Buch lesen: «Вкус утекающей воды», Seite 5

– Совершенно верно, – сказал Жора. – Именно такой нагревательный элемент мы и использовали – две металлические пластины, опущенные в воду. Одна пластина была заземлена, вторую запитали от купола. Ильич пытался вычислять размеры пластин по формуле, но как тут вычислишь, если ни напряжение, ни силу тока мы даже приблизительно не представляем. Но он гарантировал, что пластины разрушатся раньше, чем оплавятся провода, приходящие в деревню. И ещё кабель, которым мы соединили купол с деревенской линией, был заведомо меньшего сечения, в случае перегрузки он должен был сгореть первым. Но ничего не сгорело, и, похоже, процесс кипения прекратился сам собой, как только ушли грозовые облака.

– Если бы шарахнула молния, у вас сгорело бы все, – заявил я.

– Нет, Андрей. Я же говорил, в купол молния никогда не бьёт. Он забирает на себя разность потенциалов и накапливает заряд на обкладках конденсаторов или просто пропускает в землю. Если бы мы весь купол, отсоединили от заземления, тогда действительно мы бы его пожгли. Но я же говорю, Ильич почти все продумал. Он ведь до меня на станции работал, я его здесь сменил, когда его отправили на пенсию. У него был секретный допуск, а у меня уже нет. Я тупо отвечал за трансформаторную подстанцию, менял лампочки в подземелье и так, по мелочи. А Ильич полностью знал устройство станции и принцип действия. Это он меня научил пользоваться коммутатором.

– А от чего он умер? – поинтересовался я.

– Кто умер? – не понял Жора.

– Твой героический Ильич?

– А он что умер? – Жора был явно удивлён.

– Так ты же его сам называешь «покойным», почти крестишься и что-то про царствие небесное?

– Да, нет, – с облегчением выдохнул Жора. – Это я так. Это для меня он покойник. Потому что я его больше не увижу. Ну, ты что не слышал «расставанье – маленькая смерть»? А тут расставанье навсегда.

– Так он куда попал? В сумасшедший дом? – спросил я.

– Хуже. Супруга его, МариВанна, на старости лет решила переехать к дочке в город. Вот и его с собой прихватила.

Бедная женщина! Я про дочку. МариВанна сама фурия, а тут ещё лысый гном под мышкой. Там теперь только на потолке можно спокойно уснуть, да и то по тебе всю ночь ходить будут. А из водопровода у них течёт бензин из ближайшей бензоколонки. Или коньячный спирт с ликёроводочного. Зависит от того что ближе расположено. Уж Ильича то я знаю. А если у дочери ещё и дети есть, это всё. Ильич сразу организует звёздные войны. Дом точно попадёт в категорию ветхого строения. И надежда останется только на расселение. Невероятной энергии мужик. Ух и заводной!

Я тебе сейчас расскажу, как сошлись МариВанна с Ильичом. МариВанна работала главным бухгалтером в лесхозе и была то ли вдовой, то ли разведённой, то ли матерью одиночкой. Короче говоря, свободная женщина. За ней ухлёстывал Председатель сельсовета, но без особого успеха. Ильич в данной теме был вообще не при делах. Но однажды они столкнулись. МариВанне по делам лесхоза надо было в Пыру. Ильичу по своим делам нужно было в Пыру. Встретились они в кузове грузовика. В кабине расположилась молодая мамаша с двумя детьми, и МариВанне места не хватило. Ильич, как только увидел её открытый бюст, погрузил туда свой взгляд и перестал моргать. Дальше произошло то, что МариВанна сама любила рассказывать подружкам после первой выпитой рюмки. Она зычно скомандовала водителю: «Трогай!», и Ильич не заставил себя ждать. Он тут же засунул свою лысую голову между её грудей. Пока она осознала, что произошло, было уже поздно – ей понравилось.

Как потом рассказывал водитель грузовика, всю дорогу он ехал в плохом настроении. Машину бросало из стороны в сторону, и он решил, что заднему мосту пришёл конец. В Пыре он осмотрел каждую рессору, все было в порядке. На уехавший шиньон МариВанны он не обратил внимания. На обратном пути МариВанна уже ехала в кабине: мамашу с двумя детьми положили в больницу. Грузовик ровно катил по дороге и даже на ухабах почти не вздрагивал.

Ильич, кстати, по этому эпизоду не колется. Говорит, что это не он, просто наваждение какое-то пришло. Но с тех пор они вместе. Огонь и пламень, Баба Яга и Черт, Белоснежка и все гномы разом.

Глава 9. Климатическая станция

– Андрей, – решительно заявил Жора, – мне срочно нужно в деревню. Я должен проверить на практике постулат марксизма-ленинизма, которым ты меня обогатил.

– То есть, теперь у тебя есть что сказать любой женщине «почему мы должны быть вместе»? – предположил я.

– Именно. Раньше я действовал интуитивно, руководствуясь инстинктами. А теперь у меня есть теория.

– Жория, не могу не заметить, – сказал я очень официально, – что это очень вольная интерпретация чужих идей. Извращающая идею самого автора.

– «Извращающая» – это здорово! – сказал Жора. – Я пошёл. Ты за главного. Помни, пост бросать нельзя. Если я не вернусь, гречки много. Коньяка тоже, но в одиночку не пей – сопьёшься.

– Где-то это я уже слышал… Мне кнопку не надо каждые два часа нажимать, чтобы спасти мир?

– Станция недействующая, но кнопки не нажимай, переключатели не переключай. Можешь посмотреть телевизор, только он не работает. Зато можешь смачно пощёлкать тумблером каналов, сразу вспомнишь детство: первый канал – «Спокойной ночи, малыши», второй канал «Следствие ведут знатоки», на третьем «Собачья жизнь» в плохом качестве и без звука, остальные пустые. Но в них надежда, вдруг когда-нибудь щёлкнешь, а там показывает… И не забудь стучать по деревянному корпусу, лучше кулаком и сверху, это ручная точечная настройка.

– Я так не согласен, – решительно заявил я. – Во-первых, у меня обязательства перед Кукушкиным, во-вторых, я с детства люблю технику, всякие железяки и прибамбасики. Поэтому, или я здесь все открываю, нажимаю, переключаю и пробую на вкус, или ты доказываешь свою новую теорию на макете. А я пошёл прокладывать Кукушкину по сеням стеклянные провода.

– Почему стеклянные? – не понял Жора.

– Потому что, если ты в знак протеста, не дашь мне жестяные провода, придётся использовать стеклянные палочки. Потёр о волосы, вот тебе и заряд. Сам только что рассказал.

– Андрей, уговор дороже денег. За операционным залом есть кладовая, там, на стеллажах, море проводов, возьми какие хочешь и сколько унесёшь. И это никак не связано: отпустишь ты меня или нет. Но я даю тебе полный карт-бланш, в моё отсутствие делай, что хочешь. Там ещё мотороллер есть, можешь и его разобрать. Идёт?

– Совсем другое дело, – согласился я, – правда, сейчас принято говорить не «идёт», а «окей». О’кей, Жора. Только у меня последний вопрос. Кукушкин говорил, что он первый парень на деревне, а в деревне одни бабульки. Поэтому мне непонятно, куда ты собрался? Или? На безрыбье и щуку…

– Нашёл кого слушать. Есть ещё «женщины в русских селеньях»! – процитировал начитанный Жора Некрасова, но я решил – Грибоедова.

– Ты меня успокоил, а то уж я подумал – ты на кладбище собрался.

– Утюг тебе на язык! – возмутился Жора.

– Да, кто вас педалистов знает, да ещё и с теорией…

– Андрей. Под кроватью ружье, если кто посторонний, стреляй. Станция – режимный объект, – проинструктировал Жора.

– И что это ты нас с Таволгой не замочил, под кровать не успел метнуться? – съязвил я.

– Если ты пришёл через калитку, ты гость. Если через дыру в заборе, тебя можно убивать. Давай проводи меня.

***

Когда Жора вышел через калитку и скрылся, я обернулся лицом к куполу и почувствовал себя первооткрывателем. Передо мной космическое сооружение с манящим названием «станция» … Слово «климатическая» явно было лишним. И я один на несколько квадратных километров. Эх, сейчас как всё изучим! Но с чего начать – целая дилемма. С подземелья или с поверхности? Подземелье тянуло своими устройствами. Но я решил – с поверхности! Вдруг враги уже близко. За ружьём не пошёл: лень было спускаться. Прихватив со скамейки недопитую бутылку коньяка в качестве хвоста страуса, я отправился совершать обход вверенной мне территории. Двигался я вдоль пружин купола, поэтому заблудиться не мог. И вскоре достиг центра купола – самой высокой точки. Затем купол снова начал плавно снижаться, а пружины сходиться все ближе друг к другу. Затем они построились на одинаковом расстоянии, метров 5-6 от земли, и так тянулись до самой «застёжки». Я понял: это и есть коммутатор. Перелезть через него я не решился, вспомнив об «электризацию облаков в ясную погоду». Поэтому я пошёл в обход и минут через десять обогнул коммутатор. По моим подсчётам я прошёл метров 500-600. Значит самое узкое место на станции, коммутатор, длинной 1000-1200 метров. Невероятная цифра, что в переводе означает «ни хрена себе!». По ту сторону коммутатора было все то же самое. Спирали, выйдя из коммутатора, сначала тянулись на одинаковом расстоянии от земли и друг от друга, потом начинали расходиться и подниматься вверх, образуя точно такой же второй купол. Жора был прав, климатическая станция по форме была гигантским лифчиком. К радости астронавтов и инопланетян.

Вся территория станции была засыпана как будто речным песком, но с течением долгого времени песок уплотнился и замусорился. Ноги не проваливались, и идти было комфортно. Зато растительности практически никакой. То тут, то там пробивались отдельные чахлые экземпляры. Но им явно не хватало органики, тени и, возможно, воды. Практически пустыня. Поэтому я очень удивился, обнаружив под вторым куполом островок зелёной растительности. Подойдя ближе, я увидел густой кустарник; ни ёлок, ни сосен, ни рукоблудия садовника. Я обошёл вокруг – никаких тропинок, ведущих внутрь оазиса. Но изначальная конгруэнтность обоих куполов, подсказывала, что внутри что-то есть. Затаив дыхание и стараясь не ломать ветки, я пробрался через заросли и чуть не свалился в котлован. В стенке котлована, под железобетонным перекрытием был ещё один вход в подземелье. Почти как у Жоры, только вместо двери – широкие металлические ворота и никаких иллюминаторов по краям. Слева, где у Жоры располагалась бытовка, с ламповым телевизором «Рассвет», классной задницей на стене и ружьём под кроватью, здесь была глухая бетонная стена. Все было заперто и заброшено. Никаких следов человеческого присутствия. Мне даже не удалось разгадать, в каком месте в котлован был спуск. Не без труда выбравшись наверх, я натолкнулся на рельсы. Откуда здесь железная дорога? Потом я догадался. Это направляющие, по которым ходил кран, опуская в котлован что-то большое или тяжёлое. Например, гигантские конденсаторы, о которых рассказывал Жора.

Обойдя коммутатор с другой стороны, я увидел у самого забора какое-то зелёное сооружение. Подойдя ближе, я понял, это трансформаторная подстанция. И как Жора и рассказывал, к ней из леса подходила очень серьёзная высоковольтная линия. От неё вдоль забора тянулись по направлению к деревне обычные провода. А изоляторы станции действительно были обесточены. От них в землю уходили кабели, но к ним ничего не было подключено. Действительно, отключить деревню от трансформатора и запитать от станции было делом 10-15 минут. Как Жора и рассказывал.

Тут же я обнаружил ворота в ограждении. На них висели два ржавых амбарных замка. Но немного пройдя вдоль сетки, я заметил накренившиеся, почти упавшие столбики забора. В этом месте я без труда перебрался через сетчатое ограждение, а затем легко поднырнул под колючую проволоку. Мне, как настоящему шпиону, очень хотелось проверить подъездные пути.

Грунтовая дорога, похоже, в своё время была настоящим танкодромом и представляла собой высокую искусственную насыпь. Она сначала шла вдоль ЛЭП, потом уходила в сторону, видимо к узкоколейке. По сравнению с «горной тропой», по которой мы с Таволгой поднимались к калитке, дорога спускалась очень плавно. Она давно уже заросла молодыми соснами и кустарником. Колея, укрытая травой, еле угадывалась. Дальше я не пошёл, боясь оставить вверенный мне объект без охраны. И вернулся к Жориному подземелью.

В подземелье было прохладно и сумрачно, несмотря на открытую настежь дверь. Видимо, люди здесь всегда работали при искусственном освещении. Дух секретной лаборатории висел в воздухе. Я насчитал двенадцать рабочих мест. К каждому столу по трубе спускался пучок проводов и прятался в щите управления с многочисленными кнопками, тумблерами, и лампочками. В центре щита находилась круглая вращающаяся шкала. Я все покрутил, на все нажал и всем пощёлкал – жизни не было.

К этому времени мои глаза привыкли к недостатку света. Я рассмотрел, что снизу, от пола, к другой стороне стола, идёт ещё один пучок проводов. Он заканчивался несколькими разъёмами, неизвестной мне конструкции. Которые просто лежали на краю столешницы. Я пришёл к выводу, что здесь должно было находиться вычислительное оборудование оператора, что-то типа монитора с клавиатурой.

Вообще, к моему удивлению, никакой разрухи в лаборатории не было. Ни порванных проводов, ни остатков каких-то конструкций или разбитых приборов. Ничего разбросанного. Все, что хотели, учёные, или кто они там, аккуратно демонтировали и вывезли. Все что оставили, оставили в надлежащем порядке. Даже стулья были аккуратно задвинуты под столы. Ребята явно надеялись вернуться назад. А теперь, видимо… редиску выращивают.

На последних двух столах у задней стены натюрморт был другой. Щиты управления были покрупнее, чем на других. И, самое главное, стояло ещё по одному крупногабаритному прибору. Я ринулся к ним в надежде увидеть чудо советской техники – рабочее место оператора Электронно-Вычислительной Машины, да ещё и засекреченной! Но чуда не случилось. Моих технических знаний хватило понять, что это только очень большой осциллограф. Я лениво щёлкнул тумблером. И ещё не понял, что за шум, а зелёный яркий луч уже нарисовал на экране какую-то кривую. Как я люблю такие вещи! Я поигрался с настройками, график становился то уже, то длиннее, то уходил вверх. Несмотря на то что я постоянно путаю параболу с гиперболой и даже гипотенузой, я все равно осознал, что осциллограф к чему-то подключён, а не просто воткнут в розетку. Отображает какой-то процесс, и показатель плавно изменяется. Я включил прибор на втором столе, и он тоже засветился зелёным экраном. Очень захотелось поиграть в космонавтиков. Я даже издал звук, изображая рёв фотонных двигателей. Но мой мозг, покрытый известковыми отложениями, не позволил. Ему, видите ли, стало интересно, а какой процесс отображает второй осциллограф? И некоторое время я носился между двумя столами, сравнивая картинку с двух экранов. Процессы были разные, но я все равно потерял к ним интерес. Окружающий антураж привёл меня к мысли, что где-то здесь обязательно должна быть огромная пузатая красная кнопка. Как в фильмах про шпионов, военных и прочих уродов. И, сделав вид, что я случайно сел на неё, я заставлю сходиться и расходиться континентальные плиты. Но прежде чем сдвигать материки, нужно включить свет, и я пошёл искать включатель. Жора Электрощит говорил, что здесь есть освещение.

Свет, который поступал через дверь, достаточно хорошо освещал начало двух параллельных стен. Просканировав их, я пришёл к выводу, что надо действовать глубокомысленно. Если впереди рубильников нет, то сзади их быть не может. И я отправился в каморку к Папе Карле. В смысле, к Жоре.

Женщина на колесе, снова привлекла моё внимание. Я забыл, зачем пришёл и замер на пороге, рассматривая её задницу. Она попыталась повернуть голову в мою сторону, и я, матерясь, ретировался вглубь помещения. Эх, надо бы научиться креститься. На всякий случай. Или выучить какую-нибудь молитву…

За Жоркиным холодильником я без труда нашёл нужный рубильник, включив все, что попалось под руку. Через небольшой иллюминатор, который тоже тут оказался очень кстати, я проконтролировал, что вся лаборатория освещена, и вернулся в подземелье. При искусственном освещении помещение оказалось самым обычным, ни романтики космоса, ни родины Красной кнопки. Материки двигать нечем, да и дизайн какой-то старомодный, советский. Зато в задней стене оказался очень широкий проход, который вёл в три отдельных помещения. Слева находился склад запчастей, проще говоря, кладовка. Вдоль стены тянулся длиннющий стеллаж, на котором в библиотечном порядке лежали: реле, пускатели, замыкатели, разрыватели, разрыхлители, предохранители… и провода! В ассортименте и по количеству. Можно было открывать электрический магазин. На всем лежал налёт военной промышленности, и гарантия качества от военпредов. «Повезло Кукушкину», – подумал я, но выбор «квадратов», решил отложить на потом. Чтобы без суеты.

В центре находилось «машинное отделение», здесь, видимо, когда-то стояли легендарные ЭВМ «Минск-32». Но возможно у военных были свои бренды. На полу были видны следы от многочисленных шкафов, разных размеров. По всему помещению тянулись кабель каналы, с них, как змеи с потолка, спускались провода с разъёмами и штекерами на концах. И как в лаборатории, здесь не было ничего отрезанного, или в спешке, перерубленного топором, для ускорения. Ещё шумела вентиляция, которую я тоже, видимо, включил за холодильником. Третье помещение было самое интересное. Это был длинный узкий коридор, который начинался вдоль правой стенки лаборатории и уходил дальше вдоль «машинного» отделения. По всему коридору располагалось несколько десятков стоек. Они были совершенно одинаковые и расположены на одном и том же расстоянии друг от друга. Я понял, это и есть узел коммутации купола. Кроме сигнальных ламп, никаких кнопок, рубильников на стойках не было. Управление, видимо, осуществлялось непосредственно из лаборатории или ещё откуда-то. Желание изменить мир меня ещё не покинуло, но здесь, я понял, у меня нет шансов найти Красную кнопку.

Не исследованным осталось только Жорино жилище, и я отправился туда. Но после масштаба секретной лаборатории, его кучки конденсаторов, транзисторов и микросхем, разбросанных по всем углам и полкам, уже не вдохновляли. С некоторым интересом я рассмотрел небольшие самопальные платы, пытаясь разгадать цель, с которой Жора их напаял. Но в большинстве случаев замысел автора остался для меня загадкой. Зато задница, восседающая на покрышках, все сильнее и сильнее тянула меня к себе, призывая к медитации. Но, во-первых, это было Жорина женщина, а, во-вторых, её мистическое желание повернуть голову и заглянуть в мои глаза каждый раз вызывало всплывание мурашек к поверхности кожи. И все же я проявил акт сексуального домогательства – погладил глянцевую поверхность постера в самом круглом месте… и пообещал все равно её украсть, когда напьюсь.

Глава 10. Вальпургиева ночь

Выйдя из бункера, я с удивлением обнаружил вечер снаружи и чувство голода внутри. Но Жоры не было нигде. Я решил заполнить образовавшуюся пустоту приготовлением ужина. Открыв, за автомобильную ручку представительского лимузина, холодильник Жоры, я исследовал его содержимое. Хлеб, молоко, сметана, два яйца, банка с топлёным маслом, кастрюля с гречкой, какие-то соления… Было даже странно, что здесь нет канифоли и баночек с радиодеталями.

Мне не хотелось связываться с электроплиткой, и сначала я решил перемешать холодную гречку с вареньем и съесть все это под видом пудинга. Но солнечный цвет топлёного масла вызвал такой поток ассоциативных воспоминаний моих вкусовых сосочков, что я решил рискнуть. Плитку я включил без проблем, но поиски сковородки, почти зашли в тупик. Пока я не обнаружил на стене здоровенную сковороду. Она была, конечно, странная… Но тут все было странное, и отдельно удивляться особенностям кухонной утвари было как-то нелогично. Вместо ручки в стенке сковороды была дыра, через которую несколько раз была продета толстая проволока бронзового цвета. Водрузив сковороду на уже горячую электроплитку, я понял, что её диаметр, как минимум в три раза превышает диаметр самой электроплитки, а толщина стенки сантиметра полтора. Мой ужин повстречается с рассветом, и, видимо, без моей компании. Но не тут-то было! Настоящий художник – голодный художник! Или шантрапа на выдумки хитра?

Я равномерно заправил кашу кусками (ну нет! большими кусочками) солнечного масла. И когда центр сковороды стал плеваться в меня, в ответ на мои плевки, я резким движением фокусника перевернул кастрюлю точно «в яблочко» и оставил её там. Приятное скворчание тающего масла подтвердило правильность выбранной технологии. Когда дно перевёрнутой кастрюли стало горячим, я понял, пора накрывать на стол. И тут-то мысль и потерялась. Дальше я уже действовал без неё и без них. Завернув кусок брезента, валяющегося перед входом, в несколько слоёв, я подхватил сковороду и потащил её наверх, на нашу парковую скамейку. Цирк продолжался. Жонглирование раскалённой сковородкой, при движении по крутому склону. Так, чтобы кастрюля, находящаяся в центре, не съехала к краю. С детства не люблю цирк. И только теперь понял почему. Отсутствие мысли, сплошное позёрство. Но я справился.

Накрыв целую поляну, вернее всю лавочку на двоих, я осознал, что Жору ждать бесполезно. Сначала я выпил свою рюмку коньяка, потом рюмку, налитую для Жоры. И приступил к трапезе. Приподняв за ручку край кастрюли, я наложил себе гречки. Сковорода медленно теряла накопленное тепло, и крупа получилась нужной температуры и консистенции, вобрав в себя весь аромат топлёного масла. Ел я за двоих, и пил из двух рюмок. Получалось легко – без тоста и повода. Когда достиг стадии эйфории, решил навестить женщину на колёсах. Но лень и чувство сытости меня переубедили. В стадии ожидания прихода снов, я очнулся. За моей спиной и чуть сбоку восходила огромная луна. Ветви деревьев, скамья и я сам отбрасывали вперёд длинные несуразные тени. И среди наших теней в лунном свете висел звук. В деревне пели. Сначала один звонкий голос резал тишину, потом второй, более плотный подхватывал, потом третий заполнял промежутки, затем хор вытеснял всю пустоту. Звук и лунный свет образовывали единое пространство. Дрожание голоса вызывало колебание света. Усиление света уплотняло звук. Слова нельзя было разобрать, и мелодии были незнакомые. Но это не было ангельским пением, душевное человеческое тепло заполняло душу.

Кайф обломала острая костлявая тень, пересекающая поляну. Я с усилием вглядывался вперёд, пытаясь разглядеть, и не понимая, что объект где-то сзади и сбоку, а я лицезрю только проекцию. Но что-то знакомое угадывалось в этой угловатой фигуре. «Э-ээ, брат, это жулики», – почти услышал я над ухом голос Карлсона, и моя душа ушла в пятки. Душа у меня большая, но трусливая. В пятках она не уместилась и решила совсем покинуть тело. Последним усилием чего не знаю сам я взвизгнул, как можно мужественнее: «Стой! Сейчас нож кину». Мультяшная фигура споткнулась на полном ходу, тень развалилась. Сбоку раздался знакомый смех. Так язвительно хохотать мог только Кукушкин. И я обиделся.

– Вольдемар, ты что ли? – с издёвкой крикнул я. Смех тут же перешёл в бульканье и затих.

– Откуда узнал? – шипящим голосом спросил Кукушкин, приближаясь. – Электрощит проболтался?

– Он теперь не Электрощит, он теперь Жора, – миролюбиво сказал я, улыбаясь в темноту.

– Может он, конечно, и Жора, – согласился Кукушкин, – Я его личного дела не читал. А вот он, гадёныш, моё, видимо, видел. Правда, до сих пор держал язык за зубами. И как только тебе удается любого разговорить.

Он задумался.

– Ты преувеличиваешь мои навыки межличностного общения, – сказал я, все же польщённый словами Кукушкина. – Я чужой и здесь почти никого не знаю…

– Как ты сюда попал?! – опомнился я, вспомнив, что Кукушкина и днём-то не заставишь в лес зайти.

– Не мог же я тебя бросить, ты же из-за меня тут пропал?

– Почему из-за тебя? – не понял я.

– Потому что утром ушёл за проводами и сгинул.

– А как ты определил, что я ещё тут? Тебе Таволга сказал?

– Нет, Таволги до сих пор нет.

Видя моё замешательство, Васильич объяснил очень подробно и очень учено, видимо, мстил мне за «навыки межличностного общения».

– Понимаешь, после обеда в деревне была зафиксирована повышенная сексуальная активность среди женского населения. И повышенная напряжённость среди мужиков. Они все как-то сразу заторопились домой. Если первое явление, наблюдается всегда с появлением в деревне свежих людей. То вторая реакция наступает только тогда, когда в деревню спускается Электрощит. Понимаешь?

– Не понимаю. Причём тут я?

– Электрощит – железный человек, – Кукушкин начал немного нервничать. – Он станцию ни за что не бросит. Значит, он кого-то оставил вместо себя. Таволге сейчас некогда, и он уже не раз попадался на этот крючок: «Посиди полчасика, я скоро». А вот ты прекрасный идиот, никуда не торопишься и, видимо, успешно прошёл проверку на шпионство. А в сенях, по- прежнему, темно! Проводов нет, и тебя нет. Вся деревня на ушах. И где же ты, в этих обстоятельствах?

– Так Жорик не придёт? – начал я догадываться.

– Не раньше утра, – отрезал Кукушкин. – Иначе я бы не пришёл, мы с ним неприятели.

– Вот тебе и Железный дровосек, железное слово, – я был явно разочарован.

– Не осуждай, он заслуживает лучшей жизни, – спокойно парировал Васильич, выкладывая из мешка принесённые продукты. К моему удивлению ёмкости с местной текилой там не оказалось.

– Как, мы теперь не пьём при полной Луне? – язвительно поинтересовался я открывшемуся феномену.

– Ты, давай дурку не включай. Нечего путать яйца с яичницей, разливай коньяк, – скомандовал Кукушкин. Я безропотно повиновался.

– А про коньяк как узнал? – спросил я, протягивая Васильичу налитую рюмку.

– Вся деревня знает, что у Электрощита под землёй хранится стратегический запас коньяка в огромных железных баках.

– И ты в это веришь? – подивился я наивности жизненных воззрений Кукушкина.

– Нет, я не верю. Я пью, – и опрокинул в рот налитую рюмку.

– Так ты, значит, ради коньяка совершил это ночное восхождение, а не ради меня?

Кукушкин побагровел так, что я понял это даже при лунном свете – сейчас гигантская сковорода расколет мне череп. Он уже было схватился за неё, но я заорал: «Гречка, гречка!!!» Вообще-то, я хотел крикнуть: «Шутка! Шутка!» Но «гречка» просто сбила Кукушкина с панталыки.

– Где? – не понял он.

– Под кастрюлькой.

– Кто?

– Гречка!

Он приподнял кастрюлю. Под ней действительно оказалась ещё тёплая гречка. Васильич не понял, как она оказалась в перевёрнутой посуде, но запах приправленной топлёным маслом каши заполнил поляну.

– Давай, накладывай, – снова скомандовал он, – только не переворачивай.

– Не буду, – заверил я, и напряжение было снято.

«Все-таки он псих, и не надо про это забывать», – предупредил я своё эго, снова наполняя рюмки. И, чтобы перевести разговор, я стал интересоваться составом и количеством Жоркиной паствы в деревне. Аккуратно припомнил слова Васильича, о том, что он де первый парень на деревне, а в деревне одни бабки, и после него там уже точно делать нечего. Так кого же тогда окучивает Жора? Жительниц кладбища или постояльцев скотного двора? Васильич нашёл мою шутку снова неуместной, но за сковороду хвататься не стал, поглощённый поглощением гречки. Затем спокойно признал, что слегка преувеличил, что у Жорика тоже все хорошо. Потому что у них разные возрастные и даже весовые категории. Констатировал в Попадалове исторически сложившуюся половую распущенность и даже допустил возможность пересечения различных возрастных категорий. Но он сплетни не любит, поэтому детали обсуждать не собирается.

Я сходил в Жоркино жилище и принёс ещё две бутылки коньяка. Лунный свет отразился в бутылочном стекле и вспыхнул в глазах Васильича. И он мне рассказал историю про единственную любовь Электрощита. Зовут её Галина, и живёт она в Попадалове сразу за школой. Когда и с чего у них началось, никто не знает. Конспирация была полная, никто даже и не подозревал. Но однажды они попались. Галина подвернула ногу на Козьей тропе, ведущей на станцию. Шла ли она к нему, или уже возвращалась, не важно. Её вес не оставил Жорику никаких шансов справиться в одиночку, и ему пришлось обратиться за помощью. Разумных объяснений, что делала Галина на крутом склоне в тёмное время суток, не нашлось. И все пришли к выводу, что она просто изучала жизнь летучих мышей и козодоев.

По словам Васильича, у Электрощита с Галиной настоящая, но безуспешная любовь. Галина замужем, но без мужа. Он у неё менял одну горячую точку на следующую. А точки все не кончались. Появлялся раз в полгода, привозил денег и снова пропадал на полгода, или боле. Однажды Галина не выдержала и выдвинула ультиматум – война войной, а секс по расписанию, и теперь её уже ничто не остановит. После этого муж совсем перестал появляться. В попытке развестись она посетила военкомат. Где ей заявили, что личного дела её мужа у них нет, и никогда не было. Что такой человек не значится в вооружённых силах страны. Со словами «куда вы его дели, он от вас призывался» Галина начала было вытаптывать весь Пырский военкомат. И военком, чтобы сохранить инфраструктуру здания и уберечь персонал, открыл ей военную тайну. Когда человека забирают в специальные подразделения или структуры, его досье уничтожается. Личное дело её мужа было отправлено по запросу в Москву, а все текущие записи стёрты. Но с тех пор ей стали регулярно приходить неплохие деньги по линии пенсионного фонда, по статье «потеря кормильца», правда, саму потерю никто подтвердить не мог.

Жора не мог в открытую жить с женщиной, у которой муж защищает рубежи родины за пределами рубежей. А она не могла развестись с тем, кого нет. Так они до сих пор и мучаются. А Электрощит (по версии Кукушкина, который «не любит сплетни»… ха-ха, мы все любим сплетни!), исключительно в целях конспирации, удовлетворяет ещё полдеревни.

Когда мы перешли ещё через одну бутылку, я спросил:

– Васильич, скажи честно, почему у тебя к Жорику такое неадекватное отношение?

– Жорик, это кто? – добродушно поинтересовался Васильич.

– Жорик – это Электрощит.

– Давно? – заинтересовался Васильич.

– С сегодняшнего утра.

– Да! – удивился Васильич. – Ну, я против Жоры ничего не имею. А Электрощита просто боюсь. И все боятся! А если бы не боялись, станцию давно бы растащили на проволочки .

– Ну, вот опять! Снова молодец, снова железный человек. А с другой, почти негодяй. И бабник. На самом деле, может, пересеклись ваши возрастные категории? На ком-то. И ты ему завидуешь? – предположил я.

– Из-за бабы?! Да ты в своём уме?! Алкоголик! – это было сказано про меня, и я надулся.

Заметив мою насупленность, Кукушкин опять заорал:

– Давай, наливай! Костяная башка! Представляешь сколько мне лет?!

– Сейчас нож кину! – закричал я ему в ответ на оскорбление прямо в ухо. Видно его история с оранжевым плащом здорово засела в моей голове.