Buch lesen: «Командир пяти кораблей северного флота», Seite 4
Командование СКР -26
Наш СКР-26 считался на соединении неплохим кораблем, таким он оказался и в действительности. До меня
им командовал капитан 3-го ранга Бокий, бывший полит- работник, сдавший на допуск к управлению кораблем. И такое бывает. Человек он был умный, порядочный и смелый (с начальниками), что среди наших офицеров бывает довольно редко. К подчиненным он относился доброжелательно, экипаж платил ему тем же. Меня же на корабле приняли настороженно.
Как потом выяснилось на соединении, обо мне ходила сомнительная слава крайне жесткого и решительного человека. Видимо я таким и был, но старался, всеми силами старался, быть предельно справедливым к подчиненным. В общем, холодок настороженности вскоре прошел. Началась напряженная работа. Для каждого члена экипажа подготовили зачетные листы, из которых они, наконец, узнали полный объем знаний и навыков по исполняемой должности. Офицеры определились с полным объемом своих функциональных обязанностей. Внедрение всей этой теории в практику прошло довольно безболезненно и быстро. Почти 90% экипажа составляла срочная служба, служили четыре года. Встречались и 26 – 28- летние (у кого была отсрочка). Крайне важно было сделать так, неформальные лидеры в коллективе стали формальными, то есть, назначить их на должности старшин команд, командиров отде- лений, избрать секретарями комсомольской организации. В короткое время мы эту работу провели, и управляемость экипажа стала заметно лучше. Секретарь комсомольской организации корабля могучий 95 – килограммовый старшина настолько был авторитетен, что его слово было намного весомее слов молодых лейтенантов. Увольняемых на берег он почти всегда инструктировал и ни одному увольняемому не могло прийти в голову безобразничать на берегу, спрос был суров и относились к нему серьезно. Особую роль на корабле стал играть спорт. Сам я в училище был чемпионом высших военно-морских учебных заведений по плаванию, играл в водное поло. Волейбол, баскетбол. На корабле я просыпался в половине шестого (за полчаса до общего подъема), пробегал свои пять километров и делал усиленную физзарядку. Постепенно ко мне стали присоединяться другие и вскоре со мной бегала уже треть экипажа. Организовали футбольную, баскетбольную, волейбольную команды, давали им время на систематические тренировки. Особенно всех нас впечатлила победа наших баскетболистов в финале над командой крейсера. Это притом, что у нас штатная численность экипажа 110 человек, на крейсере – 1166. Все это способствовало сплочению экипажа, ответственности каждого перед коллективом. И это не дежурная болтовня, а так оно и было. Сам я участвовал в тех видах, где позволяло мое умение.
Волейбол, баскетбол, плавание, бег, перекладина. Капитанами команд были лучшие, и я беспрекословно выполнял их указания. И эта дисциплинированность весомо повышала мой авторитет. После двухчасового обеденного перерыва моряки выходили в полусонном состоянии, и нужно было длительное время, чтобы привести их в рабочее состояние. Вопрос решили просто и быстро. На построение стали выходить в рабочем платье даже зимой и сразу на причал, не мешкая, весело пробегали не менее километра, а затем уже строились для развода на работы и занятия.
Кое-что об офицерах. Самой колоритной фигурой среди них был замполит Воденеев. Потомственный Питерец, впитавший в себя культуру этого города. Одаренный организатор, из него бы получился прекрасный режиссер. Речь у него была правильная и одновременно яркая. Как политработник был грамотный и совершенно нетипичный. Эки- паж к нему относился хорошо, несмотря на один его недостаток – пьянство. Все мы, конечно, выпивали, но он делал это чаще, больше, а главное в самые неподходящие моменты.
Старший механик считался официально (и справедливо) лучшим инженер-механиком дивизии. Однако как руководитель коллектива, как организатор был, безусловно, слаб. Не родился он с этими качествами. При любой поломке он тут же переодевался в рабочий комбинезон и тут же со своими подчиненными приступал к устранению неисправности. Когда я его впервые спросил: «А вы разобрались из- за чего, при каких обстоятельствах произошла поломка, кто виноват, какие меры приняты к виновному?». Механик отвечал, что это не главное, сделаем это потом. Но и потом этого не делал.
На радостях по устранению неисправности никто не бывал наказан, тщательный разбор происшествия не проводился. У лучшего инженер-механика дивизии поломок было больше всех. Пришлось самому вмешиваться и раз- рушить эту порочную систему, в связи с тем, что офицерам при обучении в училищах не давали даже элементарного понятия о предмете управления людьми, абсолютное боль- шинство из них понятия не имело, что это самое управление зиждется на принципах обратной связи. Они даже не задумывались о принципах и технологии управления коллективом. А принцип этот прост – сделал человек хорошо – поощри его, сделал плохо – накажи. Но все это в обяза- тельном порядке. Безусловно, не все так просто, всегда существует множество нюансов, оттенков и все это надо учитывать. Но основа – обратная связь.
Однажды мой механик – отличник меня крепко подвел перед лицом обожаемого мною командира дивизии контр- адмирала Соловьева. Дивизия в полном составе выходила на учения. Кораблей было много. Потому на инструктаже мы получили исчерпывающий план отхода кораблей от причалов и построения для выхода из Кольского залива. Когда подошла наша очередь отходить, и я попытался это сделать, мне из ПЭЖа (поста энергетики и живучести) – командного пункта БЧ-5 доложили, что сейчас не могут исполнить команды, но вот-вот неисправность будет устранена.
Вот-вот продолжалось минут десять. Из-за нас сломался утвержденный порядок выхода кораблей. Я получил несколько замечаний от Соловьева, в последних чувствовалась явная досада. Я сбежал с мостика в кормовое машинное отделение. Там оба механика и трое старшин зачарованно смотрели на валоповоротное устройство главного дизеля. Это червячная передача, с его помощью вручную перед запуском проворачивают главный дизель (6000 л.с.). И в этот раз дизель вручную провернули, а отсоединить от вала вало – поворот забыли. При запуске дизеля он был намертво заклинен валом. Специалисты думали, как бы его отсоединить. Мне хватило десяти секунд, чтобы оценить обстановку. Я приказал автогеном отрезать кронштейн, на котором держался вал поворот. Через 15 секунд на моих глазах вал поворот грохнулся в трюм.
Пока я добежал до мостика главный дизель был запущен, мы отошли от причала. Так, что помимо квалификации всегда нужна решительность.
Помощник командира – был мягкий милым, обаятельным человеком, из штурманов. Он так и остался штурма- ном и существенной роли в жизни экипажа не играл. Отношения в коллективе складывались исключительно теплые и искренние, что решать задачи боевой подготовки и повседневной жизни значительно проще и делали мы это с видимым удовольствием. Признак хорошего дееспособного коллектива состоит в том, что даже долгое отсутствие руководителя почти не сказывается на функционировании организации. Постепенно я все меньше и меньше вмешивался в повседневную жизнь корабля, и экипаж продолжал полноценно функционировать.
Вопросы боевой подготовки и в первую очередь выполнение боевых упражнений решались успешно. Хотя однажды при стрельбе по воздушной цели я пережил несколько неприятных минут. Стреляли мы по мишени ПМ-6Г, представляющую из себя инертную бомбу. Ми- шень 16 сбрасывается с высоты 5-6 км, пикирует на корабль, а на высоте 500 метров у нее раскрывается парашют. Стрелять по мишени можно лишь при ее пикировании, после раскрытия парашюта стрельба запрещена. Опера- торы стрельбовой станции захватывают и сопровождают самолет и после сброса мишени должны перейти на ее сопровождение. В этом состоит основная трудность, и опасность. Опасность перепутать цели – самолет и мишень. Как правило, прямых попаданий в мишень не бывает.
Во-первых, она мала, а во вторых пикирует на корабль с огромной скоростью. После выполнения стрельбы опускающуюся в море на парашюте мишень корабль поднимал на борт. Добросовестные командиры сдавали мишень и парашют в ВВС флота для дальнейшего использования. В этот раз стреляли мы при сплошной низкой облачности. Все шло хорошо. Операторы самолет сопровождают, раз- деление цели наблюдают, докладывают, что уверенно сопровождают мишень. Я дал разрешение на открытие огня. Отстреляли. Все внимание на приводнение мишени, обычно ее белый парашют виден хорошо. И вдруг, из облаков кабельтовых в десяти от корабля вырывается нечто объятое пламенем и падает в воду. Самолет, который должен был сделать доклад, что пересек наш курс и уже находится с другого нашего борта, молчит. Мысль – сбили самолет! Запрашиваем сами самолет – ответа нет. Мысль укрепляется! И вдруг еще через минуту самолет отвечает, у него неполадки радиостанции. Эти полторы минуты показались мне вечностью. Редчайший случай – прямое попадание в мишень.
Сколько бы ни говорили, что главное в службе уровень боевой подготовки – все это лукавство. Нас оценивают на- чальники, а по отношению к своим подчиненным они, как правило, ленивы. Чтобы проверить физический уровень боевой подготовки начальнику надо иметь соответствующий уровень квалификации, а главное самому изрядно потрудиться. Зато внешний вид корабля, внешний вид и подтянутость личного состава видны сразу. На это я обращал первостепенное внимание. Корабль выгодно отличался от других и тем и другим, и это сразу настраивало начальников на соответствующий лад.
Шел 1967 год, приближалось пятидесятилетие тогда Ве- ликой Октябрьской социалистической революции. Командованию надо было что-то преподнести к этому юбилею. Политотдел дивизии в категорической форме потребовал от нас, чтобы корабль к 7 ноября стал «отличным». Тогда имелось положение об «отличных» кораблях, а в дивизии
и вообще в Североморске «отличных» кораблей не было. Я пытался возражать: корабль вышел из ремонта лишь в конце июня, на всю боевую подготовку оставалось четыре месяца, а в момент постановки этой «отличной» задачи всего два. Однако политотдел был непреклонен, и мы стали изучать «Положение об отличных кораблях». Ничего особенного там не было, просто надо было служить, как это требуют уставы и другие руководящие документы. Экипаж, надо сказать, принял это известие с энтузиазмом. И вообще постановка этой задачи на экипаже сказа- лась благотворно, вопреки моему скептицизму. Командование и политотдел мы конечно не подвели и после многочисленных проверок в конце октября корабль объявили отличным. Меня почему-то, наградили значком ВЛКСМ, я его подарил секретарю комсомольской организации ко-
рабля. Вот он его действительно заслужил.
В отпуск в этом году меня отпустили только после начала нового учебного года (он тогда начинался с 1-го декабря). А настоящий Новый год я встречал в Сочи. По возвращении из отпуска меня ожидал сюрприз не из приятных. Замполита Воденеева сняли.
Выше я упоминал уже, что самым слабым местом его было пьянство в самый неподходящий момент. Так случилось и в этот раз. Воденееву позвонили из политуправления флота и предупредили, что прибывший из Москвы представитель политуправления ВМФ СССР хочет познакомиться с отличным кораблем и с ним лично. Воденеев в этот момент был трезв. Зато к прибытию этого самого представителя был пьян изрядно.
Что его подвигло мы так и не узнали. Возможно длительное ожидание представителя. В общем, остался я без товарища и замполита. Нет, нового замполита нам назначили, но это был молодой лейтенант, а значит, пустышка на ближайшие три-пять лет. Да Воденеева не смог бы заменить и опытный, так как люди таких способностей встречаются редко.
Крейсер «Мурманск»
Формирование экипажа для строящегося СКР – 98
Следующий 1968 год мы благополучно отплавали, подтвердили звание «отличного» корабля. А вот весной 1969 года меня вызвал командир дивизии контр-адмирал Соловьев и попросил, именно попросил, набрать в экипаж для строящегося в Калининграде сторожевого корабля, принять его и привести в Североморск. Необходимость этого он объяснил тем, что неопытные и мало способные офицеры, назначенные в качестве командиров строящихся кораблей, с обязанностями справляются плохо и приносят массу неприятностей командованию дивизии. Соловьев пообещал, что с прибытием меня в Североморск я сразу буду назначен командиром большого противолодочного корабля.
О Соловьеве надо сказать особо. Внешне он был похож на русского былинного богатыря. Мощная, высокая фигура, светлые волосы. Характер твердый, решительный, начальников не боялся, держался с ними с достоинством, управлял соединением умело, слово свое всегда держал. Это был один из немногих начальников, которого я искренне уважал. Поэтому я без раздумий согласился на его предложение.
Формирование нового экипажа дело хлопотное, непростое и требует от командира искусства и определенного опыта. Причем методы подбора офицеров, сверхсрочнослужащих и срочной службы разные. Офицеров назначают
«сверху», считаясь с мнением командира на 20-50%, со сверхсрочниками надо беседовать самому и при их согла-
сии упрашивать командование соединения назначить в свой экипаж. Сложнее всего со срочной службой, численность которых составляет 80-85% экипажа. Процедура здесь такова – командование соединения дает разнарядку кораблям по специальностям и их количеству, которое надо поставить в новый экипаж. Большинство командиров стараются «спихнуть» далеко не лучших матросов и старшин. Я знал только двух командиров, которые понимали все трудности формируемых экипажей и отправляли туда действительно лучших. Это был я и несравненный Павел Григорьевич Пунтус, командир гвардейского БПК «Гремящий», у которого я был старпомом. Пунтус беседовал с каждым отправляемым, которые, как правило, уходить с корабля не хотели, так как уважали и любили своего командира.
Офицерский состав у нас оказался такой: я – капитан 3- го ранга с десятилетним стажем в офицерской должности, помощник и старший механик – старшие лейтенанты с трехлетним стажем, остальные – лейтенанты без всякого стажа, в том числе и замполит. В общем, мне было совершенно ясно, что классическая схема управления здесь не- уместна и мне необходимо, управляться самому, доходя до матроса. Это было возможно, так как штатная численность экипажа составляла всего 120 человек.
При постройке корабля мы активно учились у строивших корабль инженеров-строителей, дисциплину я поддерживал жестко, экипаж считался лучшим в соединении строящихся кораблей. Однажды старший строитель (ответственный сдатчик) корабля обратился ко мне с просьбой взять на экипаж покраску корабля, т.к. в покрасочном цехе не хватает рабочих и они не могут выделить должное количество маляров, а, следовательно, сроки выхода на ходовые испытания срываются. Эту работу нам оплатят на- личными, а всю бухгалтерию он берет на себя. Тогда капитализма не было, а социализм за такую авантюру предусматривал солидные сроки. Но я согласился. Корабль мы покрасили быстро и очень качественно – для себя же старались. Администрация цеха и завода была в восторге. Они попытались так же покрасить следующий корабль, но их ожидало горькое разочарование. Ни командир, ни экипаж с этой, в общем, то пустяковой задачей не справились. Краску и материалы израсходовали, но покраску не закончили, а на то, что покрасили, было страшно смотреть. Заводу все пришлось переделывать. В результате, большой перерасход материалов, срыв сроков выхода корабля на ходовые испытания. Но это случится позже и не с нами. У нас все шло хорошо. Деньги (около 9000 рублей) нам выдали без промедления. Расходовать их мы поручили комиссии, за которой присматривал я и замполит. Приобрели телевизоры в кубрики, различный спортивный инвентарь, каждому срочнику хлопчатобумажный спортивный костюм. Риск был большой. Найдись хоть один недовольный командованием корабля и пожалуйся, конец был бы печальным. Но никаких жалоб ни в Калининграде, ни на Севере не было. Зато спорт поднялся на пару ступеней. Любимое занятие практически для всех была пробежка на голубые озера с последующим купанием. И хотя бежать надо было 11 километров, все это делали с энтузиазмом. Возвращались на корабль строем, с песнями. И это тоже всем нравилось. К концу 1969 года мы перешли в Балтийск и стали готовиться к переходу на Север. Перешли успешно, хотя погода зимой в Северной Атлантике исключительно суровая. Встретили нас очень тепло, корабль и люди были в прекрасном состоянии. Контр-адмирал Соловьев свое обещание сдержал, хотя был уже командиром седьмой оперативной эскадры. Представление на меня с назначением на высшую должность было послано без промедления.
Заправка кораблей на ходу в открытом море
Снятие с командирской должности
Готовились масштабные всесоюзные военно-морские учения к столетию со дня рождения Ленина. На Северный флот прибыл Главнокомандующий Военно-морским флотом СССР адмирал флота Советского Союза Горшков с группой адмиралов и офицеров Главного морского штаба. В это время у меня с корабля исчезает матрос. Поиски безрезультатны. Я вызываю водолазов обследовать дно у причала и вокруг корабля. Труп матроса находят и поднимают прямо на глазах случайно оказавшегося на причале Главкома и его окружения. За исчезновение матроса меня уже наказали – выговор и этим ограничились. Но опять, как у нас говорят, «неумение жить», то есть моя добросовестность обошлись мне дорого. Представление на меня на высшую должность вернули, а меня с должности командира СКР-98 сняли, а назначили в конце концов старпомом на гвардейский БПК «Гремящий», где командиром был уже упомянутый мною П.Г. Пунтус.
С командиром мне конечно, повезло. Павел Григорьевич обладал целым набором замечательных человеческих качеств: умный, абсолютно порядочный, высокопрофессиональный командир, человек редкого обаяния. Служить с ним было одно удовольствие. Пожалуй, у него был лишь один недостаток – излишняя мягкость характера. И то, это лишь с моей точки зрения.
Боевая служба в должности старпома на БПК «Гремящий»
Мое прибытие на «Гремящий» совпало с подготовкой корабля к боевой службе. В ноябре, как планировалось, мы на службу не вышли, а вышли лишь в начале января. Вначале задачей у нас было патрулирование на линии Оркнейские острова – Исландия. Около месяца Северная Атлантика проверяла нас на прочность. Крена менее 30 градусов практически не было, а максимальный доходил до 42 градусов. Готовить горячую пищу было невозможно, обходились сухомяткой. Спать отдыхающей смене было почти невозможно, но все-таки как то ухитрялись. Этот месяц измотал нас страшно. И когда нам поступило приказание следовать в Средиземное море, мы в едином порыве кричали: «Ура!». В сравнение с зимней Северной Атлантикой Бискайский залив нам показался просто лужей. Прошли Гибралтарский пролив. Как всегда – по учебной боевой тревоге. Эта предосторожность возникла после того, как в шестидесятых годах офицер одного из крейсеров прыгнул за борт в надежде добраться до берега Испании. Офицер утонул, но командование насторожил.
Средиземное море встретило нас и температурой воздуха до 25 градусов С. Мы встали на якорь в так называемой точке № 64 у берега Марокко. Здесь была скальная возвышенность в виде круга с диаметром 4-5 миль. Средняя глубина здесь была около 110 метров, а вокруг – 500 метров. В свободное время мы загорали, ловили на крючок рыбу. Загорать в феврале-марте для северян – это здорово. Кое-что о рыбной ловле. Вечером, после 22-х часов в мою
каюту постучали, дверь открылась, передо мной стоял матрос и, заикаясь, пытался что-то доложить. Я подумал самое худшее – что-то с кем-то случилось. Но когда он по-рыбацки развел руки, я понял, что речь о рыбалке. Я резво пошел на ют. Вся команда, кроме вахты была на юте и на вертолетной площадке над ютом. Течение в точке №64 все- гда было 2-2,5 узла. Матрос держал один конец лески, а на другом в течении безвольно болталась огромная рыбина. Леска была всего 0,6 мм, и как они вытащили эту рыбину на поверхность, было неясно, но было совершенно ясно, что вытащить на борт на этой леске невозможно.
Спустили на воду шлюпку, придерживая за носовой фал, подвели ее на ют к рыбине. Три матроса в шлюпке накре- нили ее к рыбине, крепко ее обняли и едва не зачерпнули бортом воду, втащили рыбу в шлюпку, затем подняли на борт в шлюпке и потащили на камбуз взвешивать. Весы показали 65 кг, но это было явно мало. Просто в суматохе мы сначала не заметили, что голова и хвост рыбы, свешиваясь с весов, лежали на палубе. Потом мы все-таки вы- яснили, что полный вес этого морского карася был 105 кг. Мы видели, что он был живой, но признаков жизни не подавал и позволял делать с собой что угодно. Но когда его положили на разделочный стол и кок попытался его разде- лить, он с такой силой махнул хвостом, что попав коку в челюсть, послал его в нокдаун. На следующий день этой рыбкой накормили весь экипаж.
Работа наша на боевой службе заключалась в поиске и слежении за иностранными подводными лодками, слежении за крупными (как правило, авианосцами) кораблями шестого флота США, участие в учениях пятой Средиземноморской эскадры ВМФ СССР, боевая подготовка корабля по курсу на текущий год. В свободное время, когда мы стояли на якоре, офицеры занимали себя по разному, но большинство предпочитало домино и шахматы. Я же до- ставший (именно доставший) «Теорию вероятности» Елены Вентцель с удовольствием занимался этим предметом. Сам дал себе задание конспектировать по десять страниц в сутки с тем, чтобы к концу боевой службы закончить конспектирование. И, в конце концов, мне это удалось. Надо сказать, что даже мое бытовое мышление значительно изменилось после этого курса. Теперь для всех перспективных, плановых событий я пытался определить вероятность того, когда и как, они произойдут и произойдут ли вообще. Но тут случилось событие, связанное с этой теорией, заставившее меня задуматься…
Однажды приходит ко мне начальник радиотехнической службы и бодро докладывает, что при замерах оборвался термобатиграф и ушел на дно точки №64, то есть на глубину не менее 110 метров на скалистое дно. Термо Бодиграф это цилиндр диаметром 10 см и длиной для замера температуры воды на разных глубинах. Все корабли пятой эскадры обязаны были раз в 6.00 часов делать такие замеры и докладывать на КП эскадры, чтобы там имели гидрологическую обстановку, что крайне важно для поиска подводных лодок. Второго термо бодиграфа у нас не было, но мы продолжали делать доклады, подбирая в них цифры по интуиции. Поступила команда сняться с якоря, разыскать авианосец «Франклин Рузвельт» и следить за ним. Все это мы добросовестно выполнили. Через сутки получили команду зайти в алжирский порт Оран. Сутки отстояли там и получили приказание встать на якорь в точке №64, что мы благополучно сделали. Вечером приходит ко мне начальник РТС с термобатиграфом в руках и докладывает, что зацепили его крючком при ловле рыбы. Теория вероятности говорит о том, что найти этот прибор при целенаправленном поиске, используя все технические достижения человечества, можно было с вероятностью не более миллиардных долей процента. Американцы более двух месяцев искали потерянную самолетом ядерную бомбу у берегов Испании. Бомба огромных размеров, место потери известно, привлечены для поиска огромные силы и средства, самые современные средства и то… А мы без всякой подготовки рыболовным крючком сразу же вытащили со дна моря. Вот тебе и теория вероятности.
В марте мы получили приказание произвести деловой заход в алжирский порт Аннаба. Планировался он сроком на неделю. Для 95% экипажа это была первая «заграница», Оран не в счет, там никого на берег не пускали. Все тщательно готовились и волновались. В Аннабе была большая русская колония – строили большой металлургический комбинат. Ничего особенного мы в Аннабе не нашли, а самым интересным были встречи с нашими «колонистами» и персоналом генконсульства. На наших концертах художественной самодеятельности при исполнении русских песен многие из них плакали, у остальных станови- лись теплые глаза. Лучшим подарком для них были селедка и черный хлеб, который мы сами выпекали.
Попав на пляж и определив на ощупь температуру воды (она оказалась 19 градусов С), мы тут же решили открыть купальный сезон. Гуляющие у моря французы сразу узнали в нас русских. Несмотря на приобретенную государственную самостоятельность, Алжир оставался сильно французским. Главная задача не только официальных и неофициальных визитов, но и деловых заходов дипломатическая, а, следовательно, и политическая. В увольнении на берегу и срочная, и сверхсрочная службы, и офицеры вели себя безукоризненно. Очень довольный генеральный консул устроил для нас большой прием в своей резиденции. И здесь мы так же оказались на высоте.
По окончании делового захода нас пришли провожать многочисленные новые знакомые. Было немного грустно. Начало апреля, солнце в Средиземном море уже припекает. «Гремящий» на переходе в очередную точку. На командирской вахте я. Наблюдаю, огромное скопление черепах, которые не очень- то пугаются корабля. Определяем, что это зеленые черепахи, то есть съедобные. Вызываю по трансляции на мостик умеющих хорошо плавать, прибыло несколько человек. Ложусь в дрейф. Опробываем умение плавать изъявивших желание, конечно со страховочным концом. Я всех забраковал. Решил ловить черепах сам, без всяких страховочных концов. В своем умении плавать я не сомневался, правда, опыта ловли черепах не было. В плавках с верхней палубы я командовал, какой дать ход, на какой курс ложиться, когда застопорить ход,погасив инерцию.
Охота началась. Я прыгал за борт, быстро, быстро на- стигал черепаху, нырнувшую или пытающуюся нырнуть. Я хватал ее сзади за панцирь и, работая лишь ногами, подплывал к борту корабля. Сверху мне подавали на конце чехол от палубной вьюшки, я запихивал туда черепаху, ее поднимали на борт. Операция с двумя черепахами прошла быстро и без накладок. А вот с третьей… Третья оказалась огромной. До борта корабля я доставил ее без происшествий, но в чехол я ее засунуть не смог. Притащил другой, более вместительный. В этот я ее все же засунул, но при выполнении этой операции я неосторожно повернул ее к себе брюхом и она своим тупым когтем, прошлась наискось по моей груди. Рана была неглубокая, но длинная и крови было много. На этом охота закончилась, трофеев было достаточно. Достаточно для того, чтобы всю кают- компанию накормить черепаховым супом. Об этом супе мы знали только то, что он существует, что очень дорогой и предназначен для гурманов. Как его готовить никто понятия не имел. Но суп все-таки сварили так, как если бы это была курица. Половина офицеров есть его, отказалась. Я лично съел полную порцию. Действительно суп напоми- нал куриный, сваренный из очень старой, жесткой курицы. Уже в Североморске из кулинарной энциклопедии я узнал, что этот очень сложный в приготовлении суп делается из зеленоватой студенистой массы из под панциря черепахи. Из одной черепахи готовится одно две порции, в зависимости от размеров черепахи. Больше мы черепаховый суп не ели.
Боевую службу мы окончили успешно и приступили к рутине боевой подготовки. Через пару месяцев нам объявили, что в сентябре должны в составе отряда нанести официальные визиты в Норвегию (Осло) и Голландию (Роттердам). Официальный визит это не деловой заход. Это действительно официальный дипломатический акт, требующий знаний, навыков и конечно, практического опыта, которого у нас не было, и быть не могло. Визиты наших кораблей в капиталистические страны в массовом порядке только-только начинались. Настоящего, квалифицированного, наглядного плана подготовки не было. Лишь годы спустя появился приказ Главнокомандующего ВМФ, где были собраны все положения дипломатического протокола. Тем не менее, мы готовились с помощью специалистов флота. Изучали порты и страны визита, обычаи стран, учились организовывать различные виды приемов. Большое внимание уделяли инструктажу всех категорий личного состава по поведению во время визитов, как на корабле, так и на берегу. Увольнение срочной службы на берег производилось «пятерками» (по пять человек),заранее формировались пятерки, подбирались старшие пятерок. С особой тщательностью готовилась и проверялась форма одежды, которой советские моряки по праву гордились. Приводили в высший порядок и сам корабль, зная, что он будет неоднократно посещаться иностранными гражданами. Экипаж все это делал охотно, с большим подъемом. В общем, несмотря на нашу неопытность, под- готовились мы, как показали итоги визитов не плохо. Первый визит состоялся в столицу Норвегии Осло. В день нашего прихода стояла великолепная солнечная погода. Берега Осло – фьорды были еще зеленые, на правом располагались дачи, их архитектура и размеры были скромными, но исключительная аккуратность и гармония с окружающей их природой впечатляли. Как потом нам пояснили, стройматериалы для их постройки завозятся только зимой, когда мороз скует землю, чтобы тяжелые грузовики не разбивали грунт. На каждой даче был высокий флагшток. Прибывший на дачу хозяин сразу же поднимал флаг, убывая, спускал его.
Ошвартовались мы в центре города у мэрии величественного темно-красного здания. Встретили нас хорошо, тепло, прежде всего, сотрудники нашего посольства. Посол оказался обаятельным, приветливым человеком и создавал соответствующую атмосферу нашему визиту. Несколько вещей произвело на меня особое впечатление. Прежде всего, бросались в глаза подтянутость, спортивность норвежцев. То, что страна с населением менее 5-ти миллионов человек занимает ведущее место в мире по зимним видам спорта – впечатляет. Я там встретил лишь одного полного человека – женщину, но она оказалась русской. То, что в Норвегии дети становятся на лыжи с 2-3 лет знают во всем мире. Но увидеть норвежцев в их собственной стране удается далеко не всем, а их вид впечатляет и даже вдохновляет.
Впечатлили меня патриотизм и толерантность населения. К стране в целом, к государству, к соседям они относятся как к членам своей семьи. Меня воспитали в уверенности, что советский народ самый патриотичный в мире. Оказалось это далеко не так.
Отношение норвежцев к своей работе тоже заслуживает внимания. Мы встречались с рабочими крупного частного предприятия. И у нас не сложилось впечатление, что они с ненавистью работают на пузатого буржуя. Наоборот, работа у них считается особой гордостью и выполнять ее нужно так, чтобы не уронить свое достоинство. Уже тогда, в 1971 году, выход на пенсию у мужчин был после 65 лет, у женщин – после 60. Это считалось нормальным, никто не жаловался.
