Buch lesen: «Диалектика мифа и волшебной сказки», Seite 2

Schriftart:

Пусть QA обозначает исходные действия одного из героев, нарушающие каким-либо образом сложившееся равновесие и порождающие конфликт, QR – результаты этих действий на положение (состояние) другого героя, FS – ответные действия пострадавшего героя (или связанных с ним родственников, помощников и т.д.), FR – окончательный результат разрешения конфликта мифа, знаки : и : : – два коррелятивных каузальных ряда. Модифицированная формула мифа читается так: если исходные действия первого героя порождают определенные изменения в положении (состоянии) второго героя, то ответные действия второго героя приводят к окончательному (положительному или отрицательному) разрешению конфликта мифа (2)20:

QA : QR : : FS : FR.       (2)

Согласно формуле (2) первая часть QA : QR символизирует возникновение конфликта, т.е. нарушение одним из героев равновесия сил, вторая часть FS : FR – восстановление пострадавшим героем прежнего баланса сил и разрешение конфликта с положительным или отрицательным для себя исходом.

Сравнение формул (1) и (2) убеждает в их полной идентичности. Действительно, если отбросить терминологические различия, то обе формулы символизируют начало мифа как противостояние героев с противоположными функциями, причем один из героев, ставший жертвой в первой части мифа, во второй части мифа меняет положительную функцию на отрицательную (выполняет роль медиатора в леви-стросовском смысле), т.е. «уничтожает» своего обидчика и восстанавливает нарушенное равновесие сил.

Значительно раньше К. Леви-Строса аналогичную работу по структурному анализу волшебных сказок и открытию общего закона, которому подчиняются их сюжеты, проделал В. Я Пропп21. Его «Морфология волшебной сказки», впервые изданная на русском языке в 1928 году и переведенная на английский язык через тридцать лет, стала одним из самых цитируемых в отечественных и зарубежных исследованиях по фольклористике и мифологии источников22.

В. Я. Пропп считает волшебные сказки производным материалом от первобытных нарративов, включая мифы, и, следуя марксистской традиции, от социальных институтов родового строя (брака, охоты, земледелия)23. Мнение В. Я. Проппа о том, что сказки происходят из «досказочных образований» ментального и социального порядка, свидетельствует о его существенном расхождении с К. Леви-Стросом в данном вопросе, полагавшим, что не существует никакого первоначального варианта мифа, ибо последний тождественен всем своим вариантам одновременно.

Методы анализа обоих авторов тем не менее тождественны. В. Я. Пропп задолго до своих западных коллег провел принципиальное различие между постоянными и переменными величинами сказочного сюжета. Например, ущерб, наносимый антагонистом герою сказки или нарушение героем какого-либо запрета, с описания которого начинается почти каждая сказка, образует постоянную величину. Конкретные виды этого ущерба, способы его нанесения, виды запретов и их инициаторы, определяющие своеобразие каждой сказки, представляют переменные величины. Иными словами, к постоянным величинам относятся функции героев (действия, значимые для развития сказки), к переменным – имена героев и обстоятельства их действий. «В приведенных случаях (рассмотренных примерах начала сказок), – отмечает В. Я. Пропп, – имеются величины постоянные и переменные. Меняются названия (а с ними и атрибуты) действующих лиц, не меняются их действия, или функции. Отсюда вывод, что сказка нередко приписывает одинаковые действия различным персонажам. Это дает нам возможность изучать сказку по функциям действующих лиц»24.

Основное предназначение морфологического метода анализа сказок В. Я. Пропп видит в открытии с его помощью такого множества базисных функций, которое можно было бы назвать инвариантным, т.е. выполняемым без исключения, для любого вида сказки25. Как только подобный набор функций устанавливается и на контрольном материале доказывается, что никакая новая сказка не увеличивает число базисных функций, тогда можно делать однозначный вывод о существовании формулы, символизирующей морфологическое строение всех волшебных сказок26.

Проделав необходимую работу над ста сказками из сборника А. Н. Афанасьева27, В. Я. Пропп выделил в качестве основных элементов волшебной сказки тридцать одну базисную функцию – последовательность действий, независящая от того, кем и когда они выполняются, является ли их субъект положительным или отрицательным, главным или вспомогательным героем28 (табл. 1).

Таблица 1

Базисные функции сказки

1. Отлучка одного из членов семьи

2.Запрет, накладываемый на героя (предвестник беды)

3. Нарушение запрета (появление вредителя)

4. Разведка антагониста (выведывание)

5. Антагонист добывает сведения о своей жертве

6. Антагонист обманывает жертву

7. Жертва поддается обману и невольно помогает врагу

8. Антагонист наносит вред или ущерб одному из членов семьи (А)

9. Героя просят о противодействии (В)

10. Герой соглашается на противодействие (С)

11. Герой покидает дом (Out)

12. Герой подвергается испытаниям (для получения волшебного средства или помощника) (Д)

13. Результат испытания героя (положительный или отрицательный) (Г)

14.Герой получает волшебное средство (Z)

15. Герой доставляется к месту нахождения предмета поиска (R)

16.Герой и антагонист вступают в борьбу друг с другом (Б)

17. Герой награждается свидетельствами своей борьбы с антагонистом (К)

18.Антагонист побеждается (П)

19. Начальная беда или недостача ликвидируется (Л)

20. Герой возвращается (In)

21. Героя подвергается преследованию (Пр)

22. Герой спасается от преследования (Сп)

23.Герой неузнанным прибывает домой или в другую страну (Х)

24. Ложный герой предъявляет необоснованные притязания (Ф)

25. Герою предлагается трудная задача (З)

26. Задача решается (Р)

27. Героя узнают (У)

28. Ложный герой или антагонист изобличается (О)

29. Герой получает новый облик (Т)

30. Враг наказывается (Н)

31. Герой вступает в брак и воцаряется (С*)

Функции с первой по седьмую являются подготовительными, не имеют самостоятельного значения и обозначения. Действительное развитие сказки начинается с восьмой функции, т.е. с нанесения ущерба или причинения вреда герою. Во многих сказках подготовительная часть действий отсутствует и они сразу же начинаются с описания вредных действий антагониста.

Проанализировав несколько вариантов устойчивой последовательности функций, В. Я. Пропп признал окончательной формулой волшебной сказки следующую комбинацию действий29 (для расшифровки обозначений, входящих в формулу (3), см. табл. 1):

ABCOutДГZR(Б/ЗКП/Р)ЛInПрCnХФУОТНС* (3)

Символы, записанные в виде дроби в формуле (3), обозначают взаимозаменяемые функции: Б (беда) в одной сказке может присутствовать в виде трудной задачи (З) и наоборот. Аналогично для функций победы над антагонистом (П) и решением трудной задачи (Р).

Разъясняя значение своей формулы волшебной сказки, В. Я. Пропп отмечет: «Под этой схемой (формулой (3). – В. С.) могут быть подписаны все сказки нашего материала… Какие же выводы дает эта схема? Во-первых, она подтверждает наш общий тезис о полном единообразии строения волшебных сказок. Отдельные мелкие колебания или отступления не нарушают устойчивую картину этой закономерности»30.

Однако не все так однозначно с формулой сказки В. Я. Проппа. Морфологический анализ имеет существенные методологические и логические ограничения. Он может помочь в открытии более или менее устойчивой последовательности функций для некоторого числа сказок, но он в принципе не способен идентифицировать закон этой последовательности. Такие открытия просто не входят в компетенции морфологического анализа из-за резкого противопоставления формы и содержания анализа. Только форма признается предметом анализа, а содержание – ее случайным и на этом основании игнорируемым содержанием. К. Леви-Строс совершенно справедливо указал на данный методологический недостаток работы В. Я. Проппа31. С точки зрения структурного аналитика форма и содержание одинаково важны для открытия закона мифа и сказки. Изменчивость содержания нарратива не случайна и подчиняется лежащей в его основе определенной структурной инвариантности. Отделив форму от содержания, В. Я Пропп выполнил лишь предварительную часть работы – свел многообразие сюжетов отобранных им сказок из сборника А. Н. Афанасьева к формуле, которая является абстрактной схемой следования одной функции за другой. Но эту формулу никоим образом нельзя считать законом полученной зависимости. Полученная формула сказки отражает внешний план развития сказки\. недостаточно устойчива и кроме того никак не объясняет свои исключения и колебания. В. Я Пропп сам признает, что некоторые функции из его формулы могут отсутствовать при изменении содержания сказки (например, функции с первой по седьмую), некоторые функции находятся в отношении подчинения (например, функции «победа» и «решение») и т.д. Поэтому К. Леви-Строс прав, ссылаясь на схематизм морфологического анализа как основную причину, по которой В. Я. Пропп не смог проделать обратный путь – от закона сказки к объяснению и предсказанию фактического многообразия сказочных сюжетов32.

К. Леви-Строс предполагает, что половинчатость достижений В. А. Проппа имеет также и логические основания – характерную для морфологического анализа структурную неопределенность и ограниченные возможности математической обработки своих результатов. Одного лишь выделения инвариантных функций героев сказки и расположения их в хронологической последовательности недостаточно для понимания, почему вариативность сказок ограничена некоторой общей структурой и почему эта структура не уничтожает их многообразие. Чтобы добиться такого понимания, должна быть построена алгебраическая группа трансформаций всех функций (их отрицания, обращения, отрицания обращения и обращения отрицания). Только тогда, когда будет доказано, что каждая функция сказки трансформируема в любую другую функцию одной и той же структуры, будет доказана полнота и взаимная зависимость всех выделенных функций. «Структура сказки, как ее выводит Пропп, предстает в виде хронологической последовательности качественно различных функций, каждая из которых образует независимый «род». Можно спросить себя – как в случае персонажей и их атрибутов, – не слишком ли он рано останавливает анализ, ища форму слишком близко от уровня непосредственного наблюдения. Многие из различаемых им тридцати одной функции представляются сводимыми или уподобляемыми одной и той же функции, появляющейся в разные моменты повествования и подвергнутой при этом одной или нескольким трансформациям… Не исключено, что такое сведение может быть продолжено еще дальше и что каждый отдельно взятый ход разлагается на небольшое число повторяющихся функций таким образом, что многие выделенные Проппом функции реально образуют группу трансформаций одной и той же функции. Так, “нарушение” можно было бы трактовать как инверсию “запрета”, а “запрет” – как негативную трансформацию “приказа”. “Отлучка” героя и его “возвращение” будут одной и той же функцией дизъюнкции (разъединения. – В. С.), выраженной негативно или позитивно; “поиски” героя (он ищет что-то или кого-то) будут конверсией “преследования” (его преследует нечто или некто) и т. д.»33.

3. Диалектическая формула мифа, волшебной сказки и художественного текста

Как было показано, формулы мифа К. Леви-Строса и П. Маранды и Кёнгас-Маранды тождественны. Они обе точно указывают на дисбаланс позиций и сил героев в начальной ситуации как причину развития мифа. Такой дисбаланс однозначно соответствует ситуации возникновения диалектического противоречия. Но эти исследователи вводят в свои формулы функции, которые не являются необходимыми с математической точки зрения для формализации результатов его разрешения. Предложенная в первой главе концепция диалектического противоречия позволяет легко исправить данный недостаток. Не менее важно также то, что этот шаг позволяет объединить в одно целое исследования В. Я. Проппа, К. Леви-Строса и П. Маранды и Кёнгас-Маранды.

Формула волшебной сказки В. Я. Проппа была создана на морфологических основаниях и при всех своих достоинствах обладает недостатками, присущими формулам К. Леви-Строса и П. Маранды и Кёнгас-Маранды, – не все из входящих в нее функций являются необходимыми. Для исправления этого недостатка мы воспользуемся подсказкой самого В. Я. Проппа. Рассматривая вопрос о строении сказки в целом, он отмечает: «Морфологически, волшебной сказкой может быть названо всякое развитие от вредительства (А) или недостачи (а) через промежуточные функции к свадьбе (С*) или другим функциям, использованным в качестве развязки. Конечными функциями иногда являются награждение (Z), добыча или вообще ликвидация беды (Л), спасение от погони (Сп) и т. д. Такое развитие названо нами ходом. Каждое новое нанесение вреда или ущерба, каждая новая недостача создает новый ход»34. Удивительным образом в приведенном отрывке В. Я. Пропп недвусмысленно указывает на диалектический характер волшебной сказки. Отметим, что процитированное заключение существенным образом сближает позиции В. Я. Проппа, К. Леви-Строса и П. Маранды и Кёнгас-Маранды, придавая им характер устойчивого диалектического тренда в структурном анализе мифов и сказок.

Учитывая сказанное и игнорируя промежуточные функции как ненеобходимые и обобщая вредительство и недостачу в одну функцию, получаем следующее определение волшебной сказки, соответствующее подсказке В. Я. Проппа:

Морфологически, волшебная сказка – любой мифологический нарратив, основанный на ликвидации ее героем причиненного ущерба от вредительства. (4)

То, что В. Я. Пропп называет ходом и что представляет, по его мнению, элементарную композиционную единицу сказки, с точки зрения, развиваемой в данной книге, обозначает цикл «возникновение диалектического противоречия – разрешение диалектического противоречия». Действительно, вредительство порождает асимметричное отношение между героем и антагонистом и в его границах соответствующее диалектическое противоречие. Последнее создает импульс к развитию сказки, которая заканчивается уничтожением антагониста и нейтрализацией нанесенного ущерба как правило с прибылью для положительного героя и еще большим ущербом для антагониста.

Алгебраической структурой, связывающей все функции сказки в одно структурно-динамически целое, позволяющее устанавливать все возможные симметрии между ними, является группа четырех Клейна. Эта группа объединяет в одной структуре все возможные инверсии субъектов бинарного асимметричного отношения (трансформации, перестановки), доказывая их необходимость и достаточность для объяснения движения системы от асимметричного состояния к симметричному. Именно эта группа позволяет после небольшой коррекции объединить формулы В. Я. Проппа, К. Леви-Строса, П. Маранды и Кёнгас-Маранды в одну, которую мы будем называть диалектической формулой мифа, сказки и художественного текста.

Пусть А обозначает антагониста (отрицательного героя), Г – положительного героя сказки, У(А, Г) – отношение «А наносит ущерб Г», У-1(Г, А) – отношение «Г жертва А», У(Г, А) – отношение «Г наносит ущерб А», S – инверсию героев, Q – инверсию качеств героев, D – инверсию героев сказки и их качеств (диалектическое отрицание). Подставив эти обозначения в квадрат инверсий Q, S и D, получаем диалектическую интерпретацию основных функций мифа и волшебной сказки:


Напомним, У(А, Г) обозначает прямое отношение, У-1(Г, А) – обратное отношение, S-инверсия – тождество противоположностей диалектического противоречия, Q-инверсия – их асимметрию, D-инверсия – диалектическое отрицание противоположностями У(А, Г) и У(Г, А) друг друга, необходимое для разрешения диалектического противоречия.

Результаты разрешения диалектического противоречия и тем самым итоги сказки вычисляются по формулам

(1) У(Г, А) ⊗ У(А, Г) = У2(Г, Г);

(2) У(A, Г) ⊗ У(Г, А) = У2(A, А),

которые читаются соответственно:

(1) Если положительный герой Г становится жертвой антагониста А и А – жертвой Г, то Г – свой собственный освободитель.

(2) Если антагонист А наносит ущерб герою Г, но Г ликвидирует этот ущерб, то А становится жертвой своих собственных вредительских действий.

Результаты разрешения диалектического противоречия (1) и (2) комплементарны и достаточно указать на любой один из них. Действительно, если положительный герой благодаря предпринятым действиям освобождает себя, т.е. перестает быть жертвой антагониста, то с такой же необходимостью антагонист превращается в жертву действий положительного героя. Обратное утверждение также верно.

Квадраты функций У2(A, А) и У-2(Г, Г) демонстрируют важную особенность итогов разрешения мифов и волшебных сказок – их рефлексивность, т.е. обратную направленность результатов разрешения диалектического противоречия на каждого из героев по правилам: «жертва, превратившая своего вредителя в собственную жертву, становится своим собственным освободителем» и «вредитель, порождающий своими действиями собственного врага, становится своим собственным вредителем». Обычно эти правила формулируются в начале или конце нарратива в виде его морали.

20.Формула мифа П. Маранды и Кёнгас-Маранды приведена нами в редакции, которую мы считаем более точной.
21.Пропп В. Я. Морфология волшебной сказки. Исторические корни волшебной сказки. (Собрание трудов В. Я. Проппа.) М.: Лабиринт. 1998.
22.Morphology of Folktale by V. Propp. University Texas Press. Austin. 1958 (First Edition), 1968 (Second Revised Edition).
23.«Из всего сказанного явствует, что обряды, мифы, формы первобытного мышления и некоторые социальные институты я считаю досказочными образованиями, считаю возможным объяснить сказку через них». Пропп В. Я. Морфология волшебной сказки. Исторические корни волшебной сказки. (Собрание трудов В. Я. Проппа.) М.: Лабиринт. 1998. С. 130.
24.Пропп В. Я. Морфология волшебной сказки. Исторические корни волшебной сказки. (Собрание трудов В. Я. Проппа.) М.: Лабиринт. 1998. С. 19.
25.«Однако, прежде, чем перейти к разработке, следует решить вопрос, на каком материале может быть произведена эта разработка. На первый взгляд кажется, что необходимо привлечь весь существующий материал. На самом деле в этом нет необходимости. Так как мы изучаем сказки по функциям действующих лиц, то привлечение материала может быть приостановлено в тот момент, когда обнаруживается, что новые сказки не дают никаких новых функций». Пропп В. Я. Морфология волшебной сказки. Исторические корни волшебной сказки. (Собрание трудов В. Я. Проппа.) М.: Лабиринт. 1998. С. 22.
26.«Приведение примеров должно лишь иллюстрировать и показать наличность функции, как некоторой родовой единицы. Как уже упомянуто, все функции укладываются в один последовательный рассказ. Данный ниже ряд функций представляет собой морфологическую основу волшебных сказок вообще». Пропп В. Я. Морфология волшебной сказки. Исторические корни волшебной сказки. (Собрание трудов В. Я. Проппа.) М.: Лабиринт. 1998. С. 23.
27.Афанасьев А. Н. Русские народные сказки. М.: В типографии Грачева и комп. 1860-1863.
28.Пропп В. Я. Морфология волшебной сказки. Исторические корни волшебной сказки. (Собрание трудов В. Я. Проппа.) М.: Лабиринт. 1998. С. 24-49.
29.Пропп В. Я. Морфология волшебной сказки. Исторические корни волшебной сказки. (Собрание трудов В. Я. Проппа.) М.: Лабиринт. 1998. С. 80.
30.Пропп В. Я. Морфология волшебной сказки. Исторические корни волшебной сказки. (Собрание трудов В. Я. Проппа.) М.: Лабиринт. 1998. С. 81.
31.«За исключением некоторых пассажей – провидческих, но несколько робких и нерешительных… Пропп разделяет фольклор на две части: форму, являющуюся основным аспектом, поскольку она поддается морфологическому анализу, и случайное содержание, которому на этом основании он придает лишь побочное значение. Мы позволим себе настаивать на этом пункте, сосредоточившем всю разницу между формализмом и структурализмом. Для первого эти две области полностью разъединены, поскольку форма доступна восприятию, а содержание лишь выпадает в осадок, лишенный значимой силы. Для структурализма этого противопоставления не существует: нет только абстрактного и только конкретного. Форма и содержание имеют ту же природу и одинаково поддаются анализу. Содержание черпает реальность из структуры, а то, что называют формой, является «помещением в структуру» локальных структур, из которых состоит содержание». К. Леви-Строс. Структура и форма (Размышления над одной работой Владимира Проппа). Зарубежные исследования по семиотике фольклора. Сборник статей. М.: Наука. 1985. С. 22-23.
32.«Почему же Пропп удовлетворяется этой плохо прилаженной выкройкой? По очень простой причине, которая объясняет другую слабость формалистской позиции. Как только в форму тайком вводится содержание, она обрекается на то, чтобы остаться на таком уровне абстракции, где она больше ничего не означает и к тому же не имеет эвристической силы. Формализм уничтожает собственный объект. У Проппа он замыкается на том открытии, что в действительности существует только одна сказка. С этого момента проблема объяснения лишь ставится. Мы знаем, что такое сказка, но, поскольку мы наблюдаем не одну архетипическую сказку, а множество отдельных сказок, мы уже не знаем, как их классифицировать. До формализма мы, несомненно, не знали, что общего имеют сказки. После него мы полностью лишились возможности понять, чем они различаются. Переход от конкретного к абстрактному был легок, а спуститься от абстрактного к конкретному уже невозможно». К. Леви-Строс. Структура и форма (Размышления над одной работой Владимира Проппа). Зарубежные исследования по семиотике фольклора. Сборник статей. М.: Наука. 1985. С. 23-24.
33.К. Леви-Строс. Структура и форма (Размышления над одной работой Владимира Проппа). Зарубежные исследования по семиотике фольклора. Сборник статей. М.: Наука. 1985. С. 27.
34.Пропп В. Я. Морфология волшебной сказки. Исторические корни волшебной сказки. (Собрание трудов В. Я. Проппа.) М.: Лабиринт. 1998. С. 70.