Buch lesen: «Сундук Мертвеца»

© Ольга Васильева-Сталаш, 2021

ISBN 978-5-0053-2868-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Бурелом

Однажды я попала в Третьяковку. Там проходила выставка картин Шишкина из частных коллекций. У последнего полотна перед выходом я задержалась. «Бурелом» – я не встречала в репродукциях. Картина заворожила меня. Я села и стала внимательно её разглядывать. На переднем плане лежал большой толстый ствол. А за стволом сплошной стеной стояли чёрные, почти голые деревья. Одни неестественно изогнуты, другие сломаны. Одним словом – бурелом. Картина производила гнетущее впечатление.

Больше всего меня поразила ювелирная точность изображения коры. Была отчётливо видна каждая её чешуйка. А мох выглядел, как живой. Видимо не зря многие считают. Что картины Шишкина сродни цветной фотографии. Не знаю, сколько времени прошло, но вдруг я почувствовала резкий запах сырости и гнили, стало холодно, руки мои ощутили шершавость коры, под ногами оказался влажный мох, а перед глазами – непроходимая чаща мёртвых чёрных стволов. Я сидела на лежащем дереве, понимая, что заблудилась.

Сердце сжалось от ужаса. Меня стало знобить. Это состояние длилось несколько минут. И вот я уже снова сижу на стуле. Закрыв глаза, пытаюсь успокоиться. Что это было, что со мной произошло? Одно знаю точно, это не было сном. Состояние опустошённости долго не проходило. Казалось, будто из меня выжали все силы.

Вампир

Мужество растёт со страхом.

Г. Бранднер

Гувернантка проснулась от каких – то звуков. Мальчик спал на втором этаже. Её родители были на вечеринке. В окно светила круглая луна. Женщина прислушалась. Настойчивые скребущие звуки раздавались от входной двери. Неужели это собака сестры? Она потерялась днём и возможно, сейчас прибежала сюда, где не раз бывала. И женщина открыла дверь. Огромный волк, прыгнув из темноты, ударил её в грудь, сбивая с ног.

– Пошёл отсюда, прошептала она, но голос её был неубедительным.

Волк оскалил пасть, обнажая свои зубы безжалостного убийцы, и на морде появилась дьявольская усмешка.

– Кто там? – послышался детский голос. Мальчик проснулся и стоял на верхней ступеньке. Поддаваясь безотчётному желанию защитить ребёнка, гувернантка схватила первое, что попалось под руку. Волк с тихим рычанием шёл к лестнице. Женщина выскочила перед зверем и, размахивая зонтиком, пыталась преградить ему дорогу.

– Малыш, беги в комнату и закройся там, – успела сказать несчастная.

Последнее, что она увидела, был яростный прыжок зверя. Он летел с открытой пастью, ломая хрупкий зонт своим огромным телом. Женщина потеряла равновесие и упала, откинув голову в сторону. В тот же момент острые зубы впились ей в шею. Одним движением своих мощных челюстей, волк размозжил щитовидный хрящ и пищевод. Его зубы сомкнулись на сонной артерии. Жизнь женщины оборвалась в одно мгновение. Волк поднял морду и посмотрел в сторону лестницы. Одним мощным прыжком перепрыгнул через несколько ступенек, но вынужден был остановиться. Снаружи послышались голоса. Люди вбегали в открытую дверь. Какое – то время в волке боролись две мысли, звериная и человеческая. Человеческая одержала верх. Лучше остаться живым. Он грациозно спустился по ступенькам и метнулся к окну. Стёкла разлетелись, его тело эффектно зависло в воздухе и приземлилось на лужайке. Через несколько секунд он сидел за рулём форда, немного отъехав, надел на себя одежду.

– Придётся поужинать дома, – подумал он про себя, – и с сожалением оглянулся на дом.

Волосы

Десять минут ужаса для седых волос.

Ги де Мопассан

Я встретил своего друга и не узнал. Он сам бросился мне на грудь и рассказал трагическую историю своей жизни. Влюбившись до безумия в одну девушку, женился на ней в каком – то экстазе счастья. После года сверхчеловеческого блаженства и неугасающей страсти она вдруг умерла от болезни сердца. Он покинул свой прекрасный Замок сразу после похорон и закрылся от всего мира в небольшом особняке, где и жил уже несколько лет в одиночестве, снедаемый горем и чувствовал себя таким несчастным, что думал только о самоубийстве. Облегчив немного душу, он обратился ко мне с просьбой. Там в замке в письменном столе остались дорогие его сердцу письма, их надо было забрать. Ни к кому другому он обратиться не мог.

Садовник открыл мне двери. В Замке было полное запустение. Пахло плесенью. Я дошёл до кабинета и стал искать нужные бумаги в письменном столе. Неожиданно раздался тяжёлый вздох, в кресле за моим плечом, где за секунду до того было пусто, сидела женщина. В глаза сразу бросились неубранные, непричёсанные длинные волосы. « О, сударь, Вы можете оказать мне небольшую услугу?» – обратилась она ко мне. Я не в силах был произнести ни слова. Тело стало мягкое, как губка. «Причешите меня, о, причешите меня, – воскликнула она, протягивая мне черепаховый гребень, – мои волосы причиняют страдания». Её необыкновенно чёрные волосы свешивались через спинку кресла и касались пола.

Я схватил гребень и взял в руки её длинные волосы, вызвавшие во мне ощущение отвратительного холода, как будто я прикоснулся к змеям. Зачем я это сделал, не могу объяснить. Я скручивал их, связывал и снова раскручивал. Она казалась счастливой. Я её причесал. Поблагодарив, она взяла гребень и быстро скрылась в соседнюю комнату. При этом дверь оставалась закрытой. И тут меня охватила паника, я бросился бежать. Дома я стал размышлять, не было ли всё это галлюцинацией. Готовый согласиться с этим, я вдруг бросил взгляд на свою одежду. Она вся была в длинных чёрных волосах. А в зеркале мои собственные волосы я обнаружил совершенно седыми.

Дилижанс

А снег всё падал и сумерки сгущались.

Ч. Диккенс.

Эта история произошла со мной несколько лет назад, но я хорошо помню её до мельчайших подробностей. На Рождество мы с женой собрались в деревню к её родителям. Жена уехала раньше, а я немного задержался по делам в городе. Когда я сошёл с поезда на нужной мне станции, до Рождества оставалось несколько часов. Я понял, что придётся идти пешком.

Чтобы сократить путь, я решил пойти через лес по тропинке, как мне казалось в правильном направлении. Небо как то быстро стало темнеть, на землю опускалась ночь, со зловещей монотонностью начал падать снег. Сумерки сгущались, тропинка исчезла, я заблудился. Время от времени я останавливался и кричал, но мой крик оставался без ответа. На ум приходили рассказы о путниках, которые вот так шли и шли сквозь метель, пока вконец измученные не ложились и не умирали во сне. Меня охватило страшное чувство одиночества.

И в этот момент полного отчаяния я вдруг обнаружил под ногами дорогу. Я даже не обратил внимания на то, что она почти не занесена снегом. Я пошёл быстрее, и неважно было в сторону ли деревни или к станции. Неожиданно сзади возник свет, слабый, явно от какого – то транспорта, хотя звука мотора не было слышно. И наконец, меня стала обгонять повозка. Я так испугался, что меня не заметят и проедут мимо, что совершенно не удивился странному виду повозки. А между тем это был старинный дилижанс, запряжённый двумя лошадьми, с извозчиком на облучке.

Мой крик услышали и остановились. Не помня себя от счастья и решив, что это рождественский выезд какого – то богатенького фермера, я замёрзшими руками открыл дверку дилижанса и сел на единственно свободное место. Кроме меня было три пассажира. Я поздоровался – никто не ответил. Лица в темноте были не видны. Я решил из вежливости никого не тревожить. Но молчание стало угнетать. Было что то неестественное в неподвижных позах путников, в то время как сам я ёрзал от холода. И ещё мучил запах. Я попросил того, кто сидел у окна, приоткрыть створку. Он поднял голову, посмотрел на меня, но ничего не ответил. Хотя в углу, где он сидел, царила такая тьма, что я не мог разглядеть его лица, я видел, что глаза его обращены ко мне. Я обратился к другому, но с тем же результатом.

Тогда я потерял терпение и опустил окно сам, при этом в свете появившейся луны заметил, что стекло покрыто толстым слоем плесени, наросшей как бы за много лет. Всё в том же свете луны я разглядел плачевное состояние всего дилижанса. Кожаная обивка почти развалилась, деревянные части сгнили. Я обратился к третьему пассажиру, с которым ещё не пытался заговорить. Он медленно повернул голову и, не говоря ни слова, посмотрел мне в лицо. До конца жизни не забуду этого взгляда. Сердце моё застыло от страха. Глаза его пылали огненным неестественным светом. Лицо было синим, как у трупа. Бескровные губы обнажали оскаленные, словно в агонии зубы.

Теперь я отчётливо видел, что это были неживые люди. Бледный фосфоресцирующий трупный свет переливался на их отвратительных лицах, на их волосах и руках. С уст моих сорвался вопль ужаса, дикий, нечленораздельный крик о помощи и милосердии, когда я бросился к дверце, пытаясь открыть её. Вываливаясь из дилижанса и теряя сознание, я как в замедленном кино, увидел вставших на дыбы лошадей, сбитый парапет, чёрную пропасть внизу на повороте и ещё дорожный указатель, поднявший в предостережении палец.

Казалось, прошла вечность, прежде чем я пришёл в себя. Рядом сидела жена. Оказывается, меня подобрали под утро едва живого случайные люди недалеко от деревни. Конечно, никто не поверил моему рассказу, однако некоторые вспомнили историю, случившуюся в прошлом веке на старой дороге. Там на повороте был предупреждающий об опасности знак, несмотря на который, тёмной ночью в пропасть упал дилижанс с кучером и тремя пассажирами.

 
Жареный индюк.
«Жена, что у нас сегодня на ужин?»
Бруно Травен.
 

Каждый день дровосек Марио задавал этот вопрос, возвращаясь из леса со связкой хвороста за спиной. И каждый раз жена говорила: « Бобы, маисовые лепёшки и чай из лимонных листьев». Отец одиннадцати, вечно хнычущих от голода детей вот уже много лет слышал один и тот же ответ. А между тем вожделенной его мечтой был жареный индюк. Большой, ароматный, с хрустящей корочкой. Марио возносил молитву: « Благодарю тебя, господи» и садился за свою трапезу. Но едва проглотив несколько ложек, тут же чувствуя на себе одиннадцать пар глаз, оставлял бобы и брался за чай: « О, Боже, если бы всего лишь один единственный раз съесть целого жареного индюка».

Жена Марио не могла уже слушать эту молитву, и решила накопить денег на радость мужу. Три года она откладывала гроши и, наконец, выбрала на рынке самого большого и жирного индюка. Без ума от радости, уложив детей пораньше спать, она почти всю ночь провозилась с индюком. А рано утром, когда муж собрался выходить, она протянула ему старую корзину: «Отправляйся в самую глухую чащу, где тебе никто не сможет помешать, и целиком съешь его сам». Он взглянул на неё усталыми глазами и кивнул.

Добравшись до леса, Марио нашёл укромное местечко и собрался, наконец – то, осуществить свою мечту. Он разложил перед собой банановые листья и крепко левой рукой взялся за грудку индюка, а правую решительно занёс, чтобы оторвать жирную ножку. И тут вдруг заметил как раз перед собою пару ног.

Поднял глаза и увидел лицо. Лицо это было почти лишено плоти, кости рук и ног обтянуты кожей. Глаза на лице казались чёрными дырами, зияющими в черепе. « Я очень голоден кум, не отдашь ли ты мне часть своего обеда?» Бедный дровосек испустил вопль отчаяния и беспомощно заломил руки. «Ну ладно, – сказал он, наконец голосом, дрожащим от печали, – где уж смертному тягаться с судьбой. Никогда мне не заполучить целого индюка, садись кум. Половина – твоя. Ешь на здоровье». Гость сел и сделал такое движение челюстями, что Марио стало не по себе. Но он добросовестно разделил индюка пополам и взялся за свою долю.

Славный это был пир. Костлявому жареный индюк явно пришёлся по вкусу, и он щедро расточал похвалы женщине, так аппетитно приготовившей птицу. При этом он всё время поглядывал на песочные часы, которые поставил рядом с собой в начале трапезы. Насытившись, он проскрипел: « Почему ты не отказал мне, ты ведь меня узнал?»