Buch lesen: «Парадная на улице Гоголя», Seite 5
Ленка-шалава
В хорошем доме хозяин всегда во главе стола, на трапезе ему первый кусок хлеба, на семейном совете за ним последнее слово. И всё же пребывающая в его тени хозяйка не менее главный человек – она душа дома, его сердце. При плохом хозяине дом не дом, при никудышной хозяйке и вовсе добра не жди.
В нашей парадной хороших хозяек было несколько, натуры сильные, самостоятельные, сие обстоятельство не вызывало досадных столкновений характеров – женщины славно уживались между собой.
Спокон веку жилконтора завела порядок: за чистотой парадной следят сами жильцы. Хотите жить в грязи – пожалуйста, нет – берите тряпки в руки. Никто и не думал «права качать», дайте нам техничку-профессионала. Относились к данному обстоятельству как к явлению само собой разумеющемуся. В грязи хозяйки парадной жить не хотели, поэтому по очереди со всей ответственностью мыли полы.
В советское время отмечались советские красные дни календаря, кроме них, обязательно Пасха, Рождество, Троица. На Троицу все шли на кладбище. На Пасху соседи обменивались крашеными яйцами. Особо почитался День Победы. Это и понятно, все взрослые знали войну не по фильмам: одни с оружием в руках на фронте, другие испытали горечь блокады и оккупации.
Женщины без того поддерживали чистоту, что уж говорить о торжественных случаях. На каждом этаже имелась наиболее активная, которая следила за очередностью мытья. На четвёртом роль организатора исполняла Валя Дубок из «четырнадцатой» квартиры, проживающая с мужем-инвалидом Веней (ходил, переставляя ноги, как цапля, сказывались последствия полиомиелита, которым переболел в детстве).
За стенкой у Вали, в «тринадцатой» квартире, жила да и сейчас живёт, прямо скажем, реликвия парадной – удивительная Калерия Ивановна. Уже сам факт, что ей за девяносто, кое о чём говорит. Хотя долголетие женщин – эта особенность Городка. Имеется следующее объяснение данному феномену. Оно не подтверждено научными изысканиями и опирается на наблюдения пытливых старожилов. Секрет кроется в элементарной картошке. В той самой, которую Городок поедал всю жизнь мешками.
Лишь с началом нулевых годов XXI века картофель, ставший в России вторым хлебом, начал утрачивать первостепенное значение в рационе жителей Городка. Обширные площади огородов зарастали дурниной, сначала травой, потом и деревца набрали силу на бесхозных участках. Земля-кормилица перестала быть таковой. Тогда как в прежнее время считалось засадить десять соток картошкой на семью из четырёх-пяти человек – мало. Лучше для подстраховки – пятнадцать. Такие масштабы и аппетиты. Картошка – это калий. Для сердечной мышцы да и функционирования всего организма необходимый микроэлемент. Поэтому жили женщины парадной долго, никто не умирал от сердечной недостаточности. Тогда как инсульт был частой причиной упокоения. Опять же, в преклонном возрасте.
В картофельные годы не диво было увидеть восьмидесятилетнюю старушку с тяпкой на своём наделе. С мужской статистикой сложнее, на продолжительность жизни сильного пола влияли раны войны, пристрастие к бутылочке, от этих напастей картошка не спасала, умирали рано.
Калерия Ивановна, с которой начали разговор о влиянии картофеля на организм жителей Городка, тоже перевалила за девяносто. Количество мужей, коих она пережила, с ходу не сосчитаешь. Стоило отойти в мир иной одному, Калерия Ивановна находила другого. Никогда не оставалась одна. Дамой всю жизнь слыла независимой, работала в советское время на уважаемой должности – товаровед в горторге.
Последний раз похоронила мужа в восемьдесят с хвостиком. После этого, как водится, появился новый. Однако он оказался из крепких, живёт и живёт. Калерии Ивановне, возможно, из-за давней привычки к разнообразию, время от времени надоедает его соседство, решительно выпроваживает деда за порог. Ненадолго, проходит месяц-другой, и снова сходятся. Два первых раза после «развода» дед уходил с вещами – забирал свой холодильник, двухтумбовый письменный стол (писал мемуары) и многочисленные пачки книг, связанных кусками бельевой верёвки. Всё это громко выносилось, вывозилось (дед в прошлом полковником, и внук пошёл по его стопам – капитан артиллерии), топали по лестнице сапогами солдаты-грузчики, снося скарб «разведённого» к высокой военной бортовой машине. Дед вовремя сообразил – зачем нужна эта суета с вывозом вещей, всё одно обратно приезжать. Выставленный за дверь Калерией Ивановной, он преспокойненько налегке уезжал восвояси «на каникулы», затем снова появлялся.
– Позвала? – спросит деда при встрече Валя Дубок из «четырнадцатой».
– Куда на фиг денется? – тихонько (дабы не услышала возлюбленная) хихикнет военный дед.
Вернёмся к мытью полов в парадной. Перед праздниками оно совершалось в обязательном порядке. Праздник он и есть праздник, каждая половица хочет быть чистой. Накануне вечером Валя Дубок выходила с ведром воды и шваброй-лентяйкой, мыла свою лестничную площадку и лестницу до третьего этажа, где её поджидала Додониха (напомним, из «двенадцатой»), та принимала эстафету и добросовестно мыла лестницу до второго этажа. На втором мыла Галя Сокол, причём частенько прихватывала первый этаж, если никто не подхватывал у неё эстафету. Галя не считала за труд лишние метры вымыть самой.
Не все так думали. Вале Дубок ох как не нравились манкирующие поломойство. В своё время вела упорную работу со Светланой-прокуроршей, та стойко игнорировала все графики помывки. Валя поставила себе цель – приучить Светлану мыть лестницу. При встрече обязательно напоминала об этой обязанности, о договорённости соседей. Светлана легкомысленно говорила «да-да, обязательно» и тут же забывала, до тряпок ли ей было с такой бурной жизнью. К Ариадне Арнольдовне Валя не вязалась, и вовсе не оттого, что побаивалась, нет – за хозяйку квартиры не держала, квартира была в собственности Светланы. Короче, в один прекрасный день Валя не выдержала и поколотила Светлану шваброй-лентяйкой. Во всяком случае, говорила:
– Я ей вдоль спины-то протянула хорошо раз да другой, она как сиганёт по лестнице.
При живом муже-прокуроре Валя не решилась бы пускать швабру в ход, после его смерти «вдоль спины протянула». Никаких последствий урок шваброй не возымел – ни для Светланы, ни для чистоты парадной. Светлана как не считала нужным мыть свою часть лестницы, так и дальше продолжала не считать. Как говорится, руки не под тряпку заточены у юриста-бизнесмена.
Кроме этого Валя постоянно ворчала на Ленку Пугачёвуа, здоровую девку из «пятой» квартиры. За «пятую» выходила с тряпкой баба Зина.
– Ладно, мать у тебя всю жизнь на работе, тащит вас, – выговаривала Валя Ленке, – но ты-то, кобыла такая, могла бы уж потратить десять минут на пол! Бабка за неё моет! Не стыдно? Что из тебя может вырасти?
Из Ленки «выросло».
Если обратиться к истории дома, первыми из рода Пугачёвых в нашей парадной появились Ленкины дед Степан и баба Зина. Ленки ещё и в помине не было, зато имелась её будущая мама Соня. Она в своё время вышла замуж и в своё время родила Лёшку, а следом Ленку. При вступлении в брак Соня менять девичью фамилию (была Пугачёвой) на мужнину Кретинин не стала.
– Будут детей кретинами звать! – заявила решительно.
О Ленке нельзя сказать впроброс, она владелица трёх квартир нашей парадной, плюс квартира деда с бабкой, которая тоже со временем отойдёт в её собственность. Славик-трубач смеётся:
– Лен, ты скоро нас всех скупишь с потрохами!
– Тебя оставлю, – говорит Ленка, – не беспохлёбся. Жаль, лошадь продал, так бы катал с бубенцами.
Вынесла Ленка из детства Отраду и катание на санях.
– Туба осталась, – говорит в тон соседке Славик. – Если что, я тебе по блату сыграю Шопена в сольном исполнении.
– Типун тебе на язык, – ругается в ответ Ленка, была она суеверной.
Пугачёвы долго жили полноценной семьёй в «пятой» квартире – баба Зина, дед Степан, Соня с мужем Вовой, Ленка да Лёша. Сразу же приплюсуем к этому составу Петровну из соседней парадной – верного друга и помощника Пугачёвых. Петровна – одинокая шустрая бабулька, ровесница бабы Зины. Не корысти ради, а по доброте душевной частенько водилась она с Лёшей и Ленкой в период их нежного возраста. Особенно Ленку любила, да и по сей день любит незнамо за что. Со стороны если глядеть, безответная любовь. Ленка не отвечает взаимностью.
Пугачёвы долгие годы отличались тем, что кто-нибудь из них обязательно находился во дворе. Не считая папу-Володю. Тот вёл образ жизни выпивающего человека. В молодости и несколько позже был смерть женщинам – атлетически сложенный, артистически красивый, такие типажи в театрах играют героев-любовников. Играл ли папа-Володя по жизни эти роли, изустные летописи двора умалчивают. Про то, что много лет крепко выпивал, об этом любой и каждый во дворе скажет. Стакан мимо рта не проносил и не проносит. Беда, конечно. Да из песни слов не выкинешь. Пугачёвы с утра и до позднего вечера пропадали во дворе: или с детьми (потом с внуками) гуляли, или бельё караулили, вдруг дождь. Молодому поколению расскажем, старшему напомним: сушили бельё в прежние годы во дворах. В каждом имелся уголок со специальными столбами с перекладинами, за которые цепляли верёвки.
Ленка выросла в долговязую и худущую девушку, ещё и сутулилась, не досталась ей породистая красота отца, больше взяла от беспородной матери. Однако в этой сутулости и угловатости таилась мощная женская сила, которую опытный мужчина чувствует на расстоянии, а неопытный слепо летит на неё, как глупенький мотылёк, и попадает в сети с первого раза. Такого Мишу-мотылька Ленка зацепила в восьмом классе.
Думала ли тогда Ленка связать будущее с Мишей-мотыльком? Скорее всего, нет. Автор более чем уверен, она вообще ни о чём тогда не думала. Хотя Миша-мотылёк был из хорошо обеспеченной семьи – отец владел строительной фирмой. Зацепила Ленка Мишу крепко. Есть мнение доморощенных психологов, немало мужчин по глубинной сути своей однолюбы в отношении первой любви. Она крепче суперклея и суперцемента – схватывает намертво и держит вечно. Он может загулять, пойти по чужим огородам, а всё одно, где бы ни носило, – ноги сами обратно приведут. С Мишей-мотыльком получилось согласно этой теории. Он и по чужим огородам ничего не искал. Не отдерёшь, так пригвоздила к себе Ленка.
Поступили оба в вузы. Миша на юриста подался, Ленка куда попроще – в строительный. Попроще – это имелось в виду небольшой конкурс, платить не надо. Зато потом пахать и пахать на ниве учёбы. Ленка через пару месяцев раскусила это самое «потом» с пахотой и решила «на кой оно мне сдалось?». Родителей посвящать не стала в своё «на кой», продолжала добросовестно каждое утро уходить из дома, якобы в институт на лекции. Сама в соседний подъезд к Петровне шасть и сидит, пока не закончатся занятия в институте. И с честными глазами возвращалась домой. Да с таким усталым видом, дескать, меня не кантовать, все силы занятия высосали. Какое тут мытьё полов в парадной?
Ленку отчислили из института, отдали документы, но она продолжала часов по шесть-восемь безвылазно высиживать у Петровны. Заключила шпионский договор с любящей её без ума бабулей. Пользовалась её преданностью по полной. Что могла делать молодая, полная сил и энергии девушка столько времени в четырёх стенах однокомнатной квартиры?
А ничего. Книг Ленка по жизни не читала, газет – тоже. Или телевизор смотрела, а больше спала. Петровна молчала, как партизан. Редкостная выдержка, никому ни слова, даже подруге Зине Пугачёвой не проговорилась.
«Учёба в институте» продолжалось до поздней весны, пока Миша-мотылёк, зацементированный первым любовным чувством, не сделал предложение объекту обожания.
Получилось в итоге, что симпатичный, умный, хозяйственный, энергичный и весёлый парень женится на ленивой, нелюбопытной, дремучей девице без образования и ничего не умеющей по жизни, даже готовить. Здесь-то вся партизанщина с Ленкиной учёбой на инженера-строителя раскрылась, однако Петровну никто на радостях, что Ленке так свезло с мужем, не заклеймил предательницей и потакательницей беспробудной Ленкиной лени. Родители Миши-мотылька предложили поучиться невестке за их счёт в любом университете или институте, но Ленка отрицательно замотала головой. И чтобы никогда не возвращаться к этому вопросу, скоренько родила мальчика, а следом ещё одного для верности. Мол, выбросите себе из ваших светлых головушек идею с дипломом о высшем образовании невестки.
Ленка не утруждала себя сыновьями. А зачем, если имеется в наличии у мальчишек бабушка, прабабушка, плюс верная Петровна. Жили молодые в Городке у родителей мужа. Каждое утро Ленка приводила парнишек в родную парадную. С ними возились до самого вечера Зина да Соня Пугачёвы и, конечно же, Петровна. Как без неё. Вечером или Ленка забирала детей, а чаще мужа посылала.
Сама сидела весь день дома. Бездельничать умела мастерски.
Однажды молодые провели эксперимент – попробовали жить отдельно от родителей Миши-мотылька. Но всё по порядку. Во «второй» квартире нашей парадной жили Иван и Наташа Борейко. Бог им детей не дал. Хорошие отзывчивые и сердечные люди. Тот случай, когда всем чем могут непременно помогут, кто бы ни обратился. Друг за друга всю жизнь держались, рядом и состарились. Наташа умерла первой. Иван остался один. Тут-то к нему и повадилась шастать Зина Пугачёва.
Именно шастать. Тайком под прикрытием ночи. Степана своего давно похоронила под музыку Славика-трубача, казалось бы, свободная старушка, что тут такого. Однако бегала только в «ночную смену» и втихаря. Первым застукал эти шуры-муры Витя-мент. Ночью таксовал, ну и, проезжая мимо дома, заскочил кофе попить. Глядь, а Зина нырнула в дверь к Ивану.
Любительница джаз-клубных вечеринок Агния Львовна из «одиннадцатой» тоже засекла эти тайные хождения. Вернулась за полночь из Питера, вошла в парадную, а из двери Ивана брызнула вверх по лестнице Пугачёва-старшая. Агния Львовна ещё подумала: «Во, бабуля, ей под восемьдесят, она днём правнуков понянчить успевает, а ночью романы крутит со вдовцом».
Позже выяснилось, про романные чувства слишком хорошо подумала Агния Львовна, – имелся элементарный практический интерес, обихаживала Зина соседа-старичка не из сердечного интереса, а из практического – за квартиру. Убиралась у него, готовила, стирала и добилась своего – подписал дарственную на Ленку.
Вскорости Славик-трубач сыграл на его похоронах траурную музыку. Квартира отошла Ленке, которая не то, что разу полы в ней не помыла, не зашла к Ивану с ласковым словом, спасибо не сказала благодетелю. Всё баба Зина сделала за любимую внучку.
Миша-мотылёк отремонтировал эту за здорово живёшь доставшуюся Ленке квартиру, молодые вселились в неё, прожили месяца четыре да и перебрались обратно к родителям мужа. Не по нраву пришлась Ленке самостоятельная жизнь. Тяжело и надсадно. Это при том, что Зина и Петровна ходили ежедневно к Ленке готовить да убирать.
Съехали молодые, а квартиру сдали в аренду.
Вскоре Ленка прибрала к рукам «седьмую» квартиру, в которой едва не полвека жили Банниковы, через стенку с Васей и Галей Сокол.
Надежда и Пётр Банниковы оба из фронтовиков. Пётр воевал в особом отделе дивизии. Никогда не говорил, какой армии принадлежала дивизия – был особистом до мозга костей. Надежда воевала медсестрой во фронтовом госпитале. После войны оба волей судеб оказались в Городке и продолжали трудиться по своим специальностям, не зная друг друга. Вместо особого отдела дивизии был особый отдел оборонного предприятия, вместо госпиталя – районная больница Городка.
Городок война никак обойти не могла – лежал он в руинах. В этом интерьере познакомились наши герои. Случай был не из тех розово-романтичных, когда мужчина пригласил на танец понравившуюся женщину и под лёгкую летящую музыку вдруг проскочила искра между сердцами вальсирующих, дрогнуло сердце кавалера и часто-часто забилось у партнёрши. Ничего подобного. Надежду отправили по служебным медицинским делам на режимный объект, режимом которого заведовал Пётр. Приходит наша фронтовичка рано утром на проходную, а её не пускают. Какой-то грамотей фамилию медика в списке пропускаемых на предприятие с ошибкой записал, не сходится на одну букву с паспортными данными. Вахтёр встал стеной – вам не положено. Надежда начала скандалить и требовать, чтобы её во что бы то ни стало пропустили – работа ждёт, а они здоровые мужики в шпионов играют.
Дело приняло более чем серьёзный оборот, неизвестная гражданка неудержимо рвётся на военный объект. Может, на самом деле – шпион. Вызвали начальника особого отдела. Пётр начал призывать женщину к социалистической дисциплине и порядку. Приводил цитаты из трудов основоположников марксизма-ленинизма об усилении бдительности в связи с капиталистическим окружением социалистического государства. Имел неосторожность обронить:
– Может, вы диверсант!
Ух, Надежда взвилась! Ух, вылепила, что с декабря 1941-го, с боёв под Москвой на фронте. Семнадцатилетней девчонкой, накинув себе год, пошла защищать Родину. Три боевых ордена, четыре медали, сотни спасённых раненых.
Для убедительности рванула ворот кофточки и показала шрам от осколка, ударившего над белой девичьей грудью. Медик есть медик, не постеснялась чуток заголиться перед незнакомцем.
Особист стушевался до полной неспособности к дальнейшему разговору, тем более – действию. На завод не пустил, но и санкций никаких не применил к нарушительнице, с миром отпустил фронтовичку.
Надежда победно развернулась и пошла в свою больницу.
В тот же день, поздно вечером, возвращается к себе в общежитие, вдруг слышит: быстрые шаги за спиной. Кто-то вознамерился догонять её. Осень, небо затянуто тучами, темно, хоть глаз коли, фонарей, конечно, никаких, место пустынное. В кармане пальто у женщины был трофейный вальтер. Выхватила его, резко повернулась навстречу приближающимся шагам, сухо бросила в сторону обозначившегося в темноте силуэта:
– Стоять! Ещё шаг и стреляю!
Догоняющий остановился, из темноты раздался знакомый голос:
– Не бойтесь, это я, начальник особого отдела завода.
– Бояться надо вам! У меня вальтер, пользоваться им приходилось не один раз!
Надежда собралась ещё раз отбрить особиста, да тот другим тоном, идя рядом, начал разговаривать с женщиной. Вполне по-светски, как это бывает при знакомстве мужчины и женщины, стал расспрашивать, где воевала, откуда родом. Умел он задавать вопросы. Детей своих, бывало, до белого каления доводил: «Куда идёшь? С кем? Зачем? Когда вернёшься?» Одно слово – службист. Надежду смутить было невозможно. Она и сама могла забросать вопросами любого и каждого.
