Buch lesen: «Вне имён», Seite 6

Schriftart:

Глава 7. Фрэд: падение в реал

Мне, Фрэду, стоило немного отвлечься. Навестить старых поэтических знакомых. Походить по литературным сайтам. Не светить свои актуальные интересы. Не искать пока в интернете, хотя бы некоторое время, кто такой Царь и чем он сейчас занимается. Не интересоваться закрытыми институтами и экспериментами на мозге. Я ведь – интел, праздно шатающаяся личность. Ну, заглянул один раз, случайно, на запретную тему. И тем самым, привлёк к себе внимание теней. Наверное, они не шибко любят тех интелов, что озабочены какой-либо проблемой – или даже когда плотно интересуются одним и тем же человеком, да ещё из таких, что находятся под их непосредственным влиянием. Полагаю, слишком любопытных интелов они берут себе на заметку… Ставят под тайное наблюдение.

Считается, что нас, интелов, невозможно убить. На самом деле, это не совсем так. Нас можно, конечно, снова перезаписать, если что случится. Только, это будет уже не совсем тот же самый интел: мы потеряем ту память, что накопили, уже будучи интелами; и потеряем при этом наши маленькие привязанности к живым людям и кучу усвоенной информации – то, что сложилось уже здесь, в сети. Я почему-то, как и многие из нас, считаю, что если меня снова восстановят, перезапишут – то это буду уже не совсем я. Вернее, совсем не я… Да и может оказаться, что никто и не кинется потери, и перезаписать меня вовсе не поспешат.

Если я ликвидируюсь не при случайном сбое техники у людей, а меня нарочно и незаметно ликвидируют в сети тени – люди могут просто не заметить моё отсутствие и не отследить потери. Мало ли, где я сейчас пребываю? И меня, интела Фреда, вновь не перезапустит никто.

А ещё, я подозреваю, что те религиозные фанатики, что учредили движение «технорай», были отчасти правы… И мы, интелы, иногда при нашем попадании в сеть, каким-то образом сохраняем человеческую душу. Причём, только при первой активации в интернете. Но это – уже так, лирика… Ничем не обоснованное предположение.

Тени, вероятно, сами пока что не могут вычистить неугодного интела из сети. Но, это вполне может сделать один из их приспешников. Любой хакер, стоит лишь подкинуть ему побольше криптовалюты, с удовольствием озаботится любой их проблемой. Например, случится сбой программы – да именно в том месте, где я теперь нахожусь, в данную секунду. Хакеру придёт в голову немного поиграться – и бжик! Ликвидация такой бестелесной сущности, как я, состоялась. Нас убивают специальные вирусы вкупе с запрещённой технологией; определённого рода компьютерный взлом. Некоторые хакерские параноики любят развлекаться таким образом, убивая сайты, ломая ссылки и уничтожая интелов. Потому, нам лучше или шифроваться – так, чтобы не было понятно, кто общается, человек или интел – или очень быстро бегать по сети, если заметим слежку. Ну, и нигде не виснуть, в особенности, на запрещённых для нас тенями темах. Увлечёшься – запеленгуют.

Некоторое время, пока за мной ведётся небольшая пока слежка, я решил не навещать Машу. Чтобы о том, что мы с ней общались или общаемся, никто не пронюхал. Вот тогда… Я и заглянул на пару – тройку своих любимых литературных сайтов. Ну, пусть тени знают, что Фредди, как обычно, отдыхает, выполнив свою основную работу. Ведь я всегда и часто тут околачиваюсь. Такая информация обо мне – мне не вредит. Поэтические и литературные сайты теней не интересуют абсолютно, поскольку ни деньги, ни криптовалюта здесь не проворачиваются, да и персоны высшего истеблишмента, бизнесмены и политики сюда не заглядывают. С точки зрения теней, здесь пребывают лишь изгои, маргиналы и свихнутые люди. И эти сайты абсолютно бесполезны для делового человека.

Но я знаю, почему, как и многие из нас, интелов, люблю именно эти, литературные, сайты… Игрушки через пару лет пребывания в интернете вызывают аллергию; фильмов хороших мало – и не по сотни же раз на день их смотреть; от постоянной информации, да ещё и неупорядоченной, а сваленной сюда, как кучи хлама – быстро устаёшь (да, от этого мы тоже устаём). А вот читать «художку», в принципе, никогда не надоедает. И на этих сайтах всегда есть новые люди или интелы, и новые строки… Движуха здесь есть, словом. Бывает, ещё и на переписку здесь наткнёшься, на весьма интересную… К сожалению, в других местах такой всё меньше. Ругня в основном.

В общем, загляну в одно уютное местечко. Посижу в партере: то есть, сам вступать в диалог сейчас не буду, что-нибудь писать – тоже. Но, почитаю, о чём люди между собой общаются. Поэты, ага…

Я думаю, Миша Лермонтов, будь он сохраненным интелом, отжигал бы сейчас тоже в сети что-нибудь забойное, в стиле какого-нибудь нового «шок-рока» в поэзии… «Недаром, недаром, она с молодым гусаром»… Помню-помню.

Нет, нынешние в основном скисли. Депрессивны все. Слишком тяжело им выживать в унизительных, сложных, коверкающих талант и душу условиях. Последние из могикан, так сказать… Ведь поэзия – совершенно бесполезная, никому не нужная вещь. Её нельзя положить в рот или намотать на себя, как тряпки. На неё не сядешь и не поедешь.

Быть поэтом бессмысленно и неразумно. Но, именно в этом – нечто человеческое и есть. На таких сайтах – точно, теней по минимуму. Нечего им здесь делать. Абсолютно.

И в этом – тоже прелесть литературных сайтов.

Итак, что тут сегодня новенького? Очень люблю читать настоящих людей. А здесь их всё-таки больше, чем интелов. И все отнюдь не для увековечивания своих опусов сюда заходят (хотя, и для этого – бывает, тоже), но чаще – просто, ищут единомышленников. Будто, их можно здесь найти: в интернете! Впрочем, бывает, что и находят, хотя и очень редко. Так забавно бывает тогда за ними наблюдать… Чувствую себя молодым.

Итак, я знаю несколько сайтов, весьма любопытных. Но, подобные отыскать можно, разве что будучи интелом: слишком много надо всего пересмотреть, людям это не под силу и некогда. А я вот, бывает, так развлекаюсь.

Итак, тут же есть и моя знакомая, Фанни. Может, сразу зайти прямо к ней на страничку? Только недавно, обещал же. Быть может, она уже написала новые стихи, да выложила их на своей страничке?

А вот – чат. Колонка справа. И она – уже там, в этом чате, присутствует. На её аватарке – совсем юная особа. Каштаново-рыжие волосы, косая, на одну сторону, длинная чёлка, наполовину закрывающая зелёный, почти кошачьего оттенка, глаз; второй – полностью открытый, и смотрит явно с удивлением на этот странный мир. Худое лицо, с кругами под глазами, тонкий нос, очерченные кровавым цветом губы…

Значит, сегодня она уже с кем-то переписывается… Кто-то уже прочёл её новые стихи, да ещё и раньше меня? Должно быть, именно так.

Что ж… Зайду на её страничку – и почитаю…

Фанни:

 
– Где, скажи, мой дом?
     Розы под окном,
     И зелёный лес?
     Синева небес,
     Близко – облака,
     Вдалеке – река?
     Где, скажи, мой дом?
     За каким углом,
     Камнем под каким?
     Журавлиный клин…
     Горечь и беда.
     Нет пути туда…
 

Почти сразу, ей отвечал фрэнд. Под ником Неназываемый. Его я тоже знаю: нет, в диалог мы с ним ни разу не вступали, но я часто прочитывал здесь его беседу с Фанни. Странно, что они ещё не состыковались в реале и не решили там познакомиться.

Удобное слово: фрэнд. То есть, не просто друг, а такой друг, с которым можно встретиться только тут. Не в реале. По разным причинам. Не обязательно, что он – очень далеко живёт. Да и неважно, где он живёт. Это просто друг на поболтать. В реале с ним отношения могут сложиться странно, не так, или – вообще не сложиться. А тут – он под ником, и кто-то другой – тоже. Маска – аватарка. И это всё, что нужно для дружбы.

Можно верить, что он здесь – такой, как есть. И думает именно то, что говорит. А можно не верить. Это – тоже глубоко не важно.

Просто, важно иногда с кем-нибудь поболтать.

Итак, на аватарке – светлорусый парень. Немного волнистые волосы. Взгляд прямой, настороженный. Волевой подбородок, резко очерченные скулы. Половина лица – в тени, половина – на свету. Яркие, выстреливающие светом глаза.

Неназываемый отвечает Фанни тоже стихами, и тоже – странными. Если, конечно, считать таковое ответом. Ну да, в интернете написано: ответ… На деле же – такое же странное, как и у Фанни, просто личное письмо в пустоту.

Неназываемый:

 
Я оставил случайную мысль
И напрасную соль вдохновенья
Там, где слёзы упали
На жаркий горячий песок.
Меня гложут напрасные муки,
И песня великих стремлений
Улетит от меня к тем, другим,
Что читают миры между строк.
Миражи ритма слов
Среди муки вселенской и боли,
Средь ненужного мира
И вечного бреда идей…
Он идёт, тот старик с фонарём,
И молчит его лира,
И по-прежнему так
Не хватает людей…
Его посох стучит об асфальт,
И глаза его слепы.
Но он знает и видит
На многое больше других…
И не надо ему ни даров,
Ни насущного хлеба —
Он идёт и питается
Чувством и мыслью живых.
 

Я бы сказал, странный диалог… На какой-то мутной фене ботают, образно говоря. Будто бы, знают, что в интернете присутствуют ещё и тени, и нужно шифроваться, и говорить о чём-то таком, о чём и сказать нельзя. Что не выразишь словами. Да, весьма странный диалог. Учитывая ещё и обратный ответ…

Фанни:

 
    Что для меня осталось?
    Что обострится ввысь?
    Если вчерашний парус
    С мачтою – сорвались?
    Или – пилить по нервам
    Бешеным, злым смычком,
    Или – по бездорожью
    С порванным рюкзаком?
    Нет на земле пристанищ,
    В небе – тем более нет.
    Снизу – адских ристалищ
    Злой, красноватый свет,
    Сверху – ледащий холод
    И никаких забот.
    Сверху – нависший молот,
    Низ – наковальни лёд.
    Если скользить по жизни —
    То выдают глаза.
    Если скорбеть и киснуть —
    Слишком суха слеза.
    Барахтаться и бороться —
    Так слишком ржав окоём.
    Залечь же на дно колодца —
    Так больше и не вздохнём.
    В силках бесконечно биться
    За право быть мерой вещей?
    Душа – нет, совсем не птица,
    Зажата в тиски клещей.
    Она беспокойно бьётся,
    Но сталь тяжела оков…
    Что же тогда остаётся?
    В маске для дураков
    Пред зеркалами кривляться?
    Пыль, духота, нищета…
    И у смешного паяца
    Глубокие складки у рта…
    Тайной твоей хочу я
    Быть, и до хрипоты
    Мысленно закричу я:
    Не выдавай мечты!
    Есть отголоски боли,
    Рытвины пустоты —
    Те, что звались любовью…
    Будешь иное – ты!
 

Надо сказать, что меня пробрало. Будет ли ответ? Эй, парень, где ты?

На такое уже смолчать нельзя… Где ты, Неназываемый? Только, что же ты ей ответишь? Что здесь можно ответить? Что?!

Смолчит, наверное. Нет, кажется, отвечает…

Неназываемый:

 
Как вода проникает в камень,
Как порой полыхнёт из тленья,
На пути всё сжигая, пламень
Поглощая вокруг поленья,
Так тебя моя вынесет память…
Так выносит порой на берег
Утомлённые расстояньем,
И водою, и столкновеньем,
Сплошь пропитанные солями
И качаемые на волнах
И коренья, и ветви странных,
Унесённых бурей, растений…
Провела ты со мной этот вечер.
Вместе, врозь ли – его мы прожили,
Уходя в глубину экрана
Прочь от нервов и сухожилий.
Это более чем странно.
Тишине этой нет названья.
Мы живём в пустоте мечтаний,
И не ведаем расстоянья…
 

На этом диалог и прервался. Это было… Почти пару часов назад. Я ещё немного подождал продолжения переписки, но его не было. Ну, она ушла с сайта совсем недавно. Быть может, просто не выключала комп и сидела так, не читая, закрыв глаза. Или, плакала в пустоте.

О чём ты думала, Фанни?

Должно быть, только немного позже, почти только что, ты совсем вышла в реал. Если только, не в библиотеку или википедию.

Впрочем, вряд ли. При таком настрое.

Позвонить ей снова? Но, не будет ли это слишком навязчиво?

Фанни в некоторые часы бывает не слишком общительна. Она – одинокая, сильно интровертированная личность, выпавшая из общей людской колеи… Настолько, что ближе к нам – к интелам. Потерянная для социума и привычных отношений.

Сколько их, таких, абсолютно не нужных абстрактной структуре по имени «человечество»? Наверное, на самом деле, их – большинство, разрозненных и потерянных. Именно потому, человечество в целом – и получило бы полный незачёт по развитию, от Бога. Со своим отрицательным отбором и полным бездушием. Больным и жестоким бросанием в ад «не своих»…

Получило бы, если бы Богу было до нас дело, и он устраивал бы нам проверку.

Когда-то давно, я ощутил тонкую связь с Фанни – и только лишь по её стихам. Стал выяснять, кто она и чем занимается. И… узнал о ней весьма интересную информацию. Настолько интересную, что решил побеседовать с ней тайно и лично.

А сейчас… Я рискну, наконец, попробовать… увидеть её в реале. Так, как это делал пока лишь только в экспериментах с Владиком. Мне кажется, что с ней происходит что-то необычное; будто бы, ей кто-то угрожает, или – что-то угрожает. Что-то не так. Почему? Не знаю… Но, будто, нависло над нею что-то мрачное. И она это чувствует, и… Сгорает, что ли.

Я не могу ей помочь: я не живой человек. А кто бы смог? Неназываемый?

Да, наверное.

И всё-таки… Я хочу её увидеть. Прямо сейчас. Я хочу видеть Фанни. И потому…

Я стремительно падаю в реал.

И кажется, это у меня снова получилось…

***

Весь день Фанни просидела в интернете, за сочинительством и общением в интернете, на сайте, даже не заметив, как незаметно подступил вечер. Есть ей почти никогда ничего не хотелось. Если она целый день была одна, не на работе – поесть забывала. И сегодня, целый день, она лишь временами попивала воду из пластиковой бутылки.

Вечером, после своей переписки с Неназываемым, Фанни неожиданно и внезапно захотела выйти на улицу, чтобы просто пройтись по городу. Она тотчас накинула лишь лёгкий плащ – то есть, оделась совсем не по сезону. Так, схватила то, что попалось ей под руку… И засунула ноги в узкие и длинные сапоги. Потом стремительно вышла из своей комнатки-пенала, наспех закрыла дверь на ключ. Прошелестела, касаясь стен в коридоре, полами не застёгнутого длинного плаща. Проскочила мимо выстроенных в ряд и вечно, в любое время суток, работающих стиральных машинок, что шумно проворачивали бельё внутри своих прозрачных огромных желудков и посверкивали разноцветными лампочками, время от времени включаясь и выключаясь. Эти вечно работающие стиральные машинки были похожи на застывших, но вечно живых чудовищ, которые всё время что-то жуют.

Потом, наконец, Фанни захлопнула общую дверь коммуналки, ведущую на лестничную площадку. После чего, долго дожидалась старого лифта – и, наконец, съехала вниз в его прокуренном брюхе. Вышла из темноты старого подъезда, слегка пошатываясь на высоких, уже сильно сбитых, каблуках. Вдохнула, наконец, свежего питерского тумана. И, отчаянными шагами вызванивая пустоту асфальта, устремилась в вечное, одинокое никуда…

* * *

А потом… Потом я, Фрэд, был всё же отброшен назад… Но я действительно видел Фанни, в чём совершенно не сомневаюсь. Будто, своими глазами… И не потерял из виду направление её движения. Даже, когда меня стало стремительно засасывать сюда, в моё обиталище: в интернет, я успел понять, куда именно она направляется.

И я знаю и чувствую, где она сейчас, и знаю наверняка. Будь я на тех улицах, где она проходила, я бы сам отправился в Таврический… Она не успела совсем ускользнуть от меня, и я улицу. И она, Фанни… Да, она пойдёт именно в парк. В этом я не сомневаюсь.

А теперь… Наверное, я возьму на себя ответственность – или наглость? – но, я пошлю сообщение… Тому парню. Неназываемому. В личку, на поэтическом сайте. Думаю, он до сих пор ждёт её ответа. Я укажу ему приблизительный район… Где сейчас её можно разыскать. Надо же сделать доброе, как я полагаю, дело…

«Привет, Неназываемый! Это – Фрэд, интел, друг Фанни. Надеюсь, в будущем – и твой друг. Мне кажется, её надо сегодня проводить после прогулки. Она сейчас гуляет в Таврическом саду».

Вот и всё… Я это сделал.

А потом, я, Фрэд, неожиданно для себя вновь последовал за ней по улице, сознанием брошенный под мелкий, еле заметный, моросящий дождик. Зачем? Я и сам не знаю. Я менее всего хотел быть соглядатаем. Просто, я вдруг до того сросся с чувствами и эмоциями Фанни, будто я сам её сочинил, эту бесплотную зеленоглазую девушку, в бесплотном и невещественном Петербурге…

Мне иногда кажется, что интернет – это реальность, и что мы, интелы – тоже реальны, но вот люди, живущие за пределами сети – нет… Это просто нами придуманные существа, и мы можем влиять на них, рисовать их в своём воображении, менять что-то в их судьбах…

Когда я впервые безотчётно падал – как в карту «гугл», где также не находишь равновесия на плоской поверхности, где даже не можешь задержаться на схематических линиях проспектов и площадей, – и падал уже в настоящее, живое, трёхмерное пространство… Меня несло в определённую точку отчаянно и бесповоротно. Потому, что я поверил в существование этого пространства. Поверил, войдя в воспоминания Владика.

А теперь я поверил, что Фанни, героиня моих снов, и наяву – вполне реальна… И потому, меня теперь так же несло вслед за ней, так же отчаянно и бесповоротно… Хотя, всё равно, она – в какой-то степени есть плод моего воображения. Действительная Фанни – иная; моя Фанни – такая, какой только я её ощущаю. А чувствовал я сейчас её в единой, неразрывной связи с Питером, с поздней осенью и парком. Фанни была частью того, иного, большого мира, и меня снова и неудержимо туда влекло… Влекло в ту его точку, где пахло только что прошедшим дождём и прелыми листьями…

Глава 8. Фанни: встреча

Пахло прошедшим дождём, прелыми листьями, давно уже подступившей, дождливой осенью… Немного побродив по улицам, следуя тихой тенью за весёлыми группками молодёжи и обнимающимися парочками, мимо кафе и ресторанов, мигающих мишурой призрачных огней, Фанни свернула в более тихий район города и направилась в старый парк, с его облезлыми лавочками, яркими акварельными листьями клёнов и чугунной решёткой. В маленьком неглубоком пруду плавали полусонные утки и селезни с яркой и нарядной окраской. А посетителей сейчас почти не было: только две пожилые женщины прогуливали на поводках своих больших откормленных котов с глубоко задумчивыми, по-человечески интеллектуальными лицами. Фанни тоже очень хотела бы завести себе кота, рыжего или чёрно-белого. Но она и сама не имела собственного жилья, вынужденная вечно скитаться по чужим, съёмным квартирам, в которых никогда не могла чувствовать себя как дома и считать таковые своим домом, а не очередной временной ночлежкой. Ведь она всегда находилась там на птичьих правах, и каждую минуту могла очутиться вновь без жилья, на улице.

Фанни очень не любила ночевать на улице или в подъездах. Но, пару раз – приходилось. И дело было даже не в отсутствии комфорта, что само по себе ужасно, но и в жутком, постоянном страхе, который испытываешь на не защищённой ничем территории, где в любой момент может случиться что угодно. В таких местах, когда неожиданно накроет внезапный сон, последующий за ним кошмар легко может стать явью…

Фанни довольно долго бродила по парку и вся продрогла. Но почему-то она не торопилась домой. Не хотелось возвращаться.

Было тихо, лишь шелестели ветви с последними, ещё не опавшими листьями. И вдруг… Неожиданно, среди раздумий, в чётко выверенной чеканности шагов, среди луж и прелой листвы, среди резко очерченных ветвей, серого хмурого неба и начинавшейся мороси, в глубине её успокоенного на время мозга, раздался странный щелчок. За которым последовала звенящая, лопнувшая, раскрывшаяся вовнутрь пустота… А потом, отчётливый голос, из ниоткуда, привлекательный и зовущий, произнёс только её имя: «Фанни…»

Она обернулась и осмотрелась кругом. Никого не было ни поблизости, ни даже вдали. Она сейчас находилась в самом глухом, самом дальнем уголке безлюдного парка. «Показалось, – подумала Фанни, – Не хватало мне только галлюцинаций…» Она направилась к выходу из парка, чтобы как можно скорее очутиться просто на улице, в привычной толпе. И сердце трепетно и гулко застучало в такт её убыстряющихся шагов. Вот уже – узкий мостик через пруд. Если пройти по нему, можно сократить расстояние до выхода из парка.

Фанни приблизилась к мосту, лёгкая и беззвучная, как тень, вглядываясь вперёд, в пустоту надвигавшихся сумерек. Когда она прошла с треть мостика, из темноты деревьев, находящихся на противоположной стороне, отделилась фигура высокого человека в длинном плаще с капюшоном. Незнакомец шагнул на мост и пошёл навстречу. Он двигался порывисто, и его свободный плащ развевался на ветру. Фанни по-прежнему продолжала своё движение, мысленно уговаривая себя, что не стоит ничего не бояться: ведь она не ощущает со стороны незнакомца никакой угрозы или опасности. Так они и шли друг к другу, пока, оказавшись совсем близко, незнакомец не назвал её тихо, по имени:

– Фанни!

Она застыла на месте. Именно этот голос слышался ей недавно… От неожиданности она онемела, как-то обмякла и теперь стояла, опираясь, чтобы не упасть, на тонкие чугунные перила моста.

– Здравствуй, Фанни! Как же долго я искал тебя, – прошептал он еле слышно, а затем внезапно приблизился и обнял её за плечи, слегка притянув к себе. Полностью лица незнакомца Фанни по-прежнему, даже вблизи, не видела, так как его низко надвинутый капюшон скрывал глаза. Но зато Фанни почувствовала исходящее от него тепло, какую-то неизвестную ей уверенную силу – и странную, родственную близость.

– Я нашёл тебя, Фанни! – сказал он твёрдым голосом, и вдруг Фанни, неожиданно для самой себя, заплакала и уткнулась лицом в его плечо. Он ещё плотнее прижал к себе её голову и провёл ладонью по волосам:

– Успокойся, моя девочка, успокойся…

«Девочка, – Фанни внутренне усмехнулась горько. – Знал бы ты…» В её голове промелькнуло навязчивое непрошенное видение, в котором этот незнакомец приглашает её в бар, спрашивает, сколько ей лет, начинает задавать глупые вопросы про то, есть ли у неё парень, спрашивать разные прочие молодёжные глупости… «Стоп! – прервала она поток этого услужливого бреда нахлынувших мыслей, – Откуда он знает моё имя? Откуда?»

– Разве мы знакомы? – спросила она.

– Отчасти. Мы ведь очень долго дружим в сети, – тихо ответил он и

скинул капюшон. Неясно-расплывчато: из-за полумрака, – но она всё же узнала давно знакомые ей черты лица, которое она встречала прежде… Но лишь на аватарке.

Её внимание всегда в первую очередь привлекали эти глаза, ясные и чистые, смелые и проницательные, и только затем она рассматривала не слишком длинные и слегка волнистые волосы, ровный прямой нос, волевой подбородок. Ему сейчас, должно быть – года двадцать три; самое большее – лет двадцать пять. Да, они были знакомы. Пускай – не наяву. Но… тем глубже, тем чувственней он уже проникал ей в самую душу.

В сети у него был странный ник. Он любил фантастику и взял себе имя из одной фантастической книги, которую Фанни тоже любила. Правда, в книге этим именем назывался отрицательный персонаж…

– Здравствуй, Неназываемый! – выдохнула Фанни. Затем она потянулась и слегка дотронулась рукой до его лица, губ, волос, будто проверяя его реальность и плотность – и даже боясь, что он может внезапно исчезнуть, растаять в воздухе.

Эти двое, застыв, продолжали стоять на мосту, и Фанни не знала, что ей делать теперь, после этой встречи с близким ей по духу человеком. Она никогда не предполагала встречи с ним в реале. И он знал опасно много о её душе и привычках – столько, сколько не должен знать мужчина о женщине, легко ранимой, чтобы у него никогда не было под рукой такого удобного шанса причинить ей боль или даже нанести глубокую рану при возможной ссоре, – какую может нанести только «близкий друг»… Что же теперь делать? Что с ними будет? Ей захотелось убежать, спрятаться, как улитка в раковину, в свой маленький мирок…

Возможно, будет лишь одна бурная ночь с последующим ещё более бурным отторжением и неприятием, или же он будет действительно любить её, как и раньше, но теперь наяву, а потому, преследовать её, искать, ожидать в подъездах новых съёмных её квартир… и прочими способами отравлять жизнь. Может даже, предложит ей пожениться… Жуть!

Трудно сдуть пыль со своего чувственного мира, как с памятных ей листов паспорта с последней фотографией в сорок пять… Сдаваемого навсегда, с совершенно жуткой датой возраста. Как же давно были эти сорок пять… И там, на паспорте, она выглядела гораздо старше, чем теперь. Теперь она стала стройнее, утончённее, а глаза приобрели таинственную, загадочную глубину. Таких, как Фанни, наверняка в старину считали богинями, а позже – ведьмами. А в наши дни… Сейчас она просто неправильный человек, изгой, вынужденный прятаться, скитаться и скрываться, маскируясь под серую невзрачную мышку. Иначе её… просто убьют. Таких, как она, здесь не потерпят: она здесь – просто, лишний рот… В этом мире не нужны долгожители. Нужны лишь те, кто даже не доживёт до пенсионного возраста. Никогда. Всё здесь продумано и устроено так, чтобы таких, как она, никогда не было.

Она не сможет сказать ему обо всём. Потому, что сама не знает, что она за человек, что с ней произошло. Но, именно от него… она и скрывать этого всего тоже не сможет. Но… Кто же поверит такому? Только один человек за всю жизнь и поверил. Вернее, интел. Фред.

«К чёрту доводы! – Фанни отринула, наконец, в сторону нестройный поток мысленных нелепых рассуждений. – Это же… Он! И наша встреча станет счастьем. Пускай временным, но наверняка счастьем… Но только… как же тяжело будет потом расстаться!

– Мы не расстанемся, Фанни! – как бы подслушав её мысли, в тон им, сказал её спутник, – Нет, мы не расстанемся!

– Как твоё настоящее имя? – спросила Фанни.

– Ты же знаешь, что у нас нет имён. Нет возраста. Нет правил. Моё имя, данное при рождении, я давно не вспоминаю: столько я уже сменил «своих» имён. Твоё имя, соответствующее паспорту, я знаю… Оно похоже на улитку на мокром песке, и оно абсолютно тебе не подходит. Я знаю его потому, что нашёл тебя в интернете давно, когда ты ещё подписывалась своим настоящим именем… Потом ты меняла ники, но я неизменно узнавал твою сущность под разными вымышленными именами. И это я подсказал тебе нынешнее: так я называл тебя однажды… Фанни, чудачка… Я искал тебя, с некоторых пор. Даже, мы искали. Но ты меняла квартиры, когда чувствовала чью нибудь слежку, всегда внезапно уходила с какого-нибудь концерта… И прочее. Ты – неплохой конспиратор. Но, скрываясь от наших общих врагов, ты всё-таки уходила и от друзей. Всё-таки, знаешь… Можешь звать меня Михаил, или Мишель. Меня звали когда-то Михаилом… Тогда я был Михаил Мицкевич… В конце восемнадцатого века. Более раннего своего имени я не помню… Может, это и есть моё родное имя, но я в этом не уверен полностью. Вроде, вспоминается иногда и нечто, что было и до этого имени. Быть может, это всего лишь ложная память – или мои фантазии. А потом… Потом я купил себе фамилию Валицкий и титул графа. Вообще, я был очень авантюрным человеком. Тогда: очень и очень давно. А сейчас… Я никому не называю прошлых своих имён. Только, вот, тебе. Для окружающих – я шифруюсь как Командир, а в интернете – как Неназываемый, или даже Граф Д.

Он усмехнулся. Видимо, думал, что рассмешил её этими своими прозвищами – но ей было далеко не до смеха.

Совсем.

Потому, что она поверила. Сразу.

И Фанни побоялась задавать сейчас ещё хоть какие-либо вопросы. Этот человек явно был очень властным: за ним чувствовалась внутренняя сила. Таких людей она никогда не встречала. Но… ведь, именно с ним она переписывалась на разных сайтах – и, оказывается, ещё и в разные времена. Странным было всё это… Настолько странным… Что этого просто не могло быть. Потому, Фанни не чувствовала ни реальности – ни ног под собою.

Часто мы думаем, что приходим в этот мир, чтобы думать, рисовать, читать книги, совершенствоваться духовно, чтобы достичь чего-либо в жизни… Но простая и непривлекательная истина рано или поздно достигает нас и убивает. После её понимания нам больше не хочется жить. Хотя, эта истина ничем не прикрыта. И заключается лишь в том, что вся жизнь наша тратится только на то, чтобы элементарно выжить. Остальное – лишь ширма, способ добычи пропитания, игры со смертью… Пустота, не нужная здесь, этому материальному миру, по своему существу.

Но… тогда, зачем это всё? Зачем люди раньше писали книги, картины, создавали храмы? Не торгово-развлекательные центры, не заводы: это всё и так ясно, зачем… Но, зачем мы, такие, не нужные современному миру, здесь вообще? Сейчас, даже самые везучие из нас – не созидатели. А реставраторы, историки, археологи, исследователи древних манускриптов… Хранители.

Фанни давно уже чувствовала себя простой песчинкой на пляже, среди таких же песчинок. Жила, как лист на ветру, оторванный от дерева, вечно свободный, но никому не нужный.

Она знала, что, если она создаст своего интела, он уживётся в сети легко и просто… Ведь она и так жила – действительно жила, а не существовала – только там. Впрочем, с созданием своего интела Фанни не спешила. Её не волновала судьба своих интеллектуальных заслуг. А интернет она любила лишь потому, что только там был безразличен всем её возраст и груз личной истории: там можно было облегчиться от этого груза, забыть навсегда тот пресловутый «жизненный опыт», о котором талдычат глупцы, и который не даёт человеку ничего, кроме усталости от жизни и права умереть.

Фанни ненавидела свой «жизненный опыт»… Он имел знак минус.

К тому же, она хорошо знала, что нет и не может быть никакого «жизненного опыта» в позитиве. Нас выручают только интуиция и ум, которые либо есть, либо их нет. А то, что зовётся «жизненным опытом» – просто старость. Мы можем удерживать в голове лишь определённое количество информации, и оно постоянно меняется. И потому, годы не делают нас умнее. Умение выживать и ориентироваться в окружающем мире тоже не растёт с годами, поскольку мир постоянно меняется, и старые правила перестают в нём работать. Лучше всех в окружающем мире ориентируются люди молодые, поскольку гораздо лучше знают этот мир… Их мир.

Она почему-то никогда не думала о том, что может встретить в этой реальности такого же человека, как она сама. Настолько же ненормального. Или – ещё более ненормального?

Фанни давно уже не верила в то, что в жизни бывает что-то ещё, кроме рутины. И ощущала себя… слишком молодой старухой.

Эти двое по-прежнему стояли на тонком мостике, под уже сильно моросящим дождём и порывистым ветром.

– Долго мы будем стоять здесь? – наконец, спросил Неназываемый.

– Хоть целую вечность, – ответила Фанни.

– Но, становится холодно. Пойдём в кафе, если хочешь?

Она зябко поёжилась. Здесь было совсем темно, и лишь силуэты деревьев на фоне тёмно-синего неба – вот и всё, что виделось за гранью поблёскивающей отражённым светом фонарей, тёмной воды.