На этой же улице располагается старое низкоэтажное здание с колоннами.
– В этом здании располагался Капитолий, когда Нью Йорк в течении четырёх лет был столицей нового североамериканского государства – просвещал нас экскурсовод.
Здесь же, на Уолл стрит, в одном из банков, который случайно работал в субботу, мы купили новые американские золотые доллары. Как мне потом, уже в Рино, штат Невада, объяснили, выпуск золотых монет – способ уменьшить дефицит бюджета страны. Всё просто: было выпущено порядка 50-ти миллиардов золотых монет, которые формально имеют хождение в стране, но никто ими не пользуется, поскольку очень уж красивая монетка. Около сорока миллиардов уже куплены, и осели в копилках нумизматов. Вот эти 40 миллиардов и пошли в дело на погашение внутреннего долга страны.
Налево, к началу Бродвея, мы прошли к знаменитейшему Золотому Быку. Тельцом назвать его тоже можно, но это настоящий могучий бык. Если ему потереть рога – то будут деньги. А если и под хвостом – то счастье подвалит. Мы все захотели денег и счастья, и старательно тёрли наполированные бычьи поверхности.
В эту субботу в городе проходил какой-то национальный праздник и шла какая-то велосипедная гонка. Поэтому и без того тесный город был наполовину закрыт для проезда. Начало Бродвея было отдано под уличную ярмарку, где активно продавали сувениры китайского производства.
Следующим пунктом было здание ООН. Вблизи оно выглядит каким-то облезлым. Наш экскурсовод очень неодобрительно высказывался обо всех «этих бюрократах, которых уже сорок тысяч», и из-за которых предполагается сломать старое здание, и построить новое, более вместительное.
Во дворе здания стояли скульптуры, подаренные разными странами. Российский подарок, сделанный Церетели, поставили где-то глубоко в парке, и рассмотреть его не удалось. Но почти все американцы отзывались об этом подарке как об очень неудачном…
Дальше мы снаружи осматривали Рокфеллер-центр. Второе по высоте здание Нью Йорка. Внутрь заходить не стали, поскольку было слишком много людей, и это заняло бы у нас не один час.
Через дорогу от Рокфеллер-центра стоит церковь, которую посещал даже Папа Римский. Внутри молящихся я не увидел, как ни искал. Зато было очень много туристов, и все фотографировали.
С другой стороны квартала Рокфеллер-центра, где нас поджидал автобус, мы с удивлением увидели лаконичную вывеску аукционного дома «Кристи». Один из богатейших домов выглядел очень скромно. «Место расположения очень дорогое, поэтому можно позволить скромный стиль» – разъяснил экскурсовод.
Последним пунктом нашей экскурсии был дом «Дакота». Это жилой дом, в подъезде которого убили Джона Леннона. Сейчас его вдова Йоко Оно имеет в этом доме пять квартир, что характеризует её как сверхсостоятельную женщину по меркам любого общества: средняя квартира в этом пятиэтажном доме восемнадцатого века постройки стоит порядка десяти миллионов долларов. А содержание – не менее ста тысяч в год.
Первоначально Дакота-билдинг был загородной гостиницей. Ещё в начале двадцатого века это был отдалённый пригород. Фёдор Шаляпин, который во время гастролей в начале двадцатого века жил в этом отеле, в своих письмах жаловался, что его «отселили в глушь, за город. Но в номере 5 комнат, и всегда есть горячая вода». Так что великий певец смирился и не требовал поселить себя в центре. Сейчас это почти географический центр, и, если так можно сказать по-русски, «находится в районе «элиток» по-американски» – на пересечении 72-ой улицы и Восьмой авеню, через дорогу от Центрального Парка. Вход в метро – прямо под домом.
Центральный Парк – это особое место Нью Йорка. Когда город начал застраиваться системно, было решено оставить «кусочек доколумбовой Америки». «700 человек, 300 коней с повозками 20 лет обустраивали парк площадью 3 квадратных мили: 1х3 мили ровно». Сейчас парк обслуживают около двух тысяч человек ежедневно, а бывает в нём до полумиллиона человек в день. Живёт парк на пожертвования граждан. Те граждане, которые вносят заметные суммы, удостаиваются именной серебряной таблички на одной из тысяч скамеек парка.
Мы перешли дорогу и ненадолго вошли в засеянную цветами аллею. Некоторые из нас уже были в парке предыдущим вечером. Кто-то только собирался в парк сегодня или завтра утром, до самолёта.
Вернулись к Дакоте. Начали активно фотографировать. Наш экскурсовод здесь с нами распрощался и уехал на метро к следующей группе. Мы его просили ещё свозить на 125-ю улицу, в центр Гарлема. Но наш экскурсовод откровенно напугался. И всячески предостерегал нас от поездки туда. Потому что нет ничего проще, чем сгинуть в Гарлеме белому человеку. Что угодно, но только не туда. Потому что это не Вашингтон. Это Нью Йорк. И уровень уличной преступности здесь довольно высокий. И чем дальше от 1-ой улицы – тем выше. Так что «если услышите испанскую или негритянскую речь – посмотрите, кто говорит. И если это не люди в костюмах – лучше уходите от них подальше» – была рекомендация. И уехал…
Во время фотографирования Дакоты кто-то из нашей группы наступил на бордюр вдоль дома. Тут же появился чёрный охранник в длинном плаще и фуражке, и потребовал сойти с поребрика. Так же он очень неодобрительно высказался о нашем фотографировании. И что-то сказал в том духе, что полицию он не вызывает только по доброте душевной.
К этому моменту мы все уже худо-бедно пользовались языком. Говорили простые фразы и понимали простые ответы. Двое наших коллег могли только произнести заученный вопрос и совершенно не могли понять ответ. Поэтому для них была сначала для шутки составлена фраза, в переводе звучащая: «Я не понимаю по-английски, покажите мне пальцем». Некоторое время эта фраза помогала им самостоятельно ориентироваться. Вообще же понимать ньюйоркцев было довольно просто. Забегая вперёд, скажу, что именно в Нью -Йорке было проще всего с языком: для абсолютного большинства жителей это приобретённый язык, и сложными словами и оборотами они пользуются нечасто. Также много цветных и испаноязычных жителей, которые говорили как-то нарочито чётко, и почти по-славянски резко и чётко все звуки, которые в идеале положено невнятно мяукать горлом.
После Дакоты у всех были свои планы. Небо почти очистилось от туч, и мы Андреем пошли повторно покорять Эмпайр Стэйт Билдинг. Часть пути проехали на метро, часть прошли пешком. Во время прогулки обменивались впечатлениями. Город нравился нам обоим всё сильнее и сильнее. Невероятный, уникальный город, к которому не может быть нейтрального отношения. Его можно либо любить, либо очень сильно не любить. Некоторым нашим попутчикам он очень не понравился своим бешенством, теснотой, непонятностью, громоздкостью. А нам именно это и нравилось. Ещё выяснилось интересное: здесь очень спокойный сон. В Вашингтоне почти все из нашей группы спали беспокойно, и в снах часто видели кошмары. Мы списывали это на акклиматизацию. Здесь, в Нью Йорке, у всех сон был глубокий и спокойный. Странная особенность для самого демонического города американского кинематографа…
На Эмпайр мы взбирались добрых два часа. Людей было очень много. Счёт, вероятно, шёл на тысячи, если не больше. Компактно, змейкой, по– утиному переваливаясь, очередь двигалась сначала к кассам, потом на контроль безопасности, потом к первому лифту. Во время движения лифт опять отсчитывал этажи десятками, а уши привычно заложило. Наверху, перед вторым лифтом, очередь двигалась еле-еле… Красивой латиноамериканки здесь уже не было, и автоинформаторы предлагал высокий чёрный парень в белой рубашке. Уже имея опыт покорения этой башни, я сэкономил нам не меньше тридцати минут, нарушив «правило очереди» и обойдя человек 200-300 в комнате для фотографирования. Наконец, второй лифт наверх, и мы в толпе глазеющих с самой верхотуры. Ветер наверху был самый настоящий. От резких порывов вибрировало здание. Минут, наверное, 30 мы оглядывали город. Сотня снимков во все четыре стороны света показала город во всём величии. Кому-то здесь же от такой высоты становилось плохо, и его вдоль стеночки охранники потихоньку вели внутрь.
Замёрзнув на ветру и насмотревшись вдоволь на здания и океан вблизи, мы начали спуск вниз. Спуск занял ещё час. Длинная очередь в первый лифт. Длинная очередь во второй. Вышли. Почти пять вечера. Андрей ещё очень хотел успеть в какой-то музей рядышком, а меня тянуло в Центральный парк. Через дорогу перекусили в облупленной пиццерии. Ей-богу: типовая советская столовка с неровным бетонным полом, крашеными неровными стенами и шатучими столиками. Но за прилавком были настоящие итальянцы. Голоса хриплые, громкие, и улыбки до ушей. Эта пиццерия продавала в основном «на вынос», поэтому условия приёма пиццы здесь были минимальные. Запивать пришлось простой минералкой, которая по недоразумению у этих весёлых итальянцев нашлась.
После пиццы мы с Андреем ещё некоторое время шли в одном направлении, и почти одновременно увидели магазин, в котором каждому нужно было своё. Он увидел именно тот сувенир, который искал, а я – недорогую, добротную сумку, поскольку кое-какими мелочами за эту неделю я уже оброс, и в чемодане было мало места. Чтобы не портить и не мять вещи, я и присматривал сумку. Сумка была отличная, и всего 25 долларов с налогом. В магазине рядом точно такая стоила 40.
У выхода из этого магазинчика мы и расстались. По дороге в Парк прошёл мимо центральной публичной библиотеки, хорошо известной по фильму «Послезавтра».
Примерно здесь в моём сознании что-то щёлкнуло, и я ощутил себя в этом месте совершенно иначе, своим. Мне стало просто здорово. Рядом чему-то смеялись люди. А мне показалось, что это город радуется мне так же, как я ему. И я рассмеялся этим людям и городу навстречу. С этого момента я полностью освоился в США.
Центральный парк, к своему удивлению, за полтора часа обошёл полностью. Войдя со стороны 59-ой улицы и проходя от края к краю по дорожкам и мостам, не заходя, правда, в музеи, которых там целая музейная миля, и кафе, я очень быстро оказался на 110 улице. Центральный парк великолепен. Чистый и уютный. Красивый. Весь в цветах. На центральной лужайке, где только трава, можно было смело поваляться, не боясь ни в чём испачкаться. Очень много молодых родителей с маленькими детьми. Много одиноко гуляющих. Даже познакомился с какой-то испаноязычной смуглой туристкой, которая тоже просто гуляла по парку. Потом ей кто-то позвонил, и мы минуты две пытались сориентироваться, как ей выйти с лужайки на пересечение 80-ой улицы и Мэдисон авеню.
В 8 вечера у нас было культурное мероприятие: посещение бродвейских шоу. Часть нашей группы пошла в оперу, а часть, включая меня, на мьюзикл «Мамма миа!». Билеты нам оплачивала принимающая сторона. 125 долларов. Времени было ещё много. Дойти не торопясь, пешком, до пересечения Бродвея и 50-ой улицы, где было здание, в котором шёл мьюзикл – минут 30. Потому я вернулся в одно кафе под открытым небом на берегу водоёма, носящего имя Жаклин Онассис (бывшая Кеннеди), которое по многим фильмам известно как кафе для миллионеров. В субботний вечер кафе уже было заполнено людьми в очень строгой и скромной одежде. Меню на входе гласило, что чашка кофе здесь стоит 9 долларов. В кафе попроще в этом же парке за трёхсотграммовый стакан брали 1,5 бакса.
С ёмкой сумкой и без галстука я тут явно был посторонним. Но раз это страна для всех, то я всё-таки решил посидеть на местах для миллионеров. С краешку, недалеко от входа, под деревом. Металлическое сиденье было невероятно удобным и физиологичным. Сидеть на таком – одно удовольствие. Тут же появился официант, спросил, чего желаю. Спасибо, ничего, просто посижу немного. Официант принёс бесплатный стакан воды со льдом.
Американский общепит отличается от российского тем, что старается сэкономить за счёт клиента на напитках. Любой стакан жидкости сначала до верха наполняют крупными кусками льда, заняв процентов 70 места, а между кусками льда вливают немного жидкости. Мы со второго дня научились заказывать напитки безо льда, что вызывало быструю гримасу неудовольствия у официантов. Американцы почему -то послушно платят за лёд как за сок или более дорогую воду. Здесь же я не спорил, хотя была хулиганская мысль потребовать воду безо льда.
Миллионеры постепенно заполняли столики. У всех было очень сдержанное поведение. Когда я уже уходил из кафе, оставив по американской традиции доллар официанту, на входе рассмотрел женщину, чей мужчина говорил тихонько по телефону. За столами по мобильным никто не говорил. Строгое чёрное платье, и на шее нитка крупного жемчуга. Всего – жемчужин 20, но крупные, и разного оттенка. Строго под подбородком очень тёмные, за спину более светлые. По дороге в парк я проходил мимо здания «Тиффани», и в витрине видел подобное же ожерелье из крупных жемчужин разных цветов. На нём стояла чисто американская цена: 19 999,99 (без налога). Видеть 20 тысяч на шее скромно одетой женщины мне раньше не приходилось.
Перед зданием мьюзикла стояла довольно большая толпа. Некоторое время я подождал своих попутчиков. Во время проверки билетов проверили и содержимое сумки.
– Зачем это тебе? – спросил чёрный охранник?
– Новая. Вот чек.
– Проходи – посмотрев на время покупки в чеке, сказал охранник.
Про наши места в зале можно было сказать любимой фразой нашего уже почти родного переводчика Александра: «есть хорошая новость, и не очень хорошая». Не очень хорошая заключалась в том, что это был самый левый край довольно большого партера, и нам предстояло смотреть сбоку. Хорошая заключалась в том, что сзади мест уже не было, а была высокая деревянная стенка. Хорошо это было вот почему. В Америке очень ценят свои авторские права. Любая съёмка именно этого мьюзикла была строго запрещена. И когда в зале вдруг мелькала вспышка незнакомого с этим правилом зрителя, к нему ланью кидалось несколько охранников. Мы же могли потихоньку включить камеры на видеорежим и снимать сколько угодно. Никто этого не мог видеть. На этот мьюзикл пришли Александр, Мария, Ольга, Олег, Евгений, и я. У нас была обычная видеокамера, которая, похоже, работала почти всё шоу.
Перед началом представления стоявший рядом охранник предложил нам взять специальные подушки, чтобы было повыше. Мы взяли по две. Александр переводил нам наиболее сложные и важные моменты, а мы передавали переводы друг другу по цепочке.
После шоу Александр, Олег и Евгений остались в центре, а мы с Ольгой и Марией поехали в отель. Долго ловили такси. Несмотря на то, что «таксей в Нью Йорке больше, чем людей», поймать вечером на Бродвее машину почти нереально. Поэтому мы перешли на соседнюю улицу.
Водитель хоть и был ньюйоркский чернокожий, маленький, худенький, лет 20-ти, но города не знал совершенно. Пришлось указывать ему маршрут. Он возражал: часть улиц на все выходные закрыта. В итоге ехать пришлось по большому кругу, то и дело натыкаясь на надписи, что до шести утра понедельника улица для проезда закрыта. Поездка до отеля заняла у нас примерно 30 минут и стоила 26 долларов.
Самолёт на Питтсбург на следующий день вылетал в 14.55. Поэтому в аэропорту нужно было быть не позже часу дня. Выезд из отеля был назначен на 11 утра.
С 8.30, после завтрака пиццей, мы с Андреем пошли поснимать Бруклинский мост. Грандиозное старинное сооружение. Вернулись к 10.30. Заплатили по счёту дорожными чеками огромную сумму и начали грузиться в автобус. Автобус отъехал от отеля только около 11.30, поскольку часть делегатов любит собирать сумки утром. Александр просил всех с отъездом в аэропорт никогда не опаздывать: «Если мы можем опоздать на встречу или на обед, то к самолёту мы опаздывать не должны». Позже мы не нарушали этого правила.
Вылетали мы в Питтсбург из «ДжиЭфКей» – аэропорт имени Кеннеди, также один из символов Америки, поскольку большинство международных рейсов летают именно отсюда и прилетают сюда.
Шмон/досмотр был ещё в новинку. За неделю мы от него отвыкли. Получили посадочные талоны на стойке регистрации багажа. У некоторых коллег возникли сложности: вес одного чемодана не может быть больше 50-ти фунтов (23 кг). А за второй чемодан многие авиакомпании с 1 мая начали брать по 25 долларов. «Джет Блю», самолётом которой мы летели, у себя этого правила ещё не ввела, поэтому перекладывание части вещей прямо у стойки во второй или даже третий чемодан было бесплатным. Вес ручной клади не ограничивался. Ограничивался только объём. И если в небольшой сумке лежит 50-100 килограмм свинца, а он несёт его с лёгкостью и улыбкой – то можно входить в салон, это дело пассажира…
Во время досмотра положено разуваться. Когда я клал в предложенный пластиковый тазик свои туфли, то подумал, что нехорошо пачкать его, и перевернул туфли подошвами вверх. Подошвы были ярко чёрные, чистые. А на самих чёрных туфлях не было и намёка на запылённость. Потом я стал обращать на это внимание в каждом аэропорту, и до конца поездки в порядке эксперимента ни разу не вытирал туфли даже салфетками. И до конца поездки они тускло поблёскивали, а подошвы оставались чистыми и чёрными…
За пределами аэропорта мы не догадались пообедать. А приехали мы сильно заранее. И ждали больше двух часов. Поэтому есть хотелось. Часть группы почти сразу поехали на автобусе-шаттле к терминалу. Им кто-то сказал, что там есть кафе. Я остался пока в этом здании, поскольку увидел забегаловки, а в них знакомые блюда, которые можно есть без опасения, что не понравится. Внутри аэропорта, за контролем безопасности, цены ощутимо выше. Если на улице пакет бананов килограмма на 2 стоит 2-3 доллара, то здесь 1 банан – 1,5 доллара. Сэндвичи и пицца тоже были значительно дороже. В терминал я поехал примерно за час до вылета.
Уехавшие первыми сидели у выхода к самолёту голодные и злые. Кафе здесь не оказалось, и нормальной еды здесь не продавали… Зато продавали очень дёшево чищеные лесные орехи: 5 долларов за фунт. Купил. Доедал потом этот фунт уже на следующий день.
В самолёт сели почти первыми. Небольшой W190 непонятной марки. Я очень удачно разместился у окошка. Стюардесса, проходя по рядам, очень требовательно настаивала на правильном размещении ручной клади и обязательном пристёгивании ремнями. Такая забота вызвала лёгкую панику у некоторых женщин нашей группы.
Рулёжку мы начали только в 15.10. Долго-долго катались по лётному полю, стояли в очереди из десятка самолётов и оторвались в 15.25. Летели около часа, невысоко. Но трясло этот самолётик от любого ветерка. В полёте разнесли напитки и сухие закуски. Спиртное – за отдельную плату. В своём телевизоре я настроил карту, и, не отрываясь, разглядывал складки местности. Воздух был очень насыщен самолётами. За час пути я увидел не меньше десятка самолётов, летевших рядом, навстречу, под нами, над нами. Но фотографировать не успевал, так быстро мы расходились. Радиоволны разговоров пилотов не было.
Большая часть пассажиров самолёта дружно смотрела хоккей. Играли как раз «Питтсбургские пингвины», и к моменту посадки они выиграли. Поэтому настроение у всех было очень хорошее.
В аэропорту мы встречали свой багаж. Доехал весь. Почти не повреждённый и чистый. На улице стояла жаркая солнечная погода. Она установилась как раз перед нашим прилётом, за пару часов, и испортилась наутро после нашего отъезда. Так что Питтсбург, видимо, был нам рад.
Питтсбург стоит на слиянии двух рек, из которых рождается Миссисипи, поэтому в городе много красивых мостов всех возрастов – от двухвековых до современных. Но все они, особенно старые, изукрашенные литьём, очень красивые.
Отель, в котором мы разместились, был опять одним из лучших в городе. Большой двухкроватный номер приходился на одного человека.
Первым делом после размещения в номерах мы пошли поесть. Часть группы ещё даже не завтракала, а самолётные чипсы голод только добавили. Спросили на рецепшене, где хорошо кормят, и почти в полном составе двинулись в указанном направлении. В двухстах метрах начинался, я бы сказал, «закусочный квартал», поскольку на небольшой площади были собраны примерно 20 разного рода ресторанчиков. Кафе было мало, и нас это порадовало.
– Поздравляем с прибытием в настоящую Америку – сказали наши переводчики. – До сих пор это были Вашингтон, который трудно назвать Америкой в полной мере, и Нью Йорк – вообще представитель другого мира. Теперь вы в настоящей Америке, где основную часть населения составляют люди, живущие здесь уже как минимум во втором, а то и в пятом-шестом поколении, или даже дольше.
Питтсбург не очень высотный город. В основном не очень большие, но красивые здания этажей на 15. Однако потолки в этих строениях были ещё ниже, чем в предыдущих городах, и поэтому здания не казались очень высокими.
Улицы были такими же чистыми, как в Вашингтоне. Первое впечатление о городе создавали тихие спокойные улицы, магазины и дома, каждый из которых имел собственную внешность. А ещё старые машины. До сих пор я почти не встречал старых машин. Здесь увидел их сразу много. Были и новые, и немало, но эти старые машины создавали тот неповторимый американский колорит, которого я для себя ждал.
Кстати, слово «колоритно» мы произносили только после того, как оглядывались вокруг, и не видели рядом цветных жителей Америки. Потому что по-английски это означает «цветной», и может обидеть чёрных или южноамериканцев, если они подумают, что мы обсуждаем их.
Поужинать мы решили в типично американском дайнере с итальянской кухней под названием, которое ближе всего можно перевести как «У мамы Джои». При одинаковом уровне цен этот ресторан выглядел намного… колоритнее, чем стоящие рядом.
Еда была отличная. «Жизнь крепко била нас, но сейчас мы ещё крепче ударим по еде» – решили мы и оторвались за весь полуголодный день. Запивали местные мясные и рыбные деликатесы довольно неплохим английским пивом. Потому что местное пиво было каким-то кислым и не -вкусным. Причём для начала нам на пробу принесли несколько небольших стаканчиков пива, и только потом девушка приняла заказ.
Мятные карамельки после ужина были бесплатными, они лежали небольшой горкой в объёмной миске у выхода.
После отменного ужина долларов по 30 на нос мы пошли немного прогуляться по вечернему уже городу. В километре за ресторанчиком начинался университетский квартал.
– В университете Питтсбурга учится больше двадцати тысяч студентов – вещал нам Александр. – Это достаточно престижное место. Вообще в городе много учебных заведений, затрудняюсь сказать сколько…
На следующий день выяснилось, что в Питтсбурге 35 высших учебных заведений и научных центров. А на 350 тысяч населения приходится почти 22 000 докторов различных наук. Причём не липовых докторов, а признанных мировым сообществом. Так же в этом городе расположены несколько уникальных медицинских центров, в которых проводят такое лечение, о котором многие врачи в других странах даже не слышали.
Гуляя по вечернему городу, мы встречали много курящих людей. Как я писал раньше, в Америке курят довольно немного. Питтсбург, похоже, выравнивал статистику, концентрируя в себе курящих людей.
Над головой несколько раз туда-сюда пролетел вертолёт. Как оказалось потом, это вертолёт одного из медицинских центров, и возит он неотложных больных из аэропорта Питтсбурга. Садился он на крыши комплекса из четырёх высоких, этажей на 40-50, совершенно круглых зданий, выстроенных квадратом.
Дойдя до башни Университета Питтсбурга, повернули назад, к отелю. По дороге в одном из круглосуточных магазинов купили телефонные карточки для звонков в Россию. Здесь же встретили другую часть нашей группы, которые тоже ходили гулять и немного дальше нашли фестиваль греческой еды. Это была хорошая новость.
Утром я проснулся без будильника, довольно рано, около шести. Первая встреча была назначена на 10 утра. А у меня была давняя мечта ранним-ранним утром позавтракать именно в дайнере хорошим, плотным ,классическим американским завтраком с первыми работягами. И около семи утра я вышел из отеля по направлению к «закусочному кварталу».
Всё-таки в Америке нужно жить в маленьких городах. Чистый и опрятный городок в утреннем солнце был просто прекрасен. Людей было ещё очень-очень мало. Зашёл в хороший ресторанчик, который присмотрел с вечера, и угадал. На завтрак давали яичницу с беконом (то есть с хорошим куском жареного мяса), молоко и кофе. Свежие несладкие булочки лежали на стойке бесплатно.
Кофе готовили прямо при покупателе, и мне удалось уговорить молоденькую продавщицу сделать «двойной крепкий кофе». То есть в четыре раза крепче, чем положено в этом дайнере.
– Ты из Франции? – спросила девочка лет 19-20-ти за кассой, насыпая кофе в устройство для мгновенной варки.
– Почему из Франции? – не понял я. – Из России. А что, сильно похож на француза?
– Акцент у тебя европейский. Но не немецкий и не итальянский. А у нас здесь только французы с утра требуют такой крепкий кофе. А что, в России тоже пьют утром кофе?
– Постоянно.
– М-м-м… (типа: «вона как…»). Никогда там не была.
– Велкам ту Раша! – широко пригласил я.
– Если там все пьют такой крепкий кофе, то, наверное, не поеду.
– Почему?!. – такого аргумента я точно не ожидал. Что угодно: дикие люди, холодно, даже медведи на улицах городов… Но чтобы из-за крепкого кофе по утрам не ехать – это что-то новое.
– Я была в Европе. Во Франции, в Италии, в Испании. Я здесь в университете учусь, и нам положено год в другом месте проучиться. В Европе те, кто пьют крепкий кофе, постоянно пристают к женщинам, а мне это не нравится.
– Да, женщин мы в России любим – согласился я. – Спасибо за кофе!.. – сказал я расплачиваясь.
– Ёр велкам!.. (Вроде «Всегда пожалуйста!») – привычно с улыбкой ответила девочка. За разговор и хороший (наконец!) кофе я оставил ей два доллара чаевых, хотя мой завтрак стоил ровно 9 долларов, и по всем нормам одного было достаточно. Надеюсь, она не посчитала этот доллар сверху харазментом (домогательством).
В нашей группе уже существовал шутливый термин по поводу приставания к американкам: «отхаразментить». Но слово так и осталось словом. Американки почти всегда были неприступными.
На столике, за которым я устроился, лежала не новая уже газета «Вашингтон Пост», вывернутая на странице с интервью Гарри Каспарова. Я плохо читаю по-английски, но суть статьи была в том, что как сейчас в Китае люди, пользуясь приближающейся олимпиадой, привлекают внимание к своим проблемам, так и в России к 2014 году возможна волна народного возмущения растущим в стране авторитаризмом.
Забрал газету с собой – показать текст Елене, которая читала по-английски лучше многих американцев, а в Питере достаточно близка к «Несогласным».
Завтракать я закончил после восьми утра, когда позавтракали уже многие люди. Сюда приходили целыми семьями с маленькими детьми и поодиночке. Общим было то, что в галстуках или строгих деловых костюмах были всего несколько человек. Остальные одеты были добротно, но не броско.
После завтрака ещё час просто смотрел на окрестности. Забрёл в жилой квартал с двух-трёхэтажными домиками, увитыми плющом. Спокойствие на этой улочке было физически ощутимо. Прошёл несколько таких, довольно длинных улиц, но нигде не увидел кошек. Собак увидел много, а кошек – ни одной. Странно. По дороге к отелю прошёл мимо женского медицинского учреждения имени некой Мэгги. Видимо в этом центре лечат совсем тяжёлых больных, потому что все женщины, которые оказались рядом, все как одна были с сигаретами. Причём разных возрастов: и совсем молодые, и уже в возрасте.