Мостя

– Бессмысленно, согласен. Ольга, ты не боишься? Конец нашей битвы не ясен. Те, у кого есть силы заточить меня в это тело, очень сильны и могущественны.

– Мы вместе. А они каждый за себя. Я это поняла, когда впервые столкнулась с нечистью год назад. И поэтому сейчас не боюсь. Ну, или совсем маленько, самую капельку. Знаешь, у моего папы была любимая песня про моряков, и там была такая строчка: «Друг мой, третье моё плечо, будет со мной всегда». У тебя сейчас есть третье плечо.

Виктор Иванович тоже опустился на колени, рядом со мной. Взял Мостю за лапу и сказал:

– Мостя. Держись, пожалуйста. Я у бабки своей отпрошусь и приеду сюда. Да если я ей всё расскажу, она меня сама сюда отправит, она тоже переживает за тебя.

У Мости ещё сильнее заблестели глаза, он осторожно освободил свою руку от руки Виктора Ивановича, повернулся к двери, ещё немного потоптался и исчез.

Мы так и сидели возле двери, пока не затих скрип лесенки.

– У нас всё получится! – Ободряюще сказала я Виктору Ивановичу.

Он согласно покачал головой.

– Помню, матушка моя перед смертью совсем не вставала, и говорила уже невнятно, так вот, получилось так, что разбежались мы все по своим делам, и не посмотрели, что у неё в стакане вода закончилась. Вспомнил я уже на работе, что Татьяна мне сказала, чтобы я воды ей налил, а я забыл. Нехорошо так мне стало, я сел на велосипед, и в обед приехал домой. Так вот, зашёл я к ней в комнату. А рядом с ней на табуретке стоит стакан с водой, полный. Она увидела меня, и тихо так прошептала: «Мостя». Я до сих пор это помню. И никогда не забуду.

– Даже язык не поворачивается его домовым назвать. – Сказала я – А может все такие домовые, мы ведь не знаем.

– Сколько мы всего не знаем!

Начал накрапывать дождь, потом сильнее, потом он уже стоял сплошной стеной. Виктор Иванович побежал закрывать сарай, прибежал обратно весь мокрый.

– Валера за нами заедет в два, отвезёт нас на станцию. Полчетвёртого электричка.

Он помог мне упаковать в мешки ведро смородины, дал мне ещё целый мешок листьев мяты, чабреца, смородины, вишни.

–Высуши всё, в заварку добавляй. Аромат будет! И полезно. Ольга, а мне можно в понедельник тоже послушать твоего друга, что он там откопал?

– Конечно.

Я написала ему адрес Сакатова, он аккуратно свернул листок и положил в нагрудный карман куртки. Мы с ним поели супа, остальное он слил в баночку и сказал:

– Отдам Валере, ему сейчас никто не готовит, он с удовольствием похлебает. Вкусный получился.

Он сходил к Миколе, попрощался с ним, вернулся с большой шаньгой, это Клавдия в гостинец его Татьяне передала. Мы сидели за столом возле окна, смотрели, как дождь чертил ручейки на стёклах, и я представила эти долгие сто лет, которые Мостя находится в этом доме. Наверное, Виктор Иванович подумал об этом же, потому что сказал:

– Привезу телевизор. Пусть Валера его включает Мосте. И радио.

В два часа, прямо минутка в минутку, за окнами просигналил Валера. У него был «Москвич-426», ярко-красного цвета. Бежал он резво, Валера был хороший водитель, на кочках нас не трясло, и из стороны в сторону не мотало, только громко тарахтел. Мы приехали чуть ли не за час до электрички, поэтому полчаса ещё сидели в машине. На Валеру напала ностальгия, и мы слушали его воспоминания о железной дороге, где он работал до пенсии.

Наконец-то объявили нашу электричку, мы попрощались с Валерой и заспешили на перрон. Народу было много, в основном садоводы, с полными корзинами помидор, огурцов, ягод. Одной бабульке пришлось помогать с посадкой в электричку, так как она, как муравей, набрала в рюкзак плодов своего труда больше, чем могла унести, и когда поставила ногу на ступеньку вагона, рюкзак потянул её обратно к земельке. Я затащила ей вместе с рюкзаком в тамбур. Бабулька проворно оттолкнула меня и вломилась в вагон, плюхнулась на сиденье, и только потом благодарно взглянула на меня. Мы с Виктором Ивановичем сели на свободные места, он мне уступил место у окошка, и под мерное покачивание вагона я задремала.

Виктор Иванович меня разбудил уже тогда, когда мы подъезжали к Екатеринбургу. Здесь тоже был дождь. Мы с ним попрощались прямо на платформе, потому что он пошёл на метро, а я в другую сторону, к трамваю.

– Ольга Ивановна, встречаемся в понедельник в восемь у Сакатова? – Ещё раз уточнил он, и переспросил ещё раз – Это удобно? Точно? Он ведь меня не знает.

– Удобно, он Вас не знает, но он всей душой уже за Вас болеет. Приезжайте, даже не сомневайтесь. Услышите много интересного и полезного.

Мы с ним попрощались и я, открыв зонтик, пошлёпала по лужам, вслед за счастливыми садоводами.

Глава 4.Новые факты.

В понедельник целый день я была словно на иголках. Передо мной постоянно возникал образ Мости, с чёрными выразительными глазами, его лапа, так трогательно прижатая к груди, и жёлтые нити, пронизывающие комнату и извивающиеся от моего прикосновения к ним. Я, в перерывах между работой на кассе, прочитала всё о домовых, особенно меня поразило то, что раньше люди думали, что домовые – это бесы, которых низвергнул бог с небес. Но если бес долго живёт с людьми, он к ним привыкает, и даже старается защитить свой дом. А потом люди начали выполнять необычный ритуал, чтобы завести домового в доме. При строительстве дома в его восточном углу прятали череп домашнего животного. Когда дом был построен, появлялся дух-защитник его. В семнадцатом веке появилась новая версия о домовых. Домовыми считались умершие родственники, неотпетые по всей форме в церкви, которых высшие силы оставляли на земле, чтобы охранять дом. А в наше время есть три версии: первая версия, домовой рождается от положительной энергии жильцов, проживающих в доме, вторая, это дух человека, который построил дом, и третья, домовой достаётся в награду от бога хорошим людям. Особенно меня насмешил вариант тот, где домовой, это дух человека, построившего дом. Я так думаю, что все новые дома у нас кишат домовыми – узбеками. Насчёт внешнего вида домовых тоже нет единого мнения. Где-то пишут, что домовой – это астральное тело, где-то пишут, что домовой – это тень, но попалась и версия, что он похож на животное с большими глазами и длинной шерстью. Видать кто-то на самом деле видел домового. По характеристикам поведения, наш Мостя – это классический домовой. Потому что любит играть с детьми и домашними животными, защищает дом от пожаров, предупреждает о бедах. Единственно, чего я не могла отыскать, так это информации о том, почему домовой не может покинуть свой дом. В одной статье было написано, что если переезжает хозяин из дома в дом, он может позвать домового за собой. На эту статью была куча опровержений. И главное – домовой живёт не с определённым хозяином, а именно в конкретном доме, и никуда не уходит из него. Закончив читать про домовых, я почитала о Чёрном солнце. Потом попыталась найти помещиков по фамилии Белозёрских. Был какой-то Александр, но его годы жизни не совпадали с годами жизни отца Владимира Александровича. Наконец-то рабочий день закончился и я, ни минуты не задерживаясь, побежала на остановку.

К Сакатову мы пришли большой компанией. Приехал Виктор Иванович с сыном Андреем, Илья и я. Так что кабинет мы заполнили под завязку, так сказать, яблоко, если бы хотело упасть, не нашло бы места. Лидия Афанасьевна, мама Алексея Александровича, оглядела нас с неизменным чопорным видом, но принесла нам прекрасно заваренный чай в праздничных фарфоровых кружках. У Алексея Александровича весь стол был завален журналами, книгами, напечатанными на принтере страницами. Он виноватым тоном сказал нам, чтобы мы не обращали внимания, так как у него рабочий процесс идёт полным ходом. Мы его успокоили, что пришли любоваться не на порядок в его доме, а решать нашу задачу. На углу стола лежали связные камни. Как я поняла, он их достал и положил на стол с умыслом.

– Я предлагаю, собрание наше считать открытым. – Сакатов оглядел нас и продолжил – Ольга, как ты смотришь на то, чтобы позвать Анну на наш большой совет? Так сказать, пять голов хорошо, а с шестой лучше.

– Очень хорошо, я и сама хотела предложить её позвать. – Я взяла связные камни, и мысленно обратилась к Анне.

Прямо передо мной воздух задрожал, и лёгкий узнаваемый силуэт завис посреди комнаты. Анна протянула мне руку со своими камнями, я положила сверху свои, они с хлопком соединились, и она предстала перед нами вполне реально. Видимо Анна занималась домашними делами, потому что поверх платья у неё был надет фартук. Она быстро нас оглядела, улыбнулась, поздоровалась, и мы ей представили Виктора Ивановича с Андреем.

– Рада вас снова всех видеть. Как я понимаю, вы собрались опять по делу? И дело снова не простое?

– Милая наша Анна, – Сакатов снял книги с табуретки и поставил её перед Анной – прошу, присаживайтесь. Разговор у нас никогда не бывает коротким. Да, ты права. Мы все переживаем за судьбу одного очень симпатичного домового, оказавшегося в затруднительной ситуации. Если в двух словах, то двести лет назад, когда он был ещё человеком, и звался Владимиром Александровичем Белозёрским, нашёл он записки отшельника Макария, где тот описывает свою встречу с последним великим жрецом Чёрного солнца Тинием. Этот Тиний рассказал ему про ужасную кончину целого народа, который поддался на смертельное обаяние учения об этом солнце. Они были очень просвещёнными, старались жить по законам вселенной, но они хотели ещё большего – они хотели стать сверхнацией, быть подобно богам. Да только не привело их к добру это учение. И в финале разыгралась страшная трагедия, они перебили друг друга, и остался в живых только один великий жрец. Этот жрец всю жизнь писал книгу о Чёрном солнце, записывал в неё тайные знания, которые ему нашептывал тайный покровитель этого народа. Так вот, нашёл Владимир Александрович записи Макария, и захотел открыть людям, чтобы не увлекались они разными подозрительными учениями. Но слуги Тиния, желтоглазые существа, наказали его. Они поместили его в тело домового, а сейчас напускают на него жёлтые нити, мучают его.

– Жёлтые нити? – Переспросила Анна.

– Ты знаешь, что это такое?– Спросила я.

– Это вековые волосы забытья. Они уносят того, на кого направлены, в страну грёз. Разрушают память, разрушают сам принцип мировоззрения человека.

–У него из жизни уже выпало целое столетие, он о нём ничего не помнит. – Подсказал Виктор Иванович.

–Да-да, очень похоже. Это медленное наказание, изощрённая пытка. Человек обречён влачить своё жалкое существование веками, осознавая всю полноту своего падения. Перед нами задачка не из простых, – грустно продолжила Анна – нити забвения наслать на человека под силу только очень сильному колдуну, или его поддерживает целый сонм колдунов. Лет пятьсот назад этими волосами забвения искоренили род Фёдора Ивановича Мстиславского, главу Семибоярщины. Все вокруг прочили ему блестящее будущее, он первым сидел за государевым столом при приёме царских послов, был назначен первым воеводой в Новгороде. Против шведов в 1590 году выступал, гнал неприятеля до Серпухова. Славный был воевода и очень порядочный человек. В то время он был первым претендентом на престол, так как приходился покойному царю Фёдору Иоанновичу троюродным племянником. Но избрали на царство Бориса Годунова. Мстиславский смирился с этим, так как интересы Русского государства всегда ставил выше своих собственных. Но интриги вокруг власти не дали долго править Борису Годунову, и на горизонте политических событий появился Лжедмитрий. Мстиславский выступил против Лжедмитрия, но был разбит с войском под Новгородом – Северским, был тяжело ранен. И был предан Семёном Годуновым, который в то время занимался политическим сыском, и который вёл двойную игру, пытаясь угодить и Лжедмитрию и его оппозиции. Вот этот Семён Годунов, похоже, очень увлекался чёрной магией. То, что у него в дальнем доме за городом, в котором он не принимал гостей, целый арсенал колдовских средств, случайно увидел простой писарь из боярского приказа. Он донёс на него, и вскоре Семён Годунов таинственным образом расстался с жизнью. Почти сразу исчез и весь его колдовской арсенал. До поры до времени. Но писарь принёс Мстиславскому описание тех предметов, которые он увидел в тайном доме. И среди этих предметов был деревянный нетёсаный гроб, в длину который был одна линия, а это, переводя на современный язык, два с половиной метра. И в нём лежал засушенный покойник с поднятыми вверх руками, в которых он держал жёлтый прозрачный глаз, от которого поднимался к небу столб из жёлтых волос. Мстиславский много лет искал этот зловещий арсенал колдовства, чтобы его уничтожить, но так и не смог. Правда, в конце своей жизни, пока был в твёрдом уме, он засомневался в том, что такой мертвец вообще существует, не выдумка ли это писаря. Но проклятие всё-таки настигло его, и на нём закончился его род, не было у него наследника, и сам он умер в тяжёлой болезни, практически совсем потеряв память. Где находится сейчас этот мертвец, испускающий жёлтые волосы забвения, если он вообще существует, никто не знает. Больше упоминаний о нём в исторических документах нет. Хорошо спрятан, надёжно. А Мостя, после ста лет забвения, всё-таки вспомнил себя?

– Да, он помнит своих родных, друзей, все обстоятельства своей экспедиции и про записи Макария.

– Странно. Но с другой стороны, может всё зависит от крепости морального духа человека. – Сказала Анна – Про Чёрное солнце я тоже слышала. Многие до сих пор увлекаются учением о нём. Но не только та древняя нация погибла, поверив учению о Чёрном солнце, такая же участь ждала и третий Рейх, для них знак Чёрного солнца был главнейшим знаком. Но, мы знаем, что это им не помогло. Чёрное солнце служит не для созидания.

– Конечно, – подхватил Сакатов – об этом и предупреждал Макарий. Сейчас я вам прочитаю один документ, который написал Тимофей Павлович Федотов, доцент Санкт-Петербургского Императорского университета.

– Как ты сказал? – Я чуть не подпрыгнула на месте – Федотов Тимофей Павлович? – Сакатов согласно кивнул и непонимающе посмотрел на меня – Так это и есть тот Тимка, это он последним видел Владимира Александровича! Это ему Владимир Александрович наказал, чтобы его статья обязательно попала в Москву, и чтобы он был храбрым! – Я соскочила с места, не в силах спокойно сидеть – Он всё сделал как надо, он не подвёл! Мостя будет рад услышать о нём!

– Оля, ты нам все ноги обступала. – Проворчал Илья.

Я снова села и Сакатов продолжил:

– Но в его дневниках и в его книге, которую он издал в 1837 году, ни слова нет об этом событии, которое произошло в имении Белозёрских.

– Правильно. – Сказал Илья – А то бы его за сумасшедшего приняли.

– А может он в каких-то своих личных дневниках об этом написал? – Предположила Анна.

– А про медную табличку там написано? – Спросил Виктор Иванович.

– Про табличку написано, но в другом ключе. – Покачал головой Сакатов – Если вы мне дадите шанс всё рассказать, то сами узнаете, о чём он написал. – Мы все замолчали, и он продолжил – Так вот. Тимофей Павлович в своей статье « Единственное солнце» пишет, когда именно появилось Чёрное солнце на нашем небосклоне человеческих предрассудков. Он изучил десятки документов во всех кремлёвских и питерских архивах, ему открыли свои архивы герметисты, он побывал в хранилище Розенкрейцеров. Знаете, скажу я вам, это великая для меня тайна. Как перед простым непосвящённым человеком открылись такие двери, о которых девяносто девять процентов населения земли и не догадывается, это та ещё загадка. Но к этому вернусь позже. И он не зря перерыл эти старые архивы. Только он, в своём «Единственном солнце» сделал вывод, к которому и близко не приближался раньше ни один исследователь, включая всех адептов Чёрного солнца. Послушайте. Пять тысяч лет назад, по славянской мифологии, земля вступила в Сварогову ночь, которую предсказал Перун. Именно тогда и были открыты для простых людей знаки свастики Чёрного солнца. По задумке, их животворящая энергетика должна была помочь людям Белой расы пережить суровые времена. Этот амулет, на котором изображали посредине Чёрное солнце с идущими от него молниями, имел, несомненно, очень мощную силу. С его помощью проводили самые сильные и сложные ритуалы и обряды. Посредством её, кстати, можно общаться с духами умерших. Поэтому этот амулет быстро прибрала к рукам маленькая горстка избранных. Но великая ложь пронизывала всё учение о Чёрном солнце, с самого зарождения его. Да, это учение было ложным изначально потому, что оно скрывало самую главную правду. Правда в том, что оно не предназначено для людей.

– А для кого? – Подал голос Андрей, до этого тихо сидевший в самом углу кабинета – Для инопланетян что ли?

– Нет, мои дорогие. Это для Управителей стихий.

Мы все, как по команде переглянулись.

– Эта книга не должна была попасть в руки человека.– Продолжил Сакатов – Ни при каких обстоятельствах. Управители стихий знали, что люди не справятся с энергией, которую даёт амулет. А амулет сделали сразу же, как только потекло учение в уши людей. Такой талисман запросто сведёт человека с ума или убьёт его. Так и случилось с теми, кто по незнанию, или по коварному умыслу оказался участником этого представления.

– Ничего не понимаю, – сказала я – зачем языческим богам писать книгу о себе?

– Они и не писали, они и не знали про эту книгу, пока древняя северная нация не погибла сама от своей руки. То сакральное Чёрное солнце на самом деле есть главный дух всех стихий. Они черпают силы в нём. Но это не значит, что есть такая звезда чёрного цвета, которая словно батарейка, подзаряжает все стихии. Просто в том мире, где рождаются стихии, где находится их суть, нет нашего обычного солнца, которое нам светит каждый день. Но нет там и чёрного солнца. Есть только некая созидающая энергия, которую тот, кто подсунул людям это учение, назвал «Чёрным солнцем». Я понимаю, что это сложная материя, о которой я сейчас говорю, но именно так это и звучит у Тимофея Павловича. И следом вытекает второй вопрос. А зачем людям давать то, от чего они погибнут? Зачем сначала делать их сильными, научив понимать суть всех явлений, научив управлять ими? А потом наблюдать, как они, окрылённые своей мечтой о будущей жизни, наполненной вселенскими знаниями, просто летят к той пропасти, которая им кажется воротами в другой, дивный мир, который они обретут вечную жизнь, пусть и в борьбе, но в праведной борьбе.

– Дьявольский промысел. – Тихо сказала Анна.

– Опять? – Удивлённо воскликнул Илья – Он когда-нибудь отдыхает?

–Он этим питается! – Воскликнул Сакатов – Зачем ему от этого отдыхать? Вот ты, Илья, что, ты отдыхаешь от еды? То-то и оно. А тут целый народ сам себя истребил. Да это для него целое пиршество! Праздник. Тимофей Павлович, надо отдать ему должное, пытается предостеречь людей от увлечения всякими таинственными оккультными знаниями. И он пишет, как на самом деле звучит это учение для Управителей стихий, и там нет заигрываний с силами природы, там вся соль в одной только фразе « Чёрное солнце – это творящая сила, момент вечности, процесс, не имеющий начала и конца». И всё. Ничего больше. Нет ни заклинаний, ни ритуалов. Всё остальное – это от лукавого. Это он научил народ ритуалам, помог сделать амулет. Но он отец лжи. Он сказал им только часть из того, что на самом деле произойдёт, если они пойдут за этим Чёрным солнцем. Вот мы и подошли к тому, почему все двери волшебным образом открылись для простого русского учёного, без мирового имени, так сказать без роду и без племени. Ему помогли те, кто не хочет вредить людям, кто понимает, что люди – это часть биосферы земли, пусть и не самая лучшая, и которая постоянно, по своей глупости, совершает ошибки за ошибками. Но человек создан по образу и подобию, и это промысел божий.

– Но почему тогда эти Управители стихий не уничтожат гроб с мумией, который тянет свои жёлтые нити к людям? И не уничтожили этот амулет, который такой всесильный? – Спросил Виктор Иванович.

– Принцип невмешательства, мы же не просим их об этом, – ответил Сакатов – но всегда есть шанс достучаться до них.

– Как нам это поможет с Мостей? – Вернула я Сакатова к теме нашей беседы.

– То, что произошло с Мостей, можно исправить с помощью стихий, которые хотят восстановить статус-кво, убрать из обращения сакральные знаки этих самых стихий.

– А попроще?– Спросил Илья.

– Оля уже общалась с нижним миром, с теми, кто себя называет Духами природы. Надо снова к ним обратиться. Конечно, это только моё предположение, что это именно они помогли Тимофею Павловичу докопаться до истины и довести до читателя правду о Чёрном солнце. Значит, они не совсем безучастно наблюдают за нами. Нужно забрать навсегда этот амулет и отдать им. А они нам помогут облегчить участь Мости. Правда, я не представляю пока как. Человеком они его обратно не сделают, а столетиями жить в доме домовым для просвещённого человека вряд ли является достойной жизнью. Но, в любом случае, надо попросить помощи у них.

Все посмотрели на меня.

– И как я туда попаду? – Спросила я – Они сами приглашают тех, кого хотят видеть, нежданные гости у них не приветствуются. Я сама закрыла вход в их мир. И, кстати, еле ноги унесла. И мне кажется, что это не они помогли Тимофею Павловичу в его деле. Но попробовать можно.

– А вдруг это их заинтересует! – воскликнул Сакатов – С помощью Мости, мы можем выйти на того, кто держит в руках жёлтые нити. Конечно, он очень силён, но будем надеяться на поддержку Управителей стихий.

– Про колдуна, это одна версия, а может жёлтый туман имеет совсем другую природу. – Сказала Анна, а потом спросила меня – Как они с тобой общались?

– Первый раз через сон, который мне приснился в тринадцать лет. – Ответила я – А потом сами ко мне обращались, я ни разу их не вызывала. И прошёл уже год, мы не общались это время.

– Ты же сама говорила, что у них время не имеет значения. Что уже было, что будет, у них всё это в одно время существует. – Подсказал Илья.

– Оля, ты попробуй. Ты же сама мне рассказывала, что на прощание тебе сказали, что тебя не забудут. И сделали подарок, которым ты, кстати, не очень-то и пользуешься. Ты не развиваешь в себе дар, которым тебя наделили. – Сказал Сакатов – Давай, думай, мы тебе тут ничего посоветовать не можем.

– Вспомни то состояние, которое предшествовало встрече с ними.– Подсказала Анна – Просто представь, что ты уже там. Поверь, это именно так и работает. Наверняка у тебя до сих пор с ними связь, просто ты не знаешь об этом. Если не получится, будем думать дальше.

Заглянула Лидия Афанасьевна:

– Ещё чаю?

Но тут она увидела Анну и целую минуту глядела на неё из-под своих толстых очков, потом, не дожидаясь ответа, закрыла дверь.

– Кажется, я её смутила. – Засмеялась Анна.

– Да, на Карлсона ты не похожа, значит, в окно не могла залететь, – сказал Илья – но через бдительную таможню тоже не проходила.

– Алексей Александрович, а ты не пытался что-нибудь отыскать про семью Мости? – Вспомнила я о просьбе Мости.

– Очень не много. – Ответил он и достал из стопки листок – Про родителей ничего нет. Но вот про его двух младших братьев есть упоминание. В 1812 году, как вы знаете, была отечественная война с французами. Оба брата Белозёрские – Алексей и Сергей участвовали в ней. Алексей служил под командованием Барклая-де Толли, а Сергей находился в армии под командованием Петра Багратиона. Мы знаем, что было большой стратегической ошибкой, разделять русскую армию на три армии, и размещать их далеко друг от друга. Этим и воспользовался Наполеон. Двенадцатого июня Наполеон перешёл русскую границу с огромнейшим войском – почти шестьсот пятьдесят тысяч человек. Багратион со своей армией решил переправиться через Днепр, чтобы соединиться с армией Барклая-де Толли. Барклай – де Толли в это время из последних сил оборонялся в Витебске, ожидая поддержки от Багратиона. Там шли ожесточённые бои. В одном из сражений получил ранение молодой поручик Белозёрский Алексей. Обе армии, и Багратиона и Барклая-деТолли отступали, так и не соединившись друг с другом. Алексея везли в обозе с другими раненными, у него была горячка, медиков не хватало, и пока доехали до Смоленска, ему пришлось ампутировать ногу. В Смоленске обе армии воссоединились, но удержать Смоленск так и не смогли. Алексея Белозёрского оставили в деревне близ Смоленска, переодев его в простого крестьянина, а Сергей Белозёрский отступал вместе с остальной армией. В это время Кутузова назначили командующим отступавшими армиями, и он дал генеральное сражение французам на Бородинском поле. Я сразу вспоминаю бессмертные строчки Лермонтова: «Ведь были ж схватки боевые, да говорят ещё какие! Недаром помнит вся Россия про день Бородина!» Это я так, отвлёкся. Так вот, Сергей Белозёрский участвовал в Бородинском сражении, навсегда войдя в анналы воинской славы России. Он доблестно защищал под началом Ивана Дорохова главные укрепления на левом фланге российской армии – Багратионовы флеши и батарею Раевского. Там получил незначительные ранения. Но мы знаем, что Кутузову всё-таки пришлось отступить. А Дорохов и его товарищи, в числе которых сражался и Сергей Белозёрский, создали партизанский отряд. И щипали регулярные части Наполеона, делая набеги, не давая ни минуты покоя его армии. За храбрость в бою Сергея Александровича Белозёрского наградили именной золотой саблей с алмазами. Вот такой героический брат у нашего Мости! После войны он женился, в жёны взял девицу Евдокимову Настасью Михайловну, прижили они пять детей. Один из Евдокимовых, далёкий потомок Белозёрских, живёт поныне в Москве. Он всю жизнь работал преподавателем в Московском государственном университете геодезии и картографии, сейчас на пенсии. Об Алексее Александровиче больше ничего не написано, но я надеюсь, что он живой вернулся с войны. У Владимира Александровича было шесть сестёр. Я нашел информацию только по одной, Вере Александровне, которая вышла замуж за действительного статского советника Гурьева Дмитрия Андреевича, не знаю, были у них дети или нет, но он старше её был на сорок лет. Знаю только, что они дружили с Тургеневым Иваном Сергеевичем, великим русским писателем. Ездили вместе на воды, он не раз приходил в салон к Вере Александровне в Москве.

– Ну, это уже кое-что! – Сказал Виктор Иванович – Придётся Мосте рассказать не только про его братьев, а ещё и про войну с Наполеоном. Он ведь это время и сам находился где-то в плену.

– Хорошо бы ещё портреты поискать его родственников. Я знаю, что есть база всех работ художников и старинных и современных. – Сказала Анна – Я обязательно просмотрю все каталоги по всем русским музеям, все списки по восемнадцатому веку. Постараюсь отыскать.

– Эх, а хорошо было бы познакомить Мостю с потомком его брата, который живёт в Москве! – Мечтательно протянул Сакатов – Вот это был бы лучший подарок ему!

–Пожалуйста, знакомьтесь, уважаемый профессор, это Ваш предок, не обращайте только внимания, что он весь волосатый, и совсем не похож на человека! – Саркастически подыграл ему Илья – Но Вы не переживайте, не все люди произошли от обезьян, некоторые, вы сами видите, от домовых. Давайте сделаем фотку на память!

Мы все не удержались и засмеялись.

–Ну, мы бы объяснили…– Начал оправдываться Сакатов.

– Да бросьте, Алексей Александрович! – Остановил его Илья – Никого ни с кем мы не будем знакомить, так и до инфаркта недалеко. Максимум, что мы может сделать для Мости, так это рассказать ему судьбу его братьев и сестёр.

– А Тимофей Павлович Федотов? – Прервала я их спор – Что про него известно? Как сложилась его жизнь?

– Он, к сожалению, прожил недолго. В одну из своих поездок он простудился и умер. У него осталась жена и две дочери. Они эмигрировали в Италию, на родину её предков, больше про них ничего я не знаю. – Ответил Алексей Александрович.

–У нас ещё одна проблема, Зурка. – Напомнила я.

–Да-да, обязательно обсудим. Но я вам хотел кое-что про домовых рассказать. В интернете больше всякие небылицы печатают, слухи разные. А я вспомнил, как мой одногрупник рассказывал про своего домового, и вчера позвонил ему, узнать, чем закончилась их эпопея с домовым. Причём он не болтун какой, он мне про него рассказал, когда мы уже окончили институт, и работали вместе в конструкторском бюро. И эта история не просто про домового, а, так сказать, про домового-патриота. К сожалению, я забыл имя домового. Друг мой по национальности еврей, и они в двухтысячном году с семьёй уехали на историческую родину в Израиль, и домового позвали с собой. А потом пришлось вернуть домового обратно, в Россию. Интересная история вышла. Вот вроде все взрослые люди, серьёзные, а если какой незнающий человек Димку, это друга моего так зовут, послушал, то решил бы, что вся его семья с прибамбасом. Так вот, Дима жил тогда с родителями и двумя старшими сёстрами на улице Радищева, рядом с похоронным бюро. Дом был старый, деревянный, ещё дореволюционный, двухэтажный. У них была квартира на втором этаже, а под ними ещё одна семья жила. Сами понимаете, какой скрип стоял в этом доме, похлеще, чем лесенка у Виктора Ивановича. И жил в этом доме домовой. Домовой всегда с ними жил. Димка одно время даже думал, пока маленький был, что у всех такие домовые есть, вроде обязательного приложения. И этот домовой такой был затейник на разные шалости. Вечером, например, мать вымоет посуду, в сушилку расставит тарелки, а утром проснутся, тарелки в другую сторону все переложены, или вообще на другом столе стопочкой стоят. Любил домовой музыку, только своеобразную, свою. Один угол вся семья даже называла «музыкальный», потому что он там отогнёт на полу линолеум, и играет на нём, как на струне. Особенно по утрам, когда все ещё спят. Будил он их так, исполняя свой утренний концерт. Или ещё, придут гости к ним, а все уже знали про домового, так он ботинки или туфли мог в карманы пальто засунуть, или на полку, где шапки, поставить. А ещё этот домовой, когда сердился на них, забирался на чердак и топтался там, а вся пыль и песок со щелей на потолке на пол у них в комнатах высыпалась. Цветы не любил на подоконниках. Горшки скидывал вниз, на улицу, когда летом окна открыты были. Но в комнату никогда не ронял, не любил беспорядок. Особенно он донимал Димину младшую сестру. Вещи её прятал, чулки, и носки узлом завязывал. Или приходит она в школу, портфель открывает, а там материны бигуди, или все ложки из дома. Да много чего он делал, фантазия на такие дела у него не кончалась. Соседи, которые под ними жили, рассказывали, что когда Димкина семья уезжала в отпуск, то в пустой квартире они слышали, как будто ребёнок бегает, пятками стучит. С домовым только отец Димкин, можно сказать, был очень близок. Он никогда про него не говорил, но то, что он с ним постоянно общался, это точно Димка знал. Отец у Димки часовщиком работал. И вот, отец вечером сядет за стол в своём кабинете под лампу, лупу возьмёт и часы ремонтирует, и что–то неслышно говорит, или спрашивает. А если упадёт какая мелкая деталька на пол, домовой ему обязательно поднимет и на стол положит. Никогда отец ни разу не потерял ни одного винтика к часам. И вот пришло время, когда старые дома на их улице начали сносить. Они получили все по квартире, Димка тоже получил отдельную квартиру, он к тому времени женился, и сын у них уже был. Как только они получили квартиры, у них уже были оформлены документы на переезд в Израиль. Продали они квартиры и поехали на землю обетованную. Отец позвал с собой домового, всё честь по чести, и покатил домовой со всеми на новое место жительства. Да только не смог там жить. Отец говорил Димке, что он жаловался каждую ночь. И ещё стонать начал. Да, в прямом смысле. Родители Димки в Израиле отдельно жили, и отец его даже иногда у детей ночевал, потому что невозможно было это постоянно каждую ночь слушать. Отцу было в ту пору лет восемьдесят. Домовой доставал отца Димкиного своими стенаниями, а отец доставал Димку, чтобы отвёз домового обратно на его родину. И пришлось Димке возвращаться в Екатеринбург с домовым. Приехал, а домов на Радищева уже нет, стройка многоэтажек на этом месте полным ходом идёт. И куда домового прикажите деть? А у них в то время из дальней родни в деревне под Екатеринбургом, в Калюткино, жила в своём доме какая-то бабка, тоже лет восьмидесяти. Он приехал к ней, рассказал про домового. Та половину не расслышала, половину не поняла, но он согласие её на размещение домового получил. Оставил он его там, весь нехитрый ритуал совершил, и вернулся в Израиль. И вот отец ему, уже через много лет, рассказал, что приходил во сне к нему Филя, вот, вспомнил, Филя его звали! Так вот, месяца через три пришёл к нему Филя и поблагодарил, что желание его исполнил, обратно сюда привёз. Сказал, что скучает по их старому дому, но ничего, и здесь прижился. Правда ему скучно, бабка старая, совсем ничего не помнит, поэтому не то что с ней шутить, прятать там разные вещи, а ему приходится постоянно ей искать то очки, то костыль, а то ключи от дома. Представляете, вот это история, длиною в целую жизнь!