Buch lesen: «Времена. От Цезаря до Путина»

Schriftart:

Времена не выбирают,
В них живут и умирают.
Александр Кушнер

Издание второе, дополненное.

ISBN 978-5-4498-5875-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Человек в интернете

Лиха беда начало. Как выпустил на рубеже веков свои первые книги, так до сих пор не могу остановиться. Хотя по профессии не литератор, не журналист, а обыкновенный учитель-историк. Но учитель-то и обязан высказываться и объяснять, без этого он никого не разбудит и не вразумит. Высказывался 30 лет в классе и уже второй десяток высказываюсь в книгах. Но если бы не Интернет, новая книга вряд ли появилась на свет. И последняя, это уже неоспоримо. Сказал всё, что хотел, и даже с избытком.

С 2009 – го я начал размещать в социальных сетях свои блоги, увлёкся и стал регулярно писать – обо всём. Наблюдательному неравнодушному человеку не надо искать темы, ими переполнена изменчивая бурная жизнь современников. А ещё история, природа, искусство, политика, мораль – только успевай брать на заметку и реагировать. Так сложились «ВРЕМЕНА».

Прошли годы, у меня появились читатели и единомышленники. Их немного, те, кто выходит в Интернет не развлекаться и регистрировать процесс пищеварения, а в поисках духовной пищи. Несомненно, мои блоги были интересны и полезны определённому кругу читателей. Поэтому я без колебаний решил их объединить не в электронную, а в обычную книгу – как один из документов и свидетельств нашего времени.

Когда-нибудь понадобится, как понадобились через сотни лет берестяные письма рядовых новгородцев. Они и не думали, что их повседневные записи будут бережно разглаживать и изучать далёкие потомки.

Первое издание «Осенний ледоход» вышло в свет в 2018 году и доступно на сайте Российской государственной библиотеки наряду с другими книгами автора.

Морская душа Марины

Исполнилось 125 лет Марине Цветаевой. Она прожила свой век согласно сочинённому для себя девизу: «Mieux vaut etre qu avoir» – «Лучше быть, чем иметь». «Иметь» для неё – это быт, «Быть» – это бытие, как заметил её мудрый друг Сергей Волконский (внук Марии Волконской!).

Быт она не любила и презирала, не имела ни дома, ни вещей, ни денег. Она говорила, что её единственная собственность – дети и тетради. Даже своего рабочего стола не было.

Дети ушли, остались только тетради. С октября 1917 (25 лет!) «Марина больше никогда не оглядывалась на моду: дорого, неразумно… и всегда выходит из моды!» (Ариадна Эфрон, дочь).Вся её короткая напряжённая жизнь была бытием – существованием в духовном мире. Тем самым, которым невозможно наказать, подкупить, обездолить… Бытие Цветаевой обернулось звонким бессмертием. Нам, имеющим, оно не суждено.

Пока огнями смеётся бал,
Душа не уснёт в покое.
Но имя Бог мне иное дал:
Морское оно, морское!
Поёт огнями манящий зал,
Поёт и зовёт, сверкая,
Но душу Бог мне иную дал:
Морская она, морская!

В ноябре 1917 Марина Цветаева по пути в Москву записывает в вагоне разговоры солдат. Увидев, как Марина закурила, один из них тотчас выразил неприятие: «Барышня, а курит! Оно, конечно, все люди равны, только всё же барышне курить не годится. И голос от того табаку грубеет, и запах изо рта мужской. Барышне конфетки надо сосать, духами прыскаться, чтоб дух нежный шёл. А то кавалер с любезностями – прыг, а вы на него тем мужским духом – пых! Мужской пол мужского духа теперь не выносит. Как вы полагаете, а, барышня»?

Марина согласилась: «Конечно, вы правы: привычка дурная!» Интересно, что сквозь осуждение солдат не скрывает уважения к попутчице из «благородных», обращается на «вы», интересуется её мнением. А ведь это конец 1917-го, время большевиков и разнузданной солдатни, как уверяют многие современники и историки. Значит, картина была разнообразная, пёстрая, а солдаты не потеряли человеческого облика.

Показательна и другая деталь: солдат революционной эпохи знает о равноправии и поддерживает, но понимает разницу между равноправием социальным и неравенством полов, заложенным в природе. Женщине курить не годится, иначе она делается похожей на мужчину, теряет своеобразие. Более того, солдат определяет характерный признак женщины – нежность, дух нежный. Какой-то интеллигентный, тонкий, вдумчивый солдат встретился Цветаевой. Она и сама это поняла, записав его высказывания.

Другой попутчик, тоже из солдат, повёл свою линию, более современную. «А я, то есть, товарищи, полагаю: женский пол тут ни при чём. Ведь в глотку тянешь, – а глотка у всех одинакая. Что табак, что хлеб. А кавалеры любить не будут, оно, может и лучше, мало ли нашего брата зря хвостячит. Любовь! Кобеля, а не любовь! А полюбит кто – за душу, со всяким духом примет, даже сам курить будет. Правильно говорю, а, барышня?»

Для этого солдата вопрос о курении второстепенный, и он переводит его в другую плоскость – взаимоотношения мужчин и женщин. Как не удивиться, что в нескольких словах сказано самое существенное, схвачена вся суть вечной темы. Точно такие же рассуждения слышатся отовсюду и сейчас, спустя 100 лет. Народ хорошо понимал, что есть любовь настоящая, а есть – постельная, как у «кобелей»: овладел и бросил. А настоящая, сильная и искренняя, требует самоотречения ради любимого: «даже сам курить будет».

Вот они какие, солдаты из 1917-го. Те самые, что делали самую великую революцию в истории! И выражались сочным метким языком, так захватившим поэтессу. Она сама воспроизводит его с блеском в своих народных поэмах. А училась вот в таких дорожных разговорах, жадно прислушиваясь к каждому слову. Они оба были правы, эти незаурядные солдаты. Потому что размышляли и говорили о вещах таких же неизбывных и постоянных, как жизнь и смерть.

А Марина? Она не боялась народа, смело шла в народную гущу, училась у простых людей – это присуще только высококультурным личностям. Но всю жизнь она презирала ЧЕРНЬ – сытых, самодовольных, ограниченных обывателей. Вот её поразительное признание.

«Кого я ненавижу (и вижу), когда говорю: чернь. Солдат? – Нет, сижу и пью с ними чай часами из боязни, что обидятся, если уйду. Рабочих? – Нет, от „позвольте прикурить“ на улице, даже от чистосердечного: „товарищ“ – чуть ли не слёзы на глазах. Крестьян? – Готова с каждой бабой уйти в её деревню – жить: с ней, с её ребятишками, с её коровами (лучше без мужа, мужиков боюсь!) – а главное: слушать, слушать, слушать! Кухарок и горничных? – Но они, даже ненавидя, так хорошо рассказывают о домах, где жили: как барин газету читал: „Русское слово“, как барыня чёрное платье себе сшила, как барышня замуж не знала за кого идти: один дохтур был, другой военный… Ненавижу – поняла – вот кого: толстую руку с обручальным кольцом и (в мирное время) кошёлку в ней, шёлковую („клёш“) юбку на жирном животе, манеру что-то высасывать в зубах, шпильки, презрение к моим серебряным кольцам (золотых-то, видно, нет!) – уничтожение всей меня – всё человеческое мясо – мещанство!»

Марина! Как славно, что ты не дожила до «новой» России. Ты задохнулась бы в толще «человеческого мяса» в обличье вылупившихся банкиров, олигархов, министров и столоначальников, бизнесменов, офисных мышей, эстрадной попсы и прочей денежной черни с их «тачками», особняками и евродизайном. Потому что от них ты не не услышала бы ни одного тёплого осмысленного слова.

Уходят из жизни

Ежегодно в России более 60 тыс. человек кончают жизнь самоубийством – страшная статистика, среди них много детей. Подобный взлёт наблюдался лишь в начале 20 века, накануне мировой войны. И между этими эпохами явная перекличка, много общего: безнадёжность одинокого существования, душная атмосфера биржи, торгашества и скандалов, переполненные рестораны и пивные, артистическая богема, извращённо-сексуальный модерн в искусстве, безумно популярный синематограф-иллюзион с его примитивными детективами и кровавыми драмами. Люди торопились получить все наслаждения, словно предчувствовали приближение апокалипсиса. Уголовная хроника разрасталась, как снежный ком. И вал самоубийств.

Сводили счёты с жизнью гимназисты, студенты, военные, актёры, мужики, мещане, миллионеры (Морозов!) – коса смерти косила всех без разбора, как и сейчас, в начале 21 века: от школьников до пенсионеров. Различие лишь в средствах. Тогда бросались под поезда, глотали уксусную кислоту и фосфорные спички, пили мышьяк. Теперь травятся медикаментами, газом, вскрывают вены и выбрасываются из высоток. Разумеется, во все времена стрелялись, вешались, топились.

Социологи отмечают, что всплеск самоубийств характерен для сравнительно спокойных благополучных периодов. Так было в 1907—1914 гг., так и в 2000-е годы. Как только началась война, затем революция, так самоубийства резко пошли на убыль, жизнь наполнилась смыслом и событиями. Какие же причины толкают людей к обрыву в эти мирные сытые времена? Аналитики выявили довольно любопытную картину.

Оказалось, например, что климат на динамику самоубийств не влияет, как и алкоголизм. В Бельгии алкоголя потребляют вчетверо больше, чем во Франции, но убивают себя вдвое реже. Нищету и бедность тоже нельзя поставить на первое место, как раз наоборот: к самоубийствам более всего наклонны баловни жизни, богатые и обеспеченные, а бедность часто спасает от петли. Может быть, к катастрофе ведут помешательство, неврастения, умственные расстройства? Бывает, но не обязательно. Читать предсмертные записки и письма бесполезно, ведь ещё неизвестно, правдивы ли они.

Часто сам самоубийца не понимает, из-за чего он уходит из жизни. Если нищему в тягость нищета, а богатому – богатство, если несчастного обременяет несчастье, а счастливого – счастье, если всё может быть причиною самоубийства, то напрашивается один вывод: и счастье и несчастье были всегда, и богатство и бедность – всё привычно! Однако не всегда стояли такие времена, когда самоубийства идут валом, их количество многократно возрастает, как теперь. Что же произошло, что Россия превратилась в клуб самоубийц?

Дело, видимо, не в мелких, не в личных причинах, которые были и будут всегда, а в чём-то ином, всеобъемлющем, в той генеральной причине, которая заставляет толпы людей безоглядно кинуться в пропасть. Это только кажется, что один застрелился от любви, а другой – от невыплаченного долга. На самом деле стреляются, топятся, задыхаются из-за чего-то одного. Анализ конкретных жизненных ситуаций выявил одну закономерность: большинство самоубийц – несостоявшиеся люди. Они не состоялись повсюду: в семье, в профессии, в любви, в быту, в обществе. И как результат – растущее чувство неполноценности, формирование психологии неудачника, угрызения совести, депрессия и в какой-то момент – захлестнувший прилив обречённости. Если разрываются узы, соединяющие с жизнью, то человека обступает безысходное одиночество, ощущение пустоты и никчёмности, выход из которых представляется единственный – смерть.

У таких людей настрой, как правило, негативный: «Сволочи они все! Чтоб они передохли». Состояние Робинзона, глухой изоляции от общества может быть временным, а может разрастаться и раздавить его носителя – оно нестерпимо. Установлено, что во времена войн, революций, стихийных бедствий и социальных кризисов волна самоубийств ослабевает. Потому что тогда люди чувствуют свою сплочённость и зависимость друг от друга, они понимают, что нужны, требуется их участие, способности и силы. Всё личное, частное, эгоистичное, карьерное вытесняется общей бедой и тонет в общественном. Но кончаются переломные годы, и самоубийства колоссально умножаются, потому что связи с общим и целым утрачиваются, каждый остаётся наедине со своей бедой и слабостями. А это опасно.

Это-то и происходит с нами все последние годы. Рвутся какие-то ниточки, связывавшие нас воедино, и нам как-будто это нравится. Но вот рвётся последняя – и кто-то бросается с балкона, кто-то запихивает в рот горсть таблеток, а кто-то втыкает в вену шприц. У нас понемногу, после грандиозного краха, вытравлено, выжжено сознание «МЫ» и незаметно имплантировано только «Я».

Тут-то и заключается причина причин. Тяжело сознавать, что ты никому не нужен. Государству не нужны граждане. Армии не нужны солдаты. Врачу не нужен больной. Судье не нужен пострадавший. Начальнику не нужен подчинённый. Матери не нужен сын. Соседу не нужен сосед. И в конце концов возникает самое последнее и неотвязное: а себе-то я нужен? Стоит ли длить муку неразделённости, ненужности, бесполезности? Остаётся один шаг до рокового: не стоит, ухожу навсегда.

Бойтесь таких мыслей, бегите от них! Пусть ваше сердце, ваши руки, ваш ум, ваши сокровища будут всегда нужны хоть одному существу, хоть чьей-то осиротелой душе. Тогда вы будете всесильны и неуязвимы. Демон самоубийства отступится от вас.

Прогноз – 2009

Однажды летним днём 2009-го подсела ко мне в электричке бывшая ученица Вьюшкина, и полчаса провели в воспоминаниях и разговорах. Перебрав свежие новости, Александра вдруг озадачила меня: «Вы умеете предсказывать?» – «Саша, ты же знаешь: это не моя специальность». – «И зря. В интернете проводится опрос: каким будет мир через 50 лет? Такое пишут – голова кружится. Как вы думаете?» – «Тебе, кажется, будет лет 80 через полвека?» – «79, – с готовностью откликнулась женщина. Надеюсь дожить.» – «Конечно, доживёшь. Но я не ясновидящий и не гадалка, всего лишь учитель. И раскрывал перед вами не будущее, а прошлое. Да и кто уверенно скажет, что произойдёт даже завтра, а не через 50 лет». – «Но вы же сами рассказывали о сбывшихся предсказаниях, я помню». – «Да, были такие люди, и они вещали на свой страх и риск. Я к ним не отношусь». – «Нет, просто не хотите, – отрезала Александра. – А мне интересно. Я бы сравнила и выбрала самое подходящее.»

Вспомнил, что училась она слабенько и предпочитала на уроках разглядывать своё курносое отражение в миниатюрном зеркальце. Обладая сообразительностью, Саша любила ставить учителей втупик каверзными вопросами. Со мной это не проходило, я быстро отучил её от озорной привычки. Ответив на вопрос девочки, я вступал в игру и предлагал: «А теперь моя очередь. Ну-ка, объясни, почему освобождённые царём крестьяне были недовольны и бунтовали?» Не задумываясь, Саша несла какую-нибудь чепуху вроде той, что «крестьяне не любили царя и не хотели, чтобы он их освобождал». Последнее слово оставалось за мной: «Нет, девочка, в истории было немножко по-другому. Открой 74 страницу и почитай». Через 10 минут в журнале появлялась спасительная тройка, реже – четвёрка. Впрочем, Саша не переживала: к истории она была равнодушна.

Расстались дружелюбно, и уже в лесу я прикинул: в самом деле, какие перспективы откроются через полвека? С меня взятки гладки, спросить будет некого. Почему бы не позволить себе каприз легкомысленной женщины? И я набросал следующую схему.

Милая Саша. Через 50 лет мир будет более жестоким, непримиримым и безнадёжным – не завидую нашим потомкам и не хотел бы жить рядом с ними. Грядет полоса разнообразных войн, холодных и горячих, за источники сырья, рынки сбыта, энергетические и земельные ресурсы, за жизненные пространства для быстроразвивающихся наций. На арену мировой истории выйдут азиатские и африканские народы, как полторы тыс. лет тому вышли из глубин Азии тюрки и арабы и сотрясали средневековый мир тысячу лет. Начнётся новый тур борьбы за передел поделённой планеты теперь уже в пользу ограбленных и обделённых этносов Востока и Юга, современное мироустройство затрещит и рухнет. Либо, если коллективный разум и осторожность возьмут верх, установится исторический компромисс опять же в пользу 4/5 дискриминируемого населения планеты.

Успехи будет делать только технический прогресс: сверхэкономичные технологии и материалы, транспорт и связь, всё затратное и избыточное будет быстро вытесняться и даже запрещаться.

Все жизненные блага будут только дорожать и распределение их представит большие трудности. Общество и человека ждут суровые испытания на выживаемость, психические напряжения и нагрузки значительно возрастут, с остатками личной свободы будет покончено, все межчеловеческие отношения будут жёстко регулироваться и ограничиваться государством. Нас ждёт вынужденный тоталитаризм, чтобы сохраниться как виду. Ты ещё молода и посмеёшься над моим прогнозом – дай Бог. Но в том, что ты презираешь людей, я вижу зловещий признак: ведь ты презираешь и себя. Животные ценятся выше человека – вот печальный итог всемирной истории.

Что касается нашей дорогой родины, её положение будет ухудшаться ещё быстрее. При сохранении традиционной авторитарной системы и затратной системы хозяйствования дальнейшее угасание неизбежно: оскудение природных ресурсов, деградация экономики, среды обитания и народной жизни. Страна превратится в огромный перевалочный пункт товарных потоков между Востоком и Западом, объектом господства транснациональных корпораций. Они вступят в договорные отношения с правящей бюрократией и заставят служить своим интересам. Нас ждёт весёленькая жизнь мировой обслуги, но никак не русская самобытность. Хорошо это или плохо – сказать затруднительно. Мы будем жить в квартире, которую уже покупают новые хозяева. Поделятся – будем сыты, пожадничают – превратимся в белых негров, в положении которых пребывает весь свет кроме «золотого миллиарда».

Всё дело в том, что мы вступили в новое тысячелетие с допотопной экономикой и социальной системой – они по сути средневековые. Нет гражданского общества – есть деспотичная и прожорливая бюрократия. Нет гражданского общества – есть чудовищная эксплуатация и распущенные олигархи. Нет гражданского общества – есть безгласное подавленное население, растущая бытовая преступность и вымирание. Если только один президент решает вопросы трудоустройства и зарплаты на одном-единственном предприятии – это значит: вся правовая система прогнила и мертва, крупный капитал безнаказанно попирает законы, и если вы не зацепитесь за какого-нибудь богатенького, вас запросто превратят в отхожее место. Так что выбирайте: приспосабливаться к этому миру и грызть или отойти в сторонку, если получится.

Закусили… человечиной

Сказать, что одна из последних программ телеведущего Малахова «Гот назад» оставила гнетущее впечатление – ничего не сказать. После неё остаётся изнемогающая опустошённая душа и чувство безысходности. Как жить в такой стране, на что надеяться, если пара молодых ублюдков запросто убивает и съедает на закуску, после обильной выпивки, свою подругу – прелестную девушку? Впечатление такое, как будто показали репортаж из африканских джунглей, где обитает незнакомое науке племя людоедов. Однако, не джунгли, и не миллион лет до нашей эры, когда недостаток пищи вынуждал первобытных людей пожирать врагов-пленников.

Людоедство произошло в центре Европы, в самом культурном городе России, второй столице, и совершили его представители молодого поколения 21 века. Я понимаю, что недопустимо выдавать часть за целое, и всё же… часть тоже показательна. Перед нами предстали члены молодёжного сообщества «готов». Почему они присвоили себе имя одного из германских племён – непонятно. Готы были воинственны и агрессивны, как все германцы 2 тыс. лет назад, но людоедством себя не запятнали и были связаны узами нерушимой родовой морали. А мораль эта предписывала заботиться и поддерживать соплеменника не щадя собственной жизни.

У этих готов нет никакой морали, ни личной, ни общественной. Один из великовозрастных кумиров с отталкивающей гримасой ненависти, разрисованный и заклёпанный от макушки до пяток, жрал, пил, выламывался, паскудил, портил очумелых и восторженных от кайфа девчонок и был матёрым тунеядцем, как и все его подельники, т.е. выдаивал родителей и обожавших его девиц. Ничего другого в мозгах и за душой у них нет: не нажили, не вложили, не нагрузились. Свою плоть они нагружали исключительно спиртным, наркотиками и постельными забавами – «экстремальным сексом». Куда им до готов с их нерушимо хранимой родовой историей, ритуалами, запретами и обычаями.

Современные готы исповедуют единственную вещь: удовольствие и презрение ко всем, кто не «свой». Это презрение, высокомерие пустоты и утробного чванства было написано на размалёванных физиономиях дружков и подружек, сквозило в их репликах и жалких оправданиях. Их убогие извилины были не в состоянии даже приблизиться к сути дикого преступления, сотворённой трагедии: ради похоти и садистской забавы зарезана девушка, юное создание, которое позволило себе увлечься развинченным и пошло-смазливым мерзавцем. Она потеряла голову, что вообще непозволительно для человека в любых ситуациях, и простительным может быть лишь её юный возраст.

А вот подруга съеденной сохранила и разум, и осторожность и сразу разглядела в кривляющемся развязном субъекте потенциального уголовника. И предупредила подругу, но та была ослеплена страстью. Страсти опасны, в наше время – особенно, потому что моральные скрепы ослабли и уничтожены до последней степени, преступники поджидают рядом, в одном доме, в одной компании, за одним столом. Берегитесь!

Меня поразил ход обсуждения в студии. Сами готы, разумеется, яростно встали за убийцу-сообщника и буравили присутствующих ненавидящими взглядами. Нашлись и седовласые недоумки, которые призвали отнестись внимательно, выслушать «эту молодёжь», понять её запросы, «внутренний мир», настроения… И хотелось крикнуть: «Пусть этим занимаются судебные психиатры, специалисты федеральной службы исполнения наказаний, правоохранительные органы. К своим 15—20 годам эти самые готы и прочие обязаны усвоить основные общественные нормы и требования. А мы не обязаны их слушать и вести диалог, т.к. принадлежим к числу нормальных законопослушных граждан».

Образ жизни «мальчиков» и «девочек» с их кладбищенской символикой и обрядами требует одной-единственной реакции: принудительного выправления, коррекции либо изоляции и отторжения от общества, которое они разлагают и презирают. «Воспитывать» среди них некого и незачем, такие любое воспитание превратят в насмешку и профанацию. И ещё. Есть любители подбрасывать спецтермин «субкультура». Дескать, чего вы хотите? Они имеют право, так как представляют собою разновидность массовой культуры, у них сложилась культура возрастного меньшинства. Говорить о культуре применительно к готам и им подобным – кощунство. Ибо культура, любая, есть накопленный опыт, знания, достижения и преемственность. Здесь же – полный разрыв с культурой, её оплёвывание и отбрасывание, антикультура, возвращение в каменный век, к дочеловеку. Им следует прививать культуру принудительно. Или решительно избавляться от «субкультуры» людоедства и вызывающего цинизма. Третьего не дано.

В заключение остаётся поставить вопрос об обществе, которое с некоторых пор культивирует такие «идеалы», что ради них хватаются либо за нож, либо погружаются в чудовищный разврат и наркотический бред. При обилии церквей и чудотворных икон.