Buch lesen: «Умопомрачение», Seite 3
Глава пятая
Ранним утром 8 февраля 1984 года Рилинд, проснувшись раньше, чем родители, чтобы сбегать в туалет, теперь торчал у окна и смотрел на то, как на улице валит снег. Выпавший перед самым началом Зимних Олимпийских Игр снег был настоящим чудом, поскольку уже открыто высказывались опасения, что открытие Олимпиады придётся отложить на более поздний срок. Но Рилинда, смотрящего на падающие хлопья, радовало не своевременное открытие Игр, а просто сам факт появления снега, как это радовало любого ребёнка, который в четыре года уже знал, что со снегом делать.
Снега выпало очень много. Настолько много, что он затруднил движение транспорта. Тем не менее, сегодня в четвёртом часу вечера фигуристка Сандра Дубравчич должна зажечь Олимпийский огонь, пронесённый через всю Югославию, на стадионе «Кошево».
***
Было бы непростительно медлить с утренней прогулкой, и воспитатели детского сада сразу после завтрака скомандовали одеваться своим подопечным и повели их гулять. С весёлым гомоном дети высыпали на заваленный снегом двор. Дети по дороге к территориям своих групп, не обращая внимания на взрослых, весело перебрасывались снегом. Надёжно укутанные в зимнюю одежду мальчишки и девчонки испускали изо рта клубы пара, ели снег и ложились в него. Через некоторое время ажиотаж спал, и воспитатели смогли организовать детишек для строительства снежных домов и снеговиков.
– Давай снеговика лепить? – предложил Рилинд Бранимиру.
– Давай! – быстро согласился Бранимир.
Собрав некоторое количества снега у себя под ногами, мальчишки стали катать комок снега по земле, постепенно увеличивая его в размерах. И чем больше становились шары, тем тяжелее они были.
– Хватит! – тяжело выдохнул Рилинд, остановившись.
– Давай ставить, – ответил Бранимир.
Вместе, они поставили немного в стороне самый большой снежный шар, руками его очистив от лишнего снега. Потом они благополучно донесли второй шар и водрузили его на первый. Пока Бранимир замазывал снегом шов между шарами, Рилинд занялся последним, самым маленьким шаром, которой должен был стать головой. Заодно он откопал 2 камня для глаз и ветки для носа и рук. Мальчишки установили голову снеговика и украсили её. Снеговик был готов.
– Смотрите! – крикнули они, привлекая внимание воспитательницы. – Мы снеговика слепили!
– Какие вы молодцы! – улыбнулась детям воспитательница. – А теперь помогите достроить стену, – тут она указала пальцем на остальных детей, что возились с возведением снежной стены, выкладывая её из небольших снежных шаров и замазывая щели снегом.
Два друга отправились к снежной стене, и работа пошла веселее. Когда стена была закончена, дети решили соорудить с одной её стороны подъём, а с другой – спуск. Когда всё было готово, все стали просто забегать наверх и перекатываться или сбегать вниз. Поднялся радостный крик и писк. Стало достаточно скользко, скорость скатывания возросла. Желающих было так много, что скоро очерёдность была нарушена, кроме того, дети попытались спустится сразу по несколько человек подряд, из-за чего внизу горки возникла свалка. Воспитатели стали наводить порядок среди детей, но это было не так-то просто. Дети разбаловались не на шутку. В какой-то момент Рилинд потерял равновесие и завалился на бок. Его ноги оказались между снежными комьями разрушенного участка стены. Он повернулся и встал на четвереньки, чтобы выползти, но не успел этого сделать. На его ноги обрушился очередной участок стены вместе с детьми. Рилинд дёрнулся, пытаясь вытянуть свои ноги, да не тут-то было. Мальчик запаниковал и стал кричать:
– На помощь! На помощь! Я застрял!
Тут кто-то стал тянуть его за руку. Это был Бранимир, который попытался вытащить Рилинда, но не смог этого сделать. Подбежал кто-то из взрослых, Рилинд даже не стал смотреть, кто это был. Сейчас было главным выбраться из западни. Кое-как Рилинду помогли выбраться. Отряхнувшись, мальчик посмотрел на то, что осталось от стены. Разглядеть что-либо хорошо было невозможно. Там была куча-мала из детворы, которую растаскивали воспитатель и практикантка. Отстранённые дети тут же норовили удрать к всё ещё резвящимся на развалинах снежной горки приятелям, а те, кого воспитатели тянули из общей свалки, старались выскользнуть из их рук, чтобы остаться. Включив громкий и очень строгий голос, воспитатель и практикантка кое-как растащили и разогнали детей в стороны. Рилинд обратил внимание, что свечение практикантки стало пульсировать. «Наверное, она сердится, поэтому и мигает», – подумал Рилинд. Ему теперь приходилось самому делать выводы. Как-то он спросил папу, почему тот светится, на что получил ответ, что папа светится от счастья. Ответ, данный на основе устоявшегося выражения, для четырёхлетнего мальчика прозвучал достаточно убедительно. Что касалось мамы, ответ отца мальчика не удовлетворил. Рилинд какое-то время наблюдал за мамой и пришёл к выводу, что либо мама совсем не светится, либо она всё время очень уставшая. Последнее выглядело сомнительным потому, что по утрам в выходные дни мама выглядела не уставшей и счастливой, но светиться не начинала. Значит, мама не светится, а папа ошибается. Но тогда получается, что папа не видит ни своего свечения, ни свечения у других. Странно: он, Рилинд, видит, а папа… Наверное, кто-то видит, а кто-то не видит также, как кто-то светится, а кто-то нет.
Удовлетворившись такими выводами, Рилинд даже забыл тот разговор с отцом, но спустя несколько недель к нему мама и папа стали приставать с расспросами про то, как именно светится папа, и светится ли только папа. Мерджим упомянул о разговоре с сыном, потом им пришли на ум его рисунки. И вот тут-то у Мерджима и Ерты возникли вопросы. И чем больше Рилинд озвучивал подробностей, тем чаще переглядывались родители. Рилинд не сразу понял, что родители обеспокоены его, как они думали, необузданной и странной фантазией, а когда понял, то ему это совсем не понравилось, поэтому он сделал единственное, что мог: сбежал от родителей, сказав, что ему надо в туалет. Он просидел там специально достаточно долго, чтобы мама с папой переговорили вдвоём и каждый занялся своим делом, оставив его в покое. Чтобы всё выглядело натурально, он даже смыл воду. Вернувшись, мальчик увидел, что больше его не собираются донимать расспросами, но напрасно Рилинд решил, что всё позади. Родители повели его через пару дней к какому-то доктору, который его осмотрел, прослушал и задал множество вопросов. Потом Рилинд ждал в коридоре, пока доктор переговорит с родителями с глазу на глаз. Две недели Рилинду давали пить по утрам какую-то совершенно безвкусную микстуру, от которой он становился немного вялым, родители с повышенным вниманием разглядывали рисунки Рилинда и расспрашивали его о том, видит ли он всё ещё светящихся людей на улице и сияет ли папа. Рилинд сделал единственно возможный вывод: его родители не видят никакого сияния вокруг людей, и не верят ему, считают его больным, как и тот доктор, который прописал ему лекарство. Рилинд понял, что до конца откровенным быть нельзя. Даже с папой и мамой. На этом расспросы про светящихся людей с его стороны были закончены. Теперь Рилинд внимательно следил за тем, чтобы не упоминать про людей-фонариков при родителях, не рисовать их, а если увидел на улице, то не таращиться с любопытством, а то папа и мама могут это заметить и опять поведут его к доктору. Но если это нельзя делать при папе и маме, то тем более нельзя при чужих. Мама и папа уже сводили его к доктору, но хотя бы не отправили в психушку, потому что они его сильно любят. А вот чужие… чужие сразу туда отправят, и он не выйдет оттуда никогда-никогда! При слове «психушка» Рилинда пробирала дрожь, её он боялся, как огня. Он слышал, как папа и мама иногда обсуждали тихим голосом, думая, что их никто не слышит, как тех, кто себя плохо вел (именно такой вывод сделал Рилинд), отправили в психушку, а те там умерли. Воображение Рилинда рисовало ему каждый раз нечто ужасное. Поэтому Рилинд больше никому и никогда не говорил про свечение, даже Бранимиру. Вопросов Рилинд тоже не задавал. Почему одни люди сияют, а другие нет, ему предстояло выяснить самому, без посторонней помощи, но пока он об этом не задумывался серьёзно. Каждый день у четырёхлетнего мальчика были дела поважнее. Например, как сейчас: поиграть в снежки или сделать снеговика.
– Так! – сердитым голосом заговорила воспитательница. – Становимся парами! Мы возвращаемся в группу!
– Ой, ну, можно ещё поиграть?! – послышалось откуда-то из-за спины Рилинда.
– Нет! Пойдёмте уже в группу! – возразила стоящая рядом девочка. – У меня ручки замёрзли!
– И что?! – огрызнулся кто-то из мальчишек сзади.
– А я кушать хочу! – закричала другая.
– Прекратили споры и встали парами! – послышался громкий приказ воспитательницы. – Всё! Мы идём в группу! Пора обедать и отдыхать!
Воспитательница и практикантка помогли детям поскорее встать в колонну по двое. Взявшись за руки, дети неуклюже заковыляли вслед за воспитательницей ко входу в здание детского сада. Практикантка шла последней.
Глава шестая
Рано утром 9 сентября 1985 года Рилинд сидел в группе на полу и играл игрушками в одиночестве. Детей пришло ещё мало, и в окна из темноты барабанил дождь. Пятилетний Рилинд продолжал посещать детский сад. Мерджим и Ерта и помыслить не могли, чтобы кто-то из них бросил работу, чтобы быть с сыном дома. Денег в семье не хватало, а ситуация в стране продолжала ухудшаться. Югославия импортировала продукты питания, а энергетический кризис привёл к повышению цен на газ и нефть, из-за чего цены подскочили абсолютно на всё. Безработица шагала семимильными шагами, особенно среди молодёжи. Правительство ввело ограничение на продажу бензина, потому что люди старались набрать его впрок. Мерджим стал мрачно шутить, что скоро придётся ходить пешком, что, по идее, должно улучшить их здоровье.
Счастливое беззаботное детство Рилинда закончилось раньше, чем это должно было бы произойти в условиях социалистической Югославии. В стенах детского сада были теперь не только друзья или хорошие знакомые, но появились враги. Это были дети, чьи родители в поисках лучшей доли мигрировали по стране. Такие дети держались обособленно, возникали ссоры между местными и приезжими детьми, порой переходившие в драки, и воспитателям приходилось постоянно держать руку на пульсе. Если же драка случалась, заведующей приходилось проводить воспитательную беседу. И, если воздействовать на ребёнка получалось всегда, то с родителями часто дело обстояло иначе: неустроенность и отсутствие уверенности в завтрашнем дне делало драку детей чем-то мелким и совсем не важным. В общем, объективную критику они воспринимали, как нападки лично на них.
– Привет! – Рилинд услышал хорошо знакомый голос и обернулся.
Конечно же, это был Бранимир. За прошедшие годы они сблизились ещё больше, играя вместе не только в детском саду, но и на улице, потому что он жил рядом.
– Привет, – поздоровался Рилинд и улыбнулся.
Бранимир, взяв одну из машинок, которые лежали в ящике с игрушками, уселся рядом и принялся играть с Рилиндом. Мальчики изображали гудение моторов, когда их машинки двигались по воображаемым улицам, и сигналили друг другу на разные голоса. Периодически они устанавливали на полу из подручных средств дополнительные декорации воображаемого города: то появится новое дерево, а то и целое здание вырастит с припаркованными возле него машинами.
Воспитательница поглядывала на детей в группе, внимательно следя за тем, чтобы всё было в полном порядке. Время шло, детей в группе становилось всё больше и больше.
Незадолго до полудня мальчик по имени Марко, чья семья недавно переехала в Белград, подошел к Бранимиру и Рилинду. Его никто не прогонял, мальчики внимания на него не обращали, увлечённо продолжая свою игру. Марко стоял и следил за двумя друзьями. В какой-то момент Бранимир нечаянно задел ногу Марко своим локтем, и происшествие прошло мимо сознания Бранимира, но не мимо сознания Марко. Лицо его стало злым, мальчик шумно засопел и сильно пнул Бранимира ногой, глядя на него сверху вниз с вызовом.
– Ты чего? – искренне удивился Бранимир и потёр рукой место удара.
– Ты меня первый ударил! – заявил Марко.
Бранимир опешил:
– Я тебя не бил!
– Нет, бил! Ты меня локтем по ноге со всей силы ударил!
– Я нечаянно, а ты дерёшься специально! – Бранимир встал перед Марко, готовый постоять за себя.
Рилинд тоже поднялся и встал рядом с Бранимиром. Впервые драку затевали не с кем-то, а с ними. Сердце у Рилинда сжалось в груди, но вместе с тем он впервые в жизни почувствовал настоящую злость. Какого чёрта?! Они никого не трогали и никому не мешали! Он не был конфликтным ребёнком, но ему уже успели изрядно надоесть приезжие дети, которые вечно лезли в драку. Видимо, чувства отразились на его лице, потому что Марко вдруг отступил на шаг назад. Он был несколько обескуражен тем, что их двое против него одного, но и остановиться он не мог.
– Вы, сербы, все такие! – заявил он, почерпнув из разговоров взрослых, какие сербы из себя.
В группе было шумно, и воспитатель с практиканткой не слышали произнесённых слов. Бранимир молча смотрел на своего обидчика, но кулаки его сжались. Он интуитивно почувствовал, что в нём задето что-то особое, чем он обладает.
– Не лезь к моему другу! – произнёс Рилинд, который тоже понял, что нанесена настоящая обида.
Марко зло взглянул в его сторону.
– А с тобой я вообще не хочу разговаривать! – огрызнулся Марко. – Проклятые албанцы!
Рилинда бросило в жар. Он чувствовал, что ситуация выходит из-под контроля. Кулаки его сжались. Он смотрел на стоящего перед ним Марко и решительно не понимал, за что его и его родителей обзывают проклятыми.
– Замолчи! – воскликнул Бранимир, делая шаг в сторону Марко.
– Вы – сербы, всё себе забираете! – выпалил Марко. – Такие, как мой папа и моя мама работают больше всех, а всё достаётся таким, как ты! А такие, как этот, – тут он указал пальцем на Рилинда, – вообще ничего не делают! Сидят на наших шеях!
– Неправда! – крикнул ему в лицо Рилинд. – Мой папа работает доктором! А мама – бухгалтер! – и тут у мальчишки от злости и обиды на глаза навернулись слёзы.
Бранимир тут же сильно толкнул Марко, тот повалился на пол и стал кричать так, словно его убивают.
К ним быстро подбежала воспитательница.
– Так! Что тут происходит?! Не кричи! – обратилась она к вопящему Марко и помогла ему встать. – Почему ты плачешь?! – спросила она Рилинда, вытирая предательскую слезу у него под глазом.
Рилинд не был в состоянии успокоиться и рассказать, что произошло, ему было горько и обидно.
– Они меня побили! – крикнул Марко, стараясь успеть первым вынести обвинение.
Воспитательница перевела взгляд с Марко на Рилинда и Бранимира, ожидая объяснений.
– Мы его не били. Это он меня ударил, а потом ещё и обзываться стал! – уверенно заявил Бранимир, указывая пальцем на Марко. – А ещё он назвал Рилинда проклятым албанцем!
– Марко такое сказал? – переспросила воспитательница, вскинув брови.
– Он всё врёт! Он всё врёт! – закричал Марко. – Я такого не говорил!
– Нет, говорил! – закричал в ответ Бранимир. – А ещё ты говорил, что сербы забирают всё, что твои родители зарабатывают!
– Не говорил я такого!
– Говорил!
– Всё, замолчите оба! – воскликнула воспитательница, поражённая ссорой на национальной почве среди пятилетних детей в многонациональной группе.
До чего всё дошло!
– Пойдёмте со мной все трое, – она вывела всех троих участников ссоры из общей комнаты.
Оказавшись в комнате, где дети спали на кроватях, воспитательница закрыла дверь и усадила детей на одну из кроватей.
– Итак, дети, – произнесла воспитательница, глядя на мальчиков. – Сейчас я с каждым из вас переговорю. Марко – ты первый, – она поманила его за собой к окну, пока Рилинд и Бранимир остались сидеть на кровати и хмуро смотреть в их сторону.
Оказавшись наедине с ребёнком, воспитательница стала внешне спокойно расспрашивать Марко:
– Пожалуйста, расскажи, что, по-твоему, случилось. Только ничего не придумывай.
Марко опустил глаза и молчал, не решаясь рассказать правду. Он отчасти понимал, что наговорил лишнего и спровоцировал противников, но он не понимал всей глубины своего поступка.
– Что же ты молчишь? Ты обижал Рилинда?
Марко, всё также смотря в пол, отрицательно покачал головой.
– Нет? – уточнила воспитательница. – Ты мне говоришь правду?
Марко после пары секунд раздумий пожал плечами.
–Что ты сделал? Ты подошёл к мальчикам, что было потом?
– Я смотрел.
– Смотрел, как они играют?
– Да.
– Что было потом? Ты им нечаянно помешал?
Мальчик молчал и никак не давал понять, «мешал» или «нет».
– Что было потом?
Марко нерешительно взглянул на воспитательницу.
– Меня Бранимир ударил локтем.
– Он это сделал специально?
Марко пожал плечами.
– Что ты сделал после того, как Бранимир тебя ударил локтем? – спросила воспитательница.
– Стукнул Бранимира, – буркнул Марко, глядя себе под ноги.
– Бранимира? – удивилась воспитательница. – А почему тогда плакал Рилинд? Ты сказал ему что-то обидное?
Марко пожал плечами.
– Ты разговаривал с Рилиндом? – задала уточняющий вопрос воспитательница.
Мальчик кивнул.
– Что ты ему сказал такого, что он заплакал?
– Я сказал, – негромко ответил Марко, – что они, ничего не делают.
Воспитательница нахмурилась, силясь понять, что хотел этим сказать мальчик.
– Кто ничего не делает? – уточнила она.
– Албанцы, – едва слышно произнёс Марко.
– И чего они не делают?
– Не работают, – буркнул мальчик и искоса посмотрел на воспитательницу.
Воспитательница, которой пришлось вплотную наклониться к Марко, чтобы слышать его ответы, выпрямилась. Похоже, Бранимир сказал правду, и слова «проклятые албанцы» произносились. Но об этом она спрашивать не будет, ей и так уже всё ясно.
– Кто тебе сказал, что албанцы ничего не делают? – она понимала, что мальчик до таких мыслей не сам дошел.
– Папа и мама, – последовал ответ.
– Дома?
Марко кивнул.
– А ещё кто говорит так?
– Друзья, – выдавил из себя Марко.
– Чьи друзья?
– Папы и мамы.
Теперь картина была ясна. Ребёнок стал жертвой разговоров своих родителей и их приятелей, испытывающих нетерпимость к другим национальностям. И если они, такие темы обсуждали в узком кругу, то их сын, выдал всё услышанное в кругу детей тех национальностей, которые и подвергались резкой критике. Предстоял серьёзный разговор с его родителями. Этот случай нельзя было оставлять без внимания.
Закончив разговор с Марко, она опросила Бранимира и Рилинда для получения полной картины произошедшего, и пока дети обедали под присмотром нянечки, воспитательница сообщила все подробности инцидента заведующей детским садом.
– Кошмар какой-то! – выдала та, выслушав подчинённую.
Заведующая достала личное дело Марко и прочитала информацию о его родителях.
– Как меня достали эти мигранты, – лицо заведующей было хмурым.
– Что, так всё плохо? – поинтересовалась воспитательница у начальницы.
– Хорваты, – произнесла заведующая, так, чтобы её могла услышать только воспитательница.
Воспитательница молча кивнула, поняв всё без лишних подробностей.
– Направьте родителей Марко ко мне, когда они придут забирать ребёнка, – произнесла заведующая, положив руки на папку с личным делом мальчика.
Воспитательница согласно кивнула и поднялась.
***
После дневного сна все дети сидели за столиками и ели печенье, запивая его молоком. Наступило время полдника, когда начинали приходить родители и забирать своих детей.
Пока все были заняты полдником, в группу вошла женщина, держащая за руку девочку, которая смотрела слишком уверенно и на детей, и на взрослых. Такой взгляд бывает либо у избалованных детей, либо у тех детей, кого родители считают себе ровней и чересчур много придают значения их мнению. Всё это в один миг пронеслось в голове у воспитательницы, которая, увидев пришедших, поднялась со своего места и пошла им навстречу. Опустившись на корточки перед девочкой, она спросила ту, как её зовут. Та тут же уверено ответила, что её зовут Властой. Рилинд, поднявший глаза на голоса, взглянул на Власту и на мгновение забыл, где он и чем занят. Девочка сияла. Глаза Рилинда загорелись, сердечко гулко застучало, он подумал: «Ух ты! Вот бы она пришла в нашу группу!» Тут его глаза и глаза Власты встретились. Какое-то время они смотрели друг на друга, потом Рилинд отвёл взгляд. Рилинд взглянул на недоеденное печенье. Потом его взгляд перешёл на кружку с молоком. Ах, да, он же полдничает… Тут он услышал, как мать Власты объясняет, что привела свою дочь для того, чтобы посмотреть на новую группу, куда она придёт уже завтра. Рилинд мысленно пришёл в восторг, но тут же себя одёрнул: он мог привлечь к себе ненужное внимание взрослых. Рилинд решительно отпил молока из стакана и откусил печенье. Он слышал, как новенькие стали прощаться с воспитателем, но не обернулся.
Вечером, уже дома, он ничего не сказал о сияющей Власте, но зато рассказал маме об инциденте с Марко. По мере того, как Рилинд рассказывал, лицо Ерты стало покрываться красными пятнами, и Рилинд понял, что она рассердилась.
– И что же было дальше? – поинтересовалась она у Рилинда.
– Не знаю, – пожал плечами тот. – Я видел, как воспитательница куда-то увела Марко вместе с родителями.
– Куда?
– Не знаю, – пожал плечами Рилинд.
– Надеюсь, она отвела их к заведующей, – в голосе матери послышались мстительные нотки. – А потом что было?
– Потом воспитательница вернулась к нам, – объяснил Рилинд.
– Одна?
– Одна.
– Ладно. Надеюсь, заведующая объяснит родителям, что такое «хорошо», а что такое «плохо».
– Мам, – позвал мать Рилинд через некоторое время.
– Что? – мать оглянулась на него, перестав мыть посуду после ужина.
– Почему Марко так говорил про тебя и папу?
– Как, «так»? – помрачнела Ерта, прекрасно понимая, что имел в виду её сын.
– Он сказал, что такие, как мы ничего не делаем. Но, ведь, это же неправда!
– Неправда, – подтвердила Ерта.
– Тогда, почему он так говорил? – не унимался мальчик.
– Марко от кого-то услышал глупость и решил её повторить в садике. Вот и всё, – уклончиво ответила мать.
Ей совсем не хотелось посвящать своего пятилетнего сына в такие моменты суровой жизни, как национализм и нетерпимость. Он ещё успеет узнать, что к чему. Хотя, лучше бы он этого никогда не узнал!
На следующее утро, во вторник, Рилинд вновь был в своей группе и, с нетерпением всё время посматривал на дверь. Никто не сомневался, что он ждал Бранимира, собственно, так оно и было, но никто и не предполагал, что ещё с большим нетерпением он ждал новенькую Власту. Ему хотелось присмотреться к окутанной сиянием девочке, познакомиться с ней и даже подружиться. Быть может, они смогут поговорить о её сиянии и о том, что оно позволяет ей делать. Одного Рилинд не знал, как лучше её начать расспрашивать. Не спросишь же её напрямую! Кроме того, если она своего сияния не видит и не знает о том, что она может делать что-то особенное, то тогда он окажется в ужасно глупом положении.
Размышления Рилинда прервались с приходом Бранимира. Они стали строить из кубиков город. Краем глаза Рилинд продолжал наблюдать за входной дверью. И, вот, девочка пришла и осталась в группе. Пришло время действовать. Выждав, когда воспитательница оставит Власту в покое, позволив ей самостоятельно выбирать себе занятие на утро, Рилинд встал с пола и направился к девочке.
– Привет, – поздоровался он и почувствовал, как его сердце застучало быстрее.
– Привет, – спокойно ответила Власта и посмотрела своими голубыми глазами в карие глаза Рилинда.
Если бы Рилинда спросили, что он при этом чувствовал, то он бы не смог описать свои ощущения, потому что не знал ничего о сканировании, но именно так она на него смотрела. Потом глаза её мигнули.
– Ты новенькая? – он задал первый попавшийся вопрос, который пришёл в голову.
– Ага, – ответила девочка. – Меня Власта зовут.
– Я – Рилинд. Вон там мой друг Бранимир, – Рилинд показал пальцем. – Будем дружить? – набрался он смелости.
– Будем, – Власта улыбнулась и было в этой улыбке какое-то особое знание.
– Пойдём, я тебя познакомлю с Бранимиром, – Рилинд повёл за собой свою новую подругу.
Подойдя к всё ещё играющемуся на старом месте Бранимиру, Рилинд отвлёк своего друга от игры:
– Это Власта, – представил он девочку Бранимиру. – Она будет с нами играть.
Теперь в их игрушечном городе появились новые элементы – люди, за управление которыми отвечала Власта, разыгрывая целые человеческие истории жизни.
Около девяти часов утра привели Марко. Мать его была чернее тучи. Быстро сообщив воспитательнице о приходе сына, она выскочила прочь. Сам Марко был молчалив, но без следов чувства вины на лице, и лишь недовольно поглядывал в сторону Рилинда и Бранимира, но за целый день так ни разу и не подошел к ним. Друзья же спокойно играли и не обращали на своего обидчика внимания. Лишь Власта в какой-то момент спросила:
– Почему тот мальчик так на нас смотрит? – и украдкой показала на Марко.
– Это Марко, – пояснил тут же Бранимир, услышав вопрос Власты. – Мы вчера чуть не подрались с ним.
– Почему? – поинтересовалась Власта.
– Он обзывался, – коротко сообщил Бранимир.
– Ещё и драться первый начал, – добавил Рилинд и продолжил управлять игрушечным грузовиком, перевозившим строительный материал для нового здания в их городе.
– Он – нехороший, – последовала констатация факта со стороны девочки, которая всё это время разглядывала Марко.
Бранимир не ответил, а Рилинд лишь молча пожал плечами, помня слова матери, сказанные вчера вечером дома. Власта отвернулась от Марко и вернулась к игре. Никто не мог догадаться, что она уже построила план в отношении мальчика.
После обеда детей стали готовить к послеобеденному сну. Улучив момент, Власта незаметно подкралась к Марко со спины и подойдя к нему почти вплотную, взяла его за руку и что-то ему шепнула на ухо. Тот, услышав её, отпрянул и зло посмотрел на Власту, после чего громко сказал:
– Дура! – и отошёл подальше.
Власта, едва сдерживая хитрую улыбку, подошла к своей кровати и стала готовиться ко сну.
– Что ты ему сказала? – спросил Рилинд, подметивший произошедшее.
– Кому? – сделала вид Власта, будто не понимает, о ком он спрашивает.
– Я про Марко, – уточнил Рилинд. – Что ты ему сказала?
– Потом узнаешь, – девочка хитро подмигнула своему другу и больше ничего не добавила.
Все дети улеглись по кроватям и затихли. Вдруг Марко вскочил с кровати, словно обжегся. Он с удивлением посмотрел на мокрое пятно на простыне, на котором только что лежал, а затем перевёл взгляд на свои мокрые трусики.
– Марко уписался! – восторженно сообщил кто-то из детей, и тут же послышались смешки с разных сторон.
– А, ну-ка спать! – призвала к порядку воспитательница.
– Марко уписался! – хором возбуждённо сообщили важную новость несколько голосов сразу и сопроводили её очередным приступом смеха.
Марко покраснел и зло оглядывался по сторонам. Особенно злой взгляд он метнул в сторону Власты, которая приняла сидячее положение.
Воспитательница подошла к Марко и обернулась к детям, усевшимся на кроватях:
– Так! Ложитесь! Всем спать! Ничего особенного не случилось! Марко, идём переодеваться, – воспитательница поманила мальчика за собой.
Они вышли.
– Власта! – громким шепотом позвал Рилинд, когда воспитательница и Марко скрылись за дверью.
Девочка оглянулась и тут же замахала руками на Рилинда:
– Потом! Потом расскажу! – пообещала она и, упав на бок, с головой укрылась одеялом.
После тихого часа она поведала по секрету Рилинду, и только ему, что умеет отдавать людям приказы, которые те просто не могут не выполнить. Рилинд внутренне ликовал: ему не пришлось рисковать с расспросами, девочка сама ему всё рассказала. Он и раньше подозревал, что светящиеся люди обладают разными умениями, теперь же он в этом убедился.
– Как это? – спросил Рилинд, изобразив недоумение.
– Вот так, – пожала плечами Власта. – Я шепнула Марко на ухо, что он должен уписаться, когда мы ляжем спать, и он это сделал.
Она хихикнула. Рилинд фыркнул и стал искать глазами Марко. Найдя, он невольно засмеялся, чем привлёк к себе его внимание. Марко недобро посмотрел сначала на него, а затем на Власту. Марко считал случившееся простым совпадением, но на всякий случай решил больше к Власте не приближаться и ей не давать оказаться рядом с ним.
Рассказывая о своих способностях Рилинду, Власта умолчала о том, что она не просто отдала приказ Марко, но и прикоснулась к нему при этом. Это было обязательным условием. Рилинд в свою очередь сохранил в тайне то, что он видит сияние девочки. Он понял, что она сама своего сияния не видит.
Ещё не раз она демонстрировала свою способность отдавать приказы. Однажды Рилинд попросил приказать и ему что-нибудь. Ему просто было интересно, как это всё работает, что чувствуешь, когда тебе дают приказ, который ты не можешь не выполнить. На удивление Власты, на Рилинда её приказы не действовали. Она много раз пыталась, но у неё так ничего и не вышло. Рилинд связал эти два факта – возможность видеть свечение и невосприимчивость к приказам Власты – и верно предположил, что они взаимосвязаны между собой.
От Бранимира долго нельзя было скрывать умение Власты, так как они постоянно играли вместе и дружили. Очень осторожно они посвятили его в эту тайну и продемонстрировали прямо на нём самом. В начале Бранимир пришел в восторг, но потом он стал относиться к Власте с некоторым подозрением и опаской, в чем не отдавал себе отчёта, действуя интуитивно. Потребовалось некоторое время на то, чтобы пятилетний мальчишка смог облечь своё отношение к шалостям, устраиваемым иногда Властой, в слова. Это было нехорошо, как выразился однажды Бранимир. С этого момента он раз за разом втолковывал свою точку зрения Власте, и она, наконец, пообещала ему не применять свою способность потехи ради. Было ли это искреннее обещание, или она просто хотела таким образом отделаться от нравоучений Бранимира – неизвестно. Главное, что при них она больше не пользовалась своей способностью, и дружба их не пострадала.
