Buch lesen: «Чугунные облака», Seite 16
Периодически, в меру нормальные чередовались с «из-ряда-вон»: оседлав скользкого дельфина, я плыву на встречу неизвестности, руками хватаясь за радугу, рассыпающуюся на десятки желейных мармеладных мишек.
Стоя посреди бразильской фавэлы, я пытаюсь прострелить своего загорелого двойника, укравшего кокосы на местном рынке у пожилой жительницы Рио.
Бегая по Сибири, уютно раскинувшейся по всей географической середине России, я пытаюсь спастись от маньяка в хоккейной маске, напоминающий Джейсона Вурхиза, только вместо бензопилы у него в руках волшебная палочка из Гарри Поттера.
«Что?» – недоумевая спросите вы, перечитывая строчки сверху по второму разу. Это мои сны, и они поглощали всё тело от кончиков ногтей на пальцах ног и до торчащего волоска на моей макушке. Смотря на свою небольшую кровать, я вижу перед собой удивительный телепорт, переносящий в другие миры с закрытием глаз.
Подскакивая с телепорта, я продолжал видеть перед глазами пришедшие мне в голову картинки, чувствуя лёгкую усталость, будто я и правда минуты назад бегал по Сибири или совершал морскую экспедицию в Индонезию.
Возможно, мои же сны меня и разрушали. Медленно, но уверенно сдавливая психику мрачными жестоким картинами, периодически всплывающими ночью. Я полностью погружался в тёмный мир, из которого меня способен был вывести лишь полный ужаса крик.
Спокойный сон. Я валяюсь на своей кровати, наслаждаясь тьмой стоящей перед моими глазами. Тишина, мрак и пение сверчков, прыгающих за окном.
Тьма развеевается, показывая за собой столь знакомую картину. В ней преобладает тусклый жёлтый и бледно-зелёный цвет.
Ржавые рельсы, уходящие в никуда. Я стою посреди них, осматривая выгоревшие кустарники по бокам. В моих руках низкий двухколёсный велосипед, подаренный дедушкой на восьмилетие. Он остался там навсегда, как и мой кот, порой приходивший во сне и садившийся рядом, зелёными глазами заглядывая в душу: «Почему ты меня не нашёл? Уехал, оставив меня одного».
Рельсы, по которым никогда не ходили поезда находились на окраине моего родного городка. Именно тот город, находясь в котором ты никогда не сможешь подумать, что когда-то будешь за ним скучать: серые монотонные многоэтажки, тянущиеся по желтоватой степи одна за другой, как разбросанные на ковре кубики «ЛЕГО», переплетаясь с выгоревшими от солнца посадками.
Вдали выглядывал блестящий синевой ставок, у которого поржавевшие рельсы резко обрывались.
Место силы прямиком из детства. Я часто видел его в своих снах. Почему-то моё сознание никогда не выдавало скромную душную квартиру или мрачный плохо пахнущий подъезд. Оно всегда переносило меня сюда, к водоёму у которого я частенько сидел после школы.
Приезжая сюда на велосипеде, я закапывал ноги в песок и думал о прошедшем дне: иногда, с порезов, оставленных после случайной школьной драки, в мутную воду стекала кровь. Иногда я хватался за голову, ставя себе сумбурный вопрос «ЧТО ЭТО СЕЙЧАС БЫЛО?» смотря в песок усеянный мелкими бычками. А иногда я поднимал взгляд в просторное небо, мечтая о будущем. Мог ли я подумать, сидя в своём родном городе и мечтая о том моменте, когда я уеду в шумный мегаполис строя головокружительную карьеру, что когда-то маленький жаркий южный городок будет заново отстраиваться в моих снах.
Я всегда был один у этого небольшого озера. Это было моё место, где я просто усаживался на тёплый песок и подпирая подбородок начинал думать. Начальная школа – сложный период для каждого, и я его переживал именно так.
Краска на стареньком велосипеде, даже во сне, где всё должно быть безукоризненно, потрескалась, обнажив ржавчину под собой. Цепи пронзительно скрипели, хриплым голосом моля: «Смажь нас! Или освободи от страданий, скинув на металлолом».
Я оставил велик у начала пляжа, подойдя ближе к берегу.
Вода, казавшаяся мне привезённой прямиком из Индийского океана, топила в себе миллионы разорванных пакетов и пластиковых бутылок. Люди просто не могли пересилить себя дойдя до мусорника. Озеро было полностью покрыто зелёной тиной, делая воду внутри себя непроглядной пучиной. Я никогда не заходил в неё, ощущая свою форменную брезгливость, боясь что хотя бы маленькая капля попадёт на мою кожу. Тогда, влажное место начало бы жечь, будто от прикасания азотной кислоты.
Но во сне вода была чистейшей, прозрачной настолько, что с лёгкостью можно было рассмотреть белоснежное песчаное дно.
Я зашёл в неё по щиколотку, делая ещё один мелкий шаг. И ещё. Мне нравились эти чувства. Вода в озере была густой и тёплой, как парное молоко.
Я хотел погрузится в неё полностью, опуская руки всё ниже и ниже. Она щекотала мою кожу. Каждая клетка наслаждалась, принимая тёплую ванну.
Опустив голову я взглянул на своё лицо. Я был идеален – чёрные точки и навязчивые красные прыщи остались там – в свете дня, полностью сойдя с лица при мраке ночи. Меня всегда передёргивало от осознания того что где-то под твоей кожей живёт своей жизнью мерзкий гной, образовывая упругие шишки на теле. Омерзительно чувствовать что какая-то инородная масса спокойно существует под тонким слоем кожи, норовя вырваться наружу.
Солнце освещало тонкое тело и резвые глаза. В его лучах, я, казалось, светился как новогодняя гирлянда.
Наслаждение. Тепло, покрывающие тело и приятные чувства. Вода, поглотившая в себя мои ноги и ласковое яркое солнце.
Как можно испытывать столь приятные эмоции во время сна?
Я обводил взглядом ровную, как плоское стекло, водную гладь. Сравнение со стеклом было неизбежно – словно зеркало, озеро отражало в себе желтоватые кустарники, вытоптанную траву и зелёные высокие камыши. Я видел в ней своё тело, будто в первый раз осматривая свои руки и стройный торс, острый крупный нос и торчащие в разные стороны чёрные волосы.
Я вздрогнул, даже во сне почувствовав как левая нога согнулась в колене.
Прищурившись, в отбивающем лучи солнца зеркале я увидел расплывшиеся в улыбке морщинистое лицо. Безумные быстрые глаза, будто спеша, ходили по моему отражению и нависшими над озером деревьями.
Я сделал шаг назад, быстро обернувшись уперевшись носом в незнакомого мужчину.
Неприятная физиономия, от которой к моему телу возвращался уже ставший привычным озноб.
Лоб, напоминавший мятую рубашку из-за своих нависших одна на другой морщин. Колкие глаза, будто впивающиеся в кожу с каждым взглядом. В них будто-бы происходила буря, полностью не соответствовав с довольной широкой улыбкой. Гнусной и мерзопакостной улыбкой.
– Кто вы? – дрожащим голосом спросил я, перемешивая ступнёй тёплую воду под ногами.
– Он рядом – на вид, мужчине было лет пятьдесят. Типичный представитель замкнутых в себе отшельников, теснящихся в однокомнатной квартире с матерью. После своей первой фразы, произнесённой низким голосом поедающим гласные звуки как горячие пирожки, незнакомец показал гнилые зубы, похожие на недоеденные куски молочного шоколада – Он близко. Ещё ближе, даже чем ты себе можешь представить.
– Кто близко? – недоверчиво переспросил я, удивляясь самому себе. Я не стал отходить, крича «Вы мне не приятны» или «Ваши зубы похожи на куски навоза». Я застыл, заглядывая в взволнованные глаза. За своей спиной незнакомец что-то держал, но я не смог рассмотреть что именно.
– Конец. Конец близко.
– Чей конец?
– Твой – улыбка не сошла с его лица – Твой конец стоит рядом с тобой, дыша в спину – не во сне я бы рассмеялся от столь двусмысленной фразы – Зря ты приехал сюда. Тебе стоило закрасить это место на карте чёрным маркером, объезжая десятой дорогой. Всему человечеству стоило так сделать.
Я молчал, смотря на незнакомца.
– Ты хочешь увидеть свой конец? – рубрика «я бы рассмеялся, случись бы это в реальной жизни», дубль два. «Нет, я не хочу увидеть свой конец» – сказал бы я, но сейчас лишь скромно промолчал.
Ивы, склонившиеся над озером опуская свои ветки в воду заволновались. Подул тёплый ветер.
– Пойдём за мной – лысый незнакомей зашагал к желтеющим низким терновникам, недоверчиво посматривая назад.
Я послушно зашагал за ним, не узнавая самого себя, того предусмотрительного скептичного парня, вычитывавшего книги про маньяков с пяти лет.
Идя по песку я уверенно спросил у вставшего ко мне спиной мужчины:
– Кто вы?
– Можешь называть меня своим другом из лесополосы.
– Почему вы решили что стали другом для меня?
– Ведь только друг может заботливо показать тебе твой финал, верно? – я ничего не ответил, лишь следовал за ним – Только друзья способны так сделать: я покажу тебе окончание твоей жизни, не попросив ничего взамен.
Гладкими сморщенными руками незнакомей раздвинул жёсткие кусты, ожидая меня.
За ними царил непроглядный мрак. Я не видел ничего вокруг себя, думая что сон наконец закончился.
Сквозь нависшие над нами плотные жёсткие ветки пробился яркий луч солнца. Он светил прямиком на нас.
Мой взгляд стоял на бледной коже незнакомца, которая также начала переливаться яркими блёстками.
Может быть все в этом сне, как вампиры в «Сумерках», начинали светиться от малейшего попадания солнца на кожу.
– Смотри – сухо выдал незнакомец, растянув улыбку ещё шире.
Повернув голову, я глубоко вздохнул уловив ужасный выедающий глаза аромат.
Луч осветил высокие горы из человеческих тел, с которых ручьями вытекала кровь.
Присмотревшись получше, можно было заметить, что все тела – дети. Девчонки в инфантильных розовых платьях. Мальчики в старомодных узких джинсах и бейсболках с широким козырьком. Гёрл-скауты, с нацепленными на пояс броскими значками.
Все они были мертвы: с невинных не созревших тел текла кровь прямо к моим ногам.
– Шестьдесят четыре жертвы – рассмеялся незнакомец – По ребёнку на клетку шахматной доски.
Я вскрикнул, понимая что звук не вырвался из моих приоткрытых уст сквозь сон.
Отходя назад, я продолжал кричать слыша свой низкий голос.
– Добро пожаловать домой, Влад – нараспев крикнул мужчина, достав из-за спины зеленоватую розочку от разбитой бутылки.
Замахнувшись, он ударил меня прямо в живот. Опустив глаза, я наблюдал как грязные осколки проседают в моём теле всё глубже и глубже. Как из-под них струиться густая кровь. Как мои губы медленно окрашиваются в багровый, и как из рта начинает течь холодная жидкость.
Раздался смех. Безумный неприятный хохот, звучавший в моих ушах даже после того, как я открыл глаза спрыгнув с кровати.
Я не кричал характерно для себя. По телу туда-сюда ходил неприятных озноб. Руки дрожали.
Выглянув в окно и посмотрев на почти полную луну, я кинулся прочь из комнаты, погружённую в мрак, как из самого страшного места на планете.
Сбежав вниз по лестнице я не раз спотыкнулся, продолжая бежать во мраке.
Заснул я где-то к четырём часа утра, если верить настольным электронным часам. В этом мне помог ночной эфир детского канала, который я включил в надежде поймать волну позитива.
Там шёл черно-белый ретро мультик про Микки Мауса, в котором он из всех сил старался понравится Минни, явно флиртующей с ним. Возможно, для детей двадцатого века поколения «бейби-бума» эти намеки были не совсем ясны.
Диван оказался вполне мягким, чтобы за считанные секунды закрыть глаза и заснуть.
Глава 7 #городакоторыхнет
– Вам прийдётся разделиться по парам, – белокурая учительница географии неторопливо прохаживалась между рядами парт, мимолётно осматривая учеников. Раз за разом она подправляла высокий воротник строгой белой рубашки. Консервативные рубашки от Ральфа Лоурена, скорее всего, были её увлечением и каждодневной формой. Синие, голубые, красные и чёрные.
Я хватался за голову, в надежде не заснуть во время окончания первой недели в новой школе. Казалось, если я ещё раз моргну то засну прямо на парте.
В шесть утра меня разбудил отец, начавший собираться на работу, хлопая дверцами шкафчиков на кухне.
– Как ты оказался спящим на диване в зале?– спросил он, увидя как я нехотя продирал глаза – Опять ходил во сне?
– Долгая история – сухо ответил я, закрыв глаза в надежде вновь заснуть.
Не вышло.
Коммуникабельность – черта, которая явно отсутствовала у сонного Влада. У сонного Влада вообще отсутствовали любые качества характерные бодрому Владу.
Меньше всего мне хотелось знакомится с новыми людьми, вырезая флаг какой-нибудь Мьянмы из цветного картона.
Я бы сам на тяп-ляп нарисовал низеньких азиатов, засыпав это всё липкими канцелярскими блёстками. И плевать на кол – главное быстрее дайте домой и плюхнутся на кровать, моментально заснув.
Учительница посадила меня с девчонкой, лицо которой плотно прикрывали каштановые волосы. Она склонялась над толстым скетчбуком, выводя линии на нём простым карандашом.
Достав мелкий огрызок бумаги, который лежал в старой плохо пахнущей шляпе, плывущей по рядам и рандомно дававшей задания каждой паре, я обнаружил что нам прийдётся создавать проект о Лаосе. Маленькая страна покрытая зелёными джунглями, вытянувшаяся как глист среди других азиатских стран.
Всё место на парте занял пустой ватман.
Девчонка продолжала увлечённо рисовать. Немного отклонившись, я рассмотрел чёрно-белый портрет Курта Кобейна. Весьма детальный и талантливый, кстати говоря. Каждая волосина, каждая колючка создающая щетину и каждая морщинка на губах– всё было прорисовано очень щепетильно.
Глаза Курта прикрывали объемные белые очки с тёмными стёклами, мода на которые нежданно вернулась в 2018-ом.
Наклонившись поближе к раскрытому блокноту я уловил запах волос соседки: приятный шампунь, доносившийся внутрь моего носа лёгкой кислинкой.
Осилив финальный штрих, девчонка подправила невероятной густоты волосы, откинув их назад и показав симпатичное лицо. Огромнейшие голубые глаза с интересом взглянули на меня, будто не замечали ранее подсевшего одноклассника.
– Я Влад – улыбнулся я глупой улыбкой, похожей со стороны на оскал злой собаки – Любишь Нирвану?
– Я Ева – едва она приоткрыла губы, как я сразу рассмотрел белоснежные выстроенные в ряд зубы – Обожаю Нирвану.
Ева провела кончиком языка по высушенной верхней губе.
– Я тоже обожаю Нирвану.
– Серьёзно? Может быть хоть в этот раз мне повезёт с партнёром – она женственно хмыкнула, ещё раз подправив густые волосы – И какая у тебя любимая песня? Только не говори что «Smells like teen spirit» – как же я «обожаю» людей, слушавших лишь одну их песню и называющими себя фанатами.
Огромные живые глаза проницательно старались заглянуть, прямо таки, внутрь меня.
«Девчонка-контраст» – подумал я про себя, осматривая бледную кожу, не соответствовавшую с насыщенностью глаз. Она была почти прозрачная – такая белокожая, что её тело отбивало в себе залетающий в кабинет солнечный свет.
– Я с десяти лет обожаю «Lithium”.
– Ты сейчас серьёзно? – контрастная ухмылка переросла в широкую улыбку – У них – это моя любимая песня. В девять лет, когда я нашла в нашем гараже пластинку «Nevermind”, сразу же влюбилась в «Lithium»! До сих пор я храню пластинку у себя в комнате, на самом видном месте. Наверное, со стороны я выгляжу как зануда хранящая старый винил. Но по-моему это намного атмосфернее, чем слушать в «Spotify» трек за треком. Слушать Нирвану в наушниках – это как жить без ноги.
Я хмыкнул ещё раз. Моя улыбка в очередной раз казалась глупой. Всё во мне, рядом с ней, казалось таким нелепым.
Её смех был так привлекателен, заполнял собой весь кабинет. Договорив фразу, она сама рассмеялась привлекая внимание учительницы.
Ева была чертовски привлекательна. Солнце, проникавшее в кабинет через большое окно до потолка изменяло цвет её волос как хамелеон меняет цвет кожи. При свете дня она казалась блондинкой, но как только яркое солнце закрывала массивная туча волосы моментально чернели. Какая-то магия.
Глубокие глаза также нельзя было вписать в какие-то рамки. Прозрачно-голубой цвет, переходящий в изумрудный ближе к тёмному круглому зрачку.
Её глаза ходили по мне, от волос и до носа. Под ними нависали тёмные синяки, будто бы Ева не спала последние три дня. Эта черта придавала голубому цвету её глаз ещё большей голубизны.
Во время ненавязчивого смеха я уловил её запах. Я глубоко вдохнул аромат, вышедший из её рта.
Кисловатый бабльгам смешанный с крепким ополаскивателем вроде «Листерина».
Это нормально, что мне хотелось вдыхать запах ротовой полости человека, с которым я познакомился три минуты назад ?
Она не скрывая интереса осматривала меня секунд тридцать, затем негромко хмыкнув развернулась к своему рисунку. Утончённой ладонью она ещё раз провела по свисающим вниз волосам.
Она водила карандашом по белоснежной бумаге, периодически бросая быстрые взгляды в мою сторону.
Словив себя на мысли что я постоянно пытаюсь придвинуться ближе к новой соседке, ёрзая по жёсткому стулу, я понял, что нужно продолжать разговор. Она притягивала меня как Земля Луну, разве можно отпустить девушку с таким притяжением?
– У тебя хорошо получается – улыбнулся я, провожая крупные голубые глаза, поднявшиеся на меня.
– Что получается?
– Рисовать. Я имел ввиду рисовать.
– Влад, давай без лести. Из меня посредственный художник, криво рисующий карандашом серое уродство в мятом скетчбуке.
– Нет, правда. Мне нравится. Я бы хотел посмотреть твои другие рисунки.
Вздохнув, Ева начала быстро листать страницы блокнота. Среди них мелькал силуэт Одри Хепберн, юного Леонардо Ди Каприо и Джанет Джексон.
– Что же я делаю? – разочаровано спросила Ева сама себя – Я ведь даже родной матери это не показываю.
– Значит, любишь рисовать звёзд?
– Звёзд. Вымышленных персонажей, но не своих, а тех, что уже придумали за меня. В девятом классе увлеклась киберпанком, переиграв во все игры «Deus Ex” и перечитав все книги Гибсона.
Я уверенно кивнул не зная фамилии.
– Ты рисуешь существующих людей и персонажей, придуманных другими. Ты никогда не пыталась изобразить… – я остановился, думая не сильно ли бестактен мой вопрос. Обрывок предложения повис в воздухе – … что-то своё?
Ева вздохнула в очередной раз. Уже сейчас можно было сформировать целый ряд её постоянных привычек: постоянное поглаживание своих же волос, быстрые многозначительные взгляды, которыми, она скорее всего, каждому хотела донести что-то. Она говорила одними лишь глазами, оставляя рот на замке.
Она была такая бледная, но такая живая. Слова выходили из неё каждую секунду, даже когда она сама, должно быть, этого не хотела.
– Не люблю рисовать своё. Даже, скорее всего, у меня просто это не получается. Образы, изредка всплывающие в моей голове сковывают меня. Я становлюсь заложницей, видя лишь отдельные их части, которые перенести на бумагу крайне тяжело. Я рисую лишь то, что вижу. Мои глаза более прямолинейные чем голова, знаешь ли.
Образы, всплывающие по частям – интересно…
– Я увлекаюсь культурой 90-х. Точнее, в этом скетчбуке, с редкими исключениями, всё что с ней связано. Я много чем увлекаюсь. Культовое кино, классические ужастики, Хичкок, Уорхол и Бёртон – Ева хлопнула скетчбуком, прислонив подбородок к ладони и взглянув на меня снизу вверх.
– Вау, я не могу выпустить из виду девчонку с одинаковыми интересами.
– Смотришь культовое кино?
Я кивнул.
– Тащишься от старых ужастиков, когда остальные друзья скептически посматривают на тебя и говорят «Какие устаревшие спецэффекты»?
Я кивнул два раза.
– Пересматривал «Психо» по пятому кругу?
Кивнул.
– «Птицы»?
Кивнул.
– «Головокружение»?
Кивнул.
– Если на чистоту, наши схожие интересы становятся странными. Ты случайно не маньяк, отслеживавший мою жизнь до того как подсел ко мне?
Я рассмеялся, продолжая быть полностью поглощённым взглядом новой соседки. Теперь я понимаю весь смысл этой ванильной фразы. Хрустальные, как сервиз царской семьи в «Эрмитаже». Глубокие, как Мариинская впадина. Они гипнотизировали меня, заставляя смотреть лишь на них, улавливать каждое движение и многозначительный взгляд, ведь каждый взгляд Евы был коротким предложением.
Чувство, будто в тот момент я был шифровальщиком со стажем, пытающимся разгадать запутанный код.
– Мальчишка, любящий культовое кино. Смотри, как бы тебя за такое не отлупили наши «адидасы».
Я промолчал о том что уже пережил болезненный удар в живот от одного из них.
«Адидасы», «адидасы»… Её голос прозвучал эхом в моих ушах, выведя перед глазами образ рыжего парня. Безумный резвый взгляд, широкая ухмылка. За секунды он взлетел в воздух.
Чёткие тени часто проходили мимо моих глаз, растворяясь по щелчку пальцев.
«Щёлк!» – и я вижу перед собой лишь огромные глаза.
– Не любящий, а обожающий. Могу наизусть «Донни Дарко» процитировать.
– «И мне кажется весёлым и одновременно грустным, что сны, в которых я умираю– лучшие что у меня есть» – Ева процитировала строчки песни-саундтрека «Mad world”
– Безумный мир… – мы всматривались в глаза друг друга и молчали. Губы слиплись, не давая словам проникать наружу. Они сейчас не нужны были. Я чувствовал её энергию всем телом, она летала тут везде. Её волосы падали на бледное лицо, а глаза ходили по мне.
Мы чувствовали друг друга. Я словно дотрагивался, прикасался к её волосам и мягкой коже просто смотря ей в глаза.
Она провела языком по верхней губе в очередной раз. Ещё одна привычка.
Сейчас говорили лишь наши глаза. Они без умолку общались, рассказывая друг другу сухие факты. Мы узнали друг о друге всё, за те минуты проведённые вместе.
– Это саундтрек, не считается – прервала неловкое молчание Ева, отклонившись на спинке стула и зажав между пальцем карандаш.
На столе перед ней одиноко лежал лишь блокнот и простой карандаш. И всё, ей этого хватало для погружения с головой в свой внутренний мир.
Хочу узнать его. Хочу побывать в нём, ну, во внутреннем мире. Может быть, прозвучало вульгарно. Но я чувствовал что за своим выразительным холодным лицом эта девчонка хранит целые города, созданные головой скрываемой густыми волосами.
Её волосы… Они так приятно пахнут.
Города которых нет. Они существуют в её голове, смотря на окружающий мир через прозрачные глаза.
Пару реплик, всего несколько слов хватило чтоб с уверенностью заявить: МНЕ НРАВИТСЯ СИДЯЩАЯ ПЕРЕДО МНОЙ ДЕВОЧКА. Она грубо вытеснила одним лишь своим присутствием дикие мысли, воспоминания об алой крови и ушедших из жизни.
Она занимала всё пространство внутри моей черепной коробки словно неизлечимая психическая болезнь, которую не в силах убрать даже лоботомия.
Или это первое, обманчивое впечатление?
Мне нужна она. Мне нужно узнать лучше сидевшего рядом со мной человека, чьё холодное дыхание щекотало лицо в мгновение ока покрывшееся румянцем.
Как понять её внезапные чары?
Никак. Я не хочу ничего понимать.
– Ну что, приступим к Лаосу? – Ева расплылась в улыбке, словив мой застывший вдумчивый взгляд.
Я потянулся за красным маркером, одновременно выводя объемную тучку синим. Всё шло как надо. Наш проект, даже на стадии зародыша, казался прекрасным. Скорее, благодаря Еве: свесив волосы на тонкий ватман, она увлечённо выводила своим карандашом прозрачные наброски.
Я, держа смартфон, надиктовывал ей информацию про маленькую азиатскую страну, создавая предложения по слову из десятков сайтов. Я чувствовал себя мартышкой, высматривающей мелких блох среди шерсти сына.
Ева аккуратно выводила каждое словечко, скрепившееся тонкими линиями между собой в ряд. Её почерку позавидовал бы любой китайский каллиграф. Идеальные буковки, появлявшиеся внутри нарисованного облака как стройные модели на подиуме.
Утончённые округлости и вычурные завитушки создавали из сухих фактов произведения искусства.
– Столица Вье… что? – переспросила она
– Вьентьян – обрезал я, взглянув на страницу «Википедии».
Ева потянулась к розовому цветовыделителю, в то время как моя рука скользила по лежащим в пластиковой упаковке фломастерам.
На секунды, наши руки сошлись. Её ладонь ласково прикоснулась к моей. Я почувствовал холод её кожи. Она была, прямо-таки, ледяная, но в тот же момент я чувствовал её огонь, горящий внутри.
От быстрого прикасания я почувствовал удовольствие всем телом. Оно прозвучало внутри меня, давая приятному чувству ходить под кожей до конца урока.
Её прикасание сродни удара током. Сродни яркой вспышкой молнии, на считанные секунды попавшей в меня.
– Давай закончим у меня дома – дождавшись окончания громкого звонка предложил я, наблюдая за резко вставшей соседкой, схватившей блокнот под подмышку собираясь уйти. Как бы я не хотел чтоб она уходила. Как бы я хотел чтобы она оглянулась, решив сесть рядом со мной и ещё раз наградить своим прикасанием. Может я фетишист? Помешался на мимолётном контакте с почти незнакомой девчонкой?
– У тебя дома? – недолго думая, Ева ответила пожав плечами – Сойдёт. Когда?
– Завтра – это слово вылетело само собой. Я не успел даже задуматься, выпустив его из своих уст.
– Договорились.
«Договорились» – после этого слова стрелки часов замедлились. Время будто специально тянулось, оттягивая многообещающее «завтра». То самое «завтра», когда я увижу её вновь.
Ева – кто же ты такая? Почему я не могу остановиться думать о тебе?
Вы читали «Я, мои друзья и героин»? Самокопания реальной наркоманки, живущей в Берлине. Может быть вы смотрели экранизацию – «Дети со станции Зоо»? Или британский фильм «На игле»?
Кхм-кхм. К чему это я.
Если забить в поисковую строку Гугла простое слово из пяти букв «СКВОТ», то вам сразу же покажут мрачные картинки с обрисованными граффити стенами и укуренными подростками на их фоне, лежащими в собственной блевотине.
Чем-то напоминает ту самую станцию «Зоо», не так ли?
Как можно одеваться в сквот? «Заброшенные здания, становящиеся пристанищем для творческой молодёжи» – спасибо Википедия! Главное слово тут – творческой. Творческая молодёжь должна одеваться креативно. Я должен выглядеть креативно, чтоб не сильно выделяться на фоне тусовки.
Может быть я сильно нервничаю?
Я раскрыл забитый доверху скомканной одеждой шкаф, дав вывалиться на пол старому шерстяному свитеру. Креатива в моём гардеробе много не было, самая неординарная вещь – пахнущая зубной пастой пижама с кенгуру в боксёрских перчатках, или домашняя футболка с надписью «Убивай добротой», служившая мерчем к туру Селены Гомес три года назад.
Не густо.
Обычные простые джинсы и красная клечатая рубашка – сойдёт.
Одевшись я взглянул на себя в зеркало. Сзади меня, на письменном столе горел MAC, с включённым на нём фильмом «На игле». Успел я посмотреть лишь сорок минут.
Это нормально, что перед ночной вечеринкой меня так потянуло на фильмы о наркоманах?
Самое странное, что я не уловил весьма простой сюжет фильма. Набор кадров мелькал мимо моих глаз, в то время как в голове звучало лишь одно: бархатный нежный голос. Ева, Ева… ЕВА. Мне так нравится это имя, три буквы дающие в тандеме настоящую женственность.
Имя первой женщины (по Библии, ведь если опереться на науку первым существом женского пола была мартышка Люси).
Я застыл смотря на себя в зеркале. Ни то чтобы на себя, я видел в нём её огромные глаза, огромные глаза скрывающие за собой целый мир.
И как от них оторваться, даже когда под окна твоего дома подъехал брат на своей машине, начав сигналить как не в себя.
Би-бииии…!
Я видел её каждую секунду с тех пор как вышел с уроков, она была просто…
Би-бииии…!
… идеальной, и я не узнавал себя, ведь как можно…
Би-биииииии…!
Блин, пора выходить.
Подойдя к двери и опустив ладонь на холодную ручку, я сразу же встретился носом со своей мамой.
Любящий взгляд. Искренняя улыбка, нежданно появившаяся на её лице. В этом вся она.
Холодная и колкая на язычок красотка, становящаяся другой, стоило лишь перешагнуть порог моей комнаты.
Иногда, в спорах с другими напыщенными псевдо-подругами, её острым фразам и панчам позавидовал бы любой дисс именитого рэпера.
Моя комната заполнилась приятным ароматом её духов. «Black Opium”– я хорошо различал духи.
– Влад, я хочу с тобой поговорить – тихо произнесла она, идя по направлению к моей кровати.
– Мам, я спешу на вечеринку, давай в другой раз, о’кей? – я уже был одной ногой на выходе. Мама не спеша присела на край кровати, закинув ногу на ногу и обхватив их руками.
– Не спеши – обрезала она, взглянув на работающий ноутбук – Это что, «На игле»?
Я кивнул, послушно подойдя к ней и присев рядом.
Может быть это странно – понимать девушку, родившую тебя на свет, с полуслова. Это не по канону: обсуждать с матерью фильмы, любимые книги, делится найденными цитатами и смеяться над шутками. Но мы были другими – настоящий тандем матери и сына. Тесный симбиоз, удивлявший других своей искренностью.
Я ничего не скрывал от неё (признаться честно, скрывать нечего), она всегда была честна со мной.
Нашу связь я ощущал с рождения.
Опустив глаза, она грустно вымолвила:
– Я так волнуюсь за то, что тут происходит. Погиб твой сверстник, и это ужасно.
– Его убили – подправил я.
– Да, извини. Я понимаю как тебе страшно: ты был там, видел всё своими глазами. Обычно, в таких условиях подростки склонны закрываться от окружающего мира.
– Ты это подсмотрела в программе «Здоровье»?
– Я заметила, что ты отдаляешься от меня. С каждым новым днём наша связь будто ослабевает – голос мамы погрустнел – Чёрт, меня это просто выводит.
– Мам, я просто…
– Нет, не подумай. Я не собираюсь влазить в твоё личное пространство. Ты подросток, тебе хочется…
– О нет.
Мама выдержала паузу.
– … Я думаю ты знаешь чего тебе хочется. Я хотела послабить соединяющую нас пуповину, но не срезать её острыми ножницами, вот так – «Чирк!»
Мама резко соединила указательный и средний пальцы, изображая ножницы.
– Интересная метафора – кивнул я, слегка наморщившись.
– Мы же с тобой связаны, понимаешь? Я всегда ощущаю когда в твоей жизни что-то не то. Сейчас именно то чувство. Ты встревожен. Твою голову будто вечно что-то занимает. Я вижу это.
Я попытался выдавить из себя максимально искреннюю улыбку, получился жуткий собачий оскал:
– Мам, новый город. Новые люди. Новые проблемы и ля-ля-тополя – я остановился. «Ля-ля-тополя»? Что-то новенькое – Как только я освоюсь, всё станет как…
Би-бииии…!
– … как прежде…
Андрей продолжал сигналить. Его перламутровый БМВ цвета морской жемчужины издавал ужасно громкие звуки.
– Обещаю – улыбнулся я, взглянув в мамины глаза.
– Иди – Мама улыбнулась в ответ, показав белоснежную улыбку – Хорошо повеселитесь.
– Эй! А где же «возвращайся не раньше одиннадцати» и прочая родительская нудотень? – рассмеялся я, взяв телефон собираясь выйти.
– Ах да, чуть не забыла. Как там говорят? Возвращайся не раньше… Хм… – смеясь, мама показательно продолжительно задумалась – Какое бы время назначить, чтоб показать сыну всю свою строгость? Одиннадцать?
– Ну, это рано.
– Два часа ночи?
– Тогда лучше совсем не назначать.
– Да пошло оно всё, ты с братом, буду рассчитывать на ответственность Андрея.
