Buch lesen: «Счастливые шесть пенсов»

Предисловие от издательства

Олден Артур Кнайп (1870–1950) был очень известным человеком в США, поскольку играл в американский футбол. Имя Кнайпа было на устах у сотен тысяч болельщиков.

После окончания спортивной карьеры Кнайп перешел на тренерскую работу, где также снискал признание профессионалов. Кроме того, Олден успел получить медицинское образование и степень доктора медицины, почти профессионально занимался музыкой.

Уйдя с тренерской работы, Кнайп не стал ни врачом, ни музыкантом, как можно было бы ожидать. Он начал… сочинять книги для детей! Совместно со своей женой, Эмили Бенсон Кнайп (1867–1958), он написал более 30 книг для детей и юношества.

Эмили сначала создавала иллюстрации для книг своего мужа, а позже стала полноправным соавтором. Наибольшую известность писательской чете принесло произведение «Счастливые шесть пенсов».

На русском языке повесть выходила в свет лишь единожды – в 1914 году (перевод Е. Корякиной) и давно превратилась в библиографическую редкость. Поэтому настоящее издание фактически заново знакомит российских читателей с этим образцом творчества Олдена Артура и Эмили Бенсон Кнайп. Современный перевод с небольшими сокращениями выполнен талантливой переводчицей Юлией Волченко.

Шестилетняя Беатрис Трэверс и двое ее старших братьев после смерти родителей живут у бабушки. Однажды на ярмарке, куда девочка отправилась вместе с теткой, ее остановила цыганка. Предсказание ее было более чем странным: счастье Беатрис найдет за далеким морем, а звезда войны станет для нее звездой счастливой.

По простоте душевной малышка предложила цыганке в качестве платы монетку в шесть пенсов с дыркой посередине. Но та отвергла предложение: монета принесет девочке удачу, а половинка ее принесет еще больше!

Волею судеб через несколько лет Беатрис вынуждена отправиться через океан в далекую и неизвестную Америку – к богатому родственнику. Вот тогда-то она и припомнила слова цыганки. И те самые, предсказанные и удивительные, события не заставили себя ждать…

Глава I
Странное пророчество

– Дай погадаю, милая, – нараспев проговорила цыганка.

Я крепче вцепилась в руку тети и с изумлением уставилась на странную женщину.

– Позолоти ручку, дорогая!

Тетя Пруденс рассмеялась:

– Мне не нужно твое предсказание, цыганка.

– А маленькой леди оно пригодилось бы…

Женщина пристально разглядывала меня, теребя черный локон. До сих пор помню ее смуглое морщинистое лицо – а ведь я видела ее лишь раз, в далеком детстве. Наша встреча случилась, когда мне было шесть лет.

– Маленькую леди ждет большая дорога. Кстати, судьбу ее матери тоже предсказала я.

– Что ты знаешь о ее матери? – быстро спросила тетя Пруденс, стискивая мою ладонь.

Цыганка дерзко взглянула ей в глаза:

– Я предсказала ей счастливую, но короткую жизнь. Ей и ее любимому.

– Зловещее пророчество! – гневно воскликнула тетя.

Предсказание и вправду сбылось: мои мама и папа жили очень счастливо, но на счастье им было отведено пять недолгих лет. А потом я и двое моих братьев остались сиротами на попечении бабушки и тети.

– У меня нет для тебя лишней монеты. Не приставай к ребенку! – отрезала тетя Пруденс и потянула меня за руку.

Я нешуточно обиделась на то, что она назвала меня ребенком, ведь, как я уже говорила, мне тогда исполнилось целых шесть лет, – я была уже совсем-совсем взрослой! Поэтому я вырвалась и подошла к цыганке:

– У меня есть монетка в шесть пенсов. Правда, она гнутая и с дыркой в середине…

Я растерялась, запнулась и, наконец, выпалила:

– Расскажите мне про будущее. Я хочу знать. И я не ребенок, и я не боюсь, вот!

– Браво! – воскликнула женщина. – Ты храбрая девочка, и за это я предскажу тебе судьбу. Но монету не отдавай – она принесет тебе счастье. А половинка ее принесет еще больше!

Сказав это, она обхватила мои розовые ладошки своими большими темными руками.

– В каком месяце она родилась? – спросила цыганка, не глядя на тетю.

– В июне.

– В каком году?

– 1764.

Тетя явно была недовольна – она терпеть не могла всякие предсказания, приметы и персты судьбы.

Цыганка долго молчала, пристально разглядывая мои ладони. Вдруг ее словно ударили: она вздрогнула, выхватила из-за пазухи прутик и стала чертить на песке причудливые каракули. И, наконец, заговорила тихо и монотонно:

– Жизнь ее читаю как книгу… Странные строки, запад на востоке. Англию она покинет. Но за морем обретет страну великую… Пройдет через горе навстречу радости. Отверженная, любима будет. Счастье ждет за великой водой. Звезда войны будет звездой счастливой…

Внезапно она оборвала себя, отсалютовала мне, как солдат, и, не говоря больше ни слова, скрылась в толпе.

Мы с тетей стояли молча, на нас словно нашло какое-то оцепенение. Признаться, тогда я даже не поняла слов, сказанных цыганкой. Но странное торжественное чувство окутало меня, я вглядывалась в толпу, надеясь разглядеть красную косынку.

Грубый смех тети вернул меня к действительности.

– Чушь! Чепуха! Вздор, рассчитанный на несмышленого ребенка! Не понимаю, как люди вообще слушают эти цыганские бредни!

Тетя снова презрительно рассмеялась. Но ее веселость показалась мне напускной. Более того, я видела, что она взволнована. Мы только-только пришли на ярмарку, а сейчас она настойчиво потянула меня домой, невзирая на мои просьбы и жалобы. Я семенила следом за тетей, глотая слезы.

Мы направились прямиком домой, к бабуле. Оказалось, что тетя Пруденс, так насмехавшаяся над предсказанием, запомнила его слово в слово!

Бабуля слушала внимательно и покачивала седой головой. Она была очень серьезна.

– Это нужно занести в Книгу Истин!

Так торжественно бабуля называла свою записную книжку, куда она вносила самые важные события и самые, на ее взгляд, мудрые изречения. Туда же своим причудливым почерком она вписала предсказание цыганки. Тогда я и не догадывалась, насколько важную роль сыграет Книга в моей жизни.

В тот вечер тетя с бабушкой долго говорили в гостиной о пророчестве. Говорили о нем и в детской.

– Такой тарарам из-за этой цыганки! – не унимался Гал. – Хорошее хоть было предсказание?

– Нет, плохое, – я обиженно надула губки. – Я думаю, плохое, ведь из-за него мы не пошли на ярмарку!

Глава II
Рождество 1775 года

Прошло немало времени, и, конечно, все мы уже забыли бы предсказание цыганки, если бы бабушка не записала его в свою Книгу Истин. В переплетенной шелком книге было много всего, не только пророчество, – каждый день бабуля зачитывала мне оттуда что-нибудь новое. Это стало частью моей жизни: поначалу я слушала просто из вежливости, потом мне стало интересно. Я стала глубоко задумываться о взаимоотношениях людей, о морали, о манерах. Правда, я размышляла об этом, глядя на других людей. Что ж, может, вы тоже замечали, что чужие ошибки мы часто видим лучше, чем свои?

Шесть лет пролетели незаметно. Гувернер моих братьев согласился обучать и меня, поэтому вскоре я научилась писать и теперь сама могла делать записи в бабушкину Книгу.

Тетя Пруденс вышла замуж, и я, наконец, обрела свободу. Нет-нет, не подумайте, будто мне было позволено днями напролет бегать наперегонки с мальчишками: бабуля еще строже следила за моими манерами, учила меня носить шляпки и перчатки, а домоправительница Марлетт рассказывала мне о том, как вести хозяйство. Но поскольку рядом не было строгой тетушки, я, можно сказать, наслаждалась свободой.

Мы с Галом и Гарри плескались в озере, катались на лодке, наперегонки скакали верхом. Бабуля сокрушалась, что это недостойно юной леди, я же гордилась тем, что веду себя как сорванец.

Все вокруг судачили о том, что моя тетя сделала выгодную партию. Ее муж, мистер ван дер Хельст, был богатым торговцем из Амстердама.

Понемногу становилось ясно, что бабуля потратила на пышную свадьбу и приданое дочери гораздо больше, чем могла себе позволить. Нам становилось все труднее: денег едва хватало.

О мистере ван дер Хельсте мы, дети, знали мало и, по правде сказать, думали еще меньше. Они с тетей Пруденс уехали в Голландию сразу же после свадьбы, и вестей от них не было. При нас бабуля всегда отзывалась о зяте с уважением, и мы были уверены, что она рада выбору дочери.

О том, что это не так, я узнала случайно. Я невольно подслушала разговор бабули с нашей домоправительницей Марлетт. Говорили они обо мне.

– Вот увидите, мадам ван дер Хельст сдаст ее в какой-нибудь интернат! Не станет она терпеть характер нашей девочки.

– Характер?! Да эта малышка превосходит саму Пруденс решительно во всем! Увы, ни к дочери, ни тем более к зятю я не могу обратиться за помощью. У нас нет денег, Марлетт.

В это Рождество бабуля по-настоящему ощутила приближение нищеты. Она всегда была очень щедра по отношению к деревенским беднякам. Но теперь ей просто нечем было с ними поделиться. Мы, дети, не вполне понимали, почему бабуля грустит, – думали, что она, как и мы, злится на зарядившие дожди.

Наутро выпал снег, и мы с братьями и деревенскими ребятишками кинулись играть в снежки.

Вернувшись, мы застыли на пороге: до этого дня мы ни разу не видели нашу бабушку в слезах. Я бросилась ее обнимать.

– Почему ты плачешь, бабуля?

– Плохие новости, мои дорогие.

– Что случилось? – Гарри был самым старшим из нас и старался говорить строго, как взрослый.

– Герцог Харборо женился, и теперь его мать требует это поместье себе. Нам негде будет жить!

От слез бабушка не могла продолжать, и Марлетт вывела нас из комнаты.

Вот все, что мне удалось понять: поместьем, в котором мы жили, владела наша двоюродная бабушка, герцогиня Харборо. Пока ее сын не был женат, она жила вместе с ним в роскошном замке. Теперь же она не желала оставаться под одной крышей с новой хозяйкой замка – его женой. Дом, в котором мы прожили столько лет, больше не был нашим.

Марлетт рассказала, что наш покойный папа был наследником богатого сэра Хораса Трэверса, и, по правилам, теперь наследником становился мой старший брат Гарри. Но сэр Хорас был жив-здоров, а мы отныне стали бездомными.

Через пару дней пришло второе письмо: герцогиня Харборо милостиво разрешала нам остаться в доме до мая. Бабушка была бесконечно рада и этой отсрочке. Она надеялась, что за четыре предстоящих месяца леди Харборо может передумать или же тетя Пруденс с супругом найдут верный способ нам помочь.

Мы бросились украшать дом. Все смеялись и радовались так, словно это было самое веселое Рождество в нашей жизни и ничто не могло его омрачить. Рождественский вечер был чудесным! Мы обменивались подарками, бабуля обнимала нас, называла лучшими на свете детьми и смеялась, правда, я заметила слезинки в ее добрых глазах.

Но праздник не может длиться вечно, и после недолгой рождественской сказки все мы приуныли: впереди ждали неизвестность и страх потерять дом.

Бабушка написала письмо тете Пруденс, но не получила в ответ ничего, кроме дежурных поздравлений.

Между тем наступила весна. Снег сошел, лужайки зазеленели. Мы с братьями радовались возможности подолгу играть во дворе. Но однажды утром пришло письмо от герцога Харборо: он требовал освободить поместье к четвергу.

Бабуля слегла в постель. Тетя Пруденс не отвечала на письма, наше отчаяние росло. Ни мы с братьями, ни Марлетт не могли найти слов, чтобы утешить бабушку.

Поначалу мне казалось, что я вполне осознаю нависшую над нами угрозу: покинуть дом, где мы выросли. Мы много раз говорили об этом, но все равно это казалось чем-то далеким и не вполне реальным. Однако этот день настал. Мне стало очень страшно.

В разгар всеобщего смятения внезапно объявился не кто иной, как мистер ван дер Хельст.

– Мы спасены! – воскликнула бабуля, спешно вытирая слезы и пытаясь пригладить мне волосы.

Мы надели лучшие наряды, бабуля тепло приветствовала зятя. Но лицо мистера ван дер Хельста не предвещало ничего доброго. Он грубо прервал бабушкино приветствие:

– Я с неприятным поручением, мадам. Давайте сразу к делу. Вы уже собрали вещи для переезда?

– Нет.

– Супруга предупреждала меня, что такое может случиться. Что ж, возможно, это и к лучшему. Видите ли, моя дражайшая жена пошла вам навстречу и сделала все необходимые распоряжения.

– Распоряжения?..

– Вы, мадам, вместе с Галом отправляетесь к нам. Возможно, под чутким руководством моей жены вы сможете помогать по хозяйству, а мальчика я привлеку к работе в своей фирме. Гарри отправится к своему кузену, тот согласился поспособствовать его образованию, и вряд ли мы можем требовать от него большего.

– А что будет с Беатрис?

– Мы не возьмем к себе девочку, и кузен тоже ее не возьмет. Однако моя супруга написала вашему родственнику, Джону Трэверсу, в Америку. Он слывет состоятельным человеком, можно не сомневаться, что он сможет ее обеспечить. Письмо моей жены обезоруживающе трогательно. Правда, мы еще не получили от него ответа, но можем с уверенностью предположить, что он будет положительным. Таков единственный выход.

Лицо бабули стало непривычно суровым.

– Наказы от Пруденс закончены?

Мистер ван дер Хельст мрачно поклонился.

– Она действительно думает, что я отправлю ребенка через океан? Одну, в толпе совершенно чужих людей? Никогда! Бессердечно называть это «выходом»!

– Другого все равно нет.

– Выход есть всегда! Так и быть, забирайте Гала и делайте из него преуспевающего торговца. Слава богу, у меня есть немного сбережений, чтобы позаботиться о себе и о девочке. Мы с Беатрис найдем себе недорогое жилье…

– Нет, мадам, так мы не договаривались! Мы рассчитывали взять вас и мальчика – обоих. Конечно, вашего скромного достатка на возмещение расходов хватать не будет, ну что ж, мы с женой готовы с этим смириться.

Бабуля смотрела на него, потрясенная до глубины души.

– Не хотите ли вы сказать, – севшим голосом проговорила она, – что если не поеду я, вы не возьмете и Гала?

– Вы совершенно верно меня поняли, – холодно подтвердил ван дер Хельст.

– Но я же не смогу содержать и девочку, и мальчика… – бабуля опустилась в кресло и закрыла лицо руками.

Марлетт бросилась ее утешать. Я тоже кинулась к бабушке, гладила ее руку и не знала, что сказать. Мистер ван дер Хельст стоял перед нами, не пытаясь скрыть ухмылку.

– Мне кажется, мадам, вы сгущаете краски. Мистер Трэверс, насколько мне известно, богат, поэтому за девочку беспокоиться не следует. В любом случае, – я повторяю, мадам, – отправить ее за море – единственный возможный выход. Ни я, ни кто-либо другой не возьмет на себя такую обузу. И расходы на ее приданое в будущем.

– Я не пущу ее! – бабушка сорвалась на крик. – Бесчеловечно отправлять двенадцатилетнюю девочку одну – за океан!

Мистер ван дер Хельст лишь равнодушно пожал плечами. Бабуля не переставала шептать: «Что мне делать? Что же мне делать?»

На протяжении всего разговора я стояла очень тихо, боясь пошевелиться и произнести хоть полслова. Что со мной будет? При мысли о том, что мистер ван дер Хельст готов отправить меня в Америку, как какой-то груз, во мне поднимался гнев. Но моя любимая бабушка, растерянная и пораженная горем, была для меня куда важнее собственной судьбы. Я не хотела уезжать, не хотела оставлять родных, но внезапно суровая правда предстала передо мной со всей ясностью: у нас действительно не было выбора. Все мои заботы и желания свелись к одному: утешить бабушку, успокоить ее, уговорить не отказываться от предложенного зятем крова.

– Отпусти меня, бабуля, – почти прошептала я. – Поверь, я ни капельки не боюсь.

Бабушка прижала меня к себе и тряхнула головой с каким-то отчаянным вызовом. Этот жест вдруг напомнил мне другой – очень похожий. Женщина встряхивает волосами, говорит дерзко… Цыганка! Предсказательница, много лет назад встреченная на ярмарке!

Я ухватилась за воспоминание, как за спасительную соломинку:

– Бабуля, вспомни пророчество… «Пройдет через горе навстречу радости… Счастье ждет за великой водой».

Бабушка мгновенно выпрямилась в кресле. Она больше не плакала.

– Книгу, дитя мое! Принеси Книгу Истин.

Я выбежала из комнаты и через минуту уже протягивала бабушке заветный томик.

Бабушка несколько раз перечитала про себя пророчество. Она не хотела отпускать меня, она страдала от беспокойства за мою судьбу, но ничего другого нам не оставалось. В словах цыганки бабуля нашла хоть слабое, но утешение, тонкий лучик надежды, – и я была бесконечно этому рада.

Мистер ван дер Хельст, довольный, потер руки, и тут, размахивая над головой письмом, в комнату влетел Гал.

– Бабушка! Представляешь, письмо привез моряк, из самой Америки! Что тут может быть?

– Вне всякого сомнения, это подтверждение от мистера Трэверса. Я рад, что нам не пришлось ждать слишком долго, – мистер ван дер Хельст протянул руку.

– Нет, – тихо, но твердо сказала бабушка. – Дай письмо мне, Гал.

Бабушка распечатала письмо и прочла вслух:

«3 марта 1776 г., Джермантаун

Многоуважаемая Мадам!

Я получил письмо Вашей дочери и спешу принести Вам свои соболезнования в связи с событием, Вас постигшим. Я готов взять к себе одного из Ваших мальчиков, обеспечить его и дать ему лучшее образование. Но я холост, и потому не могу взять на себя заботу о девочке.

Ваш покорный слуга,

Джон Трэверс»

Глава III
Спешное прощание

В комнате повисла тишина, нарушаемая только всхлипами бабушки – и, на этот раз, моими. Мистер ван дер Хельст нервно ходил по комнате, запустив руки в карманы.

Вдруг лицо бабули просветлело:

– Но все ведь хорошо, все же складывается! Теперь вы возьмете меня вместе с Беатрис. А один из мальчиков отправится к сэру Джону. Вот и славно, вот и хорошо.

– Нет, мадам, – отрезал мистер ван дер Хельст. – Девочку я не возьму. Она ведь вырастет, и тогда придется тратиться на ее приданое!

– Но надо же что-то делать!

– Верно, – согласился ван дер Хельст и поднял письмо, во всеобщей неразберихе упавшее на пол.

Он перечитал письмо, сдвинув брови. Внезапно его осенило:

– Ну конечно! Тут и говорить не о чем. Глядите: он не пишет, что «не возьмет» девочку, он пишет, что «не может взять» ее. Это большая разница!

– Что же нам делать?

– Отправить Беатрис к нему, конечно же. Не пришлет же он ее обратно! Сейчас я поговорю с тем матросом, что принес письмо.

Через десять минут мистер ван дер Хельст вернулся в комнату и рассказал, что матрос этот с судна «Попрыгунья Бетси», что корабль принадлежит самому мистеру Трэверсу и готовится отплыть меньше, чем через неделю.

– И за пассажира не нужно платить, – мы не понесем расходов! – заключил довольный ван дер Хельст.

– Они возьмут девочку? – настойчиво спросила бабуля.

– Не знаю. Но если мы переоденем ее в одежду брата, кто догадается, что она не мальчик?

Бабушка протестовала яростно, но мистер ван дер Хельст был неумолим. Итак, было решено нарядить меня мальчиком и отправить на «Попрыгунье Бетси» за океан.

Взрослые остались обсуждать подробности, а нас с братьями выставили из комнаты.

– Ну и счастливая ты, сестренка! – не выдержал Гал. – Твоя монета в шесть пенсов и впрямь приносит удачу, не иначе!

– Счастливая?! Какая же это удача – покинуть дом, бабулю, уплыть на край света, где тебя никто не ждет?

– Да, по-моему, большая удача! Америка! Новый Свет! Это же настоящее приключение! Ты как думаешь, Гарри?

– Счастливица! – с восторгом подтвердил старший брат.

– Да как вы можете так говорить?!

– Только представь, сколько всего интересного ты увидишь! – Гал явно старался меня приободрить. – Никаких скучных уроков, корабли, дикие звери… Эх, почти жалею, что я не девчонка!

– Ты увидишь настоящих индейцев! – подхватил Гарри так, словно большего везения и быть не могло.

– И будешь жить в вампаме! – не унимался Гал.

– Не в вампаме, а в вигваме, – поправил Гарри.

– Да нет же, в вампаме!

– А что это? – я знала, что если братьев не прервать, спорить они будут до бесконечности.

– Это такие шалаши, в них живут индейцы, – объяснил Гал. – Их делают из шкур и палок…

Братья наперебой пересказывали мне все, что слышали об Америке, продолжали повторять, как мне повезло, и, казалось, нисколечко не понимали того, что я на самом деле чувствовала.

Нет нужды пересказывать в подробностях события следующих дней. Бабуля выглядела совершенно потерянной, и Голландец (так мальчики звали мистера ван дер Хельста за его спиной) взял все управление в свои руки. К назначенному герцогом Харборо сроку мы стояли на пороге, готовые отправиться в путь.

Все мы грустили, покидая наш старый дом. Даже мальчики, радовавшиеся всему новому, оглядывали родные поля со слезами на глазах. Жители деревни пришли проводить нас: их было много, и все печальные, – бабушку здесь очень любили.

У меня на сердце лежал камень. Родные, по крайней мере, знали, куда они едут, знали, что их все-таки ждут. Меня же не ждал никто.

Последние дни в доме я провела, переходя из комнаты в комнату, прощаясь с каждой вещью и с каждым уголком. Все здесь напоминало о нашем счастливом детстве, шалостях братьев, бабушкиных сказках у камина. Мне был дорог каждый дюйм этого старого дома.

Все эти дни я пыталась бодриться и храбриться, чтобы не причинять любимой бабушке еще больше горя своими слезами. Даже братья перестали поздравлять меня с предстоящим путешествием, как-то притихли и старались, как могли, меня поддержать. Гал, например, пообещал быстро преуспеть в торговле в Голландии, разбогатеть и немедленно вернуть меня обратно.

Пожалуй, больше всего страшила меня сама поездка в Америку – путь через океан. О мореплавании и кораблях я знала очень мало, а все, что теперь приходило на ум, сводилось к яростным штормам и безжалостным пиратам. В последние дни перед отъездом я часто вскакивала по ночам, меня мучили кошмары.

Среди опутавшей меня тоски был лучик света: мистер Джон Трэверс, человек, к которому я отправлялась. Судя по воспоминаниям бабули, этот пожилой джентльмен был очень добрым и достойным человеком. Я представляла его себе именно так: добрый дедушка с длинными седыми волосами, он будет сидеть в высоком кресле у камина и рассказывать мне сказки. Эта мысль поддерживала меня, я была уверена, что стоит только достичь Америки, и мои страхи останутся позади: такой человек ни за что не прогонит переодетую девочку.

Час расставания наступил слишком быстро. Кучер и мистер ван дер Хельст стояли в дверях. Мои волосы были собраны в мальчишечью прическу, я надела сюртук Гала, шляпу Гарри и пару мужских ботинок. Надо сказать, я сама поразилась, взглянув на себя в зеркало: до чего же я теперь походила на мальчика! Но под этой маской я оставалась самой собой – перепуганной маленькой девочкой.

Прощаться было решено, не выходя на улицу. Бабулю не держали ноги. Даже братья, серьезные взрослые мужчины (как они сами считали) плакали. Расставание вышло спешным, у нас не было сил выдержать долгое прощание.

Наконец вещи были погружены, я махнула родным рукой и карета тронулась – впереди ждал Лондон. Родное имение мы покидали в молчании. Мистер ван дер Хельст, напротив, был живее обычного, болтал без умолку и даже пытался шутить, но вскоре и он затих, видя, что никто ему не отвечает.

В любое другое время я бы обрадовалась поездке в Лондон. Сейчас ни сверкающие витрины, ни толпы людей, за которыми так интересно было наблюдать, меня не радовали.

По оживленным улицам Лондона карета катила к порту: там ждала и готовилась к отплытию «Попрыгунья Бетси». Мистер ван дер Хельст даже не пытался хоть как-то приободрить меня: пока мы ехали, он только и делал, что ворчал по поводу плохих мостовых и ущерба своему торговому делу, которое он вынужден был оставить на время приезда сюда по «дурацкому поручению». Как ни странно, я была даже благодарна ему за эту черствость: его жестокосердие не позволяло мне раскиснуть и заставляло держать себя в руках.

Наконец мы приехали в гавань. Здесь было так шумно и суетно, что я совсем растерялась. Мы долго протискивались через толпу и с трудом нашли свободную лодку, которая могла доставить нас на борт «Попрыгуньи Бетси», пришвартованной дальше от берега.

Мистер ван дер Хельст стал отчаянно торговаться с владельцем лодки – как вы уже наверняка поняли, муж нашей тети был очень прижимист.

– Девочка занимает мало места, поэтому и платить за нее нужно вполовину меньше!

Лодочник был ошарашен:

– Девочка? А я-то решил, что это паренек! Без проблем, ее я довезу бесплатно, а вот вы заплатите за себя двойную цену.

Впервые в жизни я увидела улыбку мистера ван дер Хельста…

– Что ж, тогда я не поеду. Доставьте ее на борт «Попрыгуньи Бетси».

Он круто развернулся и поспешил прочь, не удостоив меня ни взглядом, ни прощальным словом.