Buch lesen: «Время героев»

Schriftart:

В оформлении обложки использована работа Е. А. Соловьевой «Герои Z», 2022 г. (Студия военных художников имени М. Б. Грекова Министерства обороны Российской Федерации).

В книге использованы репродукции картин Студии военных художников имени М. Б. Грекова Министерства обороны Российской Федерации.

* * *

Олег Рой
Повесть и рассказы

Три Сашки

Пролог

Как известно, учеба в школе начинается второго сентября. Первого сентября – не учебный, а праздничный день, даже если он приходится на понедельник, как в этом году. Тем более если школа новая и ученикам только предстоит знакомиться друг с другом.

Эта школа была совсем новой. Город стремительно рос, вместо двух- и трехэтажных домов бывшего пригорода вырастали двадцатитрехэтажные «небоскребы», и три старенькие школы, в которых когда-то еще висели портреты Сталина и Хрущева, уже не справлялись с нагрузкой, даже в две смены. В итоге новая пятиэтажная школа на месте автопарка решила проблему, но контингент, что учительский, что ученический, в ней был «сборной солянкой» со всего немаленького района.

В тот день история была последним уроком, и десятый «А» класс, успевший уже перезнакомиться, думал не об учебе, а о том, что ребята будут делать после уроков. Сентябрь – это почти лето, даже на Урале. А летом, сразу после каникул, об учебе как-то не думается…

– Александр Леонидович Северов, – произнес парень по имени Данила, обладатель аристократической фамилии Юсупов. – Кто-нибудь знает, что это за штрих?

Его ближайшее окружение отрицательно качало головами – учителя истории никто из них не знал. Только одна рыжая девочка, симпатичная, но пока еще не настолько, чтобы притягивать внимание одноклассников, неуверенно сказала:

– Вроде был такой в нашей школе. Говорили, что на пенсию ушел год назад. Или два?

– Какой-нибудь старый скуф, – заметил Данила, зевая. – Свалить, что ли? Что толку здесь торчать?

Ему никто не возразил, но не потому, что все были с ним согласны. Причина была в другом: Данила повернулся лицом к окну и не мог видеть того, что происходило у него за спиной, где была дверь в класс. Пользуясь тем, что никто не стал с ним спорить, Данила продолжил:

– Ок, я понимаю, зачем нужны математика, физика, химия или биология. Информатика – вообще без вопросов. Даже язык – самого колбасит, когда в Сети пишут так, будто русский им не родной. География, астрономия, обществознание – все понятно. А история зачем? Ну было там в прошлом всякое-разное, интересное или не очень. Ну прикольно, конечно, почитать про битвы, интриги, союзы-договоры, но это же не наука! Это сплошная развлекаловка. Типа «Игры престолов»…

– Так-так, – донесся у него из-за спины тихий, но твердый, уверенный голос. – И почему же молодой человек считает, что история это не наука?

Данила резко обернулся и увидел то, что не заметил раньше. На пороге класса стоял пожилой мужчина. Одет он был просто – неброский темно-серый костюм, черная водолазка; мужчина опирался на тросточку с причудливой рукоятью. «Такие ставят на оружие, для удобства захвата», – подумал парень. Вообще во внешности учителя было что-то такое, что выдавало в нем военного. Он даже больше напоминал офицера, чем их учитель НВП, до пенсии работавший в городском военкомате и ушедший в отставку майором.

Данила понял, что это их новый учитель истории. Несмотря на то что ситуация складывалась не в его пользу, парень решил не отступать. За свои слова надо отвечать, правильно?

– Во-первых, – сказал он, – в каждой науке есть свои законы, которые всегда работают одинаково. А в истории похожие ситуации могут развиваться по самым разным сценариям. То есть и это во-вторых, хорошо зная прошлое, мы все равно не сможем… – он замялся, подбирая слова, – выбрать для себя однозначно правильную тактику. Знание истории ничего не дает в практическом плане…

– Вот в этом ты, мой друг, ошибаешься, – улыбнулся учитель, проходя в класс. – И в том, что у истории нет своих законов, и в том, что знание истории нельзя применить на практике.

На ходу мужчина сильно припадал на левую ногу. Очевидно, тросточка нужна была ему не как модный аксессуар.

– Я не представился, – сказал мужчина, опираясь рукой на столешницу учительского стола. – Меня зовут Александр Леонидович Северов, я ваш новый учитель истории. На самом деле я благодарен моему юному другу, – Александр Леонидович кивнул в сторону Данилы, – за то, что он затронул такую важную тему. Действительно, неразумно тратить время на то, что не принесет ни пользы, ни радости, но история – не одна из этих вещей. И это вовсе не набор скучных дат и занимательных рассказов. У истории, как и любой науки, есть свои четкие правила.

– Да я что, – опять смутился Данила, – я не спорю, просто вы первый, кто говорит об этом. До этого нас загружали как раз датами и фактами, не объясняя, зачем нам все это знать.

– Я тебя хорошо понимаю. – Учитель сделал многозначительную паузу, и парень, поняв, к чему это, назвал свое имя:

– Данила. Данила Юсупов.

– Хорошее имя, – кивнул Александр Леонидович. – И фамилия славная. Так вот, я понимаю, что ты хочешь узнать. Ты говоришь, что важно то, что есть, то, что будет. Но то, что есть, произошло от того, что было; то, что будет, рождается прямо сегодня. И сегодняшний день завтра тоже будет историей, абзацем из учебника. И уже твои дети и внуки прочтут его. А ведь это – твоя жизнь. Чтобы не быть голословным, приведу конкретный пример. – Учитель обернулся к доске, поискал машинально мел, но, сразу заметив, что доска интерактивная, взял висящий сбоку стилус и написал: «Освобождение Бахмута».

– Освобождение Бахмута, – произнес он, обернувшись к классу. – Это уже история. Со своими датами и своими деталями. Но эту историю сделали ваши современники, некоторые из них немногим старше вас или вообще ваши сверстники.

– У меня брат на СВО, – сказал крупный, но не толстый парень, сидевший рядом с симпатичной девочкой в круглых, как у Гарри Поттера, очках, казавшейся еще более хрупкой на его фоне.

– А у меня дядя, – добавила девушка с волосами, пряди которых были выкрашены в алый и голубой цвет. – Он там невесту нашел, в госпитале, скоро свадьба.

– Да я сам хотел пойти, – удивил всех Данила. – Как в прошлую войну: сказал, что паспорт посеял и мне вообще восемнадцать. Так сразу по компьютеру пробили…

– Вот видишь, – сказал Александр Леонидович, – а ты говоришь, зачем нужна история…

– Так не сработало же! – возразил ему Данила.

– Потому что историю мало просто знать, – объяснил учитель. – Надо уметь делать из нее правильные выводы. Я мог бы тебе подсказать кое-что, но не буду: ты сам, своей головой, до всего дойдешь. Моя задача в другом – в том, чтобы дать тебе методику, которой ты мог бы для этого воспользоваться.

– И какая же это методика? – заинтересовался Данила.

– История – это наука прежде всего о причинно-следственных связях. – Лазерной указкой, встроенной в стилус, Александр Леонидович указал на написанное на доске слово. – Мы освободили Бахмут: это факт. Но почему? Что послужило причиной, что сделало это возможным? Потому что мы умеем анализировать и делать правильные выводы из событий прошлого.

22 июня 1941 года Гитлер с союзниками вероломно напал на СССР. Об этом наше руководство предупреждали и Рихард Зорге, и другие агенты. Мы могли бы нанести превентивный удар, но побоялись того, что это оттолкнет от нас мировое сообщество – то самое, которое за три года до этого натравило на СССР финских радикальных националистов, а потом их поддерживало.

Чуть выше слов «Освобождение Бахмута» учитель написал дату: 08.08.08, а между ними – 20.02.22. Потом добавил стрелочки от верхней даты к нижней и от нее – к словам.

– Итак, – продолжил он, – мы знаем эти факты из нашей истории. И вот, 8 августа 2008 года Запад наносит удар по базе миротворцев в Цхинвале – как финны обстреляли войска Красной армии 26 ноября 1939 года, и как до того несколько раз, якобы случайно, обстреливали нашу базу в Ханко. Мы провели блестящую операцию по принуждению Грузии к миру; казалось бы, на этом можно было бы и остановиться… если не знать историю.

Потом был Майдан – первый, второй, потом – Крымская весна, Народные Республики, гражданская война на Украине – все эти события, важные сами по себе, выстраивались, однако, в четкую систему. Мы внимательно следили за происходящим, и… – забыв про лазерную указку, учитель пальцем указал на вторую дату, – 22 декабря начали СВО. Почему двадцать второго?

Да потому что в ночь на 23 февраля 2022 года украинские нацисты готовились зачистить Донбасс, причем – как стало известно совсем недавно – с последующей «аннексией» Кубани, Курской и Белгородской областей, которые их руководство по непонятным причинам объявило «исконными территориями Украины». Более того, у них даже заготовлены «исторические обоснования», которые могут показаться убедительными тем, кто с историей на «вы».

Но наше Министерство обороны, наша Служба внешней разведки и Совет безопасности во главе с президентом не только вовремя увидели угрозу, но и предприняли ответные меры с хирургической точностью. Наши малые мобильные силы нанесли быстрый удар по разворачивающейся украинской группировке, разгромив ее еще на этапе развертывания, а основные силы ударили на том направлении, где их удара враг не ожидал. И все это в том числе потому, что мы хорошо знаем историю. И умеем делать из нее выводы.

Александр Леонидович нажал кнопку, и надписи с доски исчезли.

– История, – сказал он, – это как река. Реку можно нарисовать на картине или запечатлеть на фото, но ты никогда не сможешь войти в эту реку, даже если окажешься в том самом месте, где стоял художник или фотограф. Просто река уже будет другой. Такой же, но другой. Река всегда здесь – и постоянно движется, изменяется. Так и история. Те, кто рассматривают ее статично, обречены на ошибки.

История делается прямо сейчас. Сегодня ее делает твой брат, твой дядя, чей-то сосед или знакомый. Завтра это будете делать вы. И важно понимать, что все мы – это часть огромной реки времени, ощущать это единство – с теми, кто были до нас и кто будет после. Мой друг Данила хотел, приписав себе пару лет, отправиться на СВО – так, как это сделал его дед или, может, брат или дядя его деда. Изучая историю, мы учимся понимать себя – потому что мы дети, внуки и правнуки героев. Это наша кровь, наши гены. Вот есть такое выражение – легендарная личность. Казалось бы, легенда – это что-то не совсем настоящее. Тот же Алексей Маресьев или Николай Гастелло. Но вот началась СВО – и Александр Антонов с Владимиром Никишиным повторяют подвиг Гастелло, а сколько ребят, потерявших ногу или даже обе ноги, вернулись на ЛБС, и сосчитать трудно. Есть дроноводы без обеих ног, есть Санта – одноногий ополченец, командующий штурмовой группой…

И они – легендарные личности, но жили и живут рядом с нами. Один мой друг сказал, что Донбасс – земля легенд, и я сам в этом убедился…

Ученики, внимательно слушавшие Александра Леонидовича, оживились.

– Вы были на Донбассе? – спросило сразу несколько голосов, а Данила-заводила с гордостью заявил:

– А я так и понял сразу! У вас тросточка с рукоятью от автомата! И хромаете вы, наверно, от ранения?

– А расскажете, как там? – тихо спросила подружка «качка».

– Да, расскажите, пожалуйста! – донеслось со всех сторон.

– А как вас допустили? – спросил Данила. – Вы же… простите, вы же тоже по возрасту не подходите, но в другую сторону…

Александр Леонидович улыбнулся:

– В связи с особыми обстоятельствами. Если хотите, могу вам рассказать. Но рассказ будет долгим…

Глава 1
Шурави

Не по-зимнему пригревало солнышко, словно стремясь донести до людей, что скоро весна, хотя до настоящей весны даже здесь, на юге, оставалось еще несколько недель. Пожилой водитель в старом ватнике, именуемом здесь «фуфайка», армейских брюках со старым камуфляжем – «цифрой» и валенках с замызганными галошами, ковырялся в моторе такого же пожилого, как и он сам, «ГАЗ-53». Откинутый капот, крылья, некогда белая, а теперь кое-как перекрашенная в камуфляж решетка радиатора старичка были все в осколочных шрамах, но водитель, кажется, не придавал этому значения. Насвистывая себе под нос знакомую всем с детства мелодию, старик ковырялся в моторе «газона» и не заметил, как к нему подошел по виду его сверстник, одетый, правда, куда более опрятно…

– Эх, путь-дорожка, фронтовая, не страшна нам кормежка любая, – напел подошедший слова, подходившие к мелодии, которую насвистывал шофер.

– …бомбежка, – поправил его тот, прерывая свои занятия и медленно оборачиваясь. – Хотя смотря где. Видал я такие кормежки, которые хуже бомбежки.

– А где? – уточнил подошедший. – Уж не на сборнике ли в Копейске?

Шофер посмотрел на подошедшего уже внимательнее. Ничего необычного в мужчине не было – пожилой, между шестьюдесятью и семьюдесятью, но ближе к шести десяткам; вместе с тем в хорошей для своего возраста форме, моложавый, лишь голова полностью седая. К тому же камуфляж сидел на мужчине как влитой, да и выправка была такая, что сразу выдавала военного или по крайней мере отставника. Лицо открытое, с правильными чертами, к тому же эти черты показались мужчине какими-то знакомыми, хотя человека этого он видел впервые.

Но главное – возраст, и эта фраза о Копейске…

– Бача?¹ – неуверенно спросил шофер. Мужчина с улыбкой кивнул:

– Бача.

– Шурави!² – разулыбался шофер. – Прости, обнять не могу, руки в масле, как видишь. Ты здесь какими судьбами?

– Мне надо в город, – ответил «шурави». – Сказали, что ты довезешь. Ты же Дмитрий Анатольевич?

– Для тебя просто Димка-Невидимка, – продолжая улыбаться, ответил шофер. – А тебя-то как звать-величать?

– Александр Леонидович, – с улыбкой ответил мужчина. – Но для тебя просто Сашка, идет?

– А то! – обрадовался Димка-Невидимка, но тут же посмурнел. – В город, говоришь… нет, отвезти-то я тебя отвезу, но… там же сейчас пекло. Не везде, конечно, но прилеты всюду, да и ДРГ прорываются. Местные по подвалам сидят, только по ночи на улицу нос кажут, а некоторые так вообще из-под земли не высовываются. Бахмут – он же, знаешь, как тот айсберг: половина на поверхности, половина под землей.

– И что с того? – спросил Сашка. – Ты же туда все равно поедешь, несмотря на прилеты. Вот и возьми меня попутчиком. Если тебе нужна бумага с разрешением… – И Александр Леонидович полез было в переброшенный через плечо раритетный офицерский планшет³.

– Скажешь еще! – фыркнул Димка. – Но что бумага есть, это хорошо, это ежели ВАИ остановит, тогда да, бумага потребуется, без бумаги и завернуть могут. Мне другое интересно, – говорил он, продолжая возиться под капотом, – что тебе в Бахмуте понадобилось? В военные ты уже по возрасту не подходишь, в добровольцы решил податься, что ли? Так они тоже возрастных берут сам через десять…

– Ну, ты же здесь шоферишь, – ответил Сашка.

– Я – другое дело. – Димка захлопнул капот, наподдав кулаком для верности, и отер руки ветошью, заткнутой за бампер, каким-то чудом сохранившийся у явно не вылезавшей из передряг машины. – Я в ополчении с четырнадцатого. В восемьдесят шестом ездил ликвидатором на ЧАЭС да познакомился с девочкой одной, из Донбасса. Ее авария через четверть века достала – умерла в 2008-м от лейкемии, только серебряную свадьбу сыграли. Да ты забирайся в кабину, чего стоишь? – добавил он.

В кабине «газона» царил ни с чем не сравнимый запах, свойственный, наверно, только этой марке грузовиков, – смесь кожи, машинного масла, нотка бензина, едва заметный флер махорки-самосада. Для многих повзрослевших детей СССР, даже городских, но ездивших на лето в деревню, этот запах был знаком с детства. У каждой машины он свой – у «ГАЗ-53» один, у «ГАЗ-66» – другой, у «козлика» – «ГАЗ-69» – третий… И все-таки война внесла коррективы и в этот привычный аромат – кисловатая пороховая гарь и металлическая окалина смешались с мирной атмосферой «газона», внося в нее тревожный оттенок.

– Я, брат, порой, грешным делом, даже думаю, что и слава богу, – продолжил Димка, забираясь в кабину. – Странно, да? Мне-то тяжко без нее, сам понимаешь, но она к Богу мирно отошла. Как чувствовала, хотя что там…

Он повернул ключ, и двигатель грузовика заурчал, ровно, как звучат старые, но исправные моторы.

– С четверга на пятницу ей было плохо, и на следующий день. Потом полегчало. В воскресенье она на службу сходила, она у меня набожная была. – Димка бросил взгляд на привычную трехчастную икону – Владимирская, Спас и Святой Николай, – висевшую над лобовым стеклом, а не на «торпеде», как у многих, и перекрестился. – Пришла домой такая вся радостная… она исхудала сильно, прямо просвечивалась, а тут будто сама светится изнутри. Мы вечером засиделись, смотрели по телику муру какую-то, и все прошлое вспоминали. А ночью ее не стало.

Тем временем грузовик выехал с огороженного полуобрушенным бетонным забором двора на улицу. Асфальт улицы был разбит, в прорехах дорожного покрытия серебрились ледком лужи.

– Ты на дорогу-то не гляди, – сказал Димка. – Дальше только хуже будет. Здесь и до войны дороги были такие – хоть плачь, а сейчас и подавно. Так вот, я чего говорю, ежели бы она до этого непотребства дожила, ох и больно бы ей было! Она ж у меня украиночка, с Полтавщины; до того, как в школу пошла, на русском не говорила. Сколько песен знала, как пела… – В уголках глаз шофера что-то блеснуло, он машинально протер их костяшками пальцев. – И Россию любила, и Украину свою. А нациков, – тогда еще зубры были, Лукьяненко, Чорновол-старший, Хмара… старые болтуны, а какую бучу заварили, – так их она на дух не переносила. Очень ее все это огорчило бы, так что, может, и к лучшему, что померла.

Он повернул руль, объезжая колдобину, и добавил:

– Да что я все о себе? Ты ж мне так и не сказал, бача, за каким таким интересом ты в это пекло лезешь.

Саша отвернулся к боковому стеклу, рассеянно глядя на руины, вдоль которых они сейчас ехали. Ни одного целого строения, от некоторых домов остались только обгоревшие контуры на грязно-серой земле, местами покрытой тонким и таким же грязным снежком. Зима еще не уступила свои права весне, а здесь, под Бахмутом, вообще царило какое-то безвременье – ни осень, ни зима, ни весна…

– Сын у меня там, – глухо ответил Александр Леонидович на вопрос Димы. – Сына я ищу.

Глава 2
Сильнее паче смерти любовь

Они познакомились в далеком 1996-м в подмосковном санатории. Капитан Северов прибыл туда из военного госпиталя, где оказался после ранения. Ранили его, по странной иронии судьбы, под населенным пунктом, называвшимся почти так же, как город, в который он сейчас ехал в поисках своего сына, – Бамут, на одну букву отличается. Ранение было тяжелым, в частности сильно было повреждено легкое, поэтому после продолжительного лечения Александра Леонидовича отправили долечиваться в ведомственный санаторий – из лечения, правда, было только усиленное питание и целебный воздух окружавшего санаторий соснового леса.

Ее он заметил сразу: среди немногочисленных женщин-пациентов ведомственного санатория она выделялась – была совсем юной и хрупкой как тростиночка. Они познакомились в крохотной и не особо интересной библиотеке санатория – взяв с полки книгу, название и автор которой как-то стерлись за прошедшие годы, что-то про историю то ли французского театра, то ли литературы страны Эйфелевой башни, Александр услышал сзади разочарованный полувздох-полувсхлип. Быстро обернувшись, он увидел перед собой эту девочку, которая, что греха таить, привлекла его внимание еще раньше.

Вблизи она выглядела еще привлекательнее – огромные глаза редкого зеленовато-серого цвета казались еще больше на фоне белой кожи и тонких, античных черт. Выражение лица девушки было разочарованным, и даже более того.

– Что случилось? – спросил он. – Что-то не так?

– Нет-нет, ничего, – поспешила заверить его новая знакомая, но капитан Северов не отставал:

– Ну я же вижу, что что-то не так! – повторил он. – В чем дело?

– Ну… да нет, пустяки, – попыталась ускользнуть от ответа девушка, но потом почему-то передумала: – Я просто сама хотела почитать эту книгу. Тут так мало интересных книг – или унылый соцреализм, набивший оскомину, или современные чернушные якобы детективы, от которых меня просто тошнит.

– Почему? – спросил невпопад Александр.

– Я не понимаю, зачем писать такое, – честно ответила девушка, – и так вокруг все плохо, а прочитаешь такую книгу – будто в грязи вывалялся.

– Согласен, – кивнул Александр, протягивая девушке книгу. – К тому же все эти боевики-детективы мало что имеют общего с реальностью. Вот, возьмите.

– Ну что вы! – Девушка густо покраснела, впоследствии Александр узнал почему – у нее была тяжелая форма анемии, и это была не самая большая ее проблема… – А что же вы читать будете?

– Газету «Красная звезда», – улыбнулся капитан, соврав при этом, – в те годы газет он не читал вообще. И телевизор не смотрел. – Вот что, а может, вы что-то мне порекомендуете? Вы же, наверно, пользуетесь этой библиотекой дольше, чем я?

– Ну да, – кивнула девушка. – Я здесь третий год уже, и боюсь… – Она вздрогнула и сменила тему: – Хорошо, давайте посмотрим, что здесь можно еще найти интересного.

Из библиотеки Александр и его новая знакомая Юлия ушли с двумя книгами: Александр взял биографию Микеланджело, которую Юлия ему посоветовала, а Юлия – книгу, которую он так в итоге и не прочел.

Сейчас Александр уже не помнил, как именно все происходило. Их с Юлией словно подхватил и увлек за собой какой-то поток, который вынес их к скромному загсу в Кунцево в декабре того же 1996-го. К тому моменту капитан Северов был уже уволен в запас по состоянию здоровья, а у Юлии, наоборот, наблюдалось серьезное улучшение здоровья, что при ее диагнозе было просто невероятным чудом.

Юлия, обладательница удивительно светлой фамилии – Солнцева, была дочерью офицера УФСИН, умершего перед самым началом Чеченской войны. Век Солнцева-старшего укоротила работа – в ИТУ, начальником которого он был почти пятнадцать лет, случилась вспышка туберкулеза, и, поскольку на дворе было начало девяностых, боролись с ней местными силами, в итоге палочка Коха поразила не только заключенных, но и служащих ИТУ и даже членов их семей. Отсутствие нормального лечения, да что там – отсутствие нормального питания в начале девяностых сыграло свою страшную роль: заключенные и те, кто содержал их под стражей, и даже члены их семей стали умирать один за другим. Юлия осталась сиротой, а потом туберкулез в самой, пожалуй, страшной форме – туберкулез кости и суставов – диагностировали уже у нее.

Лечение не помогало, болезнь медленно, но верно прогрессировала, пока на горизонте у Юлии не появился Александр. И дело тут было даже не в чувствах, хотя и в них, конечно, тоже: просто Северов, понимая, что девушка на белом свете одна, взял на себя ответственность за нее. Он устроился инструктором в одно подмосковное охранное агентство – там его с его боевым опытом приняли с распростертыми объятиями, а у Юлии появились и необходимые ей витамины в виде тропических фруктов и дорогие импортные лекарства…

Счастье длилось очень недолго, но эти полтора года Александр не поменял бы ни на что. Юлия расцветала; она играла ему на пианино, купленном капитаном в отставке у какого-то старичка с картонкой, которого он нашел на измайловской барахолке; он покупал ей по дешевке чемоданы книг… они путешествовали – правда, недалеко, в основном география их путешествий ограничивалась Подмосковьем, ну, максимум Тверь, Суздаль, Ярославль… Самое далекое от Москвы место, куда они выбрались, был Нижний Новгород – туда их привез круизный теплоход. Юлия очень любила речные прогулки, хотя в то время ее уже начинало укачивать на борту корабля…

О том, что Юлия в положении, они узнали поздно, в мае. При субтильном анемичном сложении Юлии беременность долго себя не проявляла, а изменения в фигуре молодые сначала списали на сильно улучшившееся питание девушки. Врачи просто за голову схватились, но сделать было уже ничего нельзя – шел пятый месяц, ни о каком прерывании и речи быть не могло. Да и Юлия бы на него просто не согласилась. Родила она тоже зимой, в новогоднюю ночь девяносто восьмого года. Сын Александра родился здоровым, хотя, конечно, за ним и за его мамой врачи очень пристально наблюдали. Юлия, ставшая к тому моменту очень верующей, поскольку, как она говорила, такое счастье, как у нее, просто не может быть результатом слепой случайности, решила окрестить мальчика с тем же именем, что и у ее мужа, – так у Александра Леонидовича появился сын и наследник, Александр Александрович…

А через полгода мальчик стал сиротой, а сам Александр Леонидович – вдовцом. Все произошло в середине августа. Шестнадцатого августа Юлия вернулась из церкви – она ходила туда каждое воскресенье, их семья жила в подмосковном Фенино, рядом с тубдиспансером, где Юлия состояла на учете, а как раз напротив этого диспансера находилась старинная церковь усадьбы Румянцева. Юлия была спокойной, даже радостной, уложила Сашку-меньшого в кроватку – тот уже активно осваивал мир вокруг себя, радостно агукал, ползал и пытался вставать на ножки – и присела в кресло, ожидая мужа, который был в городе по делам.

Там ее Александр Леонидович и застал, но уже мертвую. Врачи сказали, что причиной смерти был оторвавшийся тромб. Они сказали, что умерла Юля быстро и безболезненно. И действительно – ее лицо было полностью безмятежно, а на губах, которые смерть не изменила, они и раньше были бледными, застыла легкая улыбка.

И от этого Александру Леонидовичу, который до самой темноты не мог заставить себя уйти с кладбища в Балашихе, где Юлия нашла свой последний покой, было только еще тяжелее…

1.Бача – парень, в переносном смысле – друг (фарси).

2.Шурави – советский. Оба слова применяются ветеранами Афганистана (фарси).

3.В данном случае – разновидность сумки для ношения карт и документов, хотя электронные планшеты вполне можно носить в таких подсумках тоже.