Buch lesen: «Вне имён», Seite 2

Всё в этом городе было переполнено невысказанными и невыраженными идеями, не воплощёнными начинаниями… Ввысь, к далёким мирам и созвездиям, уносились несбывшиеся мечты и воспоминания былого – и, чем большим было реальное расстояние между людьми, тем сильнее кричали затаённые страсти, тем громче звучала музыка не выплеснутых наружу эмоций.

Чем больше было запретов, подавлений, тотального контроля и репрессий – во все исторические времена, что тихо шелестели до сих пор на этих улицах, прятались здесь в зданиях и подворотнях – тем ирреальней были мечты, тем сильнее был бунт. Тем безнадёжней была невысказанная боль, отравляющая пространство несбыточностью и безутешной безысходностью. Город великой славы и великолепнейшей красоты – но также и декабристов, бомбистов, нечаявщины и революций… Город противоречивый: великолепный, строгий, стройный – и самый таинственный, тайный, запрятанный вглубь.

Отстуканные на клавиатуре компьютеров или нарисованные кривым росчерком на сенсорном экране художественные опусы-дневники, плавающие на просторах Глобального Общего Сознания, в довольно большом проценте от всего русскоязычного интернета, принадлежали именно питерцам. Как и расписанные стихами подворотни старинных кварталов, подъезды исторических зданий, и стены в граффити…

Маша полюбила всем сердцем этот странный город, полюбила сразу – и навсегда.

Она любила гулять одна по его улицам, всегда узнавая что-либо новое: про здания, про людей, которые здесь жили когда-то… А вот знакомиться она не умела. И никогда бы не познакомилась с Николаем, не будь у неё тётки, которую она называла просто Светкой… В Питере сложно знакомиться, в особенности, когда основная интеллектуальная жизнь перебралась в интернет.

А в последнее время, благодаря появлению ЭМЧ (электронной модели человечества, то есть, общей совокупности сохранённых единиц интеллекта), Глобальное Общее Сознание, как иногда теперь называли интернет, поглотило в себя интеллектуальный мир почти целиком. Электронная Модель Человечества – стала реальностью, практически затмившей человечество физическое. Входя в интернет, отдельные лица неизбежно соприкасаются теперь с миром интелов и общаются в первую очередь с ними.

Такое положение дел в некоторой степени сделало обыкновенных людей как бы людьми второго сорта, во всяком случае, в глубинах информационного мира. Постоянные обитатели наиболее продвинуты в нем, и у них больше времени… Бесконечно больше. Потому, они зачастую относятся к физическим людям, как к братьям своим меньшим.

А это вызвало даже бунт у некоторых представителей реала. Их протест против вечного просиживания за компом всего свободного времени выразился в том, что появились «нью-натуралы», декларирующие любовь к «натуральным» посиделкам и вечеринкам «вживую», а также к выездам на природу, спорту и танцам, к чтению бумажных книг и театральным кружкам. Нередко среди нью-натуралов встречались и весьма экзотические культы: нео-язычество, различные эзотерические движения, и даже так называемые «сетеборцы», которые объявили интелов прислужниками дьявола, поскольку они, по их мнению, не имели души.

На одной из вечеринок, организованной как раз таки для культивации живого общения, хотя и без нью-натуралов и сетеборцев, Маша и оказалась, и всё благодаря своей тётке, которая была коренной петербурженкой, а старше – всего на десять лет. Подобные вечеринки устраивались посредством приглашения к себе в гости через интернет. Собирались фрэнды, ещё не состыкованные в реале, а также, их знакомые.

А Маша в тот день вовсе не намеревалась попадать на большую тусовку. Просто, заглянула к тётке, почти случайно: бродила по Питеру, близ тех мест – вот и зашла мимоходом. И застала Светку: даму с резкими, угловатыми чертами фигуры, с вечной длинной чёлкой, выкрашенной в фиолетовое, – уже в коридоре. Светка красила тушью ресницы перед большим старинным зеркалом в резной деревянной раме, и уже собиралась выходить.

– Пойдём со мной, матрона! – предложила она довольно бесцеремонно: это было полностью в её стиле. – Посидишь, поглазеешь. Может, с парнем каким познакомишься. Пора бы уже!

Конечно, Маша вовсе не собиралась на каком-то странном сборище искать себе жениха, но со Светкой спорить не стала: себе дороже, та ведь обсмеёт тогда по полной. Да и почему-то в тот день ей совершенно не хотелось спешить в тесную комнатку общежития, где вплотную стояли двухъярусные кровати, чтобы предаться зубрёжке. Слегка поднадоело. Так что, можно было и слегка развеяться.

Подругу Светки, к которой они тогда направились, все без исключения звали Тётя Валя. Именно так, и никак иначе. С двадцати двух лет: с тех пор, как она приехала в Питер из Тамбова искать работу и новую жизнь, полную приключений. Тётя Валя была коренастой и плечистой, но с узкими бёдрами: с такой нестандартной для женщины фигурой. Она всегда стриглась сама, очень коротко, под «бокс». Работала где-то бухгалтером и в одиночку воспитывала сына.

И, как оказалось, эта самая Тётя Валя жила в коммуналке… Самой настоящей, весьма классической. Мария и не предполагала, что такие коммуналки до сих пор существуют: с лепными украшениями в виде кариатид по углам, с детьми, которые катались на велосипедах по длинным коридорам… Этакий реликт коммунального прошлого, сохраняемый веками.

У Тёти Вали не было ни кухонного комбайна, ни прочей «машинерии», как она выражалась. И, как самую молодую из собравшегося за столом общества, именно Машу послали на кухню мыть чашки и блюдца.

С Николаем, который пришёл к своему приятелю в гости и как раз выходил из комнаты напротив, Маша столкнулась в коридоре, и при этом чуть не уронила с подноса пойманную Николаем на лету чашку. Почему-то он извинился перед ней, хотя, это ведь она на него налетела, улыбнулся своей обаятельной улыбкой. Николай вызвался помочь Маше: дошёл с нею до кухни и распахнул перед нею дверь. А потом, долго развлекал Машу беседой, пока она мыла посуду. Николай как-то сразу ей приглянулся, она почувствовала его надёжность, душевную теплоту. Он понравился ей ещё тогда, на той самой кухне. И Маша постоянно ловила на себе его изучающий, пристальный взгляд из-под короткой чёлки светлых волос. Вскоре вся посуда была весьма тщательно и неспешно перемыта, но поднос с чистыми чашками и блюдцами ещё долго продолжал оставаться на кухонном столе, застеленном невзрачной клеёнкой в мелкий цветочек…

Внезапно Машины воспоминания были прерваны неожиданным и грубым вторжением. Дверь, ведущая сюда, на огромный и пыльный чердак, вдруг заскрипела и распахнулась. Послышались грузные шаги и, кажется, те же самые грубые мужские голоса, которые она недавно слышала на лестнице.

Маша затаилась, спиной вжавшись в деревянную балку. Все слова довольно громкого разговора незнакомцев теперь доносились до неё чётко и звонко. Как ни странно, на чердаке была очень хорошая акустика.

Потом девушка развернулась, из темноты уставилась краем глаза, скрытая за деревянной подпорой, на двух незнакомцев. Наверняка, это были именно те двое, которых она уже видела, когда глядела вниз, в пролёты лестницы.

– А я сяду в кабри-о-лет, и поеду куда-нибудь, – пропел один из них басом. Грузный, приземистый и плотный.

– Дурацкая песня, – заметил другой, повыше и постройнее, фальшивым тенором. – И где они её откопали? Но водка была хорошая, натуральная, – и он смачно икнул. – Ну что, Логово, колись, где у тебя здесь нычка?

Порывшись немного в карманах и закурив, «бас» неспешно ответил:

– Да здесь она, прям в лифтёрной. Там ниша есть, она была всяким хламом завалена, и лифтёры туда по любому не совались: не к чему им там рыться. Я там, по уговору с ними, товар и беру. Он брезентовухой прикрыт. А замок на дверях – примитивный, навесной, легко вскрывается. Ведь, кто сюда сунется? Бомжи? Так тут-то не поспишь: лифт рядом с головой будет грохотать.

– Так, это – того… Забираем груз по-быстрому – и в тачку. Шеф уже наверняка подъехал. Клиента видал? Того, высокого, что на девку совсем навис. Это – он. Дозреет – будет на нас пахать. А пока – пусть погуляет ещё маленько, немножко тело освоит…

– Сомневаюсь я, Стерг, что план ваш выгорит. По поводу Клиента. На точку, пожалуй, он будет вхож, но вот с мозгами, как я погляжу, у него сплошной трабл. Не наш он. Заморочный больно, и, хотя интел не должен быть нюней, но этот – совсем потёк. На всех баб вешается – ни одну не пропустил, наверное.

– Это он просто дела ещё не нюхал. А управляемости ему вскоре шеф добавит. Он будет полностью наш. И мозгами, и телом. А что от спиртного вмиг окосел – так хозяин тела спортсмен был, непьющий!

– А всё же, Стерг! Не моё дело, конечно, шефу виднее, но что, если в его, не полностью идентичные натуральным, мозги придёт что-нибудь вовсе нечеловеческое, и он выйдет из-под контроля? Ведь подобных ему ещё не было, не так ли? Не опасно ли это?

– Разве что – сбой программы если… Но это – вероятно мало. Да и шеф, настоящий Царь, в этом случае сбой отследит. Он считает, что, раз Клиент настроился на чужую человеческую матрицу, то он получил базу данных для управления чужим телом. И для дальнейшей работы, значит, годен. Только, немного освоиться должен, с управлением чужим телом.

– Вполне вероятно.

– Ну, на крайний случай, убьём его, и получим программу невозврата для того… Настоящего. Если набедокурит по полной, надо будет это тело вовсе ликвидировать, а то – вдруг наше дело всплывёт. Лично мне жаль, конечно, будет реального парня, застрянет он тогда навсегда в «кубе». Хотя, и вернуться из «куба» после того, что натворит интел, обратно в тело, отвечать потом за всё… Прежде всего за то, что выдал своих – тоже вариантик ещё тот… Не завидую этому парню. Но, всё же, эксперимент есть эксперимент. Сложный, вдобавок. И того стоит. Риска такого. Но, именно потому, нам и нужен был Крот – ну, чувак тот мелкий, из научного центра. Только он в таких делах сечёт. А ещё, даже Крот опасается, что всё может пойти не так. Поговаривают, что этот интел из «куба» – как бы уже и вовсе не интел… Ну, то есть, он не совсем такой, как другие интелы.

– Чем – не такой? Он же с Царя писан?

– Ага. Вот именно. А как ты думаешь, прижился бы интел Царя в сети?

– Ха-ха… Ведь он совсем наумняк не строит.

– Вот именно. Потому, вне тела – не жилец. И до запуска его хранить можно было только в «кубе», причём, недолго.

– А «куб» – это тот приборчик, чёрненький?

– Вроде бы, да. Его при мне так и называли: «чёрный ящик». Похож на те, куда нормальных интелов записывают, но другой немного. Но, харе тебе курить, Логово! Открывай уже! – скомандовал тот, кого называли Стергом.

Послышался скрежет железных дверей, а через некоторое время эти двое дружно проволокли через порог лифтёрной какой-то тяжёлый груз.

– Чёрт! Я башкой треснулся! – послышался голос.

– Двери здесь низкие – просто мрак! Передохнём немного – рука устала. Опускай!

– Стерг, а ты на этих трясульках девки не видал? Ну, той, что с настоящим была? Помнишь, когда мы за ним, настоящим, следили, так их вместе несколько раз видали?

– Нет, вроде как. Может, она в туалете или на кухне плакала. Милый другой козой увлёкся.

– Шеф сказал, чтобы мы за ней внимательно следили: вдруг та заподозрит чего… Ещё забьёт тревогу. И сдаст нашего, как человека в неадеквате.

– Это мы ей полный неадекват устроим, на всякий случай, – хихикнул Стерг. – В особенности, если что не так из-за неё пойдёт. Попадёт тогда к Кроту и его компании…

– В смысле – убьют медики девку? Под видом операции?

– Ну, что ты! Зачем так сразу – и убивать! Может, вырежут только какой-нибудь не слишком нужный орган… Например, почку. Месяцев шесть в себя приходить будет. А за это время дело и сделается. Так – и проще, и с пользой. Орган продать можно. Пошли, что ли? Хватай товар снизу, а я – спереди зацепил!

Когда шаги спускающихся по лестнице незнакомцев, которые даже не удосужились закрыть за собой дверь, полностью стихли, Маша вышла из своего укрытия. Странные и страшные слова и напугали её, и в то же время отрезвили от личных, глубоко внутренних, переживаний. А также посеяли множество размышлений. Что-то неясное, но жуткое до озноба почудилось ей в словах незнакомцев. И, хотя и не было в том полной уверенности, но Маша почему-то решила, что говорили они именно о Николае… А в конце разговора даже упомянули о ней самой. Что происходит? Как в дурном сне. Чертовщина какая-то…

Она спустилась по лестнице. И решила сейчас же отправиться домой: то есть, срочно вернуться в общежитие. А до этого, съездить и забрать на квартире Николая свою сумку с вещами: ключ у неё ещё по-прежнему был в кармане.

Глава 3. Фрэд: начало поиска

Я стал иногда приходить и смотреть, как выглядит Владик и чем он занят. А потом – возвращался в компьютер, и мы болтали в одной из социальных сетей. Я рассказывал ему о том, что видел и чувствовал в его комнате.

– Упражняйся так, продолжай ко мне заходить. Или, куда-либо ещё. Попробуй видеть мир вне интернета, – посоветовал мне Владик. – И тогда… Мне не будет за тебя страшно.

– Страшно за меня? Почему?

– Ты ведь мой друг.

– Я знаю. И ты – мой друг. Навсегда.

– Я не люблю терять друзей, – сказал Владик. – Очень не люблю. По какой бы причине они от меня не уходили.

– Я не уйду.

– Понимаю, ты думаешь, что вечен. Но, ты знаешь… Хотя я и компьютерщик, но стал им поневоле: мало какие специальности мне подходили, в связи с ограничением физических возможностей. И… я боюсь, что интернет – создание не только людей. Не считай меня сумасшедшим: у меня есть повод так думать. Но, это пока что бездоказательно. И я опасаюсь, что те, кто его реально создал, в один прекрасный миг его и уничтожат.

– Уничтожат? Зачем?

– Мало ли… Я не знаю их планов. Но, ты не бойся уничтожения интернета. И тех, кто им правит. Они не властны будут над тобой… Впрочем, забудь: может быть, это лишь – мои напрасные, надуманные страхи. Я когда-то входил в интернет-секту, под ником, конечно… Там собирались люди, которые считают, что, если у человека есть действенный интел, а сам человек умер – то есть, потерял оболочку, тело – то его душа может переселиться в интела, существовать в компьютерной сети. Конечно, если только интела запустили в сеть почти сразу после смерти его хозяина, не более трёх суток если прошло. Именно у таких интелов, существующих внутри сети, есть души. Они по-прежнему здесь, хотя должны быть в ином мире… Нас сочли деструктивной сектой и прикрыли. Приписав нам ненависть к интелам. Да, мы были как бы против их существования – но вовсе не потому, что не любим вас, внутрикомпьютерных людей. Просто, вас кто-то обманывает. Или же, нас, людей. Нас всех обманывают, создавая вместо реального бессмертия удобный компьютерный мирок виртуальной реальности, вызывая привыкание к ней – причём, в среде людей умных, чей интеллект при смерти не разрушается, а способен и после функционировать. И тогда, вместо иных миров и освобождения, будущие интелы залипают в мир, им привычный: внедряются в сеть. Если, конечно, кто-то «запускает» в сеть записанного и сохранённого интела. Слепок мозга умершего человека… Прости, Фрэд, я не сказал ничего лишнего? Не сделал тебе больно?

– Нет, – ответил я, хотя этот разговор вызывал у меня странную, и довольно болезненную реакцию.

– В общем, Фрэд, ты – единственный интел, с которым я подружился, и с которым могу обсуждать подобные вещи. Потому и завёл этот разговор. Мы с тобой, как я считаю, поставили эксперимент… И ты, как оказалось, можешь видеть… То, что за пределом сети, и должно быть за пределом твоих возможностей.

– Да. Я нахожу это довольно странным – и даже поразительным.

– Мы продолжим эти наши эксперименты. Если ты будешь думать обо мне – то, пытайся попасть ко мне. Можешь прогуляться и куда-нибудь ещё – но потом, в этом случае, ведь никто не подтвердит тебе правильность твоих видений. А я могу выслушать тебя и сказать, что всё, что ты видел – таким и является. Что это не твоя выдумка, Фрэд.

А потом… Потом мы с Владом снова, до бесконечности, гуляли по Питеру, по карте «гугл». Попадая то в осень, то в весну, то в зиму; он узнавал те места, что видел в реале совсем мальчишкой, и мы вновь и вновь, до бесконечности, кружились по улицам.

Однажды, он смог выбраться в город. В реальный город. Он тогда называл место – и я, как жёлтый мурзилка, падал туда… В реал. И, на какие-то мгновения, я оказывался там. В настоящем мире. И тогда, ещё глубже, ещё более по-настоящему понял, как же люблю этот город. Очень. Возможно, что я и при жизни бывал здесь… А возможно, что нет. Наверное, это не важно. Просто, я чувствую Питер – и его странную душу.

Но вот… Однажды, я бродил где-то один, среди литературных сайтов, останавливаясь там, где что-нибудь меня заинтересует. И вдруг…

Не знаю, как описать это. Если бы у меня было сердце – я бы сказал, что оно сжалось. Ледяная картина уже наступившей зимы, ворвавшейся в ещё осенний город, затмила моё воображение. Повеяло смертным холодом. А потом…

Потом я провалился в совершенно странную, чужую реальность… «Владик…», – внезапно пронеслось в моём сознании. И я мгновенно перенёсся… Нет, не в ту комнату, что была уже привычной, и где я так часто уже видел или ощущал моего друга. Нет, в какое-то мрачное пространство, из которого не было выхода. Что это? Гроб? Но он, Владик, был жив. Я чувствовал это. Мне стало жутко, нестерпимо больно в душе. И вдруг… Вновь выкинуло прочь, на улицу. Туда, куда тихо, незаметно, не вовремя прокралась зима, среди осени вдруг завыла она между высотных домов ледяным ветром… Косые нити дождевых, стекленеющих на лету, капель хлестали в окна. Толпы продрогших, несчастных прохожих спешили по своим делам, забегали в магазины и в створки метро.

Здесь было лучше, чем в том гробу или коробке. Но, мне надо было вернуться назад, к Владику… Чтобы понять, что же с ним произошло.

Я снова подумал о нём, и…

На этот раз, оказался в абсолютно не знакомом мне помещении. Это была комната, квартира – но не Владика. Другая.

Возле окна здесь был стол, на нём – водружён компьютер, довольно заслуженный. Гораздо старее, чем был у моего друга. А возле него, в кресле, сидел человек. Он уставился в экран, потом огляделся вокруг. Там были и другие люди. Они стояли в центре комнаты, под люстрой. Трое. А ещё один, маленький, тщедушный, жался к стенке у самой двери.

– Это уже ты, Царь? – спросил самый высокий и толстый из троицы.

– Я, Боров… Только, мутно мне что-то. Опохмелиться бы, – отвечал высокий, стройный парень, сидящий в кресле. Но, будто бы не своим голосом.

– Не спеши нажраться. Ты теперь – в теле непьющего спортсмена, – напомнил ему Боров.

– Ага… Потому мне и дурно, наверное, – отозвался тот, закатив глаза.

– Нет, это – адаптация, всего лишь. К завтрому пройдёт, – провизжал фальцетом тот тщедушный, от двери.

– Вали сюда, Крот. Возьми этот дурацкий прибор, – сказал какой-то помятый, неопрятный парень с большим, крючковатым носом.

Крот приблизился, с явной опаской. Взял из рук подельника прибор: небольшой ящичек кубической формы.

– Здесь он теперь… Ещё пригодится, быть может. Если не сдохнет. Мгновенно считан и упакован – вот до чего техника дошла, – промямлил мелкий.

– Береги коробку, куб этот. Отвези к себе в центр. Надо будет – вернём его назад. Я – всего лишь копия. Снова сольюсь с хозяином. А этого – возвернём тогда обратно, и пусть отвечает за все мои дела. А то, зазнаётся он шибко…

И тут, меня вынесло обратно, я был снова в сети интернета. Дома, можно сказать…

Странные дела творятся на свете. И, чем дальше – тем страннее. Я – интел, но даже я не люблю современный мир и техническую революцию. Шумно, страшно и неспокойно… Такими словами я мог бы описать мир людей.

Я ничего не понял из того, что же произошло. И не находил больше Владика. Я не мог больше оказаться в его комнатке, когда называл его имя. Должно быть, его там больше не было.

Снова и снова, с целью переноса к нему, вновь и вновь выкликая Владика, в дальнейшем я непременно оказывался в каком-то научном учреждении. Там были белые столы и множество приборов. А, если попытаться покинуть этот кабинет, что мне несколько раз там удалось – можно было оказаться в длинном коридоре, по обе стороны которого шли одинаковые двери. Все они отличались друг от друга только номером.

А потом, после того, как я оказывался в коридоре, меня непременно уносило обратно, в интернет-пространство. И я перестал повторять подобные попытки своего переноса к Владику. Они не имели смысла. Но это вовсе не означало, что я перестал искать его. Он был мне как сын или брат… Мне его не хватало теперь.

Как же мне его не хватало! Некоторое время, я был совершенно в шоке. И где теперь мой Владик? С кем я теперь погуляю? Что было возможно даже, если ему отключат интернет, и если нет денег на поход в Эрмитаж, и даже если вокруг нас – лишь пустое, беззвёздное пространство, и есть только я и он, а весь мир поглотили тени… Всё равно мы с ним пойдём и погуляем по карте «гугл», узнавая знакомые питерские места. Или, по карте нашей памяти. Вместе.

Если только, они… Не знаю, кто – они… Не поглотили моего друга… Нет, не может этого быть!

Надо было хоть что-то делать. И потому, я подошёл к проблеме уже с другой стороны… Надо было проанализировать ту информацию, что у меня имелась. Должно быть, этот самый Крот перенёс странный прибор, некий куб, в какой-то «свой центр», как его и просили. Этот центр – или научный, или медицинский: очень уж коридор в нём напоминал больничный, и даже где-то вдали как-то мелькнула перевозка на колёсиках – я не знаю, как она называется. Но, на ней лежал человек, уж не знаю, живой ли. И её катили два санитара. И этот перенесённый в медучреждение куб имеет явное отношение к моему другу…

Всё это походило на один из моих кошмаров… Забыл сказать: не знаю, как у других интелов, но у меня кошмары бывают.

Итак, что я случайно узнал? Некто Царь занял, по всей вероятности, чужое тело. Не знаю, как такое возможно. Но, там мелькнула фраза о том, что они могут «переписать» личность человека. Причём, почти мгновенно. А значит, таким примерно способом, как переписывают информацию, когда создают интела. Его ведь можно не сразу выпустить в сеть, а хранить в коробке… Быть может, в таком же кубе. Значит, запись интела Царя была в коробке, и её поменяли местами с… живым человеком. Но, какое всё это имеет отношение к моему Владику? Причём здесь он? А ведь имеет же… Он-то как там оказался? И – где же это «там»? В этом злосчастном кубе? Это вполне вероятно. Но, почему – именно он? Ведь, этот гнусный Царь занял вовсе не его тело… А тело другого молодого человека, высокого, красивого и спортивного.

Ладно. Вначале надо выяснить, возможно ли действительно совершить подсадку – ну, скажем, интела, или – записи личности одного человека… В тело другого. И проводились ли когда-либо подобные эксперименты. А иначе, подобная моя гипотеза – всего лишь бред.

Мне в помощь – безбрежное море информации. Только, главное – не захлебнуться в ней, и не начать плавать на волнах рекламы лифчиков и колготок, новых роботов и средства от тараканов, триллеров, постеров и тостеров. В общем, здесь, как и в реале, ни на минуту нельзя расслабляться. Если хоть что-то пытаешься сделать.

Вначале, я полез во всевозможные блоги и чаты. Накопал только то, что в сети однажды поговаривали о том, что был ранее «закрытый» институт, где занимались разработкой записи мозга. То есть, подошли очень плотно к созданию интелов. А интел – это полная перезапись личности. Но, в том-то и дело, что поначалу эксперименты проводились отнюдь не для того, чтобы создать нас – своего рода, мыслящую бесплатную приставку к интернет сети, находящуюся всегда в рабочем состоянии, практически без отдыха. Нет, они проводились совсем с другой целью – люди стремились таким образом достигнуть бессмертия. И… отнюдь не в сети, а в реале.

Предполагалось, что, если полную перезапись личности можно создать, то такую запись, вероятно, можно внедрить в чужой мозг. Ну, и как? Можно – или нельзя? Такой вопрос и обсуждался в одном чате, и спорщики не знали ответа на этот вопрос…

Самое печальное, что вряд ли такая, секретная, информация о «закрытом» институте, о котором я узнал подобным образом, вообще есть где-нибудь в интернете… Скорее всего, её уже стёрли.

Что теперь делать? Искать в сети какие-нибудь научные статьи, старую документацию институтов, мудрёные доклады, не для средних умов, посвящённые научным исследованиям?

Для меня эта область – почти запретна. Мне грозит узнать слишком многое о себе: о том, как делают интелов. В инструкции для нас, всегда говорилось, что нам это знать вредно. Стоит строжайший запрет на этой теме. Вроде бы, интела, узнавшего про человеческий вариант себя, о своём возникновении, о своей жизни в теле – и тому подобное, ждёт помутнение разума – или даже, полная гибель.

Но я постараюсь узнавать что-то близкое к этой теме, но не залезать в подробности. Нужно снова нащупать хотя бы околонаучные сведения об этом, «закрытом», институте. Его работники, возможно, нашли ответ на вопрос: можно ли внедрить запись интела в чужой мозг… Интересно, почему люди до сих пор, в широкой массе, об этом не задумывались? Вопрос-то весьма скользкий… Вместо одной личности, переписав и внедрив – можно создать рядом с ней и другую… Куда только при этом денется первая, останется, выживет – или нет? Или, всё же, не так это просто, «внедрить»? Вот и я раньше думал, что непросто. Что можно создать лишь электронную модель, то есть, такую копию, которая может жить лишь в сети.

Но тогда, что случилось с Владиком?

Пока что – нет ответа…

Но, надо искать.

Подумать только… По человеческим меркам, страшное происшествие случалось только вчера. А мне показалось, что прошла целая вечность. Всю ночь я искал хоть что-нибудь, хоть какую-то зацепку в интернете о секретном институте. Таком, что занимался в этой стране нами, интелами, и вообще перезаписью человеческого мозга, приведению его в электронный вид. Я узнал, что саму технологию, в результате, быстрее разработали шведские и польские учёные. Относительно недавно, в пятидесятые годы. А в конце шестидесятых интелов уже было примерно с четверть от общего числа людей на планете. Но с тех пор, о нашем количестве в сети граждан перестали информировать, и что-то даёт мне повод думать, что в пределах этой страны, да и в мире вообще, наше количество уже не сильно возрастало. По разным причинам: некоторые страны перестали записывать интелов по религиозным соображениям, некоторые – по экономическим: чтобы не лишать умственной работы реальных, живых людей. Ну, а на территории Российских Интегрированных Штатов – по той простой причине, что…

Тут надо отвлечься и объяснить, что не всякого интела можно запустить в сеть – и он там приживётся. Большинство записей не активизируется – а, образно говоря, погибает в общем потоке информации. У них, информативно, не было ничего настолько своего, что это нечто может идентифицировать себя, как нечто отдельное и состоявшееся. Вне своей личной истории, это – пустой штамм, как говорим мы. Информационный мусор. И такие интелы распадаются на отдельные синапсы электронного мозга, а их энергия служит подпиткой для общей сети.

Так вот. Люди этой части суши, в своей массе – не то, чтобы тупы и безнадёжны, но… Именно они жёстко запрограммированы в течение жизни только на физический труд и проявляют себя как нечто, условно говоря, похожее на биоробота. Который только пьёт, ест, выполняет определённую работу и смотрит по вечерам новости и фильмы, выбирая самые уродские… Извините, вырвалось моё эмоциональное к ним отношение. В смысле, примитивно-развлекательные, ниже пояса. На территории РИШа (Бывшей России, но только до Урала и без юга): то есть, территории, которая меня сейчас интересует, – почти все люди биороботы. Ну, вернее, подавляющее большинство, в особенности, из тех, кто дружит с интернетом. И, хотя запись интелов по всей планете – удовольствие бесплатное, введено абсолютно для всех, и финансируется единой ассоциацией прогресса (ЕАПР), подобно финансированию ими бесплатного интернета в любой точке мира, от единой спутниковой связи… То есть, каждый человек планеты может пойти в представительство ЕАПР в своей стране и перезаписать с себя интела, или заказать предсмертное проведение такой записи, и при этом такая запись (личный чёрный ящик) будет сдана в общий фонд, и в указанное время (а в случае отсутствия указаний – после смерти индивида) его интел будет запущен в сеть. Но… Ещё не факт, что этот интел там приживётся. Очень малый процент российских интелов жизнестойки в сети. К тому же, они там полностью дезориентированы. В особенности, те, кто были при жизни безграмотными.

Надо сказать и о том, что для запуска интела в сеть в принципе не обязательна смерть носителя реального интеллекта. Но большинство из людей давали право на жизнь в сети своим интелам только после смерти, не желая встретиться с самим собой на просторах интернета. Все, кто «записывал» с себя своего интела, делали это, конечно, при жизни, а иногда – по нескольку раз, на всякий случай. Регистрируя всякий раз новую, дополненную запись. Тем более, что повтор этой, хотя и дорогой, процедуры тоже разрешён каждому, причём бесплатно. И потом уже новая запись хранится в едином фонде ЕАПР, в специальном «ящичке». Но, поскольку все знают, что существовать на просторах интернета будут только те интеллекты, которые смогут там выжить, и которые смогут постоянно там обитать – то есть, интелы людей с высоким духовным потенциалом… Причём, эту суть вещей не может изменить ни наличие титулов и званий, ни высокая при жизни должность, ни дополнительные деньги… Потому, узнать, жизнестоек ли в сети записанный тобою интел, ещё при жизни, отваживаются немногие. Большинство завещает запустить своего интела в сеть только после своей физической смерти… Что означает, что почти все интелы – своего рода «мёртвые души».

Впрочем, существовали и некоторые отважные смельчаки, чудики, запустившие интела в интернет ещё при своей жизни, и они теперь с удовольствием общались с ним за чашечкой кофе. «Приятно с умным человеком в шахматы сыграть», – как высказался один шахматист в ответ на вопрос, почему он уже активировал своего интела.

Конечно, появились и религиозные соображения, связанные с интернетом, и даже движение «технорай», сторонники которого считали, что активировать интела в сети нужно точно в момент смерти человека, и тогда его душа навечно перейдёт в сеть. Но, в общем, жёстких противников содержания интелов в сети почти не было. Прежде всего, потому, что интелы безобидны и полезны. Самое опасное, что мы можем «натворить» – так это сыграть с кем-нибудь безобидную шутку. Пользы же от нас гораздо больше. Мы служим людям, помогая разрешать новые и новые задачи, причём, наш интеллект, в отличие от интеллекта живых профессоров, не нуждается в поддержке пищей и не требует других расходов. Мы бескорыстны и деятельны.