам.