Buch lesen: «Будущую войну выигрывает учитель. Книга первая. Карьера», Seite 5
– Я вас прекрасно понимаю, и сколько же вы хотите обменять?
По курсу сейчас идёт один к двадцати?
он кивнул.
– Ну дак мы сейчас, принесём сюда и взвесим, я так понимаю, у вас найдётся на чём?
И мы, с Егорычем, пошли дербанить нашу заначку.
Я таскал мешочки, Егорыч охранял повозку. Мало ли любопытных. У Моисеича, тфу ты, у Львовича глаза на лоб полезли, когда я принёс первую партию. Когда же принёс вторую они стали как у той мыши, из ледникового периода. Егорыч остался маскировать тайник. Тайник то у него был уже давно, но раньше он использовал его для хранения спиртного и закуски, ну и ещё для чего-то дефицитного и не совсем легального. Наконец Львович оттаял.
– Когда я говорил, что могу поменять вам серебро на золото, я не думал, что его у вас столько! У меня найдётся пара золотых империалов, несколько дукатов и ещё арабские, не много.
– Уважаемый Иосиф Львович, вы-таки делаете мне мозг. Я немного знаю ваш народ. Поэтому перестаньте прибедняться. Я же вас не обманываю.
– А давайте я выпишу вам вексель на эту сумму, а вы его сможете обменять в любом большом городе, у любого ростовщика еврея.
– Нет Иосиф Львович, вексель очень ненадёжная валюта на войне, он может истрепаться, порваться, потеряться в госпитале после ранения, надо что-то более надёжное, так что золото и ещё раз золото.
Сегодня я не требую с вас всю сумму, давайте сколько есть. А на остальное вы выдадите вексель, а мы в следующий раз его обменяем уже на звонкую монету. Как вам такой расклад?
– В принципе устраивает, а когда будет следующий раз? Сами понимаете хранить такую сумму в золоте дома, небезопасно. Но и что бы доставить её сюда надо тоже не мало времени.
– Через месяц вас устроит? Вот и хорошо, через месяц мы привезём серебро, но примерно в четверть от сегодняшнего.
– Хорошо, но хочу задать вам ещё один вопрос. Откуда у вас такой капитал, не подставите ли вы бедного, старого еврея под какой-нибудь разбойный приказ?
– С деньгами всё чисто. Я их выиграл в нашем армейском казино. Везёт мне уж очень. И не говорите, что вы о нём ничего не знаете, не поверю. А в армейский банк я не хочу ложить такую сумму. Потому что соблазн очень велик. Ведь генералы могут захотеть присвоить деньги естественно на законных основаниях. Пошлют меня скажем на боевое задание, из которого я не вернусь и деньги у них в кармане. Или отдадут не выполнимый приказ, а за невыполнение расстрел или виселица. Мало ли, что можно придумать. У вас надёжнее. Главное, что бы никто о нашем небольшом деле не знал. Вот Егорыч мой наследник, у него шансов остаться в живых больше, чем у меня. Он и передаст, в случае чего всю сумму моим родителям. Так что сыпьте нам золото пишите вексель, нам ещё тут кое-что купить надо.
Когда все дела были улажены, мы с Егорычем поехали, ну вы сами догадаетесь куда мы поехали. А утром купили дёготь у другого купца , пожаловавшись ему на первого, он покивал головой, поохал и обозвал первого вором и мошенником. Мы согласились, и прощаясь пообещали покупать такой нужный продукт, только у него. В делах и заботах прошла и осень, и зима. Наступила весна, вот-вот должно было начаться наступление на рейх, и тут опять Егорыч меня ошарашил. Отозвал меня в сторонку и почти шёпотом сказал.
– Вань, проблема у нас. Телега уж очень неподъёмная получается. Для похода опасная, как развалится. Или на переправе, где застрянет. Командир обоза ведь заставит вещи перегрузить, а телегу бросить.
Об этом я как-то не подумал.
– Что предлагаешь, Егорыч?
– Надо всё-таки у Львовича вексель брать. Запечатать в конверт. Сургучную печать, и написать на нём «особо секретно, за вскрытие смертная казнь». И конверт этот отдать вашему командиру в его сейф.
– Дельно, план принимается за основу. Можешь просто так в город отпроситься с телегой, а то мне для роты покупать уже нечего.
– Да отпрошусь, тебя то отпустят?
– Сам себя отпущу. Доложу только командиру.
На том и порешили. Потопали, Егорыч к своему начальству, я к своему. И вот мы опять на пороге нашего делового партнёра. Егорыч с ним аж сдружился. Возраста они были примерно одного, вот и нашлись общие темы для дружбы. Хозяин перед нами уже не ломал комедию, не строил из себя старую развалину. Это говорило о доверии. Мы не стали ломать комедию, я сразу понёс мешки с золотом в лавку. Иосиф встретил меня вопросительным взглядом.
– Потом-потом. Всё объясню. Вот только мешки перетаскаю.
И пошёл за второй партией. Вошли уже вдвоём.
Егорыч решил поприкалываться.
– Я таки хотел бы узнать, найдется у старого, уважаемого еврея, несколько дорогих минут, для дорогих гостей?
Все трое улыбнулись
– Да и мне не терпится узнать, что привело столь полезных клиентов в столь неурочное и неоговоренное время. Мне никак не удастся поменять такую кучу драгоценного метала, на ещё более драгоценный.
– А мы-таки думаем, что есть. Мы решили взять вексель. И это, Иосиф, тут не серебро, тут золото. Всё, что ты нам менял, пересчитывать будешь?
– Я бы, конечно, мог сказать, что я вам верю на слово, но это было бы неправдой, вернее не совсем правдой. Я конечно же вам верю на слово, но я знаю, что ни одна из этих монет не появлялась в городе. Поэтому я знаю, что здесь всё золото, которое вам менял. А теперь, молодой человек, попрошу вас потрудится и перетаскать мешки в подвал. А мы пока составим документ. О передаче денег на хранение.
Мне уже приходилось бывать в этом подвале, Львович нам доверял, мы были повязаны. Я взял ключ некоторое количество мешков и занялся своим делом. Когда всё было упрятано и замкнуто, мне протянули два векселя. Один на моё имя, второй – на имя Егорыча, я прочитал, всё было в порядке, «старый» еврей знал точную сумму и в рублях, и в фунтах, и в долях. У Егорыча скопилась тоже не хилая сумма. Он за хранение брал с меня десять процентов от хранимого, мне было не жалко. Деньги доставались на халяву. А зато человек скоро демобилизуется, выкупит дочь и заведёт какое-нибудь дело. На конверте написали очень пугающие слова и запечатали сургучом. У Львовича нашлась и печать с изображением Елизаветы Петровны, если не приглядываться, от настоящей не отличишь. Да и кто её видел, настоящую – разве, что фельдмаршал Опраксин. Пообедали с хозяином, и поехали мы до барышень с заниженной планкой социальной ответственности. Здесь они себя тоже так начали называть. Когда ещё такое счастье обломится? И этим же вечером назад, вот чувствовал я (вернее душа, моя жаба, мой хомяк), что нельзя задерживаться. По прибытии уговорил капитана спрятать конверт в «сейф». Рассказал конечно, что это векселя, весь мой капитал, скопленный непосильным трудом за время стояния.
Глава 6. Горячая фаза.
А на утро пришёл приказ выступать, заканчивалась война без войны, и начиналась горячая фаза. Вот почему немцы никогда нас не слушают? ведь мы им только добра желаем, а слушают они англичан, которые желают только зла, и нам, и немцам. Такой же вопрос можно задать и нам. Мы, почему то, тоже слушаем англичан. Парадокс. Россия была втянута в эту войну через союз с Австрией, они, типа, нам помогали в войне с Турцией. На самом деле поставили армию возле границ, ну и типа отвлекали огромные силы турок на себя. Ни чего подобного, турки даже не пришли на эту войну, и никак не отвлекались на Австрию. Удалось нам взять тогда Азов, а на Крым даже и не думали переться, ни сил, ни средств уже не было. Крымчане продолжали совершать грабительские набеги на южные губернии Империи.
А потом австрияки заключили союз с Францией, а англичане с Пруссией. А поскольку Франция бодалась с Англией из-за Канады и из-за чего-то ещё, а Австрия бодалась с Пруссией из-за Силезии, не Силезии, точно не помню, вот и получилась почти мировая война. Уж как матушка императрица не хотела класть Русские головы за интересы Европы. Но и она не всесильна. Внутри России была про французская партия, и в какой-то период, она оказалась влиятельней остальных. Выбор у Императрицы, был не богатый, либо война, либо очередной переворот, и всё равно война.
И всё-таки государыня кое-что сделала на зло партии войны. Она сумела продвинуть в главкомы фельдмаршала Опраксина, это был стратег, но не тактик. Командир мирного времени. Он во весь опор сидел на месте и подготавливал войска к битвам. Постоянные учения, тренировки солдат и офицеров. Подвоз боеприпасов. Проверка личного состава на предмет санитарии, что позволило избежать эпидемий, и даже «боевого» поноса. Он переписывался с прусскими военноначальниками, давал им взятки, сам брал у них взятки (на, что имел высочайшее разрешение). Он имел чёткие указания от императрицы. Не начинать боевых действий до последней возможности. А если удастся, то и вообще не вступать в столкновения. Не удалось. Фридрих потрепал австрияков с французами. И двинул войска на восток. Вот как тут быть? Воевать нельзя и не воевать нельзя. Но у Апраксина голова работала как надо. Двинулись на встречу, надо было взять Кёнигсберг до подхода основных сил, если Фридрих подойдёт раньше, то выколупывать его оттуда будет весьма не просто. Да и придётся уничтожать в Кёнигсберге всю его армию, а нам этого ну совсем не надо. Он возомнил себя великим полководцем, не проиграл не одной битвы. Но мы то трезвые политики. Нам-то он нужен живой и сильный, но мирный и лояльный к России. Вот почему и Пётр Фёдорович, играл рол германофила. Ведь как объяснить Фридриху, почему мы не хотим с ним воевать, а потому, что у нас наследник престола прям восхищается его, Фридриха, талантом музыканта и полководца. И он сам играет на скрипке, не флейта, конечно, но тоже музыкальный инструмент.
И так мы наступали на Кёнигсберг. Наш полк, как самый ретивый, шёл первым. Полковник постарался. Что бы не допустить конфуза пред глазами главнокомандующего. Он усиленно тренировал весь полк, быстро готовиться к маршу. Ну вот и повторилась ситуация, как в родной части, только уже в увеличенных масштабах. А наша специальная разведрота. Шла впереди полка и чуть по бокам. На двести – триста метров в каждую сторону от дороги. Шли пока по своей территории, и такое построение было излишним, пока! Но ведь тренироваться же надо было. Я велел фланговым докладывать обо всём, что происходит.
Объяснил, что пока мы учимся. Пока идём по своей земле, ни чего важного не будет, поэтому сообщайте о неважном. Тренировка и ещё раз тренировка. Ребята прониклись. Подмечали друг друга в лесу и бежали мне докладывать. Я хвалил за отличное несение службы, постепенно научились прятаться и друг от друга. Даже я их не замечал. И вот так вот мы двигались, двигались, двигались. Я потерял счёт дням. Возле какой-то деревушки с трудно произносимым, ещё более трудно запоминающимся названием, наткнулись на головной дозор неприятеля. Не то что бы наткнулись, мы их обнаружили, они нас нет. Отправили гонца в полк, и начали вести разведку. Наблюдали, считали. Считали, как оказалось зря. К дозору противника начали подходить рота за ротой. И располагаться на ночлег. Капитан отправил людей проверить фланги. Оказалось, что и на флангах тоже полно неприятеля, сосчитать противника не представлялось возможным. Было тут их не один полк и даже не одна дивизия. Отправили ещё одного гонца с уже уточнёнными данными. Прибежал первый гонец с приказом от командира полка. Себя не обнаруживать, вести разведку. Полк остановился в часе ходьбы, или получасе бега. Занял оборонительные позиции, дожидается остальных. Главкому отправили посыльных офицеров, ждут дальнейших указаний.
Мы растянулись на фланги, надо было хотя бы примерно определить с чем мы имеем дело. Определили и оторопели, тут была, практически, вся армия прусаков, в Кёнигсберг мы не успели.
Прибежал второй гонец, приказ нам оставался прежним – наблюдать, полку было приказано, чуть оттянутся назад. Командующий нашёл удобную позицию для артиллерии. И, исходя из этого, строил план битвы. Располагал полки, прятал резерв. Армия растянулась на несколько десятков километров, вся она соберётся только к завтрашнему вечеру. Впрочем, как и прусская. Разница лишь в том, что мы про них знали, а они про нас нет. Наша армия будет идти всю ночь, и весь завтрашний день. А вот их армия получит приказ собираться только после завтрашнего утра. Когда их дозорные наткнуться на нас.
Я предложил командиру.
– Может мне пора уже начать подвиги совершать?
– Какие?
– Взять языка.
– Мы и так про них всё знаем. Какой смысл в языке
– Пакость – есть пакость, какой в ней может быть смысл?
– Не надо, обнаружим себя раньше времени. Кинутся прусаки в атаку, а наши ещё в боевые порядки не построены. Потери будут не оправданные. Отбиться то конечно отобьёмся, но какой ценой.
– Но может тогда вдоль дороги пробежаться? Посчитать сколько у них подразделений на марше, и сколько пушек.
– А вот это можно. Значит так пол ночи бежишь туда, считаешь. А пол ночи обратно, кружным путём. Возвращаешься прямо в полк, докладываешь командиру результаты разведки, если нас там не будет, отдыхаешь в полку до вечера. А вечером опять сюда, ну или мы туда, видно будет. Бери пластунов и вперёд.
И мы пошли в разведку, одетые в леших, прямо между кострами неприятеля. Прошли первый лагерь, побежали, где вдоль дороги, где прямо по дороге. Справа и слева попадались стоянки неприятеля, мы поверхностно оценивали количество, и бежали дальше пока не наткнулись на обоз. Посчитали пушки, где телеги с провиантом, а где с пороховым запасом, определить было невозможно. Совершить масштабную диверсию не получалось, но кто сказал, что нельзя совершить мелкую пакость. А какую? в таком случае главный герой непременно найдёт телегу с порохом, на коленке сделает мину замедленного действия, вся разведгруппа эвакуируется, а потом как бабахнет, и противник лишится всей артиллерии. Ура-ура! победа наша.
А как в реалии? Отличить телегу с порохом от телеги с провиантом – невозможно, они все накрыты парусиной, ну нашёл ты телегу с порохом, он в бочонках, и дальше что? Поджечь! дак пламя увидят и потушат, поломать один бочонок и поджечь, дык сам улетишь, герой делает дорожку из пороха, и поджигает, а вы пробовали делать дорожку, на земле в траве сырой? Да ещё такой длинны, чтоб успеть убежать. Вероятность, что огонёк добежит до пороха – ноль. Взять языка, скажете вы, выяснить, где порох, где огненный (бикфордов) шнур, и вот тогда устроить большой бабах. А кто допрашивать будет? Я таки учил в школе именно немецкий. Но вот нет у меня способностей к языкам, я даже по-русски, до самой смерти писал с ошибками, да я и сейчас также пишу, но сейчас это не актуально, я ведь крестьянин. Помню из школьной программы только – Анна унт Марта баден. Это потому, что купающиеся Анны и Марты, меня больше всего волновали. А остальные вообще не грамотные были, до недавнего времени, да и сейчас ещё все читают по слогам. И вот, что делать? Лежим, любуемся на обоз, и скрежещем зубами от бессилия. Ну да ладно пора уже в обратный путь. Люди устали неимоверно. Целый день переход, и пол ночи бег по вражеской территории, да с оглядкой, да каждого куста пугаясь. А ещё надо выяснить – у немцев обоз идёт в конце колоны? или как у нас в середине. В общем пошли дальше, вернее побежали. И тут меня осенило. А смогут ли мои пластуны убить человека? Ведь в кровавом деле то мы ещё не были. А смогу ли я убить? Я ж ни в этой жизни, ни в прошлой – людей не убивал. Разумные богомолы не в счёт. Я приказал остановиться, похоже обоз шёл последним, возле него только полк стоял. Видно, для охраны.
– Видно, что мы прошли уже всю армию. Разведывательная част операции закончена. Теперь нам предстоит вернуться назад и доложить обо всём начальству. Про себя повторите зафиксированное количество полков, отдельных рот, и пушек – это что бы каждый мог доложить командованию, ведь можем не все вернуться. А сейчас будем тренироваться.
На меня все недоумённо посмотрели. Типа ты, старшина, вообще берега попутал. Почти сутки на ногах, и ещё пол ночи бега предстоит. Какая тренировка?
– Будем тренироваться убивать живых людей. Ведь никто из нас никогда живого человека не резал. Мы умеем резать глотки врагам только в теории, а вот на практике – нет. А это ой как не легко, надо себя перебороть. Помните, что надо сделать, чтобы убить человека?
– Его надо возненавидеть, лютой ненавистью.
– Так, а за, что мы ненавидим прусаков?
– Они пришли на нашу землю, они хотят нас ограбить, изнасиловать наших жён и дочерей.
Все одобрительно загудели.
– Но они не пришли на нашу землю. Это мы пришли на их.
Сказал я, нужно было расставить все точки, а то в последний момент диверсант зажмёт рот часовому, а ножом полоснуть – не сможет. Вот и поднимется шум, и, естественно, будут потери. А оно нам надо?
– Ну дык какой повод для ненависти придумаем?
Я начал улыбаться всем своим видом показывая сарказм.
– А давайте одного сдадим, посмотрим, как его пытают и за это будем их ненавидеть.
все заулыбались.
– Хотя не подходит. Пытать его начнут только утром, а нам до утра надо быть в полку. В общем даю историческую справку, за что мы так люто ненавидим прусаков. Пруссия, от слова «По Русье» это исконные русские земли. А злые рыцари захватили их. И вырезали наших предков, наших прадедов и прапрадедов, прапрабабушек, праотцов и праматерей, отомстим потомкам, за их плохих предков, а за одно и наши земли вернём.
Идея воодушевила.
– Повторяйте себе это, накручивайте себя, пока мы идём до их лагеря.
Возвращаемся по дороге назад. Дозорный даёт сигнал. Вот они. Я иду первым, за мной ещё пятеро. По числу часовых, подползаем к оным и почти одновременно тихо, бесшумно поднимаемся и раз, пять глоток перерезано. Осторожно, так же бесшумно опускаем тела на землю. Отходим, следующие ползут в право и влево. Вот сейчас я дрожал от волнения. А вдруг у кого-то не получится, получилось. Стояла тишина. Я решил, что надо закрепить пройденный материал, жестами показал на ближайшую палатку, уже не ползком, но очень тихо. Окружили, разрезали парусину, и проникли во внутрь, прусаки спали на полу, я ближайшему положил ладонь на рот и полоснул, забулькало, меня чуть не стошнило. Подавил рвотный позыв, огляделся. Живых прусаков в палатке не было. Я жестами приказал покидать лагерь неприятеля. И мы побежали в сторону от дороги. Бежали как никогда. Страх гнал нас. То, что мы сделали нас самих, пугало до мокрых штанов. Но теперь я точно знал – диверсионная группа есть, и ей по плечу любые задачи.
Прибежали в полк почти к обеду. Мои пластуны попадали прямо возле часового. Сил, уже не оставалось никаких. Я, шатаясь, побрёл искать командование. Нашёл, язык уже почти не ворочался, полковник слегка занервничал. Шутка ли, едва живой старшина еле бредёт, едва переставляя ноги, а вдруг это всё, что осталось от разведроты? Я начал сумбурный доклад, он махнул рукой, типа отставить.
– Говори понятней, что случилось с ротой?
– Что с ротой не знаю. Я вчера получил приказ от командира пройти по тылам противника и посчитать, что за силы нам противостоят. После выполнения задания вернуться в полк и доложить командованию. Докладываю. На протяжении семи – десяти вёрст противник имеет …
И я доложил сколько и чего было растянуто по дороге.
Ваше высоко благородие, мои люди смертельно устали. И голодные, после вчерашнего дневного перехода, мы ещё всю ночь передвигались бегом.
Будьте милосердны, прикажите моих людей накормить прямо там, где они попадали. Иначе они помрут. А я можно прямо тут упаду.
И криво улыбнулся. Полковник подозвал к себе дежурного офицера и дал соответствующие распоряжения. В общем нас носилками перетащили в лазарет. Накормили, налили по сто грамм, и мы отдыхали до самого вечера.
Вечером поужинали и опять спать. А утром я узнал, что полк оттягивается к основным силам, нам же было приказано присоединится к своей роте. Оказывается, ни куда она не пропадала, доклады от неё пошли сразу же как только противник начал проявлять активность. Вот с таким посыльным мы и вернулись назад. Ещё одно событие было прошлым днём, как раз перед тем, как нам в полку появиться. Прибежал посыльный из роты и сообщил, что дозорное подразделение противника движется в направлении полка. Полк к бою был и так готов, а тут все собрались ещё больше. Дозор противника был уничтожен почти весь, несколько всадников сумели ускакать. Теперь противник о нас тоже знал. Вот полковник и предположил, что рота была уничтожена дозором, всё-таки они кавалерия, а мы пехота. А тут ещё мы появляемся все такие убитые и замученные. И что полковник должен был подумать?
Глава 7. Практические занятия.
Капитан поделил роту на две части, половина отдыхала, половина вела разведку. Прибыли доложили, присоединились к разведке, мы то были отдохнувшие. Наблюдаем за суетой в стане врага. Подразделение прибывают, убывают. Мы прослеживаем их путь, отмечаем на карте. К обеду сложилась полная картина. Немцы строились в боевые порядки. Они собирались ждать нашу армию здесь, вот ведь патовая ситуация. Ни они не хотят нападать, выбрали для себя удобную позицию, не мы. Так можно до морковкиного заговенья простоять. Капитан оставил заместителя, а сам поехал с докладом к начальству. Чую я хочет он наш план в дело запустить. Вот только с начальством согласует.
Так и вышло, вернулся, подозвал меня и дал четкий приказ пробраться в расположение противника и вырезать группу офицеров. Ну и всех, кто под руку попадёт. А потом уже спокойно говорит, вернее спрашивает.
– Ты уверен в пластунах, смогут они вот так просто убить.
– Более чем уверен. Мы на обратном пути потренировались, вырезали сорок человек.
– А чего молчал? я на тебя представление на офицера подал, а вот про уничтожение, взвода солдат в нём не указал, так бы ещё один плюс был. Конечно, пока ты даже не рассчитывай на дворянство, маловато одного подвига для перехода в дворянское звание. Но капля камень точит. Ну добро, действуй. Главное постарайся людей сохранить, воевать ещё долго.
И мы пошли действовать, расположение рот и батальонов мы знали хорошо. Уже почти неделю наблюдаем, кто в какой палатке живёт, дело осталось за малым снять часовых, зайти в палатку перерезать глотки, пустяк. Я поймал себя на мысли, что думаю не о том, как буду горло резать, а как бы ещё и кошелёк присвоить, не обвинят ли меня в мародёрстве. А фиг с ним, если обвинят, то высекут. Вешать пока не будут. Эй душа, ты что про это думаешь, кошелёк экспроприировать, это антиобщественное деяние, или это по закону войны?
Душа не болела, и не волновалась.
Всё произошло как по маслу, пробрались, вырезали, забрали кошельки, ушли. Дело заняло меньше получаса. Я своим говорю.
– Давайте ещё кого-нибудь пощекочем, ночь только начинается.
– Добрый ты, но я за.
Сказал один из пластунов. И мы пошли к другому подразделению врага. Опять как по писанному, никаких проблем. Враг наивен. Переглянулись и пошли дальше. Я так намекнул, что надо бы штабную палатку прошерстить, да и какого-нибудь полковника в лагерь притащить, все согласились.
– Афоня, ты у нас самый быстрый, беги в роту, принеси три маскхалата. Одна нога здесь, другая уже тоже здесь. Выполняй, и командиру доложи, чего мы задумали.
Через полчаса Афоня прибежал с маскхалатами и устным распоряжением, не зарываться. Ага, понятно, на сегодня это последняя операция. Палатка давно была вычислена (по просторней, побогаче). Прошло опять как в кино, простенько и со вкусом. Сняли часовых, разрезали палатку, дали двоим по башке, специальной колотушкой, связали, замотали в маскхалат, забрали одежду, забрали железный ящик, может документы, может полковая касса. И ушли. Вернулись в роту. Командир уже был собран. Ждал только нас, погрузили пленных в телегу и с группой солдат отправился на доклад к верховному. А мы отправились спать. Дежурная смена продолжала наблюдать за врагом, никакого кипишу у него не наблюдалось. Вот же прусаки – непуганые идиоты. Ничего, не хотел ваш Фридрих с нами договариваться, скоро ночи будете бояться, как чёрт ладана.
Утром вернулся командир, весёлый и радостный. Построил нас, объявил благодарность, и сообщил, что рота наша уже не в составе полка, а подчиняется непосредственно командующему армией, я назначаюсь командиром отдельного диверсионного взвода. То бишь по должности, я как бы офицер, поручик. А наш капитан уже по должности как бы и не капитан, майор. И денежная премия за выполнение особо опасного задания нам назначена, в размере стыренных у немцев кошельков. Мы тихонечко три раза крикнули ура. Вот попробуйте кричать тихим шёпотом. И отправились готовиться к следующей пакости для рейха. Пленных уже велено было не брать, возни с ними много, конвенции всякие соблюдать. Одного какого-то штаб полковника достаточно. (это я так понимаю и будет тот перец, что будет мирить нашего Петра Фёдоровича с ихним Фридрихом).
Похоже, наша вчерашняя пакость их не проняла. Будем дальше учить наивных. Пока они в атаку не пойдут. Наша армия готова к отражению, дак чего вы ждёте, нападайте. Хотите особого приглашения, дак за ради бога, приглашаем, вот только пригласительную открытку напишем, отрезанными головами.
Ночью опять вырезали три палатки, и забрали один ящик. Жалко, что нельзя в нём пошарить, ведь наверняка и там деньги есть. Порылся в карманах у убитого офицера, и вуаля – ключ. Вот свезло так свезло – ключик. Если тут полковая касса, то можно с ребятами поделится, а то диверсанты кошельки с золотом получают, а простые разведчики – ничего. Обидно, понимаешь, обидно.
Пришли в роту, открыли сейф, деньги и документы. Капитан-майор пролистал бумаги.
– Ничего важного, финансовые отчёты, столько-то пар обуви, столько то пуль, фуфло короче, сожги от греха. Что с деньгами думаешь делать?
– Деньги думаю поделить между офицерами и разведчиками, мы себе кошельков натырили.
– Добре, я почему-то так и хотел тебе предложить сделать, а то мужики тоже стараются. А оплата как у обычных солдат, что щас пузо греют.
– Ну вот и договорились, только надо это прямо сейчас сделать – ночью, боюсь, что утром будет некогда, придётся когти рвать.
Как в воду глядел, второй пакости рейх не выдержал. Утром затрубили трубы, забили барабаны, началось построение в маршевые колонны. Прибежали наши дозорные, доложили. В сторону нашей армии двинулись конные разъезды, нас ловят. Армия выдвигается. Всё-таки допекли мы их. Приглашение они приняли. Подтянулись остальные дозорные, везде была похожая картина, пора рвать когти. Майор-капитан отдал приказ, и в пол минуты, все, бегом, по большой дуге двинулись на соединение с армией, группа малая отправилась по прямой, что б успеть предупредить, малой группой легче пробиться.
К обеду добрались до своих, группа малая уже была тут, добрались без приключений. Но вот на одном из участков, оказывается, случилось одно приключение, немцы решили сделать ответный ход. Это нам командир рассказал, после доклада главнокомандующему, тот сам ему поведал, со смехом. Вся наша армия ржала, все ходили весёлые и расслабленные. А чего напрягаться, в боевые порядки мы уже построенные, каждый полк, согласно плану, на месте предстоящего сражения находился. Осталось только взять фузеи или мушкеты, сделать два шага, и ты уже готов к бою. Но даже если армия идёт сражаться, это не значит, что бой состоится сегодня. Армия подойдёт расположится согласно плану сражения, отдохнёт до утра. А утром позавтракав, помолившись построится и начнёт сближение с противником. Отвлёкся.
Дак вот в одном из полков заметили какое-то шевеление в стороне фронта. Пригляделись, ползут, человек двести, в красных камзолах, белых штанах. Ружьями бренчат, треуголки поправляют, диверсанты. Кто-то даже кирасой и железным шлемом умудрялся греметь. Совсем не заметно. Выстроились наши в шесть шеренг, всего около батальона. Стоят ждут, а прусаки пыхтят, но ползут. Ну наши смотрели, смотрели, и не выдержали, начали ржать, командиры шикают, мол тихо спугнёте, да какой там, смешно же. Немцы тоже не выдержали, встали, все грязные, и побежали в атаку. Ну дали по ним залп, второй, немцы растерялись кто-то со штыком на перевес вперёд бежит. Кто-то назад, а сзади уже эскадрон гусар летучих подскочил, прусаки лапки кверху, а те, что в атаку побежали, получили ещё два залпа, и тоже лапки кверху.
Солдаты всех подразделений откровенно не понимали, задавали друг другу одни и те же вопросы. Кто так прусаков учил воевать? как они с такой тактикой сумели разбить и французов, и австрияков? те вообще дебилы тупые?
А ещё мне командир велел привести себя в божеский вид, что б блестел как у кота тестикулы, и прибыть к верховному. Вот оно, попёрла карьера, меня заметили. В порядок меня приводили всем взводом гладили, штопали, чистили, брили, стригли, мыли. Через пол часа я был как новый юбилейный рубль. Проследовал к шатру главнокомандующего. Доложил дежурному офицеру. Он велел подождать. Стою, жду, поджилки трясутся, нервничаю.
Шутка ли, Граф! вызывает к себе, унтер-офицера!
Из шатра вышла группа высоких чинов, я стою по стойке смирно. Отдаю честь. Ушли. В шатёр зашёл дежурный и почти сразу выглянул, и махнул мне рукой. Я, строевым шагом вошёл, руку к козырьку, вид лихой и придурковатый, всё как в уставе написано. Докладываю.
– Ваша светлость, унтер-офицер Иван сын Макара по вашему приказанию прибыл.
– Это ты братец командуешь диверсантами?
– Так точно, я!
– Хорошее ты дело сделал, вынудил-таки прусака на нас двинуть полки. Сколько при этом людей потерял?
– Ни сколько, ваша светлость, даже легко раненых нет, даже царапин и порезов нет.
– Вот как? А чего ж у прусаков такой конфуз прошедшей ночью вышел. Двести человек убитыми, ранеными и пленными потеряли, и сколько у тебя людей участвовало в операции?
– Двадцать четыре, вместе со мной, а конфуз у них вышел, потому как, они не обучены и не экипированы.
– Докладывали мне, что у тебя все странно одеваются, когда на задание идут, а чему ты их обучил, знаю я, что ты командиру своему готовую роту разведчиков и диверсантов вручил. Он твоих заслуг не присваивает. Дак чему учил то?
– Помимо, того, что предусмотрено уставом, ещё учил рукопашному бою, ножевому бою, бегу на длинные дистанции, этому тоже надо учить, а то задохнуться на первом десятке вёрст. Так же учил бесшумному передвижению хоть ползком, хоть бегом. Ну это у нас есть охотники, они эту науку преподавали. Ну вот вроде бы и всё.
– А как ты думаешь, чего это прусаки прошедшей ночью учудить хотели? До смерти нас насмешить? Ведь догадаться надо, на глазах целого полка, ротой ползти в атаку. Батальон стоит готовый к бою, а остальной полк по краям смотрит чего из этого получится.
