Buch lesen: «Большое богатство»

Полли Хорват

Schriftart:

Polly Horvath

VERY RICH

First published by Holiday House Publishing, Inc., New York

* * *

Для Арни, Эмили, Эндрю, Зайды, Бонни и Милдред

Ошибка

У Руперта Брауна была большая семья. Они жили в не ахти каком маленьком доме на окраине Стилвилля, что в Огайо. У Руперта было так много братьев и сестёр, что он, казалось, жил в отдельном городе-государстве. Они расползались по всей мебели. Они вбегали и выбегали в двери и из дверей. Они были большие и мелкие, мальчики и девочки. Все были русые, востроносые, с высокими скулами и тонкими губами. И все ужасно худые.

Детей в семье Браунов было так много, что миссис Браун жаловалась, что не в состоянии упомнить всех по именам. Она частенько обращалась к ним «Эй, ты». У Руперта были братья и сёстры, с которыми он почти не разговаривал и едва знал. Внутри семьи существовало множество разных союзов, множество секретов, множество различных жизней. Теснота не то же, что близость. Иногда это просто скученность.

Руперту было десять лет, и он вращался среди семьи не замечаемый почти никем, кроме его любимой сестрёнки, шестилетней Элизы. Она, как и Руперт, была застенчивой тихоней и прилагала немало усилий, чтобы не путаться ни у кого под ногами.

За день до Рождества братья Руперта, подростки Джон и Дирк, заявились домой с кошкой. Они часто приносили домой краденых кошек, и никто даже не сомневался, откуда взялась эта. Быть может, они втайне мечтали о домашнем питомце и поэтому таскали чужих, хоть и говорили своей семье, что это просто забава.

– Поймать и отпустить. Это же как спортивная рыбалка, только с кошками, – объяснял Джон, демонстрируя матери последнее приобретение. Взгляд у него был тоскливый. Руперт подумал, уж не надеется ли он, что мать будет очарована этой кошкой и разрешит её оставить.

– Я же вам говорила – больше так не делать! – завопила миссис Браун, едва вернувшись домой со сталелитейного завода, где работала уборщицей.

Она метнулась через комнату, схватила кошку и, вышвырнув её на задний двор, захлопнула дверь.

Элиза обеспокоенно выглянула в окно.

– Кошка не шевелится, – шепнула она Руперту на ухо.

– Я проверю, – шепнул в ответ Руперт. Мать ушла на кухню, чтобы начать готовить жидкую овсянку: каша да всевозможные остатки еды с кухонь других людей, которые каждый день собирал отец, составляли их ежевечерний ужин.

Все ребята Браунов с матерью держались насторожённо. Иногда она могла вспылить. А иногда сажала кого-нибудь из малявок себе на колени и сидела в обнимку перед телевизором – и тогда казалось, что на самом-то деле она мягкая, ласковая и жизнерадостная. Но, не зная, какое обличье явит мать, дети на всякий случай держали ухо востро.

На улице было холодно. Руперт с опаской подошёл к кошке. А что, если она расшиблась? Что тогда с ней делать? Он знал, что мать не позволит держать дома ещё один голодный рот. И знал, что денег на ветеринара нет. Но он же не мог оставить кошку, которой больно, лежать вот так, верно? Неужели ему придётся собственноручно убить её, чтобы она не мучилась?! Но он не знал как. А если он выходит кошку, не подпуская к ней мать? Но если кошка померла, что тогда?

Он как раз подошёл поближе и увидел, что кошка ещё дышит, когда со стороны города подъехала полицейская машина и остановилась перед домом Браунов. Руперту, склонившемуся над кошкой, было её отлично видно. Двери патрульной машины открылись, на тротуар ступили двое полицейских и прошли по дорожке к дому. О нет! Нет! Они пришли за братьями, как пить дать. Если они обнаружат кошку, они ведь арестуют всех троих: Джона, Дирка и мать-кошкометательницу.

Едва Руперт протянул к кошке руку, она испуганно глянула на него, поднялась и заковыляла через двор. Должно быть, при падении она повредила лапку. Руперт побежал за кошкой: то ли чтобы позаботиться о ней, то ли спрятать от полиции. Он подхватил её и не успел занести в пустующий сарай в углу двора, как задняя дверь дома открылась, Джон и Дирк метнулись через двор, перескочили через забор и рванули по соседскому участку прочь.

– Я вернусь за тобой позже, честное слово, – шепнул Руперт кошке. Затем он быстро и тихо вернулся в дом.

– Да как вы смеете! – услышал он, как мать выговаривает полицейским у входной двери. – День и ночь собачитесь с нами из-за кошек!

– Миссис Фрэйзер заявила, что прекрасно видела, как ваши мальчики подхватили кошку и убежали с ней, – сказал один из полицейских, выглядевший весьма утомлённым.

– Ну ладно, можете обыскать дом! – заявила миссис Браун. – Обыщите чёртов дом сверху донизу, и удачи вам в поисках!

– Вы хотите сказать, что уже отпустили кошку? – спросил другой полицейский, который выглядел не менее уставшим. У обоих были измученные и несчастные глаза. Эти глаза насмотрелись, как могут бесчинствовать и ужасно поступать друг с другом люди, и всё же полицейские знали, что как бы тяжело и грустно им ни было, они продолжат стучать в двери, пытаясь всё уладить.

Элиза подошла к Руперту и взяла его за руку. Он сжал её ладошку. И тут на крыльце возник мистер Браун с большим пакетом остатков и объедков.

– Опять полицейские? – Он протиснулся между ними и попал в лишь немного менее промозглую атмосферу дома. – Хотите недоеденных тако? – предложил он полицейским в разгуле щедрости, роясь среди морковной ботвы и почти пустых пачек чипсов. – Они где-то здесь. Там почти всё мясо осталось на лепёшках.

– Нет, спасибо, – офицер остановил его жестом. – Я только что поел.

– Кусочек «Твинки»?¹

– Ничего не надо.

– Есть бутылка черничного сиропа. Похоже, её начали, но не распробовали, – сказал мистер Браун.

– На ней плесень, – заметил офицер.

Мистер Браун открыл бутылку и отхлебнул.

– Пикантно, – отрапортовал он.

– Относительно ваших сыновей, миссис Браун, – предпринял ещё одну попытку полицейский.

Миссис Браун испепелила его взглядом. Офицеры переглянулись. От них ничто не ускользнуло: ни сломанная мебель, ни чумазая малышня в грязных обносках, ни холод в доме, ни перепуганные лица Руперта и Элизы, ни то, как другие дети один за другим отступали вверх по лестнице – подальше от полицейских и материнского гнева.

– Мы бы хотели перемолвиться с ними парой слов, миссис Браун, – проговорил один из полицейских. – Они не должны продолжать в том же духе. Все знают, что они крадут кошек. Люди настаивают, что нужно принять меры.

– Однако ручаюсь, все эти люди получили своих кошек обратно, – отозвалась миссис Браун. – Народ выпускает своих кошаков скитаться по городу и забредать в чужие дворы, но ни кошек, ни владельцев кошек никто не арестовывает за это. Вот что я скажу: если вы позволяете кошке бродить по городу, нечего удивляться, что однажды она может потеряться! Вам бы только придираться к бедным людям. Приходите сюда и заявляете, будто мои сыновья – воры. И всякий раз без доказательств, верно? Вместо того чтобы цепляться к ни в чём не повинным людям, лучше бы позаботились, чтобы в рождественскую корзину клали настоящую индейку! Вот это было бы дело. Это была бы услуга обществу. А то каждый год одно и то же. Вы приносите корзину, которая называется «индейка на Рождество». И где индейка, хотелось бы мне знать? Курица, если повезёт. Причём не для запекания, а для жарки.

– Мэм, их называют «индейка на Рождество» – ну, потому что так уж повелось. В некоторые корзины кладут индейку. В некоторые – курицу. Зависит от того, что было пожертвовано. Итак, и где же ваши сыновья?

– Почём мне знать? – откликнулась миссис Браун.

– Вы им скажите, пусть ведут себя благоразумно, – попросил офицер, признавая поражение и явно махнув на всё рукой. – Верните кошку миссис Фрэйзер, и на этот раз мы спустим дело на тормозах. Но если они снова выкинут подобный фортель, мы их заберём.

– Угу, хорошо, так я и сделаю, – отмахнулась миссис Браун. – Если бы у вас были доказательства, вы бы тотчас их арестовали. Я не вчера родилась. – И она захлопнула дверь.

Когда машина отъехала, Элис спросила Руперта шёпотом:

– Как кошка?

– Хромает, – шепнул Руперт, не подумав.

– Хромает! – вскрикнула Элис.

– Кто хромает?! – рявкнула миссис Браун, повернув к ним совершенно жуткое лицо.

– Кошка, – пролепетал Руперт.

– Где?!

– В сарае, – прошептал Руперт, вжимаясь в стену.

– Так избавься же от неё! – завопила миссис Браун.

– Ваша мать – кремень! – брякнул мистер Браун и фыркнул, давясь смехом и радуясь собственной шутке. – Знаете, в чём её секрет? У неё нет чувств. Хо-хо-хо! – Он сложился пополам от хохота.

– Зато гнев у неё выходит на все сто, – пробормотал Джон, проскальзывая в заднюю дверь дома, а следом за ним появился и Дирк.

Миссис Браун наградила их таким страшным взглядом, что мистер Браун подавился смехом и включил телевизор. Дирк и Джон присоседились к нему на продавленном диване, потихоньку и остальные дети начали спускаться вниз.

Миссис Браун пошла на кухню разбирать кухонные отходы. Проходя мимо Элис, тихонько рыдающей из-за хромой кошки и визита полицейских, она цыкнула:

– А ну прекрати!

Элиза сунула в рот большой палец. Она была уже слишком большая, чтобы сосать палец, но иногда, если мать была поблизости, палец сам собой оказывался во рту.

Руперт пошёл в сарай. Кошка лежала на боку и вылизывала переднюю лапу. Он взял её на руки и прошёл десять кварталов до дома Фрэйзеров. Путь вышел тягостным, так как мальчик каждую минуту ожидал, что из-за угла вывернет патрульная машина, полицейские заметят его и обвинят в краже кошки. Он так переживал из-за этого, что дважды чуть не повернул к дому – но всё же полиции он боялся меньше, чем матери. К счастью, он не встретил никого, кроме одного мужчины, выходившего из автобуса, но и тот слишком спешил домой, чтобы заинтересоваться, что это мальчишка Браун делает с кошкой.

Добравшись до палисадника перед домом Фрэйзеров, Руперт осторожно опустил кошку на землю, собираясь подождать, пока она дохромает до собственного порога. Но она то ли откупилась одной из своих девяти жизней, то ли, как все кошки, упала на четыре лапы – хромота прошла, и киса быстро дала от мальчика дёру.

Руперт обрадовался её прыти, но и огорчился: вдруг она теперь будет бояться всех людей? Быть может, знакомство с его семьёй породило зверюгу, которая будет шипеть на каждого, кто к ней приблизится, и царапаться. С тяжёлым сердцем Руперт поплёлся домой.

– Кошка дома? – спросила Элиза, ждущая его на парадном крыльце.

– Да, всё в порядке, и хромота прошла. Беги, – шепнул он отчаянно, потому что мать как раз домыла посуду после ужина и вышла из кухни, поглядывая по сторонам, на кого бы накричать.

Элиза побежала спать.

– Почему так долго? – спросила мать. – Ужин закончился.

На всех еды никогда не хватало. Её без особых церемоний сметали сразу, как она была готова. Все были вечно голодны. А без ужина в желудке Руперт был больше чем голоден. Сколько нужно голодать, размышлял он, прежде чем организм начнёт пожирать собственные кости? Он отправился спать, и всю ночь ему снилось, что он, бескостный, ползёт по земле.

На следующее утро Руперт подождал Элизу возле школы, куда она всегда являлась немного позднее его, любившего приходить заранее. Когда она пришла, он предложил:

– Мы могли бы ещё раз попробовать встать в очередь за бесплатным завтраком.

– Ой, нет, я боюсь.

– Я тоже, – признался Руперт, и они так и простояли, прислонившись к стене возле входа в школу, пока не прозвенел звонок.

Элис побежала в свой класс, который находился в другом крыле.

В школе голодным детям предоставлялись бесплатные завтраки, но Руперт никогда их не брал, потому что буфетчица, которая их подавала, тоже недолюбливала Браунов. Джон и Дирк украли её кота, и тот вернулся только через три дня. Она их так и не простила. В её глазах все Брауны были одного воровского поля ягоды. Единственный раз, когда Руперт появился в очереди за бесплатным завтраком, она пригвоздила мальчика таким взглядом, что его пробрало до самых костей, он сбежал и с тех пор не смел вернуться. Ни он, ни его братья и сёстры.

Руперт был так худ, что ему полагалось бы чувствовать, как он пышет здоровьем. Доктора нынче твердят, как полезно быть худым. Здоровее нет ничего. Спроси – и они скажут, что некоторым из нас пошло бы только на благо не есть пару дней в неделю. Голодовка убивает больные клетки и укрепляет здоровые. Но хотя Руперт был худ и в организме его было полно здоровых клеток – а у больных клеток не было ни единого шанса появиться, – здоровым он себя не чувствовал. Каждый день, возвращаясь из школы пешком, он отчаянно спешил дойти до дома прежде, чем на него накатит головокружительная слабость. Каждый день он чувствовал, что вот-вот свалится в голодный обморок прямо на крыльце.

Придя домой, он поднимался в спальню. В доме было три спальни: одна для мальчиков, одна для девочек и одна для мистера и миссис Браун. В мальчишеской и девчоночьей спальнях малыши спали на кроватях, а ребята постарше – под кроватями. Руперт спал под одной кроватью с Джоном и Дирком. После школы он часто лежал под кроватью, собираясь с силами, чтобы дотащиться вниз, когда будет готова вечерняя овсянка. Овсянка придавала ему сил, чтобы вскарабкаться обратно и лечь спать. Так он и жил, надеясь, что не опозорится, свалившись в обморок.

Но однажды это случилось. Он всё же упал в обморок. В тот день навалило много снега.

Руперт встал и, как обычно, отправился в школу. Чтобы туда добраться, он выходил из дверей своего дома в очень бедном районе на окраине города возле железнодорожных путей и электростанции. Дома здесь были обветшалые и часто заброшенные, нежилые. Затем он проходил через бедный, но гордый квартал, где люди с небольшим достатком старательно ухаживали за лужайкой перед домом и подметали крыльцо. Потом он входил в квартал побогаче, где повсюду были живые изгороди, палисадники и аккуратные ставни, за которыми, как представлялось Руперту, жили исключительно счастливые и сытые люди, а дальше шли пышные дома богачей. И наконец, уже на подходе к школе, он проходил мимо домов очень богатых людей.

Выйдя из дома, Руперт удивился, что этим утром мать не приготовила небольшую, на одну ложку каждому, порцию утренней овсянки и что до него никто не протоптал тропку по тротуару. Ему пришлось высоко поднимать ноги, чтобы пробиться сквозь завалы тяжёлого мокрого снега. Это очень изматывало, тем более что он был не в ботинках, а в теннисных туфлях, однако выйти на проезжую часть он не осмелился. Дороги чистили из рук вон плохо, и машины вечно заносило на скользком льду. Мальчика здесь запросто могли сбить. Впрочем, в тот день машин было мало, что также было удивительно.

Руперт уже был готов сдаться и пропустить школу, однако он хотел вырасти кем-то особенным. Он ещё не знал кем, но понимал, что без школы ничего не добиться. Поэтому, пересилив себя, он побрёл дальше. «Разум превыше материи, – повторял он про себя, – разум превыше материи». В какой-то момент он сел отдохнуть, и на него обрушился сугроб. Шея Руперта горела от мокрого снега, ведь ни шарфа, ни шапки у него не было. И пальто тоже не было. Он кое-как перебивался, надевая одну на другую все три свои рубашки, а поверх них драный свитер. Это спасало, но только до тех пор, пока зима окончательно не вступала в свои права. Тут уж ему приходилось терпеть не только постоянный голод, но и бесконечный холод.

Когда Руперт снова поднялся, он уже почти заледенел. Настолько, что даже не был уверен, сможет ли идти дальше. Однако его согревала и подгоняла мысль, что совсем скоро он окажется внутри натопленной школы. Она была уже за углом.

Однако завернув за угол, он не увидел ни машин, ни детей, бросающих на бегу снежки, ни света в окнах, ни автобусов. Только, по всей видимости, пустое здание. Руперт обескураженно уставился на него.

Он понимал, что, должно быть, что-то напутал.

«Сегодня или выходной, – сказал он сам себе, – или день повышения квалификации², или какой-нибудь праздник». Для него, постоянно уставшего, вечно голодного, утро всегда проходило словно в пелене, и, отметив отсутствие овсянки, он, однако, даже не заметил, что никто из семьи не встал и не готовился встретить новый день. Что ж, делать нечего. Придётся повернуть обратно и тащиться домой. Он уж попытается не грохнуться в обморок и не замёрзнуть насмерть. «Разум превыше материи, – сказал он себе снова, – разум превыше материи». По крайней мере, теперь он будет идти по собственным следам и ему не придётся в своих теннисных туфлях вспахивать нетронутый снег. Это немного сэкономит силы. И он поплёлся домой.

Сначала он прошёл через анклав, где жили очень богатые. Здесь стояло семь особняков – все на огромных участках, окружённых высокими заборами или живыми изгородями с воротами, которые не по зубам даже лучшим в мире кошачьим ворам Джону и Дирку. Коты самых богатых, как и они сами, были в безопасности.

Мимо одних из этих ворот Руперт и проходил, как вдруг они открылись, пропуская выезжающий автомобиль. Створка распахнулась прямо перед Рупертом, и декоративный кованый завиток, попав в одну из дыр в свитере, подцепил его. В этот момент Руперт и потерял сознание. Ворота продолжили открываться, качнув его бессознательное тело и стукнув о железные прутья. Бум-бум-бум.

Придя в себя, Руперт успел подумать, что, ко всем бедам, он ещё наверняка будет весь в синяках, когда машина выехала за ворота и остановилась. Женщина вытянула шею из окна и, пригвоздив его взглядом, спросила:

– Это тело раскачивается на воротах, Биллингстон?

– Полагаю, вы правы, миссис Повар, – ответил Биллингстон, который был за рулём.

– Что ж, нажмите на кнопку электрического разряда. Для того она и предназначена – обуздывать тех, кто думает вломиться в ворота.

В следующий момент сильный электрический ток пронзил маленькое, неприглядное тело Руперта, его выгнуло и снова крепко приложило о решётку. Ворота начали закрываться, а автомобиль поехал дальше, увозя миссис Повар, гордую тем, что она положила конец наглой эскападе. Биллингстон, проезжая мимо, ещё раз нажал на кнопку электрического разряда – для надёжности. Повторный разряд так подбросил Руперта в воздух, что он перелетел через семифутовую изгородь и приземлился с неправильной стороны. То есть со стороны особняка. На заснеженный газон очень богатых людей. Именно туда, где никто не желал его видеть. Руперт ждал, что вот-вот на него капнет горячая слюна свирепых сторожевых псов, вот-вот в него вонзятся острые клыки. Опыт подсказывал ему, что самое худшее, чего ты опасаешься, самое худшее, что можешь только вообразить, обычно и происходит. И вот он терпеливо ждал, когда его сожрут. У него не было сил даже пошевелиться, не то что отбиваться. Проходила минута за минутой. Но собаки не неслись к нему прыжками. Да и кошки тоже. Очевидно, здесь не любили животных.

Руперт приподнялся, чтобы встать, когда вдруг услышал чей-то голос:

– Ты как сюда попал?

Это был Тургид Риверс. Самый богатый мальчик в школе. Он учился в шестом классе, на год старше Руперта.

– Полагаю, ты здесь живёшь, – слабым голосом проговорил Руперт. Тургид кивнул. – Красивый дом. – И он снова потерял сознание.

Приглашение на обед

На этот раз Руперт очнулся в тепле, лёжа перед большим камином. Над ним склонилось исполненное любопытства лицо Тургида, который не сводил с него глаз.

Поначалу Руперт подумал, что, должно быть, находится в гостиной Риверсов – ковёр был настолько плотным и мягким, камин настолько большим, а пламя настолько жарким, – но постепенно он собрался с мыслями, стал вертеть головой в разные стороны и понял, что находится в спальне.

– Ну и ну! – воскликнул Тургид. – Рождество всегда полно неожиданностей! Никогда не знаешь, что найдёшь. Но вот найти на лужайке перед домом мёртвого школьника я никак не ожидал. Я притащил тебя сюда. Ты не очень тяжёлый.

– Я не мёртвый, – заметил Руперт.

– Да, но и не очень живой! Как ты прошёл через ворота? – спросил Тургид.

– Мне кажется, что меня вроде перебросило через них электрическим разрядом, – ответил Руперт.

– А, охранная система. Но почему ты не дома, с семьёй? Это же рождественское утро!

– Правда? – растерялся Руперт.

– Да, конечно. Что за вопрос, ты и сам должен знать.

– Это объясняет, почему в школе никого не было, – пробормотал Руперт. Ему было дурно. Голод, холод и электрический шок не пошли ему на пользу.

– Ты и в самом деле пошёл в школу?! – изумился Тургид. – А носок, набитый подарками, не навёл тебя на мысль, что сегодня Рождество?

– У нас это не принято. Кажется, я сейчас опять потеряю сознание, – пролепетал Руперт.

– Господи! – воскликнул Тургид. – Чем я могу тебе помочь? Почему ты всё время теряешь сознание? Это явно ненормально. Ты болен?

– Думаю, это от голода, – сказал Руперт. – Но может, и от холода. Но точно не из-за электрического шока, потому что я плохо себя чувствовал ещё до него, так что вы себя не вините.

– Можешь не переживать, мы здесь никогда себя не виним. Но чёрт, что я могу для тебя сделать? Вот, возьми шоколад, – и Тургид из горы игрушек и сластей возле кровати выхватил огромного шоколадного Санта-Клауса. – Это из моего носка.

– Ты уверен? – уточнил Руперт. – Это же твой рождественский шоколад.

– Да, но я же не хочу, чтобы ты тут и там падал в обморок.

Он отломил шоколадную руку фигурки и протянул Руперту, и тот, привстав, запихал её в рот. Ему сразу же стало легче. Он почувствовал, как шоколад растекается по языку и сбегает в желудок, пробуждая в нём такой сильный голод, что можно подумать, будто шоколад – это пламя, опаляющее внутренности и разжигающее аппетит.

– Ещё, – прочавкал Руперт с полным ртом шоколада и слюны.

Тургид протянул ему всего Санту и тактично отвернулся – Руперт весь перепачкался.

Когда Руперт слопал Санту и ещё три шоколадные ёлочные игрушки, которые Тургид дал ему на закуску, он почувствовал себя намного лучше. И лишь только тогда он заметил, что промок до нитки и, несмотря на ревущее пламя, дрожит как цуцик.

– Тебе нужна сухая одежда, – заявил Тургид.

Он подбежал к шкафу и достал самые тёплые вещи, которые смог найти: флисовые спортивные штаны и кофту и флисовые же носки. Затем он сгонял в ванную за полотенцем, чтобы Руперт вытер с себя шоколад, а сам Руперт тем временем переоделся.

Руперту было тепло и сухо, и хотя он далеко не наелся, но от голода уже не падал.

– Спасибо тебе. Спасибо тебе, – только и мог повторять он.

– Не за что, – отвечал Тургид. – Это было занятно. Почти как завести питомца.

– Но мне пора домой, – вздохнул Руперт. Если сегодня и в самом деле Рождество, им принесут рождественскую корзину. А это бывает один раз в год. Упустить корзину он никак не хотел.

– Ой, нет, – возразил Тургид. – Ты обязательно должен сесть с нами за рождественский стол. Я настаиваю. Может, здесь и нет нашей вины, но всё же это из-за нашей охранной системы тебя ударило током. Небось, миссис Повар велела тебя шибануть, наша кухарка. А фамилия – это просто совпадение. Вот дворецкого, например, мы же не зовём «мистер Дворецкий». Его зовут Биллингстон, и думаю, что это он нажал на кнопку. Хотя я просто уверен – по приказу миссис Повар. Очень уж миссис Повар любит поглядеть, как людей шибает электричеством. Она уехала за рождественским гусём, потому что тётя Хазелнат сказала, что Рождество без гуся не Рождество. А миссис Повар запланировала говяжьи рёбрышки. Гуся мы прежде не ели, но тётя Хазелнат последнее время читает Диккенса, а библиотекарша приносит и приносит ей новые книги…

– У вас есть собственная библиотекарша?! – перебил ошеломлённый Руперт. Вот уж эти богачи!

– Да, но это не совсем так, как ты думаешь. Она не работает на нас. Мы даже доподлинно не знаем, кто она такая. Ну, вообще-то, дядя Моффат должен знать. Так уж получилось, что он допустил промашку, предложив одну из наших спален как приз в благотворительной лотерее. Мне кажется, он предполагал, что победитель придёт и проведёт у нас выходные. Людям вечно хочется знать, каков он изнутри, особняк Риверсов. А эта библиотекарша выиграла, да и вселилась с чемоданом – и так и не съехала. Поначалу мы из вежливости не обращали на неё внимания, потому что дядя Моффат сказал, что именно так нужно держать себя с тем, кто выиграет. Для её же блага, а не только для нашего. Ну, сам понимаешь, чтобы дать ей возможность понаблюдать за нами, не ставя её в неловкое положение. Но вместо того чтобы вернуться домой в понедельник, она осталась ещё на день и ещё, а мы по-прежнему не обращали на неё внимания, а она продолжала шпионить за нами из-за кресел, портьер, и всё такое, так что мы в конце концов свыклись с ней. Не могу сказать, что она нам прямо так уж нравится, но она услужливая. Она приносит домой разные книги, если разрешить. Ну, в общем, у Диккенса герои вечно пируют и едят гусей, вот тётя Хазелнат и отправила миссис Повар за гусём. Миссис Повар была сильно не в духе. Она терпеть не может, когда в последний момент что-то меняют в меню. Пожалуй, потому-то она и ударила тебя током. Ничего личного. Просто она вспылила. Ну и вдобавок ей нравится, «когда трещит ток», как она говорит. Ну вот видишь, ты просто должен пообедать с нами. Мне позвонить твоим родителям и предупредить их?

– У нас нет телефона, – признался Руперт.

– Чудно, – пожал плечами Тургид. – Вы чудаки?

Руперт не знал, что на это ответить. Он хотел бы сказать: нет, мы совершенно обычные. Ну или обыденные. Просто не можем позволить себе телефон. Однако сказать так, означало обнаружить свою отчаянную бедность, а это было стыдно. Так что он ничего не сказал. Хотя и подумал про себя, что для богатых бедность, наверное, вообще странна.

Когда Руперт ничего не ответил, Тургид сказал:

– Так что, я пошлю Биллингстона к тебе домой, чтобы предупредить твою семью?

– Да это не важно. Им всё равно, – ляпнул Руперт, не подумав.

– Всё равно, что ты пропустишь праздничный обед?! – удивился Тургид.

Руперт подумал, что если они и заметят его отсутствие (что вряд ли), то просто порадуются, раз в схватке за жалкую курицу будет одним меньше. За исключением Элизы. Она наверняка заметит, что его нет, но даже и она, скорее всего, будет слишком сосредоточена на том, как ухватить немного курицы, вместо того, чтобы переживать. Вот что делает с людьми сильный голод.

– Нет, мы легко относимся к таким вещам, – сказал Руперт, понимая, что не сможет объяснить сложности жизни, столь непохожей на жизнь Тургида.

– Ну, значит, договорились.

Снизу Тургида кто-то окликнул, и он потянул Руперта за собой к лестничному пролёту.

– Тургид, дорогой, – позвал голос из какого-то закоулка дома. – Миссис Повар не смогла найти гуся в единственном открытом в Рождество магазине, так что у нас всё же говяжьи рёбрышки. Всё готово. Миссис Повар хочет, чтобы мы сели за стол, и она смогла уйти. Она собирается на рождественский ужин со своей семьёй.

– Хорошо, матушка, – крикнул в ответ Тургид. – Что-то рановато, нет?

Было десять утра.

– Судя по всему, она готовила с четырёх утра, – донёсся бестелесный голос миссис Риверс. – Ладно уж, уважим её. Как-никак, Рождество. Ты разве не голоден?

– Не особо. Я всё утро ем шоколад. А ты голоден, Руперт? – спросил Тургид.

– Я всегда голоден, – честно ответил Руперт.

– Руперт умирает с голоду! – прокричал Тургид. – Он пообедает с нами. Хорошо, матушка?

– А, да, хорошо, – отозвалась миссис Риверс. – Ещё один человек для игр. Игры всегда интереснее, когда игроков больше.

1.«Твинки» – мягкое бисквитное печенье с кремом.

2.Дни повышения квалификации устраиваются для учителей, уроков в эти дни нет.