Buch lesen: «Его Алмазом кличут…»

Schriftart:

ISBN 978-5-0053-1822-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пролог

Железная дорога всегда манила и вместе с тем страшила меня, словно какая-то древняя тайна, лежащая в основе бытия, которая не открывается никому, а только лишь избранным. И эти немногие носители великого сокрытия несли ее через всю свою жизнь как бремя, не поведав ни одной живой душе. А если же простой обыватель из-за своего неуемного любопытства осмелиться узнать эту тайну, то будет подвержен возмездию…

Хотя, что там… Железная дорога – это всего лишь огромные многотонные вагоны из железа и рельсы со шпалами, все просто. Однако в путешествиях на таком транспорте все же есть некая необъяснимая притягательность. Здесь ты не привязан ни к чему: ни к дому, ни к работе. Ты словно бы нигде и в то же время – в нескольких местах одновременно. А если едешь в одиночестве, погруженный в себя и процесс движения, то дорога превращается в приключение.

Так случилось и со мной. Эту историю рассказал мне мой попутчик. В ту поездку я возвращалась домой от своей сестры из Архангельска. Лето было в самом разгаре, и я лицезрела его прекрасные мотивы через помутневшее окно. Но в пути я была уже около восьми часов, и мелькающие, проскальзывающие рябью в глазах, деревья изрядно мне поднадоели. Оттого, в надежде хоть как-то скоротать время в дороге, я решила написать рассказ.

Печатное слово еще в школе полюбилось мне. Я обожала уроки литературы, читала книги взахлеб и сочиняла стихи. Но вот уже несколько последних лет я вынашивала идею написать прозаическое произведение. После нескольких неудачных попыток я забросила эту затею и махнула на себя рукой. Но вот теперь, сидя одна в тихом уютном купе, снова взялась за ручку. Мысли и слова путались в моей голове, отчего я не смогла выразить их на бумаге. И снова ничего… Раздражение от собственного неумения нарастало во мне, и я, бросив ручку на стол, повернула голову к окну.

Поезд остановился на неизвестной мне станции. В окне я увидела небольшую группу людей, направляющихся к дверям вагона. Дверь в мое купе открылась, и, вежливо поздоровавшись, вошел он.

Приятный молодой мужчина, спокойно и почти не обращая внимания на меня, положил свои вещи на кровать, сел сам и, задумавшись, посмотрел в окно. Я же, будучи молодой девушкой, немного смутилась.

Наш разговор завязался не сразу. Сперва он просмотрел газету и, видимо, не найдя в ней ничего интересного, отложил в сторону и взглянул на меня.

– Скучаете? – так же мягко спросил он.

– Да вот рассказ хочу написать, но что-то не выходит. Вдохновения нет. Где только писатели его берут?! – в моем голосе чувствовалось разочарование.

– Вдохновение – сама жизнь… – сказал он спокойно и с улыбкой. – Меня, кстати, Игорь зовут, а вас?

Так мы познакомились. Наш разговор длиною в целый путь начался с пустяков вроде погоды и духоты в вагонах. Видя мою молодость, вначале он хотел говорить «на моем языке» – легко и непринужденно, используя молодежный сленг. Но я видела, что глаза моего попутчика выдавали в нем человека, которого не интересуют недавно вышедшие модели телефонов и цены на коктейли в кафе. Его не могут по-настоящему интересовать такие мелочи. Он был глубокий. Заметив это, я осмелилась сказать ему об этом. Он же удивился моей проницательности:

– Все мы рано или поздно становимся другими, – так он начал свой рассказ…

1

Я хорошо помню тот день. Докуриваю сигарету, уже не знаю, какую по счету, и рука машинально тянется к пачке за следующей. Увидев, что сигарет больше нет, я словно проснулся. Понял, что эти час или два я стоял на балконе, что уже вечереет и что вообще-то сейчас осень, а я легко одет. Голова моя была окутана не столько дымом, сколько мыслями самого разного содержания. Они вытекали одна из другой и путались, собираясь в неясные образы и чувства. Даже не помню, о чем я думал, скорее, я приходил в себя. Пробыв в таком своеобразном трансе, я забыл о времени и о том, кто я. Эта поездка напрочь вывела меня из равновесия, но с другой стороны, чем больше я пытался понять происходящее, тем более ясно осознавал, что как раз это путешествие к равновесию меня и приводит. Таким я себя еще не знал.

Главный вопрос, который меня мучил: «Как мне заключить в статью, размером в три колонки, все то, что я узнал об этом человеке?» Это просто невозможно. Тем более мне, журналисту, специализирующемуся на новостных статьях. «Нет! Нет! Не-воз-мож-но! Чего от меня хочет Лисицын?» – говорил я сам себе. Мое возмущение и негодование нарастало. Глаза забегали по комнате в поисках сигарет. «Черт! Так и придется спускаться!» – снова вслух сказал я, резкими движениями накидывая на плечи куртку.

По дороге в магазин я продолжал думать. Еще семь часов назад я летел в самолете, возвращаясь из командировки. И не откуда-нибудь, а из Красноярска. Из Сибири! Для меня это была невозможная даль, край света! Но лишь до поездки туда… Я ужасно измотался в дороге, но, вернувшись домой, не смог уснуть, мешали мысли. И вспомнив, что у меня еще и завтра выходной, что и завтра я буду целый день в «забвении», накатил какой-то ужас. Много думать, оказывается, очень вредно. Затяжные мыслеформы давят на человека, что не приводит ни к чему хорошему.

Я не заметил, как вернулся домой. Покурив в очередной раз и выпив остаток молока, я включил телевизор, надеясь отвлечься, но довольно скоро заснул под монотонное бормотание диктора.

Яркое солнце, направляющее свои лучи мне прямо в глаза, заставило проснуться. «Неужели я проспал до трех часов?» – подумал я и вскочил с кровати. Учитывая, что солнечно в моей квартире становится после обеда, то да… «Точно, 15.20», – убедился, взглянув на часы. Зато я пребывал в отличном настроении! Мне было легко! Все-таки вчера я переутомился.

Я ловко определился с дальнейшим планом действий: в статье будет только то, что положено по регламенту, согласно содержанию. Но остальное не должно пропасть и кануть в лету, многим людям, наверно, будет интересно узнать об Алмазе. Поэтому основное и, пожалуй, самое интересное я заключу в отдельную книгу. «Пусть я не писатель, но напишу, как обыватель. Ого! Даже стихами заговорил! Вот что значит свежая голова!» – думал я тогда. Да и само решение о статье и книге будто само родилось, так просто. Только вот спустя время я понял, что писанины мне хватает на работе. Но свои заметки про Алмаза все же не выбросил. До сих пор ношу с собой, как реликвию.

2

Меня зовут Игорь Новожилов. Тогда, три года назад мне было 35 лет. Я работал журналистом в одной из городских газет.

Биография моя весьма скудная. Садик-школа-институт и работа, работа… Я закончил факультет связей с общественностью, после чего стал работать на одно малоизвестное издание. Поняв, что надо развиваться, перешел в другую газету, в которой работаю до сих пор. На тот момент это был, пожалуй, единственный шаг в развитии собственного профессионализма.

Мои родители живут неподалеку от меня, в соседнем районе города. Я стал жить отдельно лет восемь-десять назад. Как и большинство молодых и амбициозных парней я захотел самостоятельности. Как показало время, моя амбициозность смогла проявить себя только в этом поступке. И смешно и грустно. В общем, я снял квартиру, в которой жил до недавнего времени. Сейчас думаю: почему за столько лет меня ни разу не посетила мысль о собственной недвижимости? Ведь были деньги…

Несмотря на территориальную близость родителей, я редко ездил к ним, наверное, даже очень редко. Не потому что не было времени, просто отчего-то мне у них было неуютно. Внутри меня всегда сидел страх того, что после обсуждения наших новостей наступит тягостное молчание. И, желая скорее прервать его, отец начнет констатацию фактов моей жизни: мне «четвертый десяток», нет своей семьи, нет своего жилья, нет серьезных увлечений. Я и сам знал все это. И от таких напоминаний лучше мне не становилось. Эти темы давили на мои больные места, однако раны не болели сами по себе, а только тогда, когда их бередили. Я не страдал от своей жизни, потому что не понимал тогда всей тяготы своего существования. Я жил легко, даже слишком, пожалуй. Никаких забот, ходил на работу и только. Родители же никогда не упускали случая напомнить мне о моей же никчемности и убедить, что все это неправильно. Нет, я не был раздолбаем, но человеком полезным, толковым я тоже не был. Они изливали свою критику очень тактично и вежливо, желая показать мне таким образом, что любят меня и хотят для меня самого лучшего.

Что касается личной жизни, то я не был женат… Нет, не то что бы я переживал по этому поводу, но было как-то не по себе. Примерно за месяц до того моего путешествия от меня ушла девушка. Мы жили с ней в гражданском браке 6 лет. Нас познакомили друзья, все банально. На тот момент мы оба были свободны, но о серьезных отношениях я еще не думал. Наташа, судя по всему, заинтересовалась мной. Инициатива почти всегда исходила от нее, я же не сопротивлялся. Все развивалось очень быстро, и вот мы уже живем вместе и ведем «совместное хозяйство». Хотя здесь я слукавил – хозяйство вела Наташа, я лишь присутствовал. На какой такой «своей волне» я находился, сказать трудно, но что было абсолютно точно, так это то, что я был равнодушен ко всему – и к ней, и к происходящему дома. Она часто говорила, что любит меня, ластилась ко мне, как кошка, пыталась вытащить из меня глубоко запрятанную нежность, ведь она верила, что эта нежность у меня была… Но увы… Я лишь невнятно поддакивал, мол, да-да, я тоже тебя люблю. Врать не хотелось, обижать ее – тоже. Она ведь ни в чем не виновата. Как она выносила мое равнодушие все эти годы? Должно быть, сильно любила. Вы, вероятно, возмутитесь: «И что тебе, дураку, не хватало?» Сердцу не прикажешь, что поделать… Внутри меня всегда присутствовало какое-то несоответствие действительного и желаемого, ощущение того, что Наташа «не дотягивает» до моего идеала. Но кто мой идеал, я тогда не знал. Точнее сказать, я чувствовал, но не мог сам для себя сформулировать. Зато сейчас знаю.

В тот день, когда Наташа ушла, был ее день рождения. Вернувшись с работы изрядно уставшим, я все же заметил, что она как-то похорошела. Красивое платье и прическа, запах духов и ее сияющее лицо. Я, буркнув, что пойду спать, закрылся в комнате, совершенно забыв про ее праздник! Конечно, только из-за этого она бы не ушла. Видимо такой инцидент стал последней каплей ее терпения. Она даже ничего мне не сказала. А утром я не обнаружил всех ее вещей. Я долго думал. О ней, нашей совместной жизни, о чувствах и надеждах, которые каждый из нас возлагал на отношения. У меня их не было, а вот у Наташи – много… В итоге пришел к тому, что сам не знаю, чего хочу. Память вернула меня в студенчество. И тут перед глазами Она! Спускается по лестнице, здоровается с подружками и, увидев меня, стесняясь, улыбается. «Это же Олеся! Как я мог забыть про нее?!» – осенило меня вдруг.

Ее светлые волосы отливали золотым блеском. Она всегда закалывала их так, что длинные локоны рассыпались по спине. Олеся любила романтичные платья и мягкие кофты, от чего сама она казалась воздушной и нежной. На плече большая серая сумка, ремни которой были настолько длинными, что сумка вместе с содержимым болталась близко к полу. Наверно, Олеся хорошо училась, раз каждый день таскала с собой столько книг, что все они не влезали в сумку, и часть из них высовывалась наполовину. Было забавно наблюдать за тем, как Олеся упорно тащит этот груз. А ведь я мог ей помочь… Эх, зеленый был… Весь ее образ выражал милую кроткость и, вместе с тем, приветливость. Да и что говорить, она была очень красивая.

«Вот! Вот то, чего я хочу!» – повторял я весь день. Радость буквально разрывала меня. Двойная радость оттого, что на меня снизошло озарение в отношении моего идеала и оттого, что вспомнил про прекрасную Олесю.

Тогда я учился на втором курсе института. Она была со мной в одном потоке, но в другой группе. Однако иногда нам ставили совместные лекции. Я был очень скромным тогда, тем более у меня к ней были чувства. А эти наши «гляделки» на парах добавляли интриги. Мы явно нравились друг другу. Прошел учебный год, а мы так и не познакомились. Я с нетерпением ждал сентября, чтобы вновь ее увидеть и, наконец, поговорить. Но прошла неделя-другая, а Олеси все не было. Я забеспокоился и все же набрался смелости спросить про нее у одногруппников. Они сказали, что она отчислилась.

– Какие-то у нее семейные обстоятельства. В другой институт перевелась, – так мне ответили.

Кстати, именно тогда я узнал ее имя.

Я был очень зол на себя. Что не осмелился подойти, что был дураком и не догадался – она ведь наверняка ждала инициативы от меня. Но я опять не стал ничего делать. И со временем все забылось.

И когда я вспомнил про нее, то подумал: «Вот теперь я знаю, кто мне нужен. Конечно, я понимаю, что прошло много лет, и она, наверно, уже давно замужем и растит троих детей. Пусть так. Но ее образ по-прежнему стоит у меня перед глазами. Может, мне повезет и я встречу ту, которая очень похожа на нее?»

В том, чтобы возвращать Наташу, я не видел никакого смысла. Зачем? Кому это нужно? Себя я больше обманывать не стану. Да и Наташа со мной только зря теряла время. Мне жаль ее. Своим равнодушием я наверняка опустошил ее, рассеял ее веру в себя и в силу любви. Да и что греха таить – я самым жестоким образом вычеркнул 6 лет из ее жизни. Я мог бы тогда попросить у нее прощения и вымолить второй шанс, но даже в этом случае в глубине души я бы надеялся, что она откажет. Поэтому я решил больше не думать об этом.

3

Путешествие, которое и стало поворотным в моей жизни, началось очень неожиданно. Утром я, как обычно, пришел в редакцию, немного опоздав. Но, надо сказать, что мое настроение было приподнятым, что наблюдалось нечасто в последнее время. Лисицын, наш главный редактор, вызвал меня к себе. «Неужели будет отчитывать за опоздание?» – подумал я. Но нет, все оказалось гораздо хуже, по крайней мере, так мне тогда виделось.

– Здорово, Игорь! – по-свойски сказал он.

– Здравия желаю, Сергей Викторович! – я решил поддержать веселую ноту.

– Игорек, тут такое дело… Орлов больничный взял, недели на две…

– Так, и что? – я недоумевал, какое отношение ко мне имеет сей факт. Орлов у нас интервьюер, а я писал статьи по городским новостям.

– Как бы это… В общем тебе надо за него… В командировку.

Тут увидев мои округлившиеся глаза, выражающие не столько удивление, сколько возмущение, Лисицын продолжил:

– Ну, понимаешь, надо…

– Это же не моя специфика! – перебил его я, сказав то, что он, в общем-то, и сам прекрасно знал.

– Слушай. В Сибири живет один дед…

– В Сибири??? Вы издеваетесь?! – тут я рассердился не на шутку.

– … точнее старик, – продолжал Лисицын невозмутимо, вспомнив, что он начальник и подчиненные ему перечить не должны, – ему на днях исполняется 99 лет! Надо бы у него интервью взять в день рождения, спросить, как жил, что ел ну и так далее. Людям же это интересно.

– 99… Не проще ли годик подождать, когда ему стукнет 100 и в юбилей взять интервью? Надеюсь, к тому времени Орлов поправится, – съехидничал я.

– Новожилов! Ты хоть понимаешь, что такое 99 лет? Он может умереть в любой момент, а ты про год какой-то говоришь!

– Ничего, и постарше старики имеются! Я слышал вон 126 одной бабушке, она, может поближе живет.

– Так, не поясничай! – рассердился начальник. – Сказано – сделай! Много ты понимаешь!

– Где вы вообще его взяли? – я не сдавался.

– Молва донесла… – сказал шеф на выдохе. – Человек, говорят, уж больно хороший. Тут не столько в годах дело, понимаешь… Мудрец он какой-то… Мне даже самому интересно стало. Съезди, разведай… Фотографа нашего нового возьми с собой в помощники, этого… как его… Максимку. Послезавтра вылет. Самолет до Емельяново, это недалеко от Красноярска, а там на попутках до деревни. Карты нет, уж извиняй, там спросите. На все про все даю вам 3 дня, туда-обратно.

Вышел я от шефа и не мог прийти в себя. Эта вынужденная поездка не входила в мои планы. Хотя планов-то у меня никаких и не было. Какие планы могут быть у холостяка-пофигиста? Работником я был неплохим и даже числился на хорошем счету у начальства. Но это лишь оттого, что работа моя мне нравилась, да и сейчас нравится. Статьи пишутся легко и быстро. Но развиваться в этом направлении я не думал. А зачем? И так сойдет. Развиваться – значит, усилия прикладывать, а напрягаться мне не хотелось.

В тот рабочий день я не сделал ничего существенного. Все представлял, как через тайгу буду к деду пробираться, чтобы три вопроса задать. И снова злость и негодование переполняли меня. Эта затея с Сибирью казалась мне настоящим абсурдом. Ведь я работал в местной газете, а не в географическом журнале. Но делать нечего, смирился, поскольку, все же, немного побаивался увольнения за споры с начальством и отказ от задания.

Морально настраиваясь на поездку, вечером я решил позвонить Орлову, чтобы узнать все тонкости интервью и обговорить вопросы, которые следует задать старику. Предварительно мне пришлось ввести его в курс дела, так как про новое поручение редактора он ничего не знал. Орлов дал мне довольно развернутый ответ, предупредив, что наш новый фотограф мне будет бесполезен. Я не придал этой информации особого значения. Главное, что я узнал самое главное для себя, поэтому спать лег в хорошем расположении духа.

4

В самолете я выстраивал структуру интервью. Максимка же ковырялся в своем фотоаппарате, пытаясь его настроить. Сначала я не обращал на него никакого внимания, но его раздраженное бормотание заставило меня повернуться. Я предложил ему свою помощь, на что он поднял на меня свои изумленные глаза, в которых читалось: «Кто? Вы? Мне помочь? Вообще-то здесь я фотограф и я лучше знаю!» Ну нет, так нет, настаивать я не стал. Похоже, Максим все еще находился под действием юношеского максимализма, на тот момент ему было лет 20, не больше. Усмехнувшись, но так, чтобы он этого не заметил, я отвернулся, решив оставить его в покое, наедине со своими амбициями.

Максим – типичный акселерат, жаль, что подобное явление коснулось только его физического состояния, он очень высокий и очень худой. Судя по обилию растрепанных волос на голове, ему давно следовало подстричься. Пальцы рук длинные и тонкие, а взгляд совершенно пустой, словно человек спит с открытыми глазами.

Я чертыхался накануне, недовольный предстоящей поездкой и, на мой взгляд, ее бессмысленностью. Тогда я предполагал, что дорога ограничится самолетом и машиной от аэропорта до конечной точки пребывания. Но знать бы мне, как все будет на самом деле… Не поехал бы ни за что! Даже под угрозой увольнения. Это и правда чистое издевательство! Мы долетели до Емельяново, а дальше… И кто его знает как дальше? А нам нужно было ехать еще 80 км до самой деревни. Таксисты отказывались ехать, ссылаясь на то, что «там дебри и никто не живет». Еще мы узнали, что в это село попасть можно только на вертолете, который навещает местных жителей один раз в месяц, привозя продукты. Непроходимые леса и грязь не дают возможности пробраться машинам и уж тем более благополучно вернуться назад.

После всего услышанного я невольно подумал о том, не сделал ли я шефу чего плохого, ведь такая командировка очень походит на чистую месть. Меня отвлек Максим:

– Что будем делать? – он смотрел на меня и хлопал глазами.

– Машину искать, – ответил я, хотя сам уже не верил в успешное завершение дела.

К нам подошла цыганка. Она была внешне неприглядной. Копна ее пышных волос была собрана под ярко-красным платком и была похожа на большой шар. Лицо смуглое и дряблое, не смотря на то, что лет ей было не больше сорока. Полное тело скрывало множество юбок и кофт, одетых одна на другую, но все они были грязными, словно каждая из них служила ей не только одеждой, но и фартуком, о который можно смело вытирать руки. Когда она приблизилась к нам, мне хотелось немного отстраниться. Хотя бы потому, что начав разговаривать с нами, она оголила свои золотые зубы. Однако, не смущаясь своего вида, она оказалась довольно бойкой:

– Давай довезем, «дарагой»! Недорого! – сказала она со свойственным цыганам акцентом.

– А ты там что забыла? – ехидно спросил Максимка.

Я тоже с интересом посмотрел на нее, ожидая ответа. Надо же, мой попутчик спросил что-то относительно умное.

– За клюквой едем, родной, собираем, места хорошие, – протараторила она и показала на мужчину, ожидающего ее в старой «шестерке».

Максимка вопросительно посмотрел на меня. Я сам не знал, как быть. Ну, думаю, можно рискнуть. Даже если решат обокрасть, брать у нас нечего. Разве что фотоаппарат. И представив расстроенное лицо юного фотографа, мне стало смешно. Зря только в самолете его настраивал. Ха-ха-ха!

Мы с Максимом неуверенно направились к предложенному нам транспортному средству. И пока мы шли, к машине подбежало трое цыганят, звонко кричащих на своем языке. Все они были разного возраста: девочка лет десяти и двое мальчиков примерно около семи и четырех лет. Дети были такими же грязными и ободранными, как их мать. Однако у старшего ее сына в кулаке был зажат неплохой мобильный телефон, ставший, видимо, очередным «уловом» для неизбалованных подобными игрушками детей.

Я и мой напарник пришли в ужас, понимая, что вся эта ватага тоже поедет с нами! Цыганка же и вида не подала, что осознает наше с Максимом негодование. Словно подобная ситуация считается нормальной, когда в пятиместном автомобиле едут семь человек. Впрочем, я уверен, что для их семейки это абсолютно нормально, и это еще не предел. Но, как оказалось, это были еще не все пассажиры! Восьмой, младенец, плотно замотанный в толстое одеяло, ожидал мамашу на переднем сиденье и мирно спал.

Я уже представлял себе весь тот комфорт и отличное настроение, с которым нам предстояло ехать, отчего меня стало слегка подташнивать. Но выхода не было. Мы с фотографом уселись на задние сиденья, обтянутые протертым бархатом. Мне повезло – я сел у окна. Нам на колени посадили мальчиков, а девочке мать велела сесть отдельно у другого окна.

Машина цыганской четы не внушала надежды на то, что мы без проблем доедем до места. Я даже засомневался, заведется ли она. Старые ржавые Жигули выглядели жалко. Но нет, цыган резво повернул ключ, и машина послушно, но со скрежетом и натугой двинулась вперед.