Buch lesen: «Арвеарт. Верона и Лээст. Том I», Seite 11

Тем не менее она встала и сошла к основанию лестницы. Неприятный запах усилился. Профессор спросил внезапно:

– Что с вашей губой? Вы поранились? – в расчёте на откровенность, вместо возможной грубости – той, что в ней концентрировалась.

– Нет! – ухмыльнулась Верона. – Я её прокусила! Я подвержена мазохизму в самых худших его проявлениях!

Пауза вышла долгой.

– Простите, – сказал арвеартец. – Я бы мог попытаться помочь вам, но боюсь, что с вашими баллами здесь помогать вам некому, за единственным исключением.

Верона, представив Лээста, едва уловимо пахнущего – чем-то тонким, предельно волнующим, более чем ухоженного, одетого с крайней изысканностью – сочетание строгого стиля с благородно подчёркнутой роскошью, резко спросила:

– Вы шутите?! Я не нуждаюсь в помощи! Я крайне самодостаточна!

– Забудьте, – сказал профессор, уловивший в её ответе глухую ноту отчаяния – почти на грани растерянности и детского чувства беспомощности, и нейтрально добавил: – Попробуем. Попытка не пытка, знаете? Закройте глаза, пожалуйста.

Верона, пожав плечами, хмыкнула, но зажмурилась. Зажмурилась и почувствовала, как «Крюгер» платком – очень бережно – промокает ей кровь – текущую, после чего, сконцентрировавшись, пытается сделать что-нибудь – в меру своих возможностей – под восемьсот по Эйверу. Через десять секунд примерно он сказал: «Получилось, кажется. Кровь уже не идёт, по-моему…» Глаза её вновь раскрылись. Профессор, худыми пальцами, смял свой платок – бумажный, сунул в карман не глядя и добавил: «Но без реверсии». Секунду-другую-третью они просто стояли молча, изучая друг друга на уровне, близком к молекулярному.

– Скажите, зачем вы приехали? – спросил он, нарушив молчание, становившееся бессмысленным. – У вас ведь есть Академия. Неплохая, насколько я знаю, и Таерд вам покровительствовал.

Чуть свыкнувшись с его запахом – настолько, чтобы не думать о нём, Верона спокойно ответила:

– А вас это не устраивает?

– Представьте, что не устраивает. Я был изначально против вашего зачисления.

Глаза её потемнели:

– Не только вы, полагаю, но ещё кое-кто во Вретгреене. Вретгреенское отделение известного Департамента. Но я уже здесь тем не менее, так что смиритесь, пожалуйста.

При фразе о Департаменте лицо его – исказившееся – то ли гримасой боли, то ли гримасой ненависти, стало настолько страшным, что Верона невольно съёжилась, а сам он, заметив это, бесцветно сказал:

– Разумеется, но только, пожалуйста, помните, что ваше здесь появление будет стоить жизни кому-нибудь.

Она опустилась в книксене, посчитав разговор оконченным. «Крюгер» заметил: «Не стоило. Поклоны в первую очередь свидетельство уважения…» – и направился вверх по лестнице, а сама она, с мыслью: «Ясно… „Может стоить жизни кому-нибудь…“ На этом всё и завязано…» – отправилась к новой приятельнице – как к источнику «Вога» – ментолового, и источнику информации.

Джина, как вскоре выяснилось, обреталась в конце коридора, у душевых, в «шестнадцатой». Комната её – светлая, с прозрачными занавесками, с пушистым ковром из шёлка, с вазами и картинами, – источала благоухание и казалась весенним оазисом. Джина – царица оазиса – в длинном салатном платье, в балетках, ярко накрашенная, при виде Вероны ахнула:

– Ты что, целовалась с кем-нибудь?! Тебя укусили?! Боже мой!

– Увы, – вздохнула Верона, – целоваться тут не с кем, мне кажется. Даже Крюгер далёк от подобного, хотя я полагала обратное. Назовём это «производственное».

– «Крюгер»?! Какой ещё «Крюгер»?! – вопросила Джина в растерянности.

– Ваш куратор. Не знаю имени.

– Брареан! – сообщила Джина. – Он точно далёк, уверяю тебя! Но не могу быть уверенной относительно Джоша Маклохлана!

– Да! – рассмеялась Верона. – Ваш Виргарт уже намекнул мне, что если мне вдруг захочется «чего-нибудь романтического», то Джошуа – вне конкуренции!

– Ага! – усмехнулась Джина. – «Чего-нибудь романтического». То есть – виски или «Парламента».

– Он – молод? Ему лет тридцать?

– Джошуа?

– Нет, Брареану.

– Двадцать во… Двадцать девять, по-моему. А почему ты спрашиваешь?

– Да так. Интересно стало. Не часто встретишь подобное.

– Да, – согласилась Джина. – Брареан в своём роде уникум. Но лучше скажи мне, пожалуйста! У вас через час – Посвящение! Это же надо залечивать! Там же будут Кураторы!

– Нет, – возразила Верона. – Залечивать я раздумала. Пусть это служит символом… – и поскольку во взгляде Джины проявилось недоумение, пояснила: «Моей независимости», – чем повергла свою приятельницу в ещё большее недоумение.

* * *

В это время проректор Коаскиерса, получивший письмо от Джимми или лучше сказать – донесение, связался с профессором Джонсоном и обратился с просьбой направить к нему Верону, при этом – незамедлительно. Куратор, обеспокоившись, поспешил выполнять задание. Так как самой Вероны на месте не оказалось, Джонсон решил обратиться за поддержкой к Томасу Девидсону. Томас, проинструктированный, побежал на этаж пятикурсников. Таким образом в скором времени Верона, покинув Джину, поспешила в обратную сторону – к центральному холлу Коаскиерса, где, взглянув на плевок – подсохший, скосилась на Эркадора – на портрет его, ярко сияющий, пробормотала: «Монстр!» – и быстро направилась к лестнице, полная негодования – того, что опять закипело в ней. Подъем до нужного уровня нисколько не охладил её. Разыскав кабинет проректора – согласно табличке с именем над квадратом идентификатора, она приложила пальцы к дисплею с сенсорной поверхностью – мало на что рассчитывая и просто экспериментируя. На дисплее сразу же высветилось: «Личность не установлена», – и следом раздался голос с механическими интонациями:

– Вы не идентифицированы. Вы должны пройти регистрацию.

– Где? – спросила Верона. – Надо думать, в Седьмом департаменте?

– Да, в Седьмом департаменте. Во Вретгреенском отделении.

– Хорошо, я учту на будущее. А с кем я сейчас разговариваю?

– Данный вопрос некорректен. Обратитесь с новым, пожалуйста.

– Хорошо, – согласилась Верона. – Как мне найти проректора?

– Экдор Эртебран отсутствует. Вы можете подождать его.

– Понятно – сказала Верона. – Я подожду, разумеется.

Завершив разговор с дисплеем, она опустилась в кресло – стандартное – для ожидающих, и попыталась занять себя размышлениями об имени: «Шестеро отпадают. Джон – из числа оставшихся. Тралаве́рстрелара́н? Навряд ли. Хотя имя в целом чудесное. Просто язык сломаешь. Рум-пель-штильц-хен бы умер от зависти…» Попытка была напрасной. Образы Эркадора не давали ей сосредоточиться. Не просто портретные образы, а новые – продуцируемые, где он – во плоти и крови – затмевал собой Джона полностью. Тело её – повторно – сковала сладкая изморозь.

«Это тебе не Девидсон! Это мужик со способностями!»

«Наш Эхнатон Великий поразил твоё воображение…»

«Великий Экдор, вы не смеете…»

Через какое-то время раздались голоса на лестнице. Определив безошибочно приближение Джоша Маклохлана, «Крюгера» -Брареана и мистера Грегори Акройда, Верона, поднявшись с кресла, попыталась унять волнение, порождённое теми картинами – более чем откровенными, что возникли в её сознании, но картины не исчезали, соответственно – и волнение. Боль в губе внезапно усилилась. Маклохлан, узрев Верону, задался сперва вопросом: «Чего ей нужно у Лээста?!» – но, увидев её травмированной, растерялся до крайней степени.

«Чёрт! – озаботился Акройд. – Как её угораздило?! Ох как это не вовремя!»

«Взвинчена до предела… – было отмечено „Крюгером“. – И губа до сих пор не залечена. Что это? Ультиматум? Кому? Эртебрану? Вряд ли. Через час у них Посвящение. Эртаонам, по всей вероятности…»

– Рэа Блэкуотер, скажите, – резко спросил астролог, – почему вы не в общежитии?! Ведь вам сейчас полагается готовиться к Посвящению!

«Бедняга… – подумал Акройд. – Так ревнует её к Эртебрану, что не может себя контролировать».

Верона смиренно ответила:

– Простите меня, дорверы, но просто меня сюда вызвали, через профессора Джонсона. Я пришла. Проректор отсутствует.

– Проректор сейчас находится в малом конференц-зале, – поспешил известить её Грегори, опережая Маклохлана, явно намеревавшегося продолжить свои выяснения. – Нас всех туда только что вызвали. Это что-то в связи с Посвящением, так что ваша встреча откладывается.

– Спасибо, – сказала Верона, поднимая глаза на кураторов.

Акройд стоял с улыбкой. Ирландец, напротив, хмурился, а «Крюгер» в эту секунду приглаживал волосы пальцами. Сюртук он сменил на новый – более-менее вычищенный, и даже сменил рубашку на тщательно отутюженную и принял душ, по всей видимости, так как запах теперь отсутствовал, но брюки остались прежними – собравшиеся гармошками. Впрочем, при взгляде студентки он прекратил свои действия. Выразив извинения, она поклонилась низко и, после кивка саматурга, направилась в сторону лестницы.

– Рана весьма характерная… – констатировал Акройд задумчиво.

– На завтраке этого не было! – агрессивно заметил Джошуа.

– Нас это всё не касается, – произнёс Брареан с выражением, отбившим у Джоша желание обсуждать эту тему далее. – И уже три минуты двенадцатого. Пойдёмте, дорверы. Опаздываем.

* * *

На последнем витке перед холлом Верона, замедлив движение, прошептала: «Силы небесные, как мне теперь смотреть на него?» – и, спустившись на пару ступеней, увидела Джонсона с Хогоартом, куратора четверокурсников и порядком уже запыхавшегося наставника шестикурсников. Лицо его было красным, а лысина ярко посверкивала. «Надо же, как торопятся! Вероятно, плохие новости…» – сделав подобный вывод, она опустилась в книксене, а Джонсон, быстро приблизившись, спросил: «Вы в порядке, простите?! По-моему, вы травмированы!» Не успела Верона ответить, как Хогарт сказал: «Разумеется! Стоит на ногах – это главное! – после чего скомандовал: – Ефрейтор, бегом в общежитие! Всё остальное успеется!»

Джимми, буквально сгоравший от детского нетерпения узнать результат своей кляузы, расхаживал по гостиной и размышлял напряжённо, как ему справиться с Томасом, если экдор проректор не произведёт отчисления. Именно в это время Верона возникла в арке – в испачканной кровью майке и с распухшей губой – ужасающей.

– Хе! – поразился Брайтон. – Это кто постарался?! Девидсон?!

– Ага! – подтвердила Верона. – На пару с Виргартом Марвенсеном!

Джимми застыл в изумлении, а Верона прошла в свою комнату, пытаясь занять себя мыслями о предстоящих событиях. «Арвфеер и теарады… Надо переодеться. И надо выучить Клятву. Надеюсь, она короткая…»

Арвфеер оказался платьем – перламутровым, шелковистым, расшитым шитьём из бусин, непостижимым по сложности. Верона разделась в спешке и сменила белье – простое – на красивый набор из кружев, приобретённый в Дублине. Затем она надушилась, надела арвфеер, сандалии – с ленточными завязочками, просмотрела пергамент с «Клятвой» и, не выдержав одиночества, постучалась в соседнюю комнату. Герета была на месте и – при виде своей подруги – побледнела смертельным образом. Через минуту выяснилось, что прекрасный арвфеер Вероны – это арвфеер невесты, надеваемый в день обручения. Арвфеер самой Гереты оказался обычным платьем, простого прямого кроя, из плотной хлопчатой ткани, без каких либо бусинок с вышивками.

– Так-так, – усмехнулась Верона, выслушав пояснения, – Интересно у нас получается. Я пойду к себе и подумаю.

Покинув «четвёртую» комнату, она отправилась в «первую». Томас сидел с приятелями – Гредаром и Арриго, что деликатно откланялись и переместились в «пятую».

– Что с губой? – спросил Томас. – Прокушена?

– Было дело, – кивнула Верона, – но это сейчас не главное. Ты мог бы со мной поделиться хоть какой-нибудь информацией о том, кто у нас тринадцатый…

– Ты имеешь в виду Эркадора?

– Да. Расскажи мне хоть что-нибудь. Самое общеизвестное.

Томас – в красивом фреззде – тёмно-синем, с широким поясом, сперва предложил: «Присаживайся!» – проследил за её движениями, невольно любуясь арфвеером, что облегал её тело полупрозрачными волнами – серебристыми и сверкающими, сел на стул, что стоял напротив, пощёлкал на пальцах суставами и наконец ответил:

– Эркадор по своим способностям превосходит всех, вместе взятых, эртаонов второго уровня.

– Получается, это правда, что он может усилием мысли уничтожить нашу галактику?

– Он может, теоретически, уничтожить нашу вселенную со всеми её измерениями.

– Кроме того измерения, что было когда-то их собственным? Того, что никак не просчитывается?

– Да нет, – сказал Томас, – просчитывается. Но проблема в другом, если честно. Это их измерение является антиматерией. Вернуться они не могут. Их сразу аннигилирует.

– Ты серьёзно?! Но Джош сказал мне…

Томас вздохнул:

– Серьёзно. Маклохлан не в курсе, наверное. А я услышал от Неара. У него старший брат – астрофизик, занимается нуклеосинтезом. И он это знал с института… Академия космологии. Он там специализировался в изучении тёмной энергии. Уравнение состояния. И там это всё обсуждалось – ситуация с эртаонами. Одним словом, известно следующее. Первый шлюз, что они открыли, был экспериментальным. Эртаоны тогда разбирались с квантовой гравитацией и пытались найти решение для проблемы перемещения не по ходу течения времени, а во всех его направлениях. В результате они из прошлого переместились в будущее, снова вернулись в прошлое, опять отправились в будущее, но уже в иной вариантности, с учётом суперпозиции, и в какой-то момент случилось нарушение когерентности. Поэтому невозможно восстановить параметры. Так что всё, что им остаётся, это смириться с действительностью.

– В таком случае, он – не всесилен?!

– Всесилен в известной степени. Но это, конечно, трагедия… вся эта их ситуация. Ты ведь слышала от Маклохлана, что создание Арвеарта считается их попыткой воссоздания цивилизации?

– Да, – кивнула Верона. – От него и от Джины, на Паруснике.

– Ну вот, – сказал Томас, – ты в курсе. Теория общепринятая, но дело в другом, я думаю. На самом деле, мне кажется, ими как раз была создана земная цивилизация, а Арвеарт с Иртаром – просто уже ответвление… дополнительная селекция, но чисто из интереса, без особых планов на будущее.

– Так сколько им лет примерно?

– Миллионы, по всей вероятности. Бессмертие их обеспечивается постоянной регенерацией за счёт энергии космоса. И что самое интересное, они ещё могут поддерживать подобное состояние в любой живущей материи. То есть делать смертных бессмертными. «Приобщать», как у нас выражаются.

– Наблюдатели – «приобщённые»?

– Да, – сказал Томас, – вроде как, но мы – уже нет, к сожалению, хотя у альтернативщиков срок жизни гораздо дольше, чем у самих арвеартцев. Для них полтораста – максимум, а мы набираем за двести, стареем гораздо медленнее и пользуемся привилегиями, потому нас недолюбливают. И, кстати, ты что-нибудь выяснила? В плане имён Советников?

– Частично, – сказала Верона. – Дело за малым, мне кажется. Ты ведь в курсе, по-моему? Их мечи – именные, правильно? На них какие-то надписи…

– Да, именные, конечно! Нам говорили в школе. Мы как раз проходили диффузию и нам сообщили по ходу, что мечи у всех эртаонов – сталь и вольфрам с иридием. А мы тогда моделировали осаждение на графите покрытие из тантала… из карбида тантала.

– Пиролизом пентахлоридов?

– Да, совершенно верно! Вот нам тогда и сказали, что у них на мечах покрытие из карбида тантала и что все мечи – именные. Они сами их отливают и сами же их и подписывают.

– Интересно, – сказала Верона, вспоминая, что меч у Джона казался стальным по виду. – Высший карбид тантала – он золотистого цвета, а мечи на портретах – стального.

– Их мечи, как и меч Эркадора, это сплав из карбида вольфрама с добавкой карбида титана, что как раз создаёт впечатление…

– Спасибо, – сказала Верона. – Мой вопрос на этом исчерпывается.

* * *

Ровно в одиннадцать тридцать Том с Вероной вышли из комнаты. В гостиной первого курса было уже многолюдно, но гораздо тише обычного. В ожидании мистера Джонсона арвеартцы стояли молча, с отрешёнными выражениями. Верона, с которой Арриго поделился своим наблюдением: «Наши ребятки во фрезздах похожи на тихопомешанных из древнегреческой клиники», – начала внезапно смеяться и смеялась секунд пятнадцать, пока Томас не взял её руку, чтобы она успокоилась. Пока он её успокаивал, прошло полторы минуты. Ещё через три минуты Арриго сказал на английском – голосом мистера Джонсона:

– Джентльмены, простите, пожалуйста! Я вынужден был задержаться… из-за приступа диареи… можно сказать, хронической…

Теперь засмеялся Джимми, в результате чего арвеартцы – те, кто стоял поблизости, стали смотреть в его сторону, словно сам он явил пациента, но буйного, а не тихого. Сам Джимми какое-то время тоже пытался скопировать голос мистера Джонсона, а затем оставил попытки и разразился высказыванием:

– Эй, Блэкуотер, скажи пожалуйста, а с чего у тебя арвфеер не такой, как у всех, а украшенный?! Это чё, за красивые глазки?!

– Да, – сказала Верона. – Щедрый дар Эхнатона Великого, Всесильного и Всемогущего, Сына Первой Звезды и так далее.

– «Эхнатон»! – засмеялся Джимми. – Между прочим, это – сенсация! Я бы даже сказал…

– Куратор!

Этот возглас издал Маккафрей и тут же сместился за Томаса, в ужасе от содеянного. Джонсон влетел в гостиную. Его галстук – тёмно-малиновый – был перекошен полностью, верх рубашки раскрыт на три пуговицы, а шнурки от туфель болтались – просто-напросто были развязанными.

«Спятил! – подумал Джимми. – Мало нам было Крюгера!»

Кто-то из девушек ахнул. Кто-то воскликнул: «Создатели!»

– Mamma mia! – вскричал Арриго. – Неужели война с иртарцами?!

– Хуже, – сказала Верона. – Надо думать, война с марсианами.

Джеймс обвёл студентов взглядом, полным безумия, и выдавил через силу:

– Леди и джентльмены! Я п-приношу извинения. Меня задержало известие… черезвыча… ч-чрезв-вычайной… важности… Это п-просто… с-сверх… в-выходящее… Г-господа, я прошу заслушать м-меня…

Речь была прервана Девидсоном:

– Сэр, смените язык, пожалуйста!

Профессор взглянул на Томаса с откровенным недоумением, после чего опомнился и, пробормотав: «Простите», – продолжил на арвеартском:

– Арверы, прошу, присядьте… Так будет лучше, наверное… Я обязан вас информировать… Сообщить ч-чрезвычайную новость… сообщить… это – просто сенсация… сенсация для Коаскиерса…

– Хе-хе! – засмеялся Джимми. – Сенсация за сенсацией!

– Идеи? – спросил Арриго, обращаясь к альтернативщикам.

– Не знаю, – ответил Томас. – Возможно, визит сенаторов.

Точно такую идею подал арвеартцам Неар – за неимением прочих, хоть сколько-нибудь состоятельных.

Джонсон всхлипнул в салфетку и продолжил дрожащим голосом:

– Ах, арверы, да что там Коаскиерс!!! Мы все удостоились чести… Самой высокой ч-чести!!! П-простите меня, арверы, но это… вы п-понимаете… – на этом он прослезился и утратил речь окончательно.

Арвеартцы, уже осознавшие, что вряд ли дело в сенаторах, побледнели – все до единого. Верона, недолго думая, присела перед куратором, завязала шнурки на туфлях, следом взяла его за руку – для прямой контактной суггестии, и быстро вернула профессора в адекватное состояние. Он разобрался с пуговицами, поправил сместившийся галстук и тихо сказал на английском:

– Мисс Блэкуотер, я крайне признателен.

Верона, выполнив книксен, вернулась к альтернативщикам. Джонсон – стабилизированный – ещё раз поправил галстук, следом пригладил волосы, убрал с рукава пылинку и объявил торжественно:

– Арверы! Я – ваш куратор – довожу до вашего сведения, что сегодня, впервые в истории, церемонию Посвящения удостоит своим присутствием Величайший из всех Великих, Всесильный, Не Знающий Равных и Властвующий Безраздельно…

Закончить ему не дали. Лирена, Иртана, Терна и – последней из них – Герета, разом лишились сознания, не справившись с этой новостью, непосильной для их восприятия.

– Аримани, – потребовал Джонсон, – в прачечной есть аптечка! Раствор гидроксида аммония! Отправляйтесь за ним немедленно!

Арриго бросился в прачечную. Томас, без колебаний, поднял Герету с пола и присел с ней на край дивана, обменявшись с Вероной взглядами. Гредар схватил Иртану и сел по соседству с Томасом. Куратор взглянул на Джимми:

– Займитесь Терной, пожалуйста! Вы не должны бездействовать в критической ситуации!

Джимми, с кривой ухмылкой, склонился над однокурсницей, чьё лицо – обычно румяное – стало белее белого, и тоже взял её на руки. Лирене – четвёртой девушке – досталось внимание Неара – юного литератора. Арриго, вернувшись вскоре, передал пузырёк профессору, а сам подошёл к Вероне, заметив в глазах её панику – мало чем объяснимую в его собственном понимании.

Минут через пять примерно Джонсон пришёл к тому выводу, что состояние девушек всё равно остаётся критическим.

– Арверы, – сказал он, – внимание! Мы не должны опаздывать! Боюсь, что для ускорения вам придётся сейчас понести их!

Гвелдеор покраснел от волнения. Неар слегка смутился, а Джимми, державший Терну, тут же шепнул ей на ухо: «Щас вот как уроню тебя и будет землетрясение!» – отчего несчастная девушка чуть опять не лишилась сознания.

– Ну всё, – сказал Джонсон, – строимся! Томас с Геретой – первые, Гредар с Иртаной – вторые, Неар с Лиреной – третьи, Джеймс и Терна – четвёртые, потом Аримани, Маккафрей и далее – все оставшиеся. Рэа Блэкуотер, пожалуйста, будьте у нас замыкающей!

Длительный спуск по лестнице, коридоры с круглыми лампами… – Верона так погрузилась в себя, что почти ничего не видела, почти ничего не слышала и просто шла механически, готовая к самому худшему.

* * *

Через какое-то время процессия первокурсников добралась до холла с портретами, где Джонсон дал разрешение поставить девушек на ноги, и затем обратился к студентам с проникновенным высказыванием:

– Не мне говорить вам о значимости такого рода события! Сегодня определяется ваше дальнейшее будущее, и мы уже с вами знаем, кто станет тому свидетелем! Настройтесь на самое лучшее! Впервые в нашей истории, в истории цивилизации, происходит нечто подобное! Я счастлив за вас, арверы! Счастлив, что я причастен… Сегодня у нас начинается новый этап в истории, вероятно, самый значительный, и вы – у его истоков! Вы сами – участники этого! Удачи вам, дорогие мои!

Джимми зааплодировал – единственный из первокурсников, а затем наклонился к Терне – поделиться новыми мыслями:

– Теперь у нас так и будет – что ни мероприятие, так Эркадор с Советниками будут на них присутствовать!

Терна шарахнулась в сторону.

– На пристань! – призвал куратор и первым покинул Замок, не заметив того обстоятельства, что Верона осталась в холле; зато Джимми блестнул наблюдательностью:

– Эй, братва, Нефертити застряла! – сказал он альтернативщиками.

Томас остался с Геретой, а встревоженный Аримани поспешил к Вероне на выручку. Она была рядом с дверью – под центральным портретом коллекции, и смотрела на изображение, высоко запрокинув голову. Арриго быстро приблизился.

– Пойдём-ка! – позвал он. – Чего-ты?! – и осёкся, увидев лицо её – застывшую маску отчаяния.

– Нет, – прошептала Верона. – Я останусь. Я не пойду туда.

Аримани взял её за руку:

– Ты ж не Иртана какая-нибудь! Поверь мне – бояться нечего!

– Я не могу…

– Ты можешь! Надо стабилизироваться!

Вероне пришлось смириться. Когда они вышли на пристань, зазвучала сигнальная музыка и вдали, над синеющим морем, возник пятимачтовый парусник. Студенты к тому моменту были уже построены и стояли пятью рядами между правым краем террасы и левым краем террасы, а ректор с другими эрверами пребывал у входа в Коаскиерс. Верона остановилась. Лээст шагнул в её сторону:

– Рэа Блэкуотер, простите, можно вас на минуточку?

Куратор шестого курса, узрев её появление, выразил своим взглядом интерес плотоядного уровня.

– Я – к нашим, – шепнул Арриго.

Проректор быстро приблизился и спросил:

– Прокусила? Ударилась? Как тебя угораздило?!

– Прокусила, – сказала Верона. – Со мной иногда случается.

– Ладно, – вздохнул проректор, – доверим это Кураторам. А что тебя задержало?

– Экдор, мне не стоит, наверное…

– Тебе не стоит так нервничать. Теперь скажи мне, пожалуйста, где ты спала этой ночью? Навряд ли в компании Девидсона?

– У себя, – подтвердила Верона. – Просто Джон обещал его вылечить, и я зашла к нему утром, и его действительно вылечили, и пока мы с ним разговаривали, там Брайтон возник в коридоре и стал на меня наговаривать, и тогда мы его разыграли, чтобы он перестал выделываться.

– Хорошо, – улыбнулся Лээст. – Я рад, что Томаса вылечили, – и, протянув к ней руку, прикоснулся к одной из бусинок: – Мне раньше не доводилось видеть чего-то подобного…

– Это арвфеер невесты?

Эртебран ответил: «Не думаю. Он слишком прозрачен для этого. И, кстати, мне можно спросить у тебя? Что за проблема с Советниками? Ты ведь по этому поводу отправила мне сообщение?»

– Да, – подтвердила Верона. – Просто Джон вчера, понимаете?.. Он сказал, что не назовётся, и сказал, что если я выясню… Выясню его имя, он исполнит моё желание. Он сказал, что любое желание. Он дал мне на это сутки.

– Какими действуешь методами?

– Методом исключения.

– А желание ты придумала?

– Нет, ещё не придумала.

– Ну ладно, с этим успеется.

Разговор на этом закончился. Лээст вернулся к эрверам, а Верона прошла к первокурсникам.

– Блэкуотер, тебя отчислили?! – выпалил тут же Джимми. – Ты чего такая несчастная?!

– Брайтон, – заметил Джонсон, – ещё одно замечание и два балла вам гарантированы!

Джимми едва не охнул – и не только при слове «баллы», а скорей от угрозы Томаса: «Придурок, ты доигрался! Ломаю тебе запястье!»

– Мистер Джонсон, – воскликнул Джимми, – мне тут Девидсон руку ломает!

– Хорошо бы ещё и ногу, – усмехаясь, ответил Джонсон. – Или сразу две, для симметрии.

Тем временем пятимачтовик, подлетевший к скале вплотную, медленно опустился до необходимого уровня. Широкая балюстрада исчезла из общей видимости, как и фальшборт на судне – отрезок напротив пристани. Вслед за этим возникли сходни – проход между сушей и палубой.

Креагер, соблюдая традицию, вышел вперёд с обращением – воодушевлённый событиями:

– Арверы… мы все понимаем значимость происходящего… Этот день стал главным в истории… Это – день, который показывает, что связь сынов Арвеарта… нерушима… с их Прародителями… Величайшими Прародителями… И я бесконечно счастлив… Простите меня, арверы… – на этом ректор откашлялся, – тем, что это случилось… случилось в нашем Коаскиерсе… Я прошу профессора Джонсона провести на борт первокурсников…

Джеймс направился к сходням – со словами: «За мной, пожалуйста!» Первый курс потянулся цепочкой – Лирена, Иртана и Терна – полностью обесцвеченные; затем – арвеартские юноши, тоже всё еще бледные; Томас – само хладнокровие; Гредар – просто ликующий – не в связи с величайшим событием, а в связи со словами Иртаны: «Я без тебя умерла бы! Я сама не дошла бы до пристани»; – Арриго, счастливый за Гредара; Эамон, подзабывший Клятву; Джимми – с новыми планами мщения и отмщения, и в конце – Верона с Геретой; Верона – пепельно-серая, а Герета, напротив, – пылающая. Палуба пятимачтовика выглядела классически – канаты, бочонки, ванты, высокий штурвал в отдалении…

– Арверы, – сказал куратор, указав на вторую мачту, – вам надо сесть синусоидой. Девушки сядут по центру. Надеюсь, вам всё понятно?

– Да! – отозвался Джимми. – Хорошо, что не косинусоидой!

– Молодцы! – похвалил профессор. – Теперь посмотрите, пожалуйста, на центральную мачту парусника. Если всё пойдёт, как обычно, то именно к ней трансгрессируют шесть Великих Дорверов Кураторов. Всё, что от вас потребуется – это просто подняться на ноги, дойти до центральной мачты, снова встать на колени – перед Старшим Экдором Куратором и произнести свою Клятву. После этого Старший Куратор огласит результаты сканирования. Как только это случится, возвращайтесь на место, пожалуйста. А теперь начинаем усаживаться! И помним самое главное… – профессор немного помедлил, – Сына Первой Звезды – Эркадора, эртаона первого уровня, и его Высочайших Советников мы приветствуем по-особому. Вы становитесь на колени, затем опускаете голову и лбом касаетесь пола. Приветствие продолжается, пока с вами не поздороваются.

Быстро закончив с инструкциями, Джеймс подошёл к Вероне и сказал: «Мисс Блэкуотер, простите, но, мне кажется, вам нездоровится. У нас минут пять в запасе. Вам хватит для самолечения?»

В этот момент по сходням, ведомые мистером Хогартом, на борт прошли второкурсники. За ними Грегори Акройд провёл своих третьекурсников, а куратор четвёртого курса – соответственно – четверокурсников. Напротив трёх этих курсов, размещённых, согласно традиции, по центру вдоль левого борта, кураторы старших курсов разместили своих подопечных по центру вдоль правого борта. Ректор и те эрверы, что не являлись кураторами, сгруппировались рядами за спинами первокурсников. К ним постепенно примкнули все эрверы-кураторы, из которых последним был Джонсон, всё это время выравнивавший неровную «синусоиду». Верона, попытки которой заняться самолечением оказались безрезультатными, даже хуже – скорей усугубили её внутреннее состояние, решила в конечном счёте, что должна обратиться к Лээсту и взять у него разрешение не присутствовать на церемонии, с любого рода последствиями – пусть даже и отчислением. Задавшись такой идеей, она шепнула Герете: «Я отойду на секундочку», – и покинула своё место под комментарий Брайтона:

– Нефертити, куда намылилась?! Твой Эхнатон щас появится!

Эртебран, безотрывно следивший за ней, сразу пошёл навстречу, быстро взял её под руку и отвёл подальше от публики – в сторону бака парусника. На уровне первой мачты он спросил:

– Почему ты так нервничаешь? Из-за платья? Не надо расстраиваться. Джон ведь знает что делает.

Верона шмыгнула носом:

– Нет… Эркадор… понимаете? Он… Я… У меня не получится…

– Нет, я не вполне понимаю.

– Мне надо уйти!

– Не думаю. Тебе надо взять себя в руки и вернуться к своим однокурсникам.

Верона вздохнула судорожно и закрыла лицо ладонями. Плечи её задрожали. Послышались громкие всхлипывания. Лээст, совсем растерявшись, решил обратиться за помощью: «Великий Экдор, – подумал он, – проявите своё участие…» Участие было проявлено. Откуда-то крикнула чайка и следом внутри «синусоиды», образованной первокурсниками, возникла группа Кураторов – прекрасных, в кофейных фрезздах, при мечах в драгоценных ножнах и при плащах до пола – эртафраззах, откинутых за спины. Смертные низко склонились. Джина крепко зажмурилась. Старший Куратор Коаскиерса, скосив глаза в её сторону, обогнул конец «синусоиды» и быстро прошёл по палубе:

– Экдор Эртебран, – попросил он, после крепкого рукопожатия, – возвращайтесь на место, пожалуйста.

Лээст вернулся к эрверам и тоже склонился в приветствии, а Великий Экдор Терстдаран произнёс со всей убедительностью: