Buch lesen: «Сборник произведений участников фестиваля «Аэлита», посвященного Иннокентию Анненскому и Жюлю Верну – «Аэлита». Часть 2», Seite 2

Мерзлов Анатолий

Мерзлов Анатолий Александрович.

Бессистемно пишу давно – со школьной скамьи. Детство и отрочество, проведенные в субтропической зоне Советского Союза, оставили много интересных и незабываемых впечатлений. Окончил мореходное училище. Писал в должности судового механика дальнего плавания, писал, где позволяло время и впечатления. Писал в воюющем Вьетнаме, в блокадной Кубе, в Арктике, в Антарктике, в тяжелых длинных переходах в тропиках и в коротких пробегах на Европу – везде, где возбуждался неведомым. С 2007 году в издательстве «Советская Кубань» вышли самые дорогие мне книги: «Платановая аллея», «Здравствуй, Геленджик», «На пути в никуда», «Счастливчик», «35-й день осени», «Код доступности» и др. В поиске совершенства вступил в ИСП. Здесь, в серии «Современники и классики», вышел сборник рассказов и повестей «России ивовая ржавь». В Альманахе «Российский колокол» печатается подборка рассказов. В стадии издания роман «Русское счастье». Морально созрел для издания повести «Знакомьтесь, я – русский». Дипломант конкурсов им. А. Толстого, А. Куприна, «Ялос-2017». Номинант престижных литературных конкурсов им. И. Бунина, «Ясная поляна», НОС и др. А в душе еще так много невысказанного, и, надеюсь, необходимого для будущих поколений.

…Ностальгия, или необъявленный визит

Небывалый случай произошел со мной тем буйным на аномалии летом 19…года.

Ранним утром, еще роса обильно мочила ноги, я приближался к седловине перевала, слегка отдаляясь по склону, стараясь тем самым уменьшить крутизну подъема. В эту пору на такой высоте хочется дышать и жить вдвойне: каждый кустик и даже чахлая, чудом выжившая последней суровой зимой молодая поросль можжевельника, таили в себе незатейливого певуна – трели раздавались то тут, то там, обрываясь при приближении и усиливаясь сзади. Чувство объемности и значительности переполняло меня. Кристальной чистоты воздуха, пропитанного густым ароматом чабреца, хотелось вобрать без меры больше и взлететь, и примерить себя к седловине хребта, летящего высоко впереди в облаках.

Подъем затруднился вспаханной террасой с едва пробившимися крошечными сосенками. Местами вывернутые валуны мешали размеренному движению. В надежде выбрать удобный путь, пробовал карабкаться круче – дыхание сбивалось – приходилось останавливаться. От дополнительной порции пересыщенного воздуха кружилась голова. В том состоянии ты казался сам себе планетой – частицей огромной вращающейся вселенной.

Одурманенная ароматами голова с трудом анализировала, но что-то подобное вопрошало в ней:

«Как идти дальше? В сторону – получится большая петля. Вперед – там несколько расщелин – между глыб валунов виден узкий просвет».

Решительность рождается мгновением. Делаю в том направлении шаг, и… как раз туда же, из зарослей приземистого терновника в хитросплетении засеменившегося разнотравья, выщемилось жутких размеров чудовище…

Тело огромного гада протиснулось в просвет, оставляя клочки медно-желтой лакированной кожи на колючем стволе перегородившего его мордовника. От неожиданности сердце расперло грудь, беспорядочно теряясь в конечностях. После передышки невольно изменил маршрут, минуя стороной подозрительные участки.

Окружающая красота, тем не менее, довлеющая над свалившимся из пустоты ощущением, не давала уединиться в себе. В шаговой доступности разыгралась в брачном круговороте пара трясогузок. В движении превратившись в единый желтый пунктир, она восстанавливала принадлежность первенства. Где-то совсем рядом затянул песню жаворонок. И даже в этом знакомом, родном звучании слышалось что-то недочувствованное, недосказанное, а, в общем, что-то ужасно тоскливое.

…В сознании всплыла школа. У соседки по парте Вали Савченко умерла мама – весь класс ходил ее поддержать. Новым случаем в тебя внедрялось похожее дикое чувство собственного бессилия и безысходности.

Дул легкий восточный ветерок – предвестник в этих местах ясной погоды. Обилие росы говорило о том же. Сеянцы сосенок здесь не прижились – движение без предосторожностей пошло намного быстрей. Незаметно террасы перешли в сплошной дерновой покров – зашагалось еще свободнее. Поляна в будыльях созревающего шалфея и островками «веселой» материнки, парящий наравне с тобой жаворонок, разрезаемые седловиной клочья облаков, вернули мысли в умиротворенное русло. До судороги захотелось не просто взять, и не в некое временное пользование – захотелось отобрать все новообретения в пользование вечное, с непременным включением в него невидимого, но обволакивающего тебя целебного озона. И я, с жадностью обделенного чистотой человека, вдыхал воздух как можно глубже, заполняя тело расточительной благостью. Густо разбавленная дурманящим ароматом созревающих трав, она пронизывала все твое существо до малейшей поры.

Забегая вперед, хочу застолбить новое «месторождение» – новое для себя правило: «Только прошлое в состоянии распознать истинную суть настоящего». Все произошедшее затем перевернуло все прошлые представления о мироздании, и знания, полученные доселе, показались жалкой лженаучной эйфорией.

«В тебе больше места для восторга, для тревоги – меньше для потребительской сущности! Наверное, поэтому изо дня в день хочется все больше не обыденно существовать в упрощенных возможностях мышления, хочется не просто дышать и жить – ты готов полноценно преобладать стремлением к философскому мироощущению. И чувствовать… более, чем всякий другой, упокоившийся вчерашним удовлетворением. Ты хочешь не просто дышать, бесполезно нарушая красоту альпийского луга. В росистом следе полегшего разноцветья ты видишь единственный путь в эфемерный пока мир неизведанного… Неизведанное!!! Его так бесконечно много!»

Горбинка склона постепенно перешла к седловине. Такая уютная издалека, с видом от подошвы, но такая неудобная вблизи. Представилось, как воссесть на ней: все равно, что на раскроенной тобой в далеком детстве половинчатой лошадке из папье-маше.

С неудобья тянуло сырым лесом и запахом личинки жука-хрущака.

Выбрал путь на восток, навстречу ветру. Иногда воздух заметно увлажнялся – сквозь тебя плыли облака – они несли в себе чужую память. Мгновениями в них ощущались восточные ароматы старого Стамбула…

Словно зеркальным зайчиком резануло по глазам – раз, другой – сильнее. Внезапно все вокруг засверкало в капельках росы мириадами радуг – это мощно и властно вставало светило. В миг ослепления что-то пронзительное просвистело сверху – над головой появился пурпурно-огненный ореол. В мгновение озарения я принял его за состояние зрительной галлюцинации, но солнце поднималось выше, а ореол недвижно стоял – он возвращал зловещую составляющую пути. Появился звук, похожий на нудящий зуммер. Откуда ни возьмись, тело начал окутывать тягучий медузообразный язык – звук пропал. Плавно обвивая, не касаясь, но дыша теплом, как при открытом капоте работающего двигателя, язык в мгновение вернул недавно пережитое состояние мышечной скованности. Но в голове проснулся не обычный в таких случаях страх – в ней созрела несовместимая абсурдность:

– Росистое, прекрасное до умопомрачения утро и это – необъяснимое что-то, так не похожее на «Конец»?!

Меня смерчем тянуло вверх, ввинчивая по спирали, медленно, плавно – сопротивляться этому не было никакого желания. Скованность, внутренний озноб и затаившаяся в солнечном сплетении неопределенность, угнетали волю. Движение, а скорее парение в воздушном пространстве, казалось бесконечным. Независимо от тебя тело сгруппировалось, как для прыжка головой в воду – в конце ускорилось, плюхнувшись на пружинящее облако-покрывало. Звенящая тишина усиливала в ушах отрывистый шум выталкиваемой сердцем крови. Обычно экстрим добавляет адреналина в кровь, а тут, все нарастающий покой. В ответ на «Конец», имеющий приятное «Начало», невидимый задушевный голос под сопровождение серебряного перелива гитары запел:

 
…Я, думаю, вечно, ребята, живем.
Не больничным от вас ухожу я, друзья, коридором.
Ухожу я, товарищи, сказочным Млечным Путем.
 

Сколько пролежал так в полном покое – я сказать не осмелюсь – это мгновение, и это вечность. Открывающаяся над головой бирюзовая сфера не была картиной – она жила: волны воздуха переносили многочисленные парашютики семян, в невидимом присутствии заходились в перекличке певчие птицы. Легкие, не однородные оттенки бирюзовой сферы плыли в невидимых потоках.

О чем я подумал, концентрируя на них свой взгляд, не вспомню, но на сфере, как на экране, замелькало, и я ошалел: передо мной мое прошлое…

…Берег моря – рядом здание и КПП у входа в мореходку, где я когда-то учился. Видение настолько реальное, что возникла сиюминутная попытка сделать туда шаг. Изображение висело в полной тишине, но стоило только подумать об этом – картина ожила шумом прибоя, и ломающийся басок, усиленный громкоговорителем, отчеканил:

«Курсанту 3Б СМО Мерзлову прибыть на военный цикл».

Я с надеждой потрогал свои мышцы. Нет, не помолодел, я здесь и сейчас – это лишь видео из прошлого. Эх, двум смертям не бывать! А если поупражняться?

…Вот я с отцом в кабине грузовой машины у него на коленях: рука теребит звездочки его погон (он действительно брал меня иногда за материально-техническим снабжением) – рядом, пахнущий бензином шофер-солдат. Даже запах авиаторской куртки отца, смеси кожи и ГСМ, всплыл отчетливо.

…А вот поздний пейзаж: я у него, уже на «гражданке», в отпуске на Буковине на озере под Берхометом, позирую шутовски перед Шуркиным ФЭДом.

…И эротика, скорее пора первой влюбленности: несмелые поцелуи, самозабвенные ласки до рассвета. Первая близость с женщиной: случилась она поэтично, в весеннем саду под обильно цветущей вишней. Я целовал ее волосы, украшенные множеством осыпающихся лепестков. Тогда мне эта женщина виделась образцом. Очень долго после того урока примерял всех близких женщин под желанный символ. Ее плывущий образ долго не сходил с волнообразной поверхности.

Тишину нарушил громкий щелчок электрического разряда – изображение исчезло. Усилие воли было бессильно помочь.

Следом появился музыкальный фон – легкий объемный звук. Кларнет виртуозно выдавал соло «Маленький цветок». Мелодия не давила, не мешала – она органично вплеталась в звуки зарождающегося дня.

Внезапным включением на сфере замерцала пронзительная точка и… передо мной на кончике хвоста встал гад, тот самый, что недавно шмыгнул в расщелину. Его кожа спереди назад начала разворачиваться, будто по ней полоснули острым клинком сверху донизу, наотмашь. Замерцали, проявляясь иссиня-синим, внутренности, на глазах обретая формы оголенного женского тела. В томной стыдобе, полусогнув колено одной ножки, тело принимало законченные материальные формы. И вот уже молодая женщина пытается закрыть большие белые груди, дрожжевым тестом просившиеся на волю между скрещенных рук. Слегка полнеющему животу придавали колорит круглые коленки, переходящие в припухлости в местах их касания… Вся она стала такая, до боли знакомая и желанная, – образ гада растворился бесследно. Женщина повернула голову, неестественно отвернутую до сих пор назад, – и я узнал ее… Сердце заколотилось безумно быстро, взахлеб. Воздушно приблизившись, она опустилась рядом. Обвивая мне шею руками, теплыми ласкающими пальцами коснулась груди. Все было именно так, как тогда, под цветущей вишней…

Молодой пыл не позволяет нам, впитывая, смаковать, мы спешим в «неведомое никуда», и только более зрелыми ценим драгоценные капли того жизненного нектара.

…И я был с ней еще раз через десятки лет безвременья. Я целовал ее от кончика по-младенчески пухленькой пяточки до запретных границ гениталий, от бугорков каждого позвонка шелковистой спины, до сосочков-шариков вырвавшейся на свободу участливой груди, от подрагивающих папирусных век, до неугомонных вихорков упавших на умный лоб русых волос.

Меня осенило: вот то, что терзало все эти годы мой воспаленный мозг. Я, совсем как когда-то, поспешил раствориться в ней и с ней!

…И было росистое утро. Из ущелья наносило смрадный запах потревоженной кем-то личинки жука-хрущака. А я, опустошенный, сидел на краю обрыва. Невдалеке, на одиноком колючем стержне мордовника, на свежем восточном ветерке полоскался медно-желтый обрывок кожи пресмыкающегося. Я с нежностью снял его, положил ближе к груди, и зашагал прочь с одной единственной мыслью: прийти сюда опять и улететь навсегда в свое неведомое «далеко»…

Муляр Карина

Карина Муляр. Литературный псевдоним Масюта.

Я живу в Израиле. Пишу короткие рассказы. Окончила Академию Искусств.

Гостья из прошлого

Четвертое измерение побеждало. Гипотеза о «растущей» Вселенной подтвердилась.

Появились весомые доказательства, которые были связаны с наличием гравитационных волн, никак не вписывающихся в трехмерную систему.

За пределами уже известного четвертого измерения лежало Поле Событий, в котором все явления происходили одновременно и независимо от физических координат таких, как время, расстояние, скорость или масса.

Каждый отдельно взятый момент времени никуда не исчезал. Это была самостоятельная реаль ность. Прошлое, настоящее и будущее слилось в единое целое.

Жизнь существовала на уровне мысли.

Тени разнополых и разновозрастных людей бесшумно скользили по пространству, общаясь друг с другом посредством телепатии.

Все эти люди когда-то жили в реальном трехмерном измерении и по приказу Времени покинули его каждый в назначенный ему срок.

Время собирало их два раза в год для того, чтобы желающие смогли через «кротовую нору» попасть в прошлое, а именно обратно в трехмерное измерение.

Желающих было много и Время установило четкую очередь. Приходилось ждать годами.

Представая перед тенями в образе ребенка, Время, в процессе разговора взрослело и постепенно старело.

К концу беседы – это был совсем древний старик.

Дождавшись своей очереди в замедленно текущем времени четвертого измерения тень Санд ры предстала перед Временем.

– «Ну что, дорогая?» – спросило Время, улыбаясь очаровательным малышом.

– Попытаемся еще раз вернуться в прошлое?

– Ты уверена, что сможешь там жить?

Ведь ты вернешься туда так, как будто отсутствовала всего двадцать пять лет.

Там все другое.

И вместо молодых людей, ты увидишь их изменившимися и постаревшими.

– «Я попробую» – мысленно ответила Санд ра, наблюдая за нескладным подростком в которого превратилось Время.

– Помни, что это твой последний шанс – сказало Время, приняв черты симпатичного молодого человека.

– Если у тебя опять не получится, ты распадешься на молекулы – продолжал уже мужчина в возрасте.

– Никто больше не сможет тебе помочь. Ты исчезнешь во Вселенной – прошамкал древний старик и махнул рукой давая понять, что разговор окончен.

Сандра отправилась к роботу, который должен был сопроводить ее до «кротовой норы».

«Кротовые норы» были объектами несколько напоминающими «черные дыры», но в виде воронок, по которым время текло вперед-назад.

По этим норам можно было свободно телепортироваться в другое измерение.

Движение по норам было быстрее скорости света.

Нора действовала, как линза, искривляя прое цируемые на нее излучения далеких звезд.

Яркость их свечения менялась, то усиливаясь, то слабея.

Сандра в сопровождении робота подошла к «кротовой норе» и мысленно попрощавшись с ним зашла внутрь воронки…

* * *

Где ты шляешься, идиотка! – раздался крик пьяного толстого мужчины, в котором Сандра с трудом узнала своего мужа.

– Я здесь. Я сейчас – тихо ответила она, удивляясь, что разговаривает, а не передает мысли.

Казалось, что никто не помнит того, как она много лет назад ушла из дома и потерялась.

Сандру нашли замерзшей в лесу.

Как выяснялось никто ничего не помнил. Все друзья и знакомые вели себя так, как будто много лет назад ничего не произошло.

Сандра вспомнила, что Время ее предупредило о том, что ей придется продолжать жить с повзрослевшими и постаревшими людьми, которые не будут помнить о ее исчезновении.

Поначалу все радовало. Запахи, вкусы, общение со старыми знакомыми, которые очень сильно изменились.

Сандра приглашала своих подруг на дискотеки, но они только усмехались, говоря, что староваты для таких развлечений.

Муж постоянно пил и ругался. Однажды даже замахнулся на Сандру, но передумав, брезгливо сказал: «Какая ты обрюзгшая и старая. Просто противно на тебя смотреть».

Так Сандра, словно очнувшись от какого-то сна, возвращалась в ту жизнь, которая прервалась много лет назад.

Глянув на себя в зеркало она попыталась сомк нуть руки на спине, как делала в молодости.

Тело отозвалось незнакомой болью.

Изо всех сил Сандра пыталась прижиться в этом мире.

Ее не понимали. Муж стал изменять с какой-то молодой наркоманкой. В доме был постоянный бардак. Попытки хоть как-то навести порядок и поговорить с мужем приводили к еще большим скандалам.

Подруги постепенно давали понять, что помочь ничем не могут, ссылаясь на свои проблемы.

Сандра чувствовала, как болит каждая косточка стареющего тела, которое она получила выйдя из «кротовой норы».

Так продолжалось в течении года.

Сандра одиноко ходила по улицам, улыбаясь прохожим. В ответ они шарахались от пожилой женщины или крутили пальцем у виска, намекая на проблемы с головой.

Сандра не могла смотреть на себя в зеркало.

Она четко вспомнила причину по которой много лет назад ушла из дома.

Тогда ее тоже предали близкие люди и смириться с этим она не смогла.

Сценарий повторялся.

Сандра чувствовала, как силы покидали ее стареющее тело, к которому она никак не могла привыкнуть.

Опять оставшись одна она решила уйти.

Вопрос был куда? Она хорошо помнила предупреждение Времени, что вернуться в четвертое измерение она уже не сможет, так как распадется на молекулы.

Поначалу был страх.

Не имея возможности рассказать правду о себе и с кем-то посоветоваться, Сандра приняла решение уйти.

В один из морозных зимних вечеров она пос мотрев на бездумно лежащего среди груды пустых бутылок собственного мужа, не говоря ни слова вышла на улицу.

Тело съежилось от холода.

Пытаясь согреться, Сандра пошла вперед, думая в какой стороне должна находиться «кротовая нора».

От мыслей ее отвлекло тихое жалобное поскуливание.

Остановившись Сандра увидела маленькую собачку, которая плакала от холода и безнадежности.

– «Иди ко мне, моя маленькая» – сказала Сандра.

Собачка, завиляв коротким хвостиком, приблизилась к ней, в глазах стояли крупные слезы.

Сандра взяла собачку на руки и продолжила идти в неизвестном направлении.

Стало совсем темно.

С неба посыпались крупные хлопья снега.

Устав, Сандра опустилась на землю и прижала к себе успокоившуюся собачку.

Они постепенно засыпали от холода.

Ровно в полночь робот, открывший «кротовую нору», увидел замерзшую Сандру, обнимавшую крошечную собачку.

– «Опять она со своими проблемами» – подумал робот и почувствовал, как какая-то мокрая жидкость покатилась из его глаз.

– Нужно посмотреть в поисковике, что означает эта жидкость.

Глянув еще раз на Сандру, он открыл поисковик. Ответ поразил его: «Жидкость, вырабатываемая каждым млекопитающимся, называется: слеза. Слезы снимают стресс и расслабляют эмоции». Робот в недоумении продолжал читать. «Люди плачут от боли, обиды, горя, радости, сочувствия. Причин умыть душу слезами предостаточно».

Закончив читать, робот нажал в поисковике то слово, которое постоянно употребляла Сандра: «Душа».

Ответ показался ему совсем непонятным: «Душа – сложное понятие из области философии, религии и психологии. Это внутреннее содержимое каждой личности. Без души человек – только телесная оболочка».

Закрыв поисковик, робот посмотрел вокруг и почувствовал жжение с левой стороны груди.

«Неужели именно так у людей болит сердце?» – подумал он исчезая в «кротовой норе»…

Никитина Татьяна

Никитина Татьяна Васильевна, родилась на Алтае. В 10-летнем возрасте переехала в Казахстан. По образованию педагог и журналист. Работала: учителем в средней школе, инспектором по искусству областного управления культуры, в обкоме комсомола (г. Целиноград), затем – в газетах (от районной до республиканской). 27 лет назад избрана президентом Творческого Объединения «Вдохновение». Успешно участвовала в Международных песенно-поэтических состязаниях. Сама организовывала подобные состязания. Издала 25 сборников стихов, в том числе в соавторстве с композиторами, 4 диска с песнями. Живёт в Астане.

Письмо от отца

 
Ношу в себе священные награды
За путь земной на рубеже веков.
Мы не расстались! Слышите! Неправда!
Я не исчез, я тут, недалеко.
Тревога тяжела и неподъёмна,
Она застряла в матрице земной.
И налегке, невидимый и скромный,
Поднялся я над прожитым домой.
Вернулась память, прежнее величье,
В кругу семьи – вселенское «плечо».
В моём любовью созданном обличье
Урок Земли вибрирует лучом.
Меня вы не узнаете до срока,
Завесы тень – уместности звено,
Но во Вселенной, от любви широкой,
Я неразлучен с вами всё равно.