Buch lesen: «Парадная на улице Гоголя», Seite 3
Заказала Агния Львовна такси на пять утра, чтобы к открытию метро быть на станции «Дыбенко», далее ехать подземкой до «Московской». Была у неё причуда – такси заказывала не к парадной, а к магазину «Десятка», что на соседней улице. «Так удобнее», – объясняла. Паломничество совершалось в августе. Питер не Узбекистан и не Сочи. Август не всегда балует теплом. Не из жарких месяцев. В пять утра было зябко, сумрачно и безлюдно. Агния Львовна вышла со двора, увидела на автостоянке у магазина одинокое авто неопределённой марки и неопределённого цвета, дёрнула заднюю дверь, дабы поскорее оказаться в тёплом салоне. Однако её там явно не ждали. Заднее сиденье занимали вещи, наваленные горой: сумки, пакеты… Несколько пузатых арбузов, каждая ягодка килограммов на десять, заполнили площадь пола.
Ни сесть, ни ноги поставить.
Водитель зашевелился и сонным голосом предложил:
– Садитесь вперёд.
Агния Львовна узнала Витю-мента, но это не решило вопрос в его пользу. Пассажирка твёрдо произнесла:
– Я поеду сзади.
Витя вылез из машины и начал молча перекладывать часть вещей и арбузов на переднее сиденье. Делал это не торопясь, обстоятельно укладывая сумки и пакеты на новое место. Наконец Агния Львовна разместилась на заднем сиденье и назвала цель поездки:
– До Дыбенко.
Напомним, имелась в виду не улица, названная в честь пламенного революционера, а станция метро. Витя-мент и не подумал рвануть с низкого старта по указанному адресу. Всё также молча полез в бардачок и достал – что бы вы думали? – нож. Приличных размеров откидной нож, такие на зонах зеки изготавливают начальству под заказ, а начальство дарит их важным гостям. Не сказать, что Агния Львовна испугалась, когда острая сталь с сухим щелчком выпрыгнула из рукояти и зловеще сверкнула, но озадачилась. Утро, безлюдная улица, тесное пространство салона, крупный мужчина, хоть и выпивающий, но очень даже в силе, с бандитским ножом в руке. У Агнии Львовны хватило мужества не начать панически дёргать ручку дверцы, дабы выскочить из авто, но руку на ручку положила.
Витя-мент, всё также молча, взял с переднего сиденья арбуз, взгромоздил себе на колени и вонзил в полосатый бок острый нож. Арбуз радостно хрустнул и с готовностью развалился пополам, выплеснув из себя умопомрачительный аромат свежести. Витя-мент взмахом ножа отхватил здоровенный ломоть и, не убирая с колен арбуз, начал смачно уплетать дар астраханской или какой другой бахчи, выплёвывая косточки в окно.
Агния Львовна человек интеллигентный, здесь Гена Саморезов не ошибся, но никаким бывшим гаишникам не могла позволить сесть себе на шею и ножки свесить. Картина таксиста, поедающего арбуз, вместо того, чтобы лететь по трассе, вывела её из равновесия. Агния Львовна вежливо, но со сталью в голосе сказала:
– Извините, что я вам мешаю кушать утренний десерт, но пора ехать, мне нужно к семи и ни минутой позже быть на Московской.
Витя-мент никак не отреагировал. Молча доел первый ломоть, небрежно швырнул корку в окно и отрезал второй. Этот поедать сразу не стал, ухитрился разместить половинки арбуза на загромождённое сумками переднее пассажирское сиденье, завёл мотор, и машина тронулась. Левой рукой водитель держал рулевое колесо, правой – ломоть арбуза, который продолжал употреблять прямо на ходу.
Наконец, это безобразие закончилось, и тут же началось другое. Корка полетела в окно, водитель взялся за руль двумя руками и дал газу. В этот момент Агния Львовна очень пожалела, что поторопила соседа, сказав, что надо к семи. Машина понеслась по пустынной трассе. Мелькали столбы, ревел мотор. Одним словом – Формула-1 на берегах Невы.
В довершение всего Витя-мент на бешеной скорости достал сотовый и кому-то позвонил. Оказывается, не они одни бодрствовали в это раннее промозглое утро. Витя-мент долго с абонентом по имени Женя договаривался о встрече, перебирая варианты, где это удобнее сделать. Наконец вопрос был решён, Витя снова взялся за руль обеими руками и впервые за всю дорогу обратился к пассажирке. Сделал это вполне корректно.
– На Московскую в аэропорт? – спросил, имея в виду стоянку автобусов, идущих в Пулково.
– Нет, – коротко бросила Агния Львовна.
– Могу прямо в аэропорт, – предложил свои услуги Витя, – чуть дороже будет.
И назвал сумму, в два раза превышающую нормальную цену. По-соседски, так сказать.
Больше не проронил ни слова до конца поездки. К «Дыбенко» примчались за четверть часа до контрольного времени. У Агнии Львовны осталось время полюбоваться розовым восходом над спальным районом Питера.
В вагоне метро первым делом удалила из сотового номер диспетчерской таксофирмы, в которой работал Витя-мент. Однако буквально через пару месяцев вновь оказалась в машине соседа, вызвала не она, а дочь.
– Обошлось без арбуза, – рассказывала Агния Львовна Додонихе, – зато мы постоянно куда-то заезжали по его делам. То на заправку, то за каким-то клиентом, то на рынок к бывшей тёще. Вернувшись домой, я лично удалила номер его службы из мобильников всех своих родственников.
И всё же от Вити-мента не избавилась. Поклонница джаза, она пристрастилась ездить в джазовый клуб. Поразмыслив, пришла к выводу, что удобнее всего пользоваться услугами Вити-мента, напрямую договариваясь с ним. Витя-мент исправно возил соседку развеяться под звуки джаза.
Лена, жена Вити-мента, в один момент ушла от него к своей маме.
– Сколько раз говорила Лене, – делилась сокровенным Лида Яркова с Додонихой, – освяти квартиру, нехорошая она. Не послушалась.
Лена погрузила свои вещи в машину, забрала сына Кирилла и уехала. Витя-мент частенько привозил Кирилла к себе на выходные. Лена ни разу больше в доме на Гоголя не появилась. Всезнающая Дуся Саморезова из «четвёртой» время от времени сообщала, что Лена замуж ещё не вышла, так с матерью и живёт. Витя-мент помогал сыну, сам больше не женится. Или был в поиске спутницы жизни, или что. Додониха злословила по этому поводу в беседах с подружайками из парадной:
– Поди, мечтает опять урвать такой же персик, как Лена! Лучше посмотрел бы на себя в зеркало внимательно, весь молью почиканный, а всё баб перебирает!
Самое-то интересное, однажды Лида Яркова решилась и сказала Вите, дескать, освятил бы свою квартиру. И он согласился. Не сразу, поначалу молча выслушал Лиду и, не удосужив ответом, ушёл. Через пару месяцев они столкнулись во дворе, Витя, вместо «здрасьте» бросил Лиде:
– Заказывай своего попа. Заплачу.
Так нехорошая «шестнадцатая» была освящена на радость Лиды, она больше других переживала из-за наличия в парадной нехорошей квартиры.
Галя и её Сокол
Мы уже обмолвились один раз о Гале с мужественной фамилией Сокол из «восьмой» квартиры. Пора о ней рассказать обстоятельнее. Галя родом из посёлка, что находится на правом берегу Невы, в считанных километрах от ГРЭС, где в Великую Отечественную войну с переменным успехом постоянно шли бои. Так называемый «Невский пятачок». Бои разрушили ГРЭС до основания. Насмотрелась Галя на убитых и раненых, рассказывала: «Нева была красной от крови». В январе сорок третьего Красная армия блокаду разорвала, Волховский фронт в районе деревни Марьино соединился с Ленинградским, а уже в апреле торфодобыча возобновилась. На восстановление ГРЭС понадобились рабочие руки в большом количестве. Потянулись жители, в основном девушки и женщины из соседних деревень. Галя с двумя сёстрами и матушкой тоже откликнулись на призыв. Восстанавливали из руин ГРЭС, строили Городок.
После восстановления ГРЭС Галя устроилась на теплоэлектростанцию учеником электромонтера. История умалчивает, что она вынесла в профессиональном плане из той учёбы, но навсегда отпечаталось у неё в голове словосочетание «вторичная коммутация». Когда в доме вдруг отключали вечером электричество, Галя заодно с другими недовольными жильцами выходила с фонариком на лестничную площадку и важно заявляла: «Надо проверить вторичную коммутацию на трансформаторе». Соседи уважительно замолкали и разбредались по квартирам ждать, когда ремонтники разберутся с этой загадочной второй по счёту коммутацией.
Карьеру специалиста «второй коммутации» перебила вдруг открывшаяся вакансия на хлебозаводе, от которой Галя, наголодавшаяся в детстве, никак не могла отказаться. Однако работа на сытном заводе была едва ли не более тяжёлая, чем на торфозаготовках, на коих работала одна из сестёр Гали.
Сама Галя вышла замуж за Васю с боевой фамилией Сокол и родила двух дочек-погодков. С детьми сидела матушка, а Галя бегала к четырём утра на свой хлебозавод, дабы напечь хлеба на весь Городок. Работа в горячем цехе не прошла бесследно для здоровья. Однажды резко похолодало, в невских краях так бывает: температура на раз может опуститься на десяток градусов. Галя не внесла поправочный коэффициент в погодные особенности региона, разгорячённая выскочила после смены на улицу в лёгком платьишке, несерьёзной косынке и, пока добиралась до дому, хотя идти всего-то минут двадцать, замёрзла до основания, как результат – застудила голову. Начали одолевать постоянные головные боли. Галя, конечно, ходила в поликлинику, но больше надеялась на народные средства, в частности, лечилась отваром из зелёных сосновых шишек.
В 1965 году, говоря языком официальных отчётов, дом, являющийся героем нашего повествования, сдали в эксплуатацию, Галя получила на семью из пяти человек двухкомнатную квартиру.
Муж её, Вася, был герой, в полном соответствии со своей фамилией. Любимая его поговорка: «В огне не горим, в воде не тонем» – к нему имела непосредственное отношение. Воевал Вася во флоте, самом что ни на есть военно-морском – Балтийском. Однажды в крейсер, на котором он героически сражался с фашистами, угодила торпеда, пущенная немецкой подводной лодкой, старший матрос Василий Сокол оказался в неласково холодных водах Балтийского моря. Но «в огне не горим, в воде не тонем» – на дно не пошёл, хотя пришлось поболтаться долгонько в студёных волнах, пока катер не подобрал.
Правой ноги лишился после того купания, в остальном полностью соответствовал своей фамилии, был настоящим соколом. На День Победы обязательно ходил на митинг, вернувшись в родной двор, выносил из дома старенькую гармошку и пел морские песни. Начинал обязательно с «Варяга»:
Наверх вы, товарищи! Все по местам!
Последний парад наступает.
Врагу не сдаётся наш гордый «Варяг»,
Пощады никто не желает.
Голос у него был с хрипотцой и сильный. Заслышав боевую песню под своими окнами, к фронтовику подтягивался Славик-трубач. Он ненавязчиво подпевал своим баритональным басом, понимая, что солировать в данной песне должен моряк-балтиец. На подъёме пели мужчины заключительный куплет:
Не скажет ни камень, ни крест, где легли
Во славу мы русского флага.
Лишь волны морские прославят в веках
Геройскую гибель «Варяга».
Здесь дядя Вася делал длинную паузу, произносил:
– Какие ребята погибли, нас из ста человек всего шестеро выжили.
На звуки гармошки выходили другие соседи из парадной, собирался импровизированный хор.
Раскинулось море широко,
И волны бушуют вдали.
«Товарищ, мы едем далёко,
Подальше от нашей земли».
«Товарищ, я вахты не в силах стоять, –
Сказал кочегар кочегару, –
Огни в моих топках совсем не горят,
В котлах не сдержать мне уж пару.
Поди заяви ты, что я заболел
И вахту, не кончив, бросаю.
Весь потом истёк, от жары изнемог,
Работать нет сил – умираю».
Дядю Васю любили в доме за честность, справедливость. Была история, когда он, будучи уже на шестом десятке, защищая незнакомую девчонку, пошёл на двоих парней, один выхватил нож, балтийца этим не запугал, Вася раскидал хулиганов. Только и всего – плащ ему продырявили. Тому, кто с ножом кинулся на фронтовика, руку сломал.
Вася был рыбаком. По причине протеза огородом не занимался. Огороды Городка – особая тема, о ней расскажем ниже. Лишь отметим, что Вася предоставлял право копать, полоть и окучивать на своём участке многочисленным женщинам семьи. Сам больше любил рыбалку на карьерах. Километров в пяти от дома была ещё одна достопримечательность Городка – прекрасные пруды. Заброшенные песчаные карьеры заполнились водой, в ней завелась рыба, получилось отличное место для отдыха. Туда и ездил Вася на мотоцикле, который стоял в сарае с козами и свинками. Галя успевала ещё и скотинку держать и обихаживать. Иногда с друзьями Вася Сокол отправлялся на Ладогу. Зимой – ходил на подлёдный лов на Неву.
В День Победы как-то само собой организовывалось застолье у дверей парадной. Выносили снедь, вино. Пели, выпивали, закусывали. Славик-трубач, подвыпив, обязательно говорил:
– Дядя Вася, ты же знаешь, я тебя сильно уважаю, если что сыграем тебе в лучшем виде, ты не беспокойся!
Вася Сокол говорил неизменное:
– На кладбище не тороплюсь, но ты мне Славик обещай «Варяга». Пусть «Варяг» не принят на похоронах, но ты уважь балтийца, сделай. На кладбище, пожалуй, что не надо, а то не так поймут зубоскалы, ведь там есть слова «наверх вы, товарищи, все по местам». На кладбище не надо, опять же перед ранее усопшими неудобно, а перед домом сыграйте. Объясни парням своим, что по просьбе дяди Васи. Наши люди поймут правильно, как же – балтийца хоронят!
Славик клялся «сделать “Варяга”» и, надо сказать, слово сдержал.
Раз уж повествование вынесло к этой теме, закроем её. Вася Сокол умер в 1997 году в августе. Перед этим приезжала старшая дочь Марина с детьми и мужем из Советской Гавани. Времена, кто постарше, помнит, не приведи Господь: бандитизм, безработица, скачки цен, дорогущие авиабилеты. Семья дочери поднакопила деньжат и прилетела к родителям через всю страну. Месяца два гостили. Получилось так, что Галя проводила дочь с семьёй в Пулково, полетели они в Совгавань, а утром Вася умер.
Славик «Варяга» со своим оркестром исполнил над гробом матроса-балтийца, но старшая дочь и внуки не смогли проводить отца и деда в последний путь.
На следующий год летом они решили покинуть пределы Дальнего Востока, продали в Совгавани квартиру, приехали в Городок, планируя здесь купить жильё, но славные «радетели» благополучия России и россиян устроили дефолт. Деньги от продажи квартиры в Совгавани разом обесценились, снова, как в далёкой молодости, в Галиной двушке (с проходной комнатой) поселилось пятеро человек. Теперь уже Галя была в роли тёщи.
Её дочь Марина была медсестрой. Стоит рассказать ещё об одном историческом эпизоде из жизни Гали Сокол, а значит, и парадной. Начать следует, пожалуй, с того, что у Гали, кроме «вторичной коммутации», хранилось в памяти ещё одно крылатое выражение – «спасибо, мать, за дочь». Употреблялось вовсе не в пафосных случаях. Но обо всём по порядку. Характеризуя дочерей Гали и Васи, следует сказать, что Марина забрала себе интеллект родителей, зато Валентине досталась красота. Галя не сказать, что красавица, махонькая, лицом простенькая, тогда как Вася был хорош. Можно представить этого молодца на довоенных улицах Ленинграда в форме моряка-балтийца. Одно слово – Сокол. Дочь Валентина тоже была соколом по внешнему виду. И характер соответствующий. Автор всё же погрешил против истины, интеллект имела выше среднего уровня. Окончила Ленинградский политехнический институт, в конструкторском бюро военно-морского профиля выросла до начальника крупного отдела. На подводном флоте не любят женщин на корабле, под любыми предлогами стараются не пускать их на палубу и во чрево субмарин. Но к Валентине Васильевне, когда приезжала в командировку на Северный или Тихоокеанский флот, всегда относились с большим уважением как к классному специалисту и не отказывали в пропуске на подлодку, если возникала надобность.
Марина уступала во внешности сестре, зато без малого отличница по всем предметам. Две или три четвёрки в аттестате. После школьного выпускного вечера смело подала документы в Первый медицинский, что в Ленинграде. Конкурс зашкаливал. И вот же незадача – не добрала каких-то полбалла до проходного. Обидно не то слово. Сдавала экзамены вместе с задушевной школьной подругой из «девятой» квартиры – Ниной Тютневой. О Тютневых непременно ниже скажем, тоже семья колоритная. Нина в школе хуже училась, а, поди ж ты, набрала проходной балл, в то время как Марина оказалась не у дел.
Обидно со страшной силой Марине, вдвойне горше Гале. Какие-то мизерные полбалла решают судьбу дочери в минусовую сторону. Галя подкатила к Васе:
– Сходи, – начала умолять супруга, – к ректору. Надень парадный костюм с орденами и медалями и похлопочи за доченьку нашу! Ты фронтовик, инвалид, ноги нет… Жизни не жалел в боях с фашистскими захватчиками…
Вася есть Вася – отказался наотрез идти на поклон. Просто затопал и здоровой ногой, и протезом. Кремень мужик. Дескать, чтобы я – фронтовик, балтиец – стал унижаться?! Нет, нет и нет!
Галя собралась с духом и поехала к ректору сама. Что характерно, пробилась на приём к главе Первого меда. Тоже, следует сказать, надо иметь характер, чтобы самолично встретиться с ректором крупнейшего престижнейшего учебного заведения страны. Эмоционально обрисовала ему обстановку в красках и деталях. Мол, Марина и Нина – подруги с самого садика. С горшкового возраста лелеяли одну на двоих мечту о бескорыстном служении советской медицине. Всю дорогу девчонки играли в больницу и докторов. Было бы так хорошо, чтобы не разлей вода подругам за одной вузовской партой познавать премудрости самой благородной профессии на земле.
Ректор внимательно выслушал горячий монолог Гали и, надо отдать должное, не отмахнулся от посетительницы, а затребовал у секретаря документы Марины и результаты экзаменов. Самолично убедился, что не хватает обидного до слёз полбалла.
В этом месте рассказа у Гали всегда затуманивались глаза, голос дрожал на словах:
– Он встал из-за стола, вышел ко мне, пожал руку и сказал: «Я вижу, ваша дочь – умница, она обязательно станет врачом. Спасибо, мать, за дочь!»
Но в институт не взял. Марина поступила в медучилище и стала прекрасной медсестрой. А у Гали появилось выражение, которое она применяла, когда её тактично отфутболивали чиновники или кто-то кормил обещаниями. «Короче, – говорила с горькой иронией и самоиронией, – получилось “спасибо, мать, за дочь!”»
Галя прожила долгую жизнь, умерла в возрасте за восемьдесят. В последний год заговариваться начала, но умерла праведницей – тихо и безболезненно на руках у дочери Марины.
Сама Галя тоже пятую заповедь, которую принёс Моисей на скрижалях от Господа Вседержителя, исполнила сполна. Сначала за мамой, Васиной тёщей, ходила, потом за Васей, у него была онкология, года два последних уже не ходил бедолага. Протез он и для здорового человека не своя нога, что говорить о больном. А ещё Гале пришлось досматривать старшую сестру Полину. Её здоровье забрали в своё время торфоразработки. Сердце работало как часы, а вот слабые сосуды привели к инсульту, парализовало.
