Buch lesen: «Проклятый любовью»
Пролог
Два силуэта в скорбной тиши
– Хозяйка встретит нас у ворот.
Белая, слегка забрызганная грязью машина выехала на проселочную дорогу. На переднем сидении находилась рыжеволосая девушка, которая с любопытством глядела по сторонам.
– Дом расположен вдали от всех коттеджей. Прямо у самого леса. Тебе не кажется это странным?
– А что странного? – хмыкнул в ответ мужчина, сидевший за рулем. – Нас предупредили, что он расположен обособленно. Ты же сама искала место для творческого вдохновения. По-моему, это именно то, что нам нужно.
– Да, верно. Шикарный лес и никакой цивилизации. Я уже чувствую прилив сил. И вижу бордовые стены. Вон там. – Она указала вдаль, вглядываясь в просветы между ветвей. – Мне пока все нравится.
Эля – так звали девушку – ощутила легкую дрожь в пальцах. Захотелось скорее запечатлеть прекрасный вид из окна машины. Она не стала сдерживать свой порыв. Вынула из рюкзака фотокамеру и начала делать снимки.
– Местные жители рассказывают страшную историю этого дома, – сказал мужчина с легкой усмешкой в голосе.
– Да? И что говорят?
– Как я понял, он долгое время принадлежал семье Вершинских…
– Вершинских? – Девушка на мгновение опустила камеру и нахмурилась. – Не владельцев ли свадебных салонов? В интернете постоянно мелькает о них реклама.
– Ага, тех самых. Только я не совсем понял. Они владели свадебными салонами, а примерно пять лет назад открыли похоронные бюро. А теперь возобновили свадебный бизнес.
– Да, у каждого свои причуды, – хмыкнула Эля. – Ну, и что здесь страшного?
Она снова защелкала фотокамерой.
– Страшно то, что, говорят, здесь произошло убийство. Вернее, убили молодую девушку как раз в том доме, который мы собираемся купить. И это сделал ее собственный брат.
Эля посмотрела на спутника широко открытыми глазами, но ничего не сказала. Затем принялась просматривать сделанные фотографии. Удовлетворенно улыбнувшись, она подняла голову и увидела большой дом, облицованный бордовым кирпичом. Машина остановилась у высокого забора.
– Кирилл, все это глупости. Мне кажется, нас специально пугают, чтобы мы ничего не купили. – Эля вышла из автомобиля, мужчина сделал то же самое. – Ты только взгляни, как здесь шикарно! Вполне возможно, что хозяйке хотят насолить из зависти.
– Может быть, может быть, – задумчиво пробормотал Кирилл.
Как и было условлено, хозяйка дома ждала их у калитки. Она задумчиво и устало смотрела на темные окна и никак не реагировала на их возбужденные голоса. Ее стройная фигурка была облачена в светлое платье до колен. На шее болтался невзрачный шарф. Она стояла к гостям спиной, и они не видели ее лица. Только волосы. Седые волосы чуть ниже плеч.
– Это она? – шепотом спросила Эля.
Кирилл кивнул.
– Ты говорил, что она молодая. По-моему, эта вообще бабуля.
– Голос был бодрым и оживленным… Я думал, ей не больше тридцати.
– Странно.
Они подошли ближе, и женщина наконец обернулась. Эля и Кирилл удивились. Седые волосы никак не вписывались в ее приятный облик. Милое лицо с едва заметным румянцем на щеках, ясные глаза, аккуратные губы. На вид ей было действительно не больше тридцати лет. Такая молодая, привлекательная, но седая. В добром взгляде угадывалась затаенная печаль. Как будто в самом укромном уголке ее души жила боль. Элю настолько поразила эта женщина, что ей захотелось немедленно запечатлеть ее образ на пленку. Но она лишь нервно поправила ремень фотоаппарата.
– Добрый день! Вы – Щегловы?
– Да. А вы Анна Лескова, правильно?
– Совершенно верно. Я рада, что вы приехали. Что ж, пойдемте в дом. Я заварю вам чай, заодно все посмотрите.
В звонком голосе чувствовалась улыбка. Молодая пара не стала возражать. Дорога была дальняя, выматывающая, они уже успели пять раз поссориться и помириться. Хотелось отдохнуть и восстановить силы. Но, несмотря на усталость, Эля чувствовала прилив творческого вдохновения. До тех пор, пока не переступила порог дома.
Внешне он ей понравился. Безмолвный и равнодушный, этот дом был одновременно и притягательным, и зловещим. Но что-то неуловимо печальное чувствовалось в трещинках бордовых стен. Какая-то эфемерная грусть была заложена в его прочном фундаменте.
Щелкнул замок, и Анна посторонилась, пропуская путников в просторную гостиную. Эля прикоснулась к двери и почувствовала головокружение. А когда вошла, то немедленно захотела вернуться в машину, но пересилила себя. Оглядевшись по сторонам, она ужаснулась: здесь все было сделано в траурном черном цвете. Это шутка? Эля переглянулась с Кириллом, но тот ничего не сказал.
Нет, ей не показалось. Повсюду черный цвет. Сердце сдавило чувство необъяснимой тоски. Она пыталась понять, почему так дрожит, ведь дело не только в цвете, есть что-то еще! Неведомое, неуловимое, притягательно-опасное.
«Ладно, хватит, успокойся! – приказала девушка себе. – Может, это какой-то трюк. Хозяйка хочет произвести впечатление. Скорее всего, другие комнаты светлые и не такие унылые. Не буду делать поспешных выводов».
Анна по-прежнему оставалась немногословной и невозмутимой. В глазах все так же таилась печаль, а выражение лица было безмятежно спокойным.
«Это трюк, однозначно», – подумала Эля и ощутила, как вспотели ладони от волнения.
Прошло около получаса, пока гости осмотрели комнаты. Они уже сидели на кухне и пили ароматный чай, поддерживая непринужденную беседу. Эля расстроилась. Из многочисленных комнат только кухня оказалась более-менее уютной и светлой. Весь дом был погружен в скорбный черный цвет. Почему? Это что-то означает? Вопреки здравому смыслу девушке хотелось это выяснить. Странная угнетенность не покидала ее, при каждом вздохе все сильнее проникала в каждый нерв, мышцу, кость, вызывала сильную усталость. Атмосфера в доме была тяжелой.
– Место и вправду очень живописное! – восторженно сказал Кирилл, с аппетитом запивая чаем пышную булочку.
– Только дом очень мрачный, – не сдержавшись, съехидничала Эля. Она почувствовала внезапное раздражение из-за того, что молодому человеку здесь понравилось. Понравилось! Здесь! Сказать, что это ее поразило, значит, ничего не сказать. Наоборот, такая обстановка только отталкивала. Стены комнат давили и как будто сужались.
– Это верно, – голос Анны даже не дрогнул.
– Не хотите объяснить, почему?
– Мой муж любил готический стиль, только и всего.
– А по-моему, все очень здорово и необычно! – попытался разрядить обстановку Кирилл, но Эля сдвинула брови, и он замолчал.
– О вашем доме рассказывают ужасные вещи, – начала было девушка, но Анна ее перебила:
– Да-да, я знаю. Брат убил сестру. Или сестра брата? А, может, ее жених?
На лице хозяйки вдруг появилась ехидная улыбка. Черты лица оживились, а глаза заблестели от непролитых слез.
– Это ваше дело: хотите – верьте, хотите – нет, – продолжила она, отодвинув чашку. Резкий звон посуды прозвучал оглушительно громко в тишине дома. – Думайте, решайте. Мой номер вы знаете, я всегда на связи.
Намек был ясен. Эля сделала несколько глотков остывшего чая и заторопилась к двери. Кирилл неохотно последовал за ней. В гостиной он на минуту замер у окна:
– Нет, ты только посмотри, какой великолепный вид!
Эля поджала губы, но промолчала. Сосны раскачивались и размешивали серое небо угрюмыми кронами. Но было что-то мрачно прекрасное в этой скорбной тиши. Как будто время остановило здесь свой бег. И отголоски прошлого эхом проносились в окрестностях этого дома.
Девушка все-таки не удержалась, достала камеру и сделала пару щелчков. Затем рассеянно попрощалась с Анной и залезла в машину.
– Ты можешь хоть на минуту оторваться от своего фотоаппарата? – заворчал Кирилл. – Я хотел обсудить с тобой сегодняшний просмотр.
– Сейчас, подожди еще секундочку…
На мониторе отобразился последний кадр. Эля внимательно поглядела на фотографию и тут же закричала от ужаса.
На фоне величественного леса застыли два нечетких силуэта. Один мужской, второй – женский. Они с трудом угадывались на фотографии, потому что были какими-то прозрачными и… бестелесными.
Призраки. На пленку попали призраки.
Ее камера засняла то, что не успело уловить человеческое зрение…
Глава 1
Девочка с синими глазами
Это пройдет. Синяки никто не увидит. Только бы поскорее выпустили из комнаты! Он больше никогда не будет злить деда. Сделает все, что тот ему скажет. Лишь бы опять не оказаться в такой неприятной ситуации, как сегодня.
Эта страшная картина все еще стояла перед глазами. Вот его властно вытягивают из теплой постели, – на часах четыре утра, – грубо вталкивают на заднее сидение автомобиля и везут в офис. Там он подолгу наблюдает за работой деда и параллельно зазубривает все, что написано в «нужной» книжке. Не дай бог что-то сказать неправильно – дед сразу же оттаскает его за волосы и оставит без еды. На старика не действуют ни слезы, ни просьбы. Потом к обеду они возвращаются домой, и пытка продолжается. Дед, как всегда, все полностью контролирует и заставляет Романа заниматься до изнеможения, не прерываясь на отдых и детские развлечения.
Он с самого первого дня возненавидел эти уроки, которые длились по нескольку часов. Старик не разрешал не только сесть, но даже облокотиться на стол. Роман подолгу стоял, как истукан, вытянувшись по-военному, и боялся запнуться и что-то забыть.
Сегодня дед снова его ругал:
– Ты должен учиться лучше! Я не доверю бизнес тупице. Учись усердней!
Ему было наплевать, что у Романа затекла спина и болели глаза от усталости. Старик только со злостью толкнул его. Мальчик упал и ударился головой о деревянный пол. В глазах защипало от слез. Но он не успел даже всхлипнуть. Дед рывком поднял его и с силой оттолкнул к двери спальни. Колючий взгляд обжег внутренности.
– Бестолочь! Ты ни на что не способен! И почему эта идиотка не смогла родить еще одного наследника? От ее смерти и то толку больше, чем от жизни!
Грубые слова о матери сдавили сердце так сильно, что Роману стало нечем дышать, а свет моментально померк перед глазами.
– Убирайся отсюда! Весь день просидишь без еды. Может, поумнеешь!
И вот уже несколько часов подряд Роман сидел в своей комнате в тягостной тишине и мрачном одиночестве. Он ждал, когда наступит темнота, чтобы молочно-призрачный свет луны залил комнату и посеребрил прозрачные занавески. Роман любил немоту одиноких ночей. Темнота оберегала от всех забот и невзгод, которые сулил ему новый день. Опершись головою на обе руки, мальчик с тоской смотрел в окно и начинал мечтать.
Когда-нибудь он вырвется из этого ада и одиночества. Когда-нибудь докажет деду, что способен на большее!
Роман не помнил, сколько времени просидел у окна, борясь с ощущением тоски и чувством голода. Кажется, он даже задремал прямо на подоконнике. Скрежет ключа в замочной скважине разбудил его. Мальчик испуганно вскочил на ноги и принялся протирать заспанные глаза.
В дверном проеме застыл отец. Роман тут же бросился ему на шею с радостными возгласами. Тот поинтересовался:
– Что за синяки?
– Да так, пустяки.
Роман боялся признаться, что дед жестоко с ним обращается. Отец часто ездил в командировки и почти не бывал дома. Напряженная работа, связанная с развитием сети свадебных салонов, которыми владела семья Вершинских, отнимала у него слишком много времени и сил. Станислав Игоревич обычно спал по три-четыре часа в сутки и просто физически не успевал заниматься воспитанием сына. Так что вряд ли он смог бы остановить своего тестя и чем-то помочь. Роман это понимал, поэтому ни в чем не признавался.
– Пойдем. У меня есть кое-какие новости.
Дойдя с сыном до гостиной, отец вышел. Воспользовавшись моментом, Роман с жадностью накинулся на еду, словно голодал несколько лет. За дверью раздались приглушенные голоса, которые заставили его оторваться от трапезы. Через минуту дверь гостиной распахнулась, и в комнате снова появился Станислав Игоревич.
– Проходи, не стесняйся, – сказал отец смутно знакомой темноволосой девочке, которую держал под руку. На вид ей было лет двенадцать. Синие глаза, выглядывающие из-под низко надвинутого черного платка, как-то особенно выделялись во всем ее облике. Следом за ними вошла домработница Елена.
Роман встал из-за стола и приблизился к девочке. Сердце его странно дрогнуло, когда он взглянул в эти глаза.
– Рома, ты помнишь Маргариту, свою двоюродную сестру? – спросил Станислав Игоревич.
– Да. Как же давно мы не виделись!
Тетя Инна, мама Маргариты, не любила приезжать сюда.
– Почему ты так странно одета? Во все черное? – поинтересовался мальчик.
Домработница неожиданно всхлипнула. Роман недоуменно взглянул на нее, потом посмотрел на отца, который деликатно молчал.
– Я спросил что-то не то?
Маргарита расплакалась и, сорвав с головы платок, прижала его к лицу. Густые пряди темных волос в беспорядке рассыпались по плечам, делая ее еще красивей.
Станислав Игоревич осторожно отвел сына в противоположный угол комнаты и тихо сказал:
– Дядя Сергей и Виталик, брат Маргариты, несколько дней назад погибли в автокатастрофе.
– А тетя Инна?
– Она чудом осталась жива, но, к сожалению, получила очень много травм. Не может ни ходить, ни говорить. Она не в состоянии воспитывать Маргариту. Поэтому девочка будет жить у нас.
– А с ней все в порядке? Она же не пострадала, правда?
– Не пострадала. В день аварии Маргарита поссорилась с братом и не поехала с семьей, чем спасла себе жизнь.
Так эта девочка с ясными синими глазами и темной копной волос стала жить в их доме. Роман наблюдал за ней украдкой, не решался подойти и завести разговор. Она казалась такой нереальной, фантастической. Только прикоснись – и она упорхнет, как птичка. Неразговорчивая и стеснительная, девочка редко выходила из комнаты. Впрочем, как и он.
Однажды дед отругал Маргариту из-за какого-то пустяка и уже замахнулся, чтобы ее ударить, но вовремя подоспевший Роман принял удар на себя.
– Защищаешь эту иждивенку? Проваливай, пока я окончательно не вышел из себя! – взвился старик.
Но Роман не отступил. Он чувствовал дрожь во всем теле, словно запертая в нем душа отчаянно билась о стенки плоти, с чем-то сражаясь там, внутри. Он думал, что после смерти матери разучился любить и сострадать, что сердце зачерствело и покрылось коркой льда.
А Маргарита излучала тот самый свет, которого ему так не хватало. И Роман хотел защитить ее от окружающего зла, ведь собственную мать уберечь не смог…
– Оставь ее в покое! – с неожиданной смелостью выпалил он. – Она моя сестра, и я буду защищать ее!
В тот день Роман получил хорошую оплеуху, зато понял, что дед не всесилен и рано или поздно он сможет дать ему отпор. Лучшей наградой для него были объятия Маргариты, такие доверчивые и нежные, словно он был скалой, ограждающей ее от жестокого мира. И эти слезы в ее глазах, искренние, чистые слезы… Они задели его за живое. За всю свою жизнь он видел доброту и искренность только от матери, но она оказалась слишком хрупкой для этого мира…
Маргарита… Девочка с синими глазами, оставившая след в его измученной душе, от которого будет непросто избавиться. Только если вырвать сердце из груди!
Шло время. Роман не понимал, что с ним происходит. Ему недавно исполнилось четырнадцать, и он чувствовал непреодолимую тягу к своей сестре. Все время искал Маргариту глазами, постоянно думал о ней, но все никак не решался заговорить. Было стыдно от того, что его постоянно унижает дед. Он отчаянно пытался подавить в себе страх перед ним, и постепенно это чувство заменило другое, более сильное и разрушительное. Ненависть.
Дед отнял у него мать, даже пальцем не пошевелил, чтобы спасти ее… Именно он виноват в том, что Роману все время снятся кошмары; что он слышит странный женский голос, который зовет его по имени; что он не может вести нормальную жизнь, как его сверстники. Ему хотелось, чтобы старик ушел и больше никогда не вернулся.
А между тем мягкое и ненавязчивое общение с сестрой плавно перерастало в крепкую дружбу. Они часто проводили дни в маленькой часовне, которая находилась на месте заброшенной деревни, но была еще в хорошем состоянии. Как только дед отлучался по делам, они тут же убегали туда из дома. Подолгу болтали, узнавая друг друга все лучше и лучше. Роман очень привязался к сестре, и это влечение было отнюдь не братским. Его интересовал не только внутренний мир Маргариты, но и ее губы, глаза и руки. Хотелось чаще к ней прикасаться, ощущать бесподобный аромат ее волос, чувствовать жар ее тела.
Он ревностно хранил в памяти те ночи, когда она, испуганно озираясь, приходила в его спальню. Говорила, что по дому ходят призраки и просила защитить ее. Тогда они часами болтали, глядя на звездное небо. А потом она, сраженная сном, засыпала на его плече. А он гладил ее по мягким волосам и мечтал, чтобы эта ночь никогда не заканчивалась.
С каждым годом странная привязанность к сестре становилась только крепче. Маргарита дарила ему покой и утешение, хотя сама часто грустила, не могла смириться со смертью родственников. Иногда она говорила о них, затрагивала тему бытия. И как-то Роман поделился с ней своими мыслями:
– Я не хочу попасть в рай.
– Почему? – удивленно спросила Маргарита.
– А что там делать? Скукотища. Я не могу похвастаться добрыми делами.
– Не говори так!
– Вот ад – другое дело. Только представь, сколько там грешников, сколько интересных историй можно услышать! Каждый получит свое наказание. Люди будут задыхаться и кричать от боли, но их никто не услышит…
Маргарита опустила глаза, но ничего не сказала.
Так проходили годы. Красота Маргариты расцвела, как прекрасный бутон. Черты лица стали тоньше и нежнее, а в синеве глаз засверкали искорки. Ей было уже шестнадцать, когда в их жизни появился Нестор, друг детства ее погибшего брата.
Роману сразу не понравился этот парень. Он казался ему чересчур задумчивым и серьезным. Нестор часто приходил к Марго, но общаться с ее двоюродным братом не стремился. Рядом с ним она часто смеялась, и ее смех нежными колокольчиками звенел в доме. Более того, новый друг отнимал у нее почти все свободное время, и это очень злило Романа.
В один из дней он не смог сдержать негодования. Столкнувшись в коридоре с Маргаритой, схватил ее за плечи и выпалил:
– Скажи, чем тебя зацепил этот Нестор?
– Тем, что он другой, – ответила она, даже не дрогнув под тяжестью его взгляда.
Он продолжал наблюдать за ними с неукротимой ревностью. Пытался разобраться, что же в Несторе есть такого, чего нет у него. Но так и не понял. А Маргарита неумолимо ускользала, казалось, еще чуть-чуть, и Роман потеряет ее навсегда. А может, она просто не догадывается о его чувствах? Если он во всем ей признается, возможно, многое изменится?..
Но не успел он додумать эту мысль, как в его голове сразу же вспыхнул образ матери, а в ушах загремели ее страшные слова: «Ты не должен ни в кого влюбляться. Живи для себя. Любовь – это наше проклятие. Проклятие семьи Вершинских».
Глава 2
Шесть шагов к одиночеству
– Рома-ан… Рома-ан…
Неистовый ветер завыл во мгле, разгоняя глухое карканье ворон, и невидимой рукой распахнул окно. Приятный женский голос прорвался сквозь плотную завесу дождя. Завораживающий, гипнотический, проникающий в самую душу.
– Рома-ан…
До боли знакомый голос, который вот уже несколько лет преследует его повсюду, зовет с самого детства. Туда, в темноту. В глубину грозного темного леса. Увлекает за собой. Так завораживает только шум воды. Хочется слушать и слушать.
Этот голос похож на голос матери.
Роман подошел к окну и посмотрел вдаль. Под проливным дождем мокли верхушки деревьев, а их тонкие стволы зябко жались друг к другу под порывами ветра. Он уносил слова. А дождь смывал образ той, которая его звала…
Роман был уверен, что видел женскую фигуру вдалеке. На мгновение, лишь на долю секунды. Кажется, у нее были длинные волосы и стройная фигура. А потом она растаяла в легкой дымке, превратилась во множество воронов, которые тут же взметнулись ввысь и устремились к лесу, прорезая воздух могучими крыльями.
Фантом. Плод его больного воображения, и только. Просто он хочет воскресить мать и укрыться от злого мира за ее хрупкой спиной. Вот почему он видит и слышит эту женщину. Память сохранила яркий образ самого дорогого человека, который слишком рано покинул его…
Страх по-прежнему скользкой змеей опутывал его сердце и коварно нашептывал, что любимые умирают… Под грузом дневных забот тяжелые мысли отступали, но по ночам… По ночам змея обвивалась вокруг него, сдавливала тугими кольцами, и шептала о том, что он потерял, и что еще может потерять. Порою страх становился таким сильным, что Роман долго не мог уснуть.
«Я должен отпустить ее. Она умерла, и с этим надо смириться!» – подумал Роман и нахмурился, пытаясь разглядеть в предрассветных сумерках женский силуэт.
Но там никого не было.
***
Он с трудом дождался утра. Когда увидел из окна выезжающую со двора машину, почувствовал, как по жилам разливается приятное тепло. Один день свободы. Сутки без боли и унижений. Он должен поговорить с Маргаритой и рассказать о своих чувствах.
От стены до стены шесть шагов. Сердцу в груди стало невыносимо тесно. Шесть шагов. Туда-сюда, туда-сюда.
– Маргарита, нам надо поговорить.
Такая простая фраза. Но сказать невероятно тяжело. Сейчас, когда она спустится… Он посмотрит в ее глаза, увидит в них самое дно ее души. Произнесет прогорклые слова. Но что она ответит?
От стены до стены шесть шагов. Шесть скрипучих ступенек. Бесконечных.
Спустился вниз и начал ходить из угла в угол.
Раз, два, три…
Спиной ощутил ее взгляд. Почти интуитивно уловил легкие шаги. Медленно повернулся.
Маргарита уже стояла посреди гостиной, задумчиво печальная и запретно притягательная… Наверное, и вправду ни о чем не догадывается. Представить не может, что его привязанность к ней так пугающе сильна, что выкручивает позвоночник. Жадно очертил взглядом ее красивое лицо, изгиб молочной шеи и ключицу с беззащитной ямкой. Почувствовал, как перехватило дыхание.
– Маргарита…
Его горло дрогнуло, сдерживая слова.
Неуемный ветер так и завывал за окном, выворачивая душу наизнанку. От стены до стены шесть шагов. Она следила взглядом за тем, как он нервно ходит из угла в угол. Но Роман не мог остановиться.
– Мне тяжело сдерживать это внутри себя, Марго, – признался он и, наконец, замер у дальней стены. Злые глаза деда презрительно глядели на него с полотна картины. – Я должен сказать тебе…
– Что случилось?
Голос по-прежнему тихий, спокойный. С легкими нотками недоумения. Но это ее «что случилось» как раскаленное острие ножа. Вошло в самое сердце и причинило сильную боль. Она должна знать, какое сильное чувство сжигает его изнутри. Пришло время во всем признаться.
– Давай присядем.
Шесть шагов. От стены до стены. До нее. Шесть шагов, которые казались просто бесконечными. Роман с трудом преодолел расстояние между ними, опустился на диван, скрестил руки на груди. Маргарита села рядом. Она сейчас была так близко – родная, любимая, – что кончики ее темных, слегка вьющихся волос падали ему на правое плечо.
Тишина умиротворяла, приносила покой. Так и просидел бы рядом с нею до самой старости. Но время безжалостно истекало, а еще нужно было так много сказать!
– Послушай…
Роман прикоснулся к ее высокой скуле, оставляя отпечаток.
– Ты должна знать, что я… Я люблю тебя.
Он внимательно глядел в ее глаза. В эти два чистых озера, два бездонных колодца, в которых плескалась жизнь.
– Я понимаю, – сбивчиво произнесла она, пряча взгляд. – С самого первого дня мы почувствовали друг к другу симпатию. Это нормально. Ты – мой брат, моя опора и защита. А я твоя сестра. Мы должны поддерживать друг друга, заботиться, оберегать… Так и должно быть.
Она говорила еще много разных слов, сбивчивых, отрывистых и ненужных. Но Роман чувствовал, что думает она о чем-то другом. Что эти торопливые слова лишь барьер, за которым она хочет укрыться. Так что же на самом деле она пытается ему сказать?
– Маргарита…
– Было бы хуже, если бы мы ненавидели друг друга, пытались испортить жизнь…
– Маргарита!
Он обхватил ее лицо руками, заставил снова взглянуть на себя. В ее глазах стояли слезы.
– Маргарита?..
Она вдруг порывисто обняла его, прижала голову к его широкой груди и заплакала. Роман ошеломленно сжимал ее дрожащие плечи и пытался понять, что происходит.
– Никогда не говори так, – сказала она сквозь рыдания. – Слышишь? Никогда! Нам нельзя, понимаешь? Нельзя любить друг друга!
– Нам?
Он посмотрел на нее. Глаза Маргариты заблестели, щеки разрумянились, длинные волосы растрепались. Такая настоящая. Такая живая. Не плод его фантазий. Не игра воображения. Реальная.
– Ты сказала «нам»? – с надеждой переспросил он.
Она сдвинула брови и слегка опустила уголки губ. Снова собралась плакать. Роман проникновенно прижал ее к себе, коснулся горячей ладонью спутанных волос, погладил Маргариту по голове.
Убаюкивающая тишина снова воцарилась в комнате. Ветер утих и скрылся, словно не хотел прервать волнующий разговор. Только часы продолжали мерно тикать, напоминая, что за пределами этой комнаты тоже есть жизнь.
– Я люблю тебя, – сказала Маргарита, и ее плечи под его пальцами снова задрожали. – Знаю, что нельзя, знаю, что буду страдать. Я как будто сжимаю в ладони раскаленный уголек и пытаюсь согреться.
«Каждый день я твержу себе одно и то же: нельзя любить собственного брата, нельзя любить собственного брата! – чуть позже запишет в своем дневнике Маргарита. – Я пытаюсь бежать от этих чувств, бежать изо всех сил, как можно дальше; мой разум отчаянно спорит с сердцем, но все время проигрывает в этой схватке. Я боюсь представить, что будет, если все вокруг об этом узнают… Поэтому продолжаю бежать по замкнутому кругу».
Она вдруг оттолкнула его и сделала шаг к двери, но пораженный Роман удержал ее за руки.
– Подожди!
Она замерла. Словно дышать перестала. Он поднялся, чувствуя, что тишина теперь давит ему на плечи. Руки ее такие холодные, а в крови, наверное, огонь. Она любит его, – вот главное. Остальное неважно. Милая его девочка… Теперь все будет иначе. Осознание того, что он нужен и любим ею, давало ему силы. Любовь подарила ему крылья. Теперь он сможет все. Теперь закончится боль и одиночество. Он больше не будет терпеть унижения и издевательства от деда. Любовь вознесла его, и он перестал бояться реальности.
– Подожди, любимая… Прошу тебя.
Один шаг – и он оказался рядом. Почти вплотную. Даже почувствовал жар ее тела, который сводил с ума. Положил левую руку на ее талию и ощутил тонкую ткань платья. Забыл, как дышать.
– Не нужно бояться своих чувств, – произнес Роман. – Я постараюсь убедить родных. А если не получится, то порву с семьей, но не оставлю тебя. Никогда, слышишь, я не оставлю тебя! Даже когда это никчемное тело истлеет и останутся одни кости, мой дух все равно последует за тобой.
Любовь вознесла его. Но в этом взлете уже был вещий признак падения.
– Нам нельзя любить, Роман, – прошептала она и снова дернулась, чтобы уйти. Но его рука крепко держала ее за талию. Как же она близко. Опасно близко. От аромата ее волос сводило скулы.
– Почему?
– Все так говорят.
– Ты сама себе все придумала! Ученые до сих пор спорят, опасны ли отношения между двоюродными родственниками. Все не так однозначно, пойми. Мы докажем, что тоже имеем право любить. Маргарита! Ты слышишь меня?
Девушка медленно повернулась, упрямо замотала головой.
– Нельзя. Мы не можем.
Это последнее, что она сказала. Как приговор вынесла. Собственноручно приготовила для него гильотину. Он с болью смотрел, как испуганно она отступает к двери, видел страх в ее глазах. Страх от осознания собственных чувств, страх греха. На миг почувствовал себя змеем-искусителем, пытающимся соблазнить Еву.
– Подожди! Маргарита!
Роман сделал еще три шага и оказался у запертой двери. Услышал, как торопливо она спускается по ступенькам крыльца, стучит каблуками по плитке во дворе. И вместе с этим гулким стуком в его голове гремели ее слова: «Нельзя. Мы не можем».
Шесть шагов. Шесть шагов к одиночеству. От стены до стены. Все здесь пропитано болью и отчаяньем. Еще чуть-чуть, и дом раздавит своих обитателей устрашающей мощью…
***
На следующий день дед по каким-то причинам не вернулся. Роман вздохнул с облегчением, увидев, как из подъехавшей машины вышел один отец. Высокий, стройный, в деловом костюме, он производил впечатление решительного и уверенного в себе человека. Но мало кто знал, что в стенах этого дома Станислав Вершинский невольно опускал плечи и нервно глядел на часы, пытаясь найти повод, чтобы поскорее скрыться. Тесть удивительным образом подавлял его волю. Напускная уверенность исчезала на глазах, уступая место страху и мягкотелости.
– Ты хочешь, чтобы мальчишка остался на улице? – не раз кричал ему дед Романа в порыве злости.
– Конечно же, нет!
– Ты здесь никто, запомни! Думаешь, я не знаю, что ты женился на Оле только из-за денег? Без нее ты так бы и остался необразованным идиотом! Я дал тебе все. Терпел только из-за дочери, которая выбрала себе в мужья такого недоумка! Но теперь она умерла. И я бы с удовольствием вышвырнул тебя отсюда! Но в Романе течет кровь Вершинских, а я не вечен, и мне нужен достойный наследник. Если ты не будешь вмешиваться, я не замечу твоего присутствия. Но только пикни – по щелчку моих пальцев вылетишь отсюда! Я смешаю тебя с грязью, а мальчишка ничего не получит! Понял? Выбор за тобой.
Отец, как правило, ничего не отвечал и лишь понуро опускал голову. Роман частенько подслушивал разговоры родственников, и не раз замечал, как отец бессильно сжимал кулаки, как играли желваки на его впалых щеках. Ему хотелось понять и простить отца за его слабоволие. Хотелось, но не получалось. Он все еще помнил день, когда умерла мама. Помнил все, поэтому не мог простить ни отца, ни деда. И с каждым годом ненависть к ним становилась все сильнее и сильнее.
Роман стоял у окна и наблюдал, как отец выходит из машины, что-то торопливо говорит шоферу и рассеянно набрасывает пиджак на плечи в надежде спастись от яростного ветра, поднимающего пыль во дворе. Он вернулся в постель и стал прислушиваться. Может быть, отец зайдет, поздоровается с ним, спросит о самочувствии. Прошло несколько минут, но никто не заходил. Роман услышал за дверью голоса и прислушался.
– Станислав Игоревич, завтра утром меня не будет, – донесся до него голос Елены.
– Поедешь за дочкой?
– Да. Наконец-то Николай Викторович разрешил, чтобы она сюда переехала!
– Хорошо.
Голоса стихли. Роман услышал тяжелые, торопливые шаги отца, которые на секунду замерли у двери спальни. У него громко забилось сердце, и даже дрожь ожидания пронзила тело. Но Станислав Игоревич не зашел. Лишь ускорил шаг и скрылся в глубине коридора.
