Buch lesen: «Аквариум. Рассказы», Seite 3
Песня для Августа
Огромная водяная бабочка отделилась от поверхности моря и, медленно взмахнув крыльями, обрызгала нас тысячами прохладных капель. Я улыбалась и пела, и любовалась ее тонкими прожилками и розовым боком солнца, горевшего сквозь водяной хрусталь. Переливаясь и дрожа, бабочка покружила над мраморными ступенями, уходящими в зеленоватые волны, над хором одетых в белое девушек и над нарядной толпой, а потом вернулась к морю и обрушилась вниз сверкающим водопадом.
Так происходило каждый третий день: море отвечало на песню и изумляло нас своей новой выдумкой. Иногда это были гигантские водяные фигуры людей, животных или предметов; порой из моря вырастали целые города: удерживаемые неведомой силой, они застывали на мгновение, подобно стеклянной пене, и, подобно стеклу же, разбивались на мелкие осколки…
Так было угодно Создателю. Так он разговаривал с нами и проявлял свою любовь.
Я живу на самом верху белой башни в комнате с круглым окном, откуда видна набережная и Птичий Сад, и в ясную погоду я без труда могу сосчитать кратеры на всех трех спутниках, разноцветными шарами повисших над горизонтом.
Я – Говорящая с морем, вернее, Поющая для моря. Нас всегда тридцать семь – девушек в белых платьях, выбранных жителями города за живой и трепещущий голос, способный вызывать из темных глубин божественные видения. Я пою, играю на арфе, а иногда мне удается солировать. Недавно я пела "In Paradisium", и восторг захлестнул меня огненно-ледяной волной, когда из моря поднялись огромные прозрачные цветы и сделали гладкую поверхность похожей на фантастический сад. О, как я люблю петь вместе с ветром, чувствовать под босой ногой прохладу мраморных ступенек и смотреть на разгорающийся уголек солнца на горизонте!
К сожалению, чудо происходит лишь каждые три дня, а в перерывах между Рассветами я отдыхаю, выступаю на праздниках и в парке, беру уроки рисования. Моя "Изумрудная кошка" даже побывала в галерее "Все творения мира" и получила приз зрительских симпатий.
В общем, жизнь моя прекрасна: я молода, недурна собой, делаю все, что мне нравится, и у меня странное цветочное имя – Лён. Впрочем, почти о всех жителях Города можно сказать то же самое: счастье мерцает в их глазах, имена отличаются изысканностью, а тело – здоровьем и красотой. Разве так бывает?
В парке на набережной был Праздник воздушных змеев. В этот день заканчиваются уроки в школах, и нарядные дети запускают в небо разноцветных змеев, над которыми они корпели последние несколько дней.
Я стояла на полукруглой сцене и пела "Раковину" и "Львенка", и другие славные песенки под аккомпанемент маленького паркового оркестра. Дети лизали розовые шарики мороженого и бегали по лужайкам, стараясь угнаться за трепещущими в бледно-голубом небе созданиями – яркими птицами с рисунчатыми крыльями, драконами с радужными хвостами, губастыми рыбами. Взрослые танцевали или потягивали морс, сидя на длинных скамьях с ножками в виде львиных лап.
Я пела и рассматривала праздничную толпу. Среди сотен смеющихся лиц я заметила неожиданно-задумчивые глаза – когда все веселятся, одиночество и сдержанность невольно привлекают внимание: мужчина лет тридцати, устало прислонившийся к корявому стволу лиственницы, росшей недалеко от сцены, неотрывно смотрел на меня. Я ничуть не смутилась, так как привыкла к любопытным взглядам публики, но что-то в этом широком бледном лице с едва заметной ниточкой улыбки показалось мне ужасно знакомым и почему-то приятным. Я допела "Летающего слона" и решила сделать небольшой перерыв. Стараясь не наступить на подол длинного платья, я спустилась со сцены и направилась к ближайшему кафе, чтобы выпить немного лимонного чая. Все столики под тентом были заняты, и я устроилась на деревянной скамеечке в глубине рощи.
– Лён цветет красивыми сине-голубыми цветами – такими же, как твои глаза и платье! Лён, Лён…
Я повернула голову и увидела рядом с собой на скамейке задумчивого незнакомца. Как он незаметно подкрался – ума не приложу!
– Допустим, мое имя вы узнали из афиш, но местоимения "ты" в афишах точно не было! Разве мы встречались? – я старалась говорить не слишком резко: незнакомец мне определенно нравился.
– Встречались? Может быть… Нет. А впрочем, ты могла видеть меня на Мраморной набережной, на рассвете. Мне очень понравилась твоя бабочка…
– Ты знаешь мое имя, а я так и не услышала, как зовут тебя, – я решила сыграть по его правилам: вдруг, он по каким-то причинам не переносит местоимения "вы".
– Август. Я … садовник.
– Август? Имя как у римского императора…
– Как у летнего месяца, когда пахнет полынью и дымом. Если думаешь об этом, оно звучит не так напыщенно.
С набережной послышались звуки гармоники. Меня звали.
– Извини, мне пора. Праздник ведь не окончен – еще осталось несколько песен. Если хочешь что-нибудь сказать – скажи прямо сейчас.
Август фыркнул, обнял меня за плечи – так властно и мягко, что я и не подумала возмутиться – и предложил:
– Давай потанцуем! Играют "Ночи как хрусталь", а я всегда мечтал потанцевать с тобой под эту мелодию. Ну же, всего одну минутку!
Что-то в его улыбающихся глазах, и в неуклюжей фигуре, и в запахе цитрусового одеколона было таким знакомым и надежным, что я обняла его за плечи и осталась с ним до конца танца. Уткнувшись носом в мягкий воротник его вельветовой рубашки, я танцевала, оставляла каблуками туфель дырочки на влажной земле и к своему стыду понимала, что сегодня уже не вернусь на сцену, и ребятам придется доигрывать без меня.
Хорошо лежать на зеленой траве и рисовать важных фазанов, гуляющих по лужайке! Август сидит рядом на покрывале, скрестив ноги, и ест ежевику из картонного стаканчика. Он, как всегда задумчив и немногословен: думает о чем-то своем, иногда целует мою ладошку и обвиняет фазанов в ненужной суетливости.
– Как ты можешь их нарисовать, если они ни на секунды не могут постоять на одном месте!
Хотя прошло уже много времени, Август все еще человек-загадка для меня. Возится со своими тюльпанами и розами, кормит белок, подстригает кусты, но ничего о себе не рассказывает. Я даже не знаю точно, сколько ему лет: он все время отшучивается и повторяет, что живет целую вечность. Но мне так хорошо с ним, так ясно и спокойно, когда он рядом, что все его возможные тайны и секреты кажутся мне абсолютной чепухой. Когда-нибудь он сам все расскажет. Непременно.
Фазан с нарядными бирюзовыми щечками подошел очень близко к нам и начал искать что-то в траве у самой кромки покрывала.
– Хочешь, фокус покажу? – сказал Август, прищурив серые глаза.– Абра-кадабра-замри!
Любопытный фазан застыл на одной ноге, растопырив длинные коготки и устремив круглый глаз на жука-носорога, ползущего вдоль кисеи. Август хлопнул в ладоши – и фазан ожил, встрепенулся, сковырнул клювом чешуйку с лапки и засеменил к остальным. Даже про жука забыл.
– Как ты это сделал? – я от изумления даже карандаш сломала.
– Сказал же: это фокус – если раскрою секрет, будет неинтересно!
Он улегся на спину, заложил руки за голову и закрыл глаза. Крошечный зеленый паучок спустился с ветки лиственницы и повис над его лицом. Я сдула паука в траву.
– Скажи, тебе нравится петь для моря? – спросил Август, не открывая глаз.
– Нравится? Это огромное счастье! Видеть, как море отвечает на твою песню, как лепит из воды прекрасные фигуры – с этим ничто не может сравниться! Мне повезло, что я могу петь для него!
– А кто, по-твоему, управляет всем этим?
– Бог, конечно. Тот, кто создал Город из белого камня, и море с дельфинами, и сады, и счастье, и равновесие! Будто ты сам не знаешь…
– Никто не видел Бога, никто не знает, как он выглядит…
– Мы можем фантазировать, представлять его таким, каким пожелаем. Мне кажется, он очень большой, светящийся и добрый. Иначе все в мире полетело бы кувырком…
Август лежал в траве и улыбался. Он ничего мне не ответил.
Шло время. Мы часто встречались, бродили по лужайкам, кормили дельфинов у пристани, катались на воздушных деревьях, дрейфующих над заливом, и даже побывали в перламутровой пещере на одном из Спутников.
Август по-прежнему ничего не рассказывал о себе. Иногда он надолго исчезал, и я не видела его неделями: тем временем растения в его саду дичали, опутывали колючими лозами веранду и встречали меня странными, пугающе-красивыми соцветиями. Кусты самшита и туи теряли свои правильные очертания и превращались в растрепанные неясные фигуры неведомых существ. Потом возвращался Август – и все становилось как прежде: сад успокаивался, затихал и послушным зеленым котенком ластился к его рукам.
Разумеется, исчезновения Августа мне совсем не нравились. Я ужасно без него скучала и хотела получить объяснения. Но каждый раз, когда я собиралась спросить его напрямик, я боялась, что услышу в ответ ложь. Что-нибудь о геологической разведке в созвездии Андромеды или экспериментах по мгновенной телепартации. Интуиция подсказывала мне, что дело обстоит гораздо серьезнее. Август менялся после своих отлучек, становился рассеянным и одновременно восторженным, как ребенок: он смотрел на небо, деревья, людей и будто видел все это впервые.
Однажды днем мы лежали на кровати в его домике и слушали бой старинных часов. Солнце играло на металлических шарах, украшавших кровать, и слепило глаза. В раскрытое окно заглядывал куст роз с мелкими бледными цветами.
– Это удивительно… – вдруг сказал Август и приподнялся с подушек. – Это удивительно! Так не бывает! Все слишком по-настоящему!
Он начал смеяться, закрыв лицо руками, и это сильно напоминало плач. Я обняла его за плечи и, пытаясь успокоить, принялась гладить по голове.
– Расскажи, расскажи мне все… – шептала я, перебирая русые пряди. – Я давно жду… Расскажи все…
Август мягко отстранился и сел возле окна. Глаза его покраснели, но на губах играла все та же улыбка-ниточка.
– Рассказать что? Кто я и куда ухожу?
Он погладил мою ладонь и привычным жестом взъерошил мои короткие волосы.
– Открыть тебе этот секрет?
Наверное, я так глупо выглядела, что Август рассмеялся.
– Ах, Лён, Лён… Милая, славная, прекрасная Лён, ведь вопрос совсем в другом – кто ты и что ты делаешь в этом идеальном городе! Откуда взялись твои синие глаза и изумительный голос, откуда появились высокие белые башни, разноцветные Спутники, водяные фигуры и свободные счастливые люди?
Я совсем не понимала, о чем он говорит. Я молчала, сжав губы, предоставив ему возможность высказаться. Возможно, он заболел…
– Ты думаешь, что все это создал Бог – "большой, светящийся и добрый", как ты однажды призналась? Но это был всего лишь я! Я!
Он вскочил и принялся ходить по комнате.
– На самом деле и ты, и этот великолепный город существуете только в моем воображении! Я придумал вас, понимаешь? Изо дня в день плел ниточку собственных фантазий, создавая вас по крупицам, по каплям, по осколкам, вкладывая в ваш образ все лучшее, что может быть на свете!
– Ты болен Август. Тебе нужно успокоиться! Я заварю тебе мяты…
– Болен? – он остановился и обхватил голову руками. – Здесь нет больных, бедных, одиноких, ты забыла? Здесь нет зависти, злобы, страданий и убийств! Потому что я так придумал! Это место потрясает воображение, это – рай, и его не может быть на самом деле!
Я еле сдерживала нервный смех. Все это ужасно грустно. Бедный Август! Он считает меня привидением! Я ущипнула себя за локоть.
– Но послушай, мне больно, я дышу, говорю, думаю, я – живая! Понюхай этот цветок! – я сорвала с ветки колкий бутон. – Чувствуешь аромат? Он настоящий! Все – настоящее!
Август смотрел на меня и грустно улыбался.
– Лён, милая Лён, фантазии и не могут говорить иначе, это их свойство – утешать. А знаешь, как ты получилась? Я увидел тебя случайно на одной картине в художественном альбоме: ты сидела на ступеньках, уходящих в зеленоватую воду, подставив солнцу лицо. Такая тоненькая, золотистая, с короткими выгоревшими волосами… "Девушка и море" – так называлась картина, не помню, кто художник. С этого момента я и начал фантазировать. Придумал тебя, и этот город, и людей, и животных, и себя в их окружении… Годами я живу в придуманном мире. Сначала было непросто: реальность не отпускала, тянула меня обратно, позволяла фантазировать лишь кусками, урывками. Потом стало легче, я научился существовать в двух измерениях одновременно, выхватывая из своей настоящей жизни только красоту… Я стал виртуозом в своем деле. Мог растягивать один удивительный день здесь на целый год! Помнишь фазанов? В тот раз я зашел в зоопарк – так, случайно, потому что не был там много лет. Увидел этих важных птиц в вольере – и сразу представил наше свидание под лиственницей, и покрывало на зеленой траве, и тебя в короткой синей юбке…А Праздник воздушных змеев? Мальчишкой я обожал запускать змея, правда, у меня был простенький – белый, из бумаги. Но здесь я развернулся – придумал целую дюжину разновидностей…
– Я не знаю, что мне с тобой делать. Похоже, ты единственный в этом городе все же заболел…
– Знаешь, что происходит в реальности? Сегодня воскресение. Я – в своей двухкомнатной квартирке в убогом спальном районе, сижу на диване рядом с женой. Мы только что поссорились, она повернулась ко мне спиной и не отвечает на мои извинения. Она хорошая, но жизнь испортила ее, сделала раздражительной и грубой. А когда-то она была похожа на тебя… В соседней комнате дочь смотрит дурацкий сериал, сына нет дома – шляется где-то, когда придет – нагрубит. В банке – непогашенный кредит за квартиру, стиральная машинка сломалась, работа – тупая и бессмысленная, а в Индонезии очередное землетрясение погубило десятки тысяч человек…
Я сидела на краешке кровати, меня знобило. Все, что он говорил, конечно, было ерундой, бредом воспаленного мозга, но все-таки мне стало страшно. Что-то в его словах задело меня.
– Я, пожалуй, пойду. Приходи завтра на рассвете к морю – послушаешь нашу новую песню.
Я встала, сняла со спинки стула кофточку и медленно, как допотопный робот, направилась к двери.
– Постой…
Август написал что-то на альбомном листе, свернул бумажку в несколько раз и протянул мне.
– Здесь песня, которую вы споете завтра. Развернешь после выступления. И еще… Утром море покажет лицо Бога.
Скомкав листок в кармане, я выбежала из дома.
Рассвет долго не наступал. Небо было затянуто тучами, а ветер неприятно холодил уши. Мое легкое платье совсем промокло от морских брызг, но самым мерзким было то, что происходило в моей голове. В ней до сих пор звучали слова Августа: " Я придумал тебя!" Он, конечно, заболел. Наговорил вчера всякой чепухи – сегодня все встанет на свои места… Он придет, обнимет меня и скажет, чтобы я не вспоминала этот глупый разговор. И мы снова будем счастливы.
Ко мне подошла концертмейстер и шепотом сообщила, что у нас непредвиденные изменения в программе: вместо "Радужной дымки" мы будем петь "Там, где исполняются мечты". Кроме того, Лиан заболела, и солировать придется мне.
– Заболела, заболела… – шептала я чуть слышно. – Разве кто-нибудь когда-нибудь болел в нашем Городе?
Я сжала в кармане проклятый листок. Не хочу разворачивать. В конце концов, он мог это подстроить. Разыграть меня.
Далеко на горизонте солнце пробивалось сквозь тучи. Пора начинать. Мягко и вкрадчиво вступила арфа, зазвенели колокольчики. Я запела…
Есть где-то город с белыми башнями
Море лижет его причалы
Таких городов на свете много
Но в этом ты никогда не бывала…
Море успокоилось, отразило тусклое розовое солнце, притаилось…
В этом городе люди прекрасны
Не знают они страданий и боли
Весь день веселятся они и празднуют
Танцуют, поют и рисуют море…
Хор подхватил, и многоголосный припев поплыл над волнами:
Там, где исполняются мечты
Там с детьми играют мраморные львы
По лужайкам с желтыми цветами
Бегают, проказники, за птицами и снами.
Гладкая поверхность затрепетала, вспенилась, и море начало лепить новую фигуру. Я пела, и на этот раз голос мой дрожал от волнения и страха. Гигантское лицо поднялось из глубин, ветер играл его водяными волосами. Знакомые глаза, длинный нос с горбинкой, улыбка-ниточка… Август, добрый и чуть насмешливый, смотрел на меня из морского зеркала! Август, Август, безумец или … Бог!
Ноги мои подкосились, и я опустилась на холодную ступеньку. Водяное лицо рассыпалось, и солнце осветило набережную и город розовым. Выдуманную набережную и выдуманный город…
– Не знаю, зачем ты мне это рассказал. Я совсем не чувствую себя бестелесной фантазией…
Мы шли вдоль берега, Август держал меня за руку, крепко сжав пальцы. На мелководье паслись белые лобастые дельфины, громко фыркали и плюхались в воду.
– Я и сам иногда забываю, что ты – вымысел. Все настолько реально, что у меня мурашки по коже. Тем не менее, сейчас утро, и я еду на работу в переполненной электричке. А ты – мой нежный и любимый друг – мне только кажешься.
Я молчала; мысли в моей голове метались как испуганные птицы, сердце то колотилось, то повисало в пустоте.
– Расскажи мне о своей настоящей жизни! – попросила я. – Ты говорил, что у тебя есть семья.
– Да, и семья, и друзья, и с голоду не умираю. Но скука смертная. Скука и серость вокруг – дышать тяжело! Люди стали циниками, обмельчали, даже дети заявляют, что хотят быть стоматологами или юристами! Подумать только – мы в их возрасте мечтали стать космонавтами!
– Неужели у вас там все так плохо? Нет красоты, любви, приключений?
– Есть, конечно. Но приходится искать. Очищать от всякой мерзости. Вот сейчас, например, два пьяных ублюдка дерутся в тамбуре. Не очень-то приятное начало дня…
– И все-таки ты рассказал мне об этом… Почему? Разве твоя выдуманная жизнь тебе не нравится?
Август остановился, убрал волосы с мокрого лба, коснулся пальцами моей щеки.
– Видишь ли, я, кажется, начал сходить с ума. Теряю связь с реальностью, не хочу возвращаться назад… не могу и не желаю общаться с людьми, даже с самыми близкими. Мне придется выбирать. И я… я уже выбрал. Не имею права их бросить – они, все-таки, от меня зависят.
Я начала понимать, к чему весь этот разговор. Он хочет оставить меня, покинуть свой город, свою мечту. Но мы тоже от него зависим. В конце концов – мы живем внутри его головы!
– Что же будет с нами, когда ты уйдешь? Все развалится, исчезнет?
– Нет…нет. Я верю, вы будете жить где-то на задворках моего сознания, так же приветствовать море по утрам, запускать змеев, путешествовать, смеяться и любить. Так и будет. Возможно, что-то изменится, что-то усложнится. Но уже без меня…
Август крепко обнял меня и поцеловал в ухо. Потом в губы, долго-долго.
– Прости меня, Лён, олененок! Не скучай! Не грусти, пожалуйста! В конце концов, это неплохой мир.
Он сжал мою руку на прощанье, отвернулся и побежал по мокрому песку прочь, не оглядываясь – дельфины провожали его громкими всплесками.
Я стояла, увязая босыми ногами в песке, и хлюпала носом. Потом крикнула ему вдогонку:
– Послушай! Попробуй жить наоборот! Сделай реальный мир похожим на свою фантазию!
Вот и все… Он ушел. Исчез. Оставил меня без Бога. Смотрю на свою руку – она розовая с голубыми прожилками сосудов. Живая. Смотрю на небо – солнце по-прежнему улыбается, освещая половинки Спутников и гуляющих под белыми зонтиками людей. Дельфины плещутся и зовут меня в море, плавать.
Хватит плакать, хватит… Хватит…
Он ушел, а я осталась. Буду привыкать к самостоятельности. Буду считать, что Бог в нашем мире удалился на заслуженный отдых и оставил своим детям удивительные возможности.
Я облизнула соленые от слез губы, раскинула руки, глубоко вздохнула, – и взлетела над прибоем, и дельфинами, и изумленными людьми, и прогулочными лодками. Прощай Любимый Божественный Август, да здравствует Прекрасная Свободная Лён!
Где-то в тесной комнате в одном из спальных районов города он проснулся и сел на кровати. Рядом, тихонько посапывая, спала жена. Одеяло сползло и открыло ее широкую спину в пестрой ночной рубашке и длинную белую ногу. Он снова хорошенько накрыл жену одеялом.
Он попытался нашарить под кроватью тапочки, не нашел, плюнул и пошлепал босиком по холодному линолеуму. Зеркало в ванной было все усеяно пятнышками зубной пасты: видно, дочь снова отчаянно старалась довести свои зубы до ослепительного блеска. Фу-ты… Горечь во рту… Он прополоскал рот, умыл ледяной водой шершавое лицо, усмехнулся своему чуть оплывшему отражению. Потом закрыл глаза.
Море. Белая набережная. Розовый куст в окно.
Он открыл глаза, покачал головой и вернулся в комнату.
– Надя… Надь! – он тихонько тронул жену за плечо. – Давай с утра махнем куда-нибудь на весь день … в лес или на озеро… Вдвоем только.
Жена мяукнула что-то сквозь сон, уронила сухую горячую ладонь ему на шею.
– К морю… – прошептала она потом, – к морю…
