Buch lesen: «Альманах «Русский Гофман – 2019»», Seite 3

Нервин Валентин Михайлович
Лауреат конкурса 2 степени

Родился в 1955 году. Член Союза российских писателей, автор 14 книг стихотворений. Лауреат литературных премий им. Н. Лескова и «Кольцовский край» (Россия), им. В. Сосюры (Украина). Удостоен специальной премии Союза российских писателей «За сохранение традиций русской поэзии» (в рамках Международной Волошинской премии) и Международной Лермонтовской премии. Стихи переводились на английский, немецкий, румынский, украинский языки. Живет в Воронеже (Россия). e-mail: nervin55@mail.ru

 
* * *
 
 
На площади возле вокзала,
где мается пришлый народ,
блажная цыганка гадала
кому-то судьбу наперед.
И было, в конечном итоге,
понятно, зачем и куда
по Юго-Восточной дороге
ночные бегут поезда.
Когда,
на каком полустанке
из полузабытого сна,
гадание этой цыганки
аукнется, чтобы сполна
довериться и достучаться,
и чтобы – в означенный час —
по линии жизни домчаться
до линии сердца, как раз!
 
 
* * *
 
 
Моя весна была простужена
и безоглядно влюблена;
миниатюрная француженка
со мной гуляла допоздна.
Тянуло сыростью от города
и сквозняками от реки,
мы были счастливы и молоды,
любой простуде вопреки.
Земному таинству причастные,
мы оприходовали дань,
пока французские согласные
лечили слабую гортань.
Переболеем и расстанемся,
но, как потом ни назови,
мы не умрем и не состаримся —
по обе стороны любви.
 

ОТРАЖЕНИЕ

 
Умолкла гитара,
костер догорает
и тянет прохладой от сонной реки.
От первой любви человек умирает,
а больше ему умирать не с руки.
Взгляни на расхристанного гитариста —
он лишь отражение в темной воде;
немного спиртного и «Завтрак туриста»
ему не зачтутся на Страшном Суде.
Среди затаившихся ночью растений,
у времени под окаянной пятой,
останутся наши влюбленные тени
и белые лилии в заводи той.
Почти незаметно теченье речное,
костер догорает, гитара сбоит
и шероховатое небо ночное,
как первое зеркало мира стоит.
 
 
* * *
 
 
На фоне заката,
на лоне природы
мы жили, казалось,
у края земли,
когда по фарватеру
шли пароходы
и сонные воды,
как время, текли.
Судьба нагадала
навеки проститься
и мы выпадали
из времени, где
над нами летали
красивые птицы
и тени сновали
по легкой воде.
Чем дальше по жизни,
тем сумерки ближе —
махни на прощанье
рукой вдалеке.
Во сне запоздалом
однажды увижу
огни парохода
на тихой реке.
* * *
 
 
Последние сполохи бабьего лета:
уже никогда не забудутся эти
глаза изумрудно-зеленого цвета
и запах осенней листвы на рассвете.
 
 
Высокие звезды бродили ночами
по самому краю поры листопада
и пересекали косыми лучами
пустые аллеи Нескучного сада.
 
 
Планета вращается и, ненароком,
на все невозможные стороны света
летят, отраженные стеклами окон,
последние сполохи бабьего лета.
 

Севрюгина Елена Вячеславовна
Лауреат конкурса 2 степени

Родилась в г. Туле в 1977 году. Живёт и работает в Москве. Кандидат филологических наук. Член московского ЛИТО «Избранники Муз», член Московской городской организации Союза писателей России. С мая 2017 года – ведущая регулярных литературных гостиных в Малом зале ЦДЛ. Автор публикаций в областной и российской периодике, в том числе в журналах «Москва» и «Молодая гвардия». Золотой лауреат премии «Золотое перо Руси» (2018 год). e-mail: elena_s2003@list.ru

 
Когда придёт последняя зима…
 
 
когда придёт последняя зима
с холодным снегом, выпавшим внезапно —
диск солнца тихо скатится на запад,
туда, где сны ссыпает в закрома
безликая, безжалостная тьма.
 
 
когда под бледным светом фонаря
промчится тенью сумрачный прохожий —
я осознаю сердцем: мы похожи.
сгорая в белом вихре декабря,
мы верим, что огонь горит не зря.
 
 
очерчен путь – и стоит ли стенать,
что, хрупкий свет теряя по крупице,
сердца людей не вечно будут биться,
поскольку вероломная весна
не сможет всех одаривать сполна.
 
 
ещё не время выжить из ума,
ещё душа течёт ручьями строчек,
но мойры нить становится короче.
наступит день – и я пойму сама:
пришла моя последняя зима.
 
 
С утра метёт…
 
 
С утра метёт. Ты в метре от метро,
где турникет – залапанный Харон —
молчанием приветствуя народ,
бумажной дани требует на входе.
Дешёвым кофе тянет из бистро,
и, «contra» перемешивая с «pro»,
играет в застарелое таро
сутулый день – такой обычный вроде.
 
 
И хочется кричать сквозь толщу лет,
что ты нашёл потерянный билет,
В руке неловко скомканный билет —
твой постоянный пропуск в подземелье
и верный шанс, что там (идите на)
тебя найдёт такая глубина!
И сладко жить, надеясь, что она —
твой тайный Амстердам и милый Мельбурн.
 
 
Выходишь вон – и снова на мели,
где правят бал копейки и рубли,
где в сотый раз кого-то понесли,
где твой успех твои же тупо слили…
А ты идёшь – вздыхаешь, но идёшь —
усталый ощетинившийся ёж,
и, возвратясь домой, по сути, – бомж
от пустоты и тщетности усилий.
 
 
Да будь он хоть Лас-Вегас, хоть Тибет —
теряется в потасканной судьбе
простая фраза – лучшее в тебе.
Но, даже не задумавшись, в тебе ли,
ты верил: жизнь – зачуханный вокзал,
забыв о том, как много лет назад
плескался космос в ласковых глазах
и чутко мир дремал у колыбели.
 
 
Сага о поэте
 
 
луна роняет свет сиротский
на стол, неровный по краям.
за ним – поэт, почти что Бродский,
почти что Бог, почти что пьян.
 
 
с высот своей слоновьей башни
порой поглядывает вниз
и ловит творческий кураж, но
пока похмелью он сродни.
 
 
он хочет слышать шум оваций,
ему призвание дано —
пусть ждать от вечности аванса
неблагодарно и смешно.
 
 
за ней не стоит волочиться,
хоть cry, хоть крой – а всё не в масть…
она к тебе не постучится
и даст в безвестности пропасть…
 
 
теперь что воля, что неволя,
но как спасительный родник
в мозгу, пронзённом алкоголем,
безумный замысел возник
 
 
и все рифмуется так рьяно —
и мир, сорвавшийся с орбит,
такой восторженный и пьяный —
таланта божьего арбитр.
 
 
а вечер, к таинству причастный,
картину тушью запостит —
сидит поэт, почти что счастлив,
читает вслух почти что стих…
 

Ахматов Алексей Дмитриевич
Лауреат конкурса 3 степени

Родился 08 февраля 1966 г. Заместитель председателя поэтической секции Санкт-Петербургской писательской организации Союза писателей России, главный редактор одноименного ежегодника и куратор премии «Молодой Петербург». Член союза писателей России (Санкт-Петербургского отделения) с 1994 года. Лауреат премии им. Борис Корнилова в номинации «На встречу дня» за 2010 год, премии журнала «Зинзивер» за 2014 и 2015 года, и премии им. Н. В. Гоголя в номинации «Портрет» за 2016. Автор нескольких поэтических сборников, книги критики и книги прозы. Почта: 22446688@mail.ru

 
* * *
 
 
Мне долго ангелы шептали:
«Ты избранный, ты не такой,
Как все. Иди по вертикали,
Мы заняты твоей судьбой.
 
 
Пускай здоровьем ты не пышешь,
Не сильный голос пусть, а все ж,
От Бога все, что ты напишешь
И даже что произнесешь»!
 
 
И я б, наверно, им поверил,
(Что оставалось, право, мне?)
Когда б ни санитар у двери
И ни решетки на окне.
 
 
* * *
 
 
Не знаю, как на самом деле нужно,
Но, думаю – я жил совсем не так,
Как в переводе Пушкина натужно
И строго завещал Гораций Флакк:
 
 
Веленьям Божьим не был я послушен,
Страшился, часто требовал винца,
Ни похвалы не принял равнодушно,
Ни клеветы, оспоривал глупца.
 
 
И поручиться за тунгуза смело
Не смог бы я, считая в тот момент,
Что для поэта все-таки не дело
Себе до смерти ставить монумент.
 
 
Причины смерти
 
 
В каталажке архангельской бомж
Спал и видел коттедж на Рублевке,
А в Москве одному из вельмож
Сон явился, что он в уголовке
 
 
Под Архангельском где-то гниет.
Так они на российских просторах
Сны свои запустили в полет,
О воздушных забыв коридорах.
 
 
И, как следовало ожидать,
Над Строкавином сны их столкнулись
Ночью, двум самолетам под стать,
И хозяева их не проснулись.
 
 
* * *
 
 
Сойду с ума, как сходит капитан,
Поспешно покидающий корабль,
По трапу к шлюпке. SOS радистом дан,
Трюм затопило и замкнуло кабель.
 
 
Без паники оставлю я себя,
С достоинством, торжественно почти что.
Так капитан без верхнего белья
Сжимает судовой журнал под мышкой.
 
 
Последним он уходит с корабля,
Хоть в запертой каюте (он-то знает!)
В воде по пояс мечется дитя
И хомяка за пазухой спасает.
 
 
* * *
 
 
Ты нашла того, с кем проще,
С кем комфортней, без страстей,
Мне оставив ветер в роще,
Неухоженных друзей,
 
 
Посиделки до рассвета,
Разговоры о стихах,
И всех девушек на свете,
И всю водку в кабаках.
 
 
И за это все в итоге
Ты взяла лишь двадцать лет,
И еще совсем немного,
То, чему названья нет,
 
 
То, о чем лишь ветер в роще…
То, чего ни ржа, ни тлен
Больше не коснутся, в общем —
Равноценен сей обмен.
 
 
Ода дивану
 
 
Скрипи, мой диван, подо мною,
Рыдай, как разбитый рыдван,
Пускай под рессорной дугою
Мелькает дорожный бурьян.
 
 
Несись в полуночных просторах,
Пружинами всеми звеня,
Пусть сонмище снов, словно свора
Собак, провожает меня.
 
 
Лети, мой диван, невесомо
И в ночь уноси седока
От улицы прочь и от дома,
Где сердце сдавила тоска,
 
 
Где с милой, с которой делили
Мы счастье земное и кров,
В быту, как в бою, пристрелили
Невечную нашу любовь.
 
 
Рыдай же над нами утробно.
Ты тоже, на ножках кривых,
Тому Боливару подобно,
Не вынесешь больше двоих.
 
 
* * *
 
 
Когда-то Державин расстроился,
Сказав гениально о том,
Что все медным тазом накроется,
А лира пожрется жерлом.
 
 
И предостерег нас по-доброму,
Что все обращается в прах.
Потомок, сродни археологу,
Найдет нас в глубоких пластах.
 
 
А что мы оставим для вечности
Читателям новых эпох? —
Обломанных рифм наконечники
Да ржавые лезвия строк.
 

Дорди Вера (Никитина Вера)
Лауреат конкурса 3 степени

Родилась в 1956 году, детство и юность прошли в г. Мелитополе, где она получила педагогическое образование. После института постоянным местом жительства стал г. Новосибирск, где 20 лет преподавала в школе и 15 лет занималась предпринимательством. К стихам вернулась осенью 2018 года. В 2019 году заняла 2-е место в конкурсе стихотворений на историческую тематику «Поэтического клуба Президентской библиотеки, г. Санкт-Петербург, 2-е место в поэтическом конкурсе «Цветы Франции» в рамках фестиваля культуры и искусства Франции «Фиалки Тулузы», 1-е место в Конкурсе Международного Фонда ВСМ «Никто и ничто не заменит тебя». Почта: dordi@bk.ru

 
Итальянский вопрос
 
 
Лишь тёплые губы шепнули «мой Ваня»,
и сдался матрос итальянского флота,
такое красивое имя Джованни
осталось забытой и трепетной нотой.
Он мило бранился по-русски нередко
с соседом из немцев, давно обрусевшим,
и стал моим самым загадочным предком,
когда-то с Россией сродниться посмевшим.
 
 
С лица не сходила восторга улыбка,
когда выпивали за дружбу и братство,
и только из красного дерева скрипка
была его главным и верным богатством.
С глазами, прикрытыми от вдохновенья,
играл про любовь и прекрасные муки,
а дети, измазавшись свежим вареньем,
ловили божественной музыки звуки.
 
 
Была бы возможность сидеть с ними рядом
и слушать волшебную музыку эту,
я предка спросила б не словом, так взглядом:
«Зачем ты, Джованни, затеял всё это?»
Шепнула бы этим невинным потомкам:
«Бегите, спасайтесь!», пока не настало
то страшное время, где скрипки в котомках
и степи казахские вместо вокзалов.
 
 
И выжить не всем, и вернуться немногим
за то, что, Джованни, ты был итальянцем,
а где-то Сибирь обморозила ноги
соседям их, немцам, читай, иностранцам.
Ни те, ни другие сгибаться не стали,
а сколько достоинства в преданных лицах,
не зря же их деды присягу давали
России и матушке императрице.
 
 
Забыты давно итальянские корни,
замужеством скрыта фамилия эта,
да только Джованни, России поборник,
узнать не успел продолженья сюжета.
Как ждали полжизни короткого слова,
услышать хотели одно – «невиновны»,
искали в газетах, кручинились снова,
теперь я указ этот знаю дословно.
 
 
Жалели, что мало осталось здесь немцев
из тех, что Россию любили веками,
и сколько ещё вот таких «иноземцев»
зачем-то считала она чужаками.
Ты, знаешь, Джованни, а я не уеду,
похоже, светлей полоса мне досталась.
К России любовь – от тебя и от деда,
Я верю в неё. И как ты, я осталась.
 
 
Без папы
 
 
В три года расстаться с любимым мужчиной,
В четыре скорее писать научиться,
Мечтать уколоться знакомой щетиной
И рядом увидеть родителей лица.
А глаз его грустных забыть невозможно,
Из зеркала смотрят они ежечасно,
Лишь письма ему, остальное ничтожно,
И в пять осознать, что борьба не напрасна.
 
 
Да вот же он машет рукой у калитки,
И день согревается этим моментом,
Но мама в какой-то пушистой накидке
Отчаянно спорит о чём-то зачем-то.
 
 
Куда же уходит её долгожданный?
Ну, дайте побыть с ним хотя бы немножко!
Но вечер его поглощает туманный,
И в стёкла отчаянно бьются ладошки.
 
 
В бреду и в горячке всю ночь прометаться
И звать его громко, а может, услышит?
Ей пять, но она не привыкла сдаваться,
И утром письмо непременно напишет.
 
 
И вложит в конверт своё лучшее фото,
Ладошку ещё обведёт аккуратно,
Добавит рисунок, смеётся там кто-то,
Он точно поймёт и приедет обратно.
 
 
И долгие годы в мечту свою верить,
Скорее увидеть его на пороге,
Повиснуть на шее и прямо у двери
Заплакать об этом счастливом итоге.
 
 
Ей часто казалось, он служит в разведке,
И, чтобы противник его не приметил,
Он дочери пишет не то, чтобы редко,
А просто ни разу письмом не ответил.
 
 
В шестнадцать решила – чудес не бывает,
А в двадцать письмо, наконец, получила,
Он в гости зовёт, он её приглашает,
Да мимо удача опять проскочила.
 
 
Она не поедет по разным причинам,
И горько потом пожалеет об этом,
Её долгожданный любимый мужчина
Пределы земные покинет тем летом.
С мечтою рола, чтоб он ею гордился,
Успешной и сильной поэтому станет,
Да только жалеть, что он с ней не простился,
Вопросами мучиться не перестанет.
А годы спустя ей расскажут те люди,
Что рядом с ним жили и всё о нём знали,
Как много писал ей, мечтая о чуде,
Как письма зачем-то в пути пропадали.
 
 
Во сне он приходит и рядом садится,
И звёзды им тихо мигают в окошке,
А утро бесстрастно даёт разлучиться,
И в сердце отчаянно бьются ладошки.
 

Затонская Мария
Лауреат конкурса 3 степени

Родилась в 1991 году. Пишет стихи с 13 лет. Дипломант IX Международного поэтического конкурса «Золотое перо» 2012 г, призер и финалист Международного поэтического конкурса имени Константина Романова 2014 г, 2017 г., дипломант III Международного литературного фестиваля-конкурса «Русский Гофман» 2018 и др.

Обладатель Национальной литературной премии и звания «Золотое перо Руси» в номинации «Поэзия», с 2017г. Участник XVIII Форума молодых писателей России, стран СНГ и зарубежья, 2018 год; участник XVIII ежегодных Семинаров молодых писателей Союза писателей Москвы, 2018 год, участник Ежегодного Всероссийского Совещания молодых литераторов Союза писателей России, 2019. Публикации в сборниках и альманахах: «Золотая кисть. Золотое перо. 2012», «Академия поэзии 2013», «Нарисуй картину словами» (2014) и др. Газета «Саровская Пустынь» (2017, 2018), ж. «Белая скала» (2018), ж. «Арион» (№1, 2018), ж. «Нева» (№1, 2019), ж. «Кольцо А» (№124, 2019). Почта: zatonskaja-m@yandex.ru

 
По камушкам пройденного пути
 
 
По камушкам пройденного пути
сможет меня найти
я та – что сейчас просыпается в материнской воде,
там, в девяносто первом, будто в Нигде.
Я ей отсюда машу:
– Смотри —
вдоль неясной дороги ещё не горят фонари,
бог смотрит в меня и в тебя изнутри
черноты.
– Из воды? —
говорит.
– Из воды, – говорю. Тогда
она переворачивается – раз.
Она отталкивается – два.
Три – по рукам акушерки течёт вода,
Она
выходит,
чтобы
искать меня.
 
 
***
 
 
Хрустальные глаза звезд над синими деревнями,
троится оконная рама вагона,
через моё лицо стелется линия горизонта,
снег длится,
ночь длится,
жизнь длится.
Человеческий силуэт, мелькающий в соснах, —
размером с отражение моего носа.
Белые хлопья
летят сквозь раскладной столик.
Ложка звенит в стакане.
Люди сопят в вагоне.
Гудок рассекает время.
 
 
Сонная проводница подходит ко мне не спеша:
«Всё, – говорит, – выходите,
ваша».
 
 
Радость
Д.
 
 
радость, стиснутая в человеческом теле,
в чужеродной форме, смотрит в щели
зрачков – на худого, выросшего в проёме.
радость – бабочка, запертая в стеклянный домик,
нервное хлопанье крыльев глазастых.
 
 
тело стоит.
тело говорит:
«здравствуй».
 
 
***
 
 
Я тебя люблю, моя маленькая жизнь.
Синева, синева, синева льётся,
птичьи гнёзда – хрустящие деревянные солнца,
в солнцах птенцы:
дзинь-дзинь.
 
 
На кухне отцовский самогон, философские мятежи —
споры о Солженицыне и литературной лжи.
Вместо барных полок – книжные стеллажи.
Мы держим друг друга за плечи и округляем рты,
выдувая маленькие истины
из пустоты.
 
 
Люблю дерево. Его шершавость и чешую,
вечернюю оранжевость дня, балансирующего на краю
горизонта, и неглубокого озера сонное дно.
И всхлип, который издаёт вода, когда ты входишь в неё за мной.
И всплеск, когда начинаешь грести.
 
 
За этот не умолкающий барабан в груди,
за любовь ко всему, и к единственному среди.
 
 
Сон комнаты
(У картины «Спальня в Арле»)
 
 
Видишь, она на тебя из холста растёт —
спинка кровати, выпучивается, как живот.
Маленький подголовник внутри – костьми
льнёт к углу голубой стены.
Видишь, он к тебе тянется – этот пол,
подползает рыхлыми досками, и уже почти
встал под твоим ботинком, говорит, мол, —
иди.
Стул неприметный, скукоженный у окна —
на нём сидит сон Ван Гога, пока он сам
снится комнате – и насовсем
остаётся среди этих неровных стен,
в синеве,
из истёртых дверей переходящей прямо
в желтизну звёзд,
разлитую в рамах.
 
 
***
 
 
На «Комсомольской» бородатый мужик
с чёрной виолончелью
думает о Ростроповиче и Шопене.
Тени скользят, смычок
пилит деревянную грушу.
Женщина в растрёпанной белой шубе
поправила волосы, уши,
облизала губы,
вытянула телефон, щёлк, щёлк и,
благородно покачиваясь, опустила тыщонку
в раскрытый футляр,
студентки с распахнутыми глазами
в холодный гранит врастают
и застывают, как манекены.
 
 
У бородатого мужика дома,
наверное, будут пельмени.
Жена купит новые наволочки.
И лапочке дочке яблочки.
 

Макарова Инга Борисовна
Лауреат конкурса 3 степени

Родилась в 1961 году. Писала стихи в институте, затем был перерыв в двадцать с лишним лет. Вернулась к написанию стихов 9 лет назад. В последние годы принимала участие в поэтических конкурсах, фестивалях авторской песни в номинации «Поэзия». Лауреат фестивалей «На Соловецких островах», «Цейский вальс», «Соцветие». Дипломант фестивалей «За туманом» (Чехия), XLIII Всероссийского фестиваля авторской песни имени Валерия Грушина. Стихи публиковались в альманахе «Параллели судеб» 2016 год, сборнике «Нам есть что сказать…» Спб. 2014.

 
Снег
 
 
Перекроив метеосводки,
И, дерзкий совершив побег,
Неслышной, воровской походкой
На улицы спустился снег.
 
 
Начав прогулку так несмело —
Он всё уверенней идёт,
Закрашивая белым мелом
Всё, что не спряталось. И вот
 
 
Экран оконный монотонно
Рябит от трепета помех.
И небо стало многотонным.
И лопнуло. И – грянул снег!
 
 
Он стал разнузданным бандитом:
Какой апломб, какой напор!
Так яростно, так неприкрыто
Напал на беззащитный двор!
 
 
Собою всё заполняя,
Съедает краски и дома.
И нет ему конца и края —
Зима! Кромешная зима!!
 
 
И снег, прожерливой стихией,
Десантом с вражеских планет,
Прикончив полихроматию,
Дожевывает чёрный цвет!
 
 
А дома – тихо и спокойно.
Зелёным кружевом цветы
Оберегают подоконник
От этой белой пустоты.
 
 
И за чертою непогоды
На бело-чёрное кино
Лишь два влюбленных идиота
Счастливо пялятся в окно.
 
 
Больница
 
 
Больница, больница, больница…
Усталые, старые стены.
Дожди… И по стёклам струится,
Тоска, словно вспухшие вены.
 
 
Я страшно, безумно устала
От воздуха, с привкусом боли.
От ламп, что горят вполнакала —
На волю! На волю! На волю!..
 
 
О темень за створками окон
Я бьюсь покалеченной птицей.
А время свивается в кокон…
Больница, больница, больница…
 
 
…И надо же было влюбиться
В совсем непонятное что-то:
В дремучую эту больницу,
В тяжёлую эту работу.
 
 
Тащить, неразумной улиткой,
Усталости сладкое бремя
И бережно, нитка за ниткой,
Разматывать вязкое время.
 
 
И видеть на бязи подушек
Худые сутулые плечи
И тёплые лица старушек,
Которым становится легче.
 
 
Город
 
 
Проводами прошито пространство больших городов.
Прорастают домами знакомые парки и скверы.
И уже не понять: то ли боль? То ли кровь?.. То ли кров? —
Этот Город. Во мне и со мною. Без меры.
 
 
Он ещё узнаваем. Ещё горделив и суров.
Серым камнем гранита дублирует серое небо.
И в колодцах дворов он хранит шорох наших шагов,
Тайны наших миров, погружая всё глубже их в небыль.
 
 
Он запутал меня в телефонных своих проводах,
В именах, в адресах, растерявших хозяев по свету…
И в других городах, и в чужих часовых поясах
Я ищу их следы, как ушедшей эпохи приметы.
 
 
И – опять возвращаюсь. В Мой Город. Во всё, что так страстно люблю!
Проходными дворами и шпилей звенящим полётом
Он навылет прошил непутёвую юность мою
И навеки пришил к комариным приневским болотам.
 
 
Да, меняется жизнь. Нас обоих меняют года.
Зависаем в межвременье, путая «было» и «будет»…
Прикипая всей кожей друг к другу уже навсегда,
Разделив обстоятельства времени, места и судеб.
 

Савушкина Нина Юрьевна
Лауреат конкурса 3 степени

Родилась 13 февраля 1964 года в Ленинграде. Живет в Царском Селе, работает стенографисткой. Первая публикация – в газете «Ленинские искры». Печаталась в журналах «Посткриптум», «Нева», «Северная Аврора», «Зинзивер», «Царскосельская лира», «Зарубежные записки», «Звезда», а также в антологиях «Стихи в Петербурге. 21 век. Платформа», «Петербургская поэтическая формация», «Антология Григорьевской премии. 2011 и 2012», «Собрание сочинений. Поэзия Петербурга. 2010», «Царское село в поэзии», «Анфилада» (Германия), в сборнике «23» (ЛИТО В. Лейкина), а также в поэтическом альманахе-навигаторе Союза Российских писателей «Паровоз». Издано 5 поэтических сборников – «Стихи», «Пансионат», «Прощание с февралем», «Беседка», «Небесный лыжник», «Снежный король». Член Союза писателей Санкт-Петербурга и Союза российских писателей. Лауреат премии имени Гумилёва «Заблудившийся трамвай» (2005 год), и премии имени Ахматовой (2015 год). e-mail: sav-nina@yandex.ru

 
Памяти одного музыканта
 
 
Средь репетиций он вечно торчал в дверях
и сладострастно причмокивал, раздражая,
дух источал, характерный для всех нерях, —
фрик, нацепивший фрак, персона чужая.
 
 
Он наобум забрёл в музыкальный храм,
где прилепился к нам, как ириска липкий.
То приставал к хористкам, охоч до дам,
то домогался партии первой скрипки.
 
 
Но инструмент любой, например гобой,
вдруг под его губой являл оголтелость,
то издавая скрип, то собачий вой,
только не трель, которой внимать хотелось.
 
 
Мы намекали: «Шмотки переодень»,
и за фальшивые ноты нещадно били.
Он исчезал куда-то, но через день
вновь воскресал меж нас, как фантом из пыли.
 
 
Гадкий утёнок с бледною скорлупой,
на голове присохшей, словно плешина,
самозабвенно готовый играть с любой
группой голимой, – на пикнике в глуши, на
 
 
корпоративе, ёлке в детском саду,
на погребеньях, раз не зовут на свадьбы.
Грезил – я в рай влечу или в ад сойду,
только бы там дозволили мне сыграть бы…
 
 
Так и сбылось – дыхание прервалось,
треснул пюпитр, засохла слюна на флейте.
Мы провожаем тебя, нежеланный гость,
и произносим: «Водку в стакан налейте».
 
 
Воображаем мысленно те края,
где ты лабаешь, Моцарту подражая, —
всех обыгравший. Ведь если жизнь не своя,
значит, и смерть чужая.
 
 
Оборона снежного городка
 
 
Был город золотой, а в январе стал белым.
Раскинулся, как труп, очерчен снежным мелом.
Вокруг него реки затянута петля,
но жив он вопреки всему, лишь скрылся для
 
 
того, чтобы вдали от склок и зуботычен
безмолвие хранить. Готичен и статичен,
он, словно я и ты, так хрупок, так раним.
Давай от суеты его обороним.
 
 
Пусть город не воспет никем еще, однако,
под стенами кипит чернильная клоака,
и графоманы, в ком нутро голодных крыс
согрето коньяком, нацелились в круиз.
 
 
Вдруг королева крыс в серебряном муаре
наш мирный парадиз растащит на гербарий?
Парк станет сиротлив и холодом продут,
она ж уйдёт в отрыв, да как издаст продукт!
 
 
В стихах её закат течёт, как кровь из вены,
там дюны лунны, а буруны белопенны.
Всех манит крик души разверстою дырой.
Не слушай, не дыши, скорей глаза закрой.
 
 
В зубах её хрустят осколки виноградин.
Соседний южный сад истоптан и раскраден
на тысячи цитат… К нам движется отряд
крысят – горбат, носат. Не отступай назад!
 
 
Гляди, они ползут, всё на пути рифмуя.
Чтоб охладить их зуд, снежок в руке сожму я.
Щелкунчиком зовись, а я – твоя Мари.
От бесталанных крыс ворота затвори.
 
 
Пусть головы летят бильярдными шарами,
но город золотой в резной блистает раме,
от пошлости опять очищен и спасён…
Мы будем вспоминать волшебный этот сон.
 
 
Монолог гусеницы
 
 
С ажурного листа слетев на дно оврага,
ползу упорно ввысь, проталкивая слизь,
туда, где в облаках вальсируют имаго,
которые давно на небо вознеслись.
 
 
Парящие вверху достигли озаренья.
И мне издалека мерещится впотьмах —
жасмина перламутр, александрит сирени,
горящий на крылах, чей вдохновенный взмах
 
 
мой приземлённый торс ввергает в злые корчи.
Я ненавижу тех, которым удалось,
распотрошив хитин, стать ярче, легче, зорче
в обличье нимфалид, лимонниц и стрекоз,
 
 
за то, что не постичь курсирующим в кущах,
сосущим задарма нектар иных миров,
как чешутся во мне осколки крыл растущих,
скребущих изнутри не продранный покров.