Это изрядно пугало будущих охотников. Ход их явно замедлился. И после нескольких таких размашистых переходов, чтобы случаем не потеряться, Эльна предложила взяться за руки и ступать вдоль левой стены коридора.
Вскоре вдали проявился едва видимый зелёный свет.
– Смотрите! – первым подметил Унга. – Там что-то светится?
Молодь остановилась и попыталась разглядеть, на что указывал юнец, но мерцание факела не давало сосредоточить взоры.
– Ронин, – обратилась Эльна. – А ну-ка убери факел.
Ронин отвёл руку в сторону. Сияние светоча отступило, и недалеко во мраке, в полусотне шагов от молодых сородичей проявились зеленоватые силуэты каменных стен.
– Да, я вижу! Там что-то есть. Кажется, мы пришли, – обрадовалась Эльна.
– Мы пришли, пришли! – снова заголосила Оми. – Бежимте скорее!
– Оми, тс-с!!! Тише, милая, – остерёг девочку Ронин.
– Ой, простите, простите. Идёмте скорее, – уже шёпотом торопила дочь вождя.
Дети устремились к просвету. И совсем скоро тоннель привёл юных соплеменников к источнику загадочного свечения – в Обитель Единства.
– Вот это да! Вы только посмотрите, как они светятся! – изумился Ронин, входя в обширный грот. – Это же символы охотников и шаманов!
Храм Созидателя, окутанный зелёной дымкой сверху донизу, переливался радужно-зелёными потоками света. Повсюду на стенах, на уступах и плоскостях, источая яркое свечение, сияли наскальные рисунки и гравировка первых людей. Сияния, словно редкие лучики Великого Огня, рассекающие толщи облаков в пасмурный день, исходили из полостей и начертаний орнаментов, распыляя тёплый свет по просторам Храма. Дети были очарованы увиденным! За все Луны и Великие Огни они не видали ничего причудливей и необыкновенней. Раскрыв рты, молодь медленно ступала вдоль стен подземелья и рассматривала светящиеся символы на скрижалях.
– Ах! – восхитилась Оми. – Как же тут красиво!
– Ага… А кто-то из охотников говорил, что в Храме темно и сыро, – Ронин вспомнил сплетни дозорных и потушил факел. – А здесь очень тепло, даже жарко как-то…
– Это свечение! Оно согревает Храм, – догадалась Эльна и осторожно протянула руку почти вплотную к светящемуся символу. – Ай! – тут же одёрнула. – Горячо!
– Мне кажется, это пламя Пангеи, о котором рассказывал Валан! Зелёный огонь, который придаёт силу стойким охотникам и шаманам! – воскликнул Унга. – Или прана, которую надо изъять!
– Точно! – подхватила Эльна. – Так горячо может быть только от пламени!
Внезапно и юрко Унга провёл рукой на расстоянии от символа. Малец на миг коснулся зелёных лучей и, не ощутив теплоты, понял, что обжигающими они были лишь у истока. Унга ещё раз, но уже медленно, подвёл руку к потоку света и замер. Молодь ахнула от удивления: таинственный зелёный луч, коснувшись ладони, осветил кисть Унги и насквозь вышел с другой стороны; рука юноши залилась свечением до самого предплечья, и сквозь сияющую кожу стали видны силуэты костей и суставов, а Унга изумлённо выпучил глаза.
– Ух ты! – восхитились дети.
– Ничего себе! – ахнула Эльна. – А тебе не больно? Не горячо?
Унга покачал головой:
– Он… Он не горячий. Он даже не тёплый!
Тут же юные искатели приключений повторили за сородичем – дотронулись лучей. И действительно – на небольшом расстоянии от светящихся орнаментов тепло и вовсе не ощущалось. Руки храбрецов наполнились зелёным светом, а Эльна тем временем осторожно приблизила свою ладонь вплотную к символу.
– Смотрите, – она коснулась гравировки. – Попробуйте. Больше не обжигает.
Остальные последовали совету девочки. Медленно подведя ладони к источникам, дети одобрительно закивали. Эльна оказалась права.
Ронин же и вовсе убрал руку от символа, но его кисть продолжала излучать сияние, постепенно утрачивая силу свечения.
– Ух ты! – сородичи снова заохали-заахали, а Ронин принялся плавно водить рукой перед собой. Его движения мистическим образом оставляли после себя шлейф зелёной лучистой пыли. Остатки сияния света на мгновения сохраняли силуэт руки, а затем бесследно растворялись в воздухе.
– Вот это да! – вновь восхитились дети и повторили за юнцом.
Они проделывали это снова и снова, восторгаясь светящимися очертаниями.
Совсем скоро кисть Ронина окончательно перестала светиться, и он ещё раз дотронулся до символа, но тут же отдёрнул руку.
– Ай! Горячо! – воскликнул юнец.
– Ага! – улыбнулась Эльна. – Издалека надо.
Девочка проделала всё то же самое, что в первый раз сделал Унга, а затем коснулась гравировки. У неё получилось не обжечься, и она тихонечко захлопала в ладоши:
– Как же здорово, как же здорово!
Юные соплеменники последовали примеру Эльны. Ещё много раз проделав хитрый трюк, они, довольные разгадкой сияющих лучей, подбежали к очередному уступу с символами.
– Смотрите, это же все ящеры, которых побеждали охотничьи отряды! – сообразил Унга.
Остальные, поддакивая, подтвердили слова сородича.
– Это – Длинношеий, – Оми указала на символ.
– Всё-то ты знаешь, кроха, – похвалил Ронин.
– Ага! А это Лазуны, – приметил Унга. – Они постоянно ошиваются возле стойбища.
– Хвосто… Хвостоли… – замешкалась дочь вождя.
– Хвосто – Лих! – подсказала Эльна.
– Точно-точно! Хвостолих, – Оми порадовалась своей сообразительности и обняла старшую соплеменницу.
– А тут что? – черновласая дева обратила внимание на следующую скрижаль. – Это что, Великий Огонь?
Справа на уступе была высечена древняя мудрость – начертание об огненном светиле, что освещало обитель Пангеи да помогало охотникам на промысле, и о Луне, что время исчисляла да своим присутствием отдых жаловала и сны. И мудрость ту знали все от мала до велика!
– И сотворила Пангея в бушующих водах Великий Огонь, – начал вещать Ронин. – Чтобы видели охотники добычу свою.
– Да-а! – дети поддержали сказ.
– И дабы огонь не испепелил земли сотворённые, возвращала Пангея его обратно в водную стихию да Луну на его место поднимала в небо, чтобы творения Её могли мудрости набраться!
Эльна с восхищением уставилась на юношу.
– Ты молодец, Ронин, запомнил сказания Варна, – похвалила она.
Юнец улыбнулся и, скорчив заумную гримасу, продолжил с важной физиономией рассматривать символы на уступе. Девочки и Унга подметили воображульничество сородича и тихонечко захихикали. И Ронин, не сдержавшись, захихикал со всеми.
Молодь ещё долго рассматривала светящиеся начертания с рептилиями и историю небесных светил и представляла с ними всякие приключения, пока малышка Оми не обнаружила неподалёку нишу с какими-то костями, сломанным луком, копьём и пёстрыми замысловатыми камешками.
– Смотрите! – позвала она. – Здесь дряхлый лук и обглоданные кости какие-то. Фи… И цветные камешки! Они блестят! Эльна, можно я возьму себе эти камешки?
Черновласая дева и юнцы тут же подскочили к дочери вождя и принялись рассматривать её находку, а Ронин, увидев причудливые светящиеся подобия камней, вспомнил учения Варна и пояснил:
– Это реликвии предков, Оми. Не камни вовсе. Это ракушки, что нашли когда-то прапращуры пращуров у берегов бушующих вод! А вот и след Заврини, про который Хорд рассказывал, – юноша приподнял окаменелый огрызок земли.
– Не хочу след! Можно ракушки взять? Хоть одну?
– Не-е-ет, милая, – трепетно возразила Эльна. – Реликвии брать нельзя. Нас могут поругать за это.
– Ну-у-у… – малышка тотчас надула губки, а Унга принялся её успокаивать:
– Будет тебе, Оми. Нам действительно выговор за ракушки устроят. И кстати, вы что, забыли зачем мы сюда пришли?
– Точно! – подхватил Ронин. – Посмотреть на вождя!
– А где вождь-то? Где Па? – Оми тут же принялась оглядываться по сторонам.
– Действительно, – подхватила и черновласая дева. – А где же вождь?
Сородичи осмотрелись. Чуть дальше от сияющих символов, ближе к центру пещеры, лучи, исходя из массы наскальных рисунков, пересекались между собой и образовывали в Обители Единства скопления густой туманности и пылевых облаков. Сквозь эту причудливую завесу, которая окутывала почти всё пространство грота, дети подметили небольшой светящийся валун.
– А что это там? – поинтересовался Унга. – Пойдёмте посмотрим.
И будущие охотники устремились к загадочному камню.
Проходя через туманность, Ронин, ступавший впереди всех, вошёл ненароком в пылевое облако. Внезапно облако рассыпалось на множество крошечных частиц. Частицы взметнули ввысь и зависли над юнцом.
– Ой! – юноша остановился и, с опаской подняв голову, уставился на пылинки.
Унга и девочки тоже обратили внимание на происходящее.
– Ух ты! Вы видели? – раскрыв рот от удивления, воскликнул Унга.
– Да-а-а, – хором подхватили юные соплеменницы.
Тем временем светящиеся частицы, слегка подрагивая, продолжали парить в воздухе, будто ждали, когда же нарушитель умиротворения покинет их место пребывания. Подросток медленно и осторожно сделал шаг вперёд. В этот момент крупицы, что дальше всех находились от юноши, плавно спустились чуть ниже и снова зависли.
Эльна, Унга и Оми заохали от восторга, а Ронин понял, что происходит, и сделал ещё несколько шагов – подальше от причудливых пылинок. И тут же все как одна крохотные частички света устремились обратно, в изначальное своё нахождение. Они размерено прильнули друг к другу, по новой воссоздав облако световой пыли.
– Ах! – воскликнула Оми и, недолго думая, резво прыгнула в ту же пылевую завесу.
Крупинки света снова разлетелись и зависли в выси! Как только дочь вождя отдалилась от их прежнего места скопления, частички вновь собрались в единое целое.
– Как же здесь здорово! – обрадовалась Эльна и тоже прыгнула в пылевое облако.
Дети, радуясь и восхищаясь забаве таинственного подземелья, принялись носиться от одного облака к другому, разгоняя частицы света по Обители Единства. А когда молодые сородичи устали от безудержной беготни по Храму, Ронин подозвал соплеменников к себе, и, отдышавшись, будущие охотники наконец-таки подошли к загадочному камню.
– Интересно, а это что такое? – задумчиво поинтересовался Унга.
Странный и немного уродливый чудо-камень был покрыт столь же странными сияющими сплетениями корней, которые напоминали отростки лианового дерева. Сплетения исходили прямо из травянистого островка под камнем, а их свечение было подобно свечению символов первых людей на стенах пещеры.
Ронин, обходя валун, коснулся вершины чудо-камня и тут же подметил стоящие возле чаши и огромный чан.
– Здесь кто-то бы… – юнец не успел договорить, как внезапно, сочетаясь с глухим треском, отростки на причудливом камне зашевелились и, утрачивая свечение, принялись медленно сползать вниз.
Дети заохали от неожиданности и отпрыгнули. Мгновением после лучи света, исходящие из наскальных рисунков и символов первых людей, стали меркнуть по всему Храму Созидателя – угасали светящиеся пылевые облака и туманность. Пещеру стремительно начал окутывать мрак!
Юные сородичи запаниковали.
– Ронин, что ты сделал? – оглядываясь, воскликнула испуганная Эльна.
– Ронин, что происходит? – растерянно спросил Унга.
– Я не знаю, я ничего не делал. Совсем ничего, – оправдывался столь же напуганный юнец.
– Эльна, мне страшно! Эльна!.. – Оми обняла черновласую деву.
– Тише, милая, всё будет хорошо! – Эльна прижала кроху.
– Ро-ро…и-нин, Ро-о-ни-и-н, что это? – дрожащим голосом вымолвил Унга.
Побледневший юноша указывал на валун и пытался что-то выговорить, но слова больше не исходили из его уст. Подросток будто утратил дар речи. Раскрыв рот и безмолвно шевеля губами, Унга плюхнулся на зад и оторопел. Повязка на его бёдрах взмокла, и под юнцом образовалась лужа.
– А-а-а! – завопила маленькая Оми и вцепилась в Эльну так, что та почувствовала, как острые коготки малышки пронзили кожу до крови.
Едва светящиеся стебли обнажили вершину валуна, и юные сородичи разглядели в каменных формах чьё-то лицо. И поняла молодь в тот час, что загадочный камень был не камнем вовсе! Распознали дети меж сплетений людское тело, и заключалось оно сплетениями, облечённое с ног до головы, словно в неволе. А между отвратительных отростков безмятежно проглядывалось серое и, казалось, окаменелое лицо незнакомца. Веки его были опущены, будто пребывал он во сне, но в полумраке виделось юным сородичам, что глаза его беспокойно ворошатся. И виденье это вселяло смятенье и страх!
Ронин опешил. Унга в страхе отполз подальше от сплетений. А у Эльны от волнения затряслись ноги, и, обняв малышку ещё сильнее, черновласая дева пала на колени на острые очерки рельефа.
Изумрудные потоки света и светящиеся пылевые облака в Храме Созидателя полностью померкли. Обитель Единства окутала тьма, и в пещере будто всё замерло в тот час. В непроглядном мраке дети больше не различали один одного – ничего невозможно было разглядеть на расстоянии вытянутой руки. Только Оми и Эльна находились вместе – в объятиях друг друга. Девочки затаились. Они не разговаривали и даже не шевелились, ибо боялись нарушить тишину грота и пробудить заточённого в корни незнакомца. Слева и справа они порой улавливали дрожащее дыхание и сопение Унги и Ронина да едва слышимый ручеёк, протекающий в складах подземелья, нарушал жуткое затишье.
И вдруг посреди темнящей черни, прямо перед молодью, засветились красные глаза, а в них возникли огромные зрачки чернее ночи: взгляд незнакомца вмиг оживился, и пламенные глаза, раз за разом смыкая веки, взялись смотреть то на Ронина, то на Унгу, то на Эльну и Оми, то куда-то вдаль.
Ронин рухнул без сознания. Оми, завидев светящийся зрак, отвернулась и закричала что есть сил: её визг эхом разнёсся по Храму Созидателя. Ещё сильнее прижавшись к черновласой деве, кроха принялась реветь взахлёб. Унги и вовсе не было слышно, а побледневшая Эльна, в тот момент вся трясясь от страха и не чувствуя ног, ненароком уловила пленительный и ужасающий взор.
И был тот взор живой и разумный! И не было никакого света в Обители Единства, кроме света огненных глаз. Отблески сияний жуткого взгляда тускло подсвечивали очерки окаменевшего лица, и узнала черновласая дева в тех очерках черты лика своего вождя. И мерещилось Эльне в тот час, будто губы вождя шевелятся, пытаясь что-то вымолвить, но мрачные стебли сдерживали скулы, словно подавляли глас…
К приходу сумерек отряд Валла успел освежевать Длинношеего. Сородичи срезали столько мяса, сколько без затруднений смогли бы доставить в стойбище, а треть туши пришлось оставить на растерзание плотоядным.
Из шкуры побеждённой рептилии изготовили мешки. Их-то и набили убоиной. И костями охотники тоже поживились на славу: каждый раз любой поверженный гигант своими останками пополнял запасы экипировки – по меньшей мере два костяных снаряжения. Прибавилось добычи и для других полезных в обыденной жизни принадлежностей, не говоря уже о трофеях в виде зубов и черепа. Часть хребта в окончании хвоста и вовсе являлась одной из составляющих костяного лука. Ещё один такой хвост, и полноценное мощное стрелковое орудие на смену древесного взял бы в руки какой-нибудь следопыт.
За сотню с лишним шагов от остатков ящера отряд поставил шатёр для ночлега, и уже в темноте, под стрекот и цокот ночной живности, вокруг постройки сородичи добивали последние рожны. Тут-то охотники и приметили в небе недалёко от Луны странное светило.
– Эй! Гляньте! Это что за звезда? – указал на свод Арвен.
Рилан, И́рис, Кун, Таро и другие подняли головы и стали с любопытством разглядывать таинственную явленность.
– Первый раз вижу, – озадаченно ответил Кун.
– Да… я тоже не видал такой звезды ни разу, – подхватил Рилан.
Соплеменники отвлеклись от рожнов и принялись оживлённо обсуждать незнакомое явление.
– Надо Валла позвать, – предложил Таро. – Может, он видел?
Валл в тот момент вышел из шатра, чтобы поторопить сородичей:
– Что вы там возитесь? Бурную ночь хотите?
– Валл, смотри! Какая-то странная звезда возле Луны, – показал Кун.
Шаман тревожно взглянул на небо и на обнаруженную охотниками звезду, что зародилась прошлой ночью. Звезда всё так же переливалась оттенками алого, и показалось вожаку, что она приблизилась к Луне и увеличилась – стала больше, чем её вчерашнее явление. Валл нахмурился.
– Да, я видел. Добивайте рожны и в шатёр, пока ящеры не вышли на охоту! Подкрепимся, и поведаю вам о звезде и о гармонии с Длинношеим, да о Кострище.
Сородичи переглянулись и, заинтригованные призывом шамана, поторопились доставить оставшиеся колья.
Переносной таборный шатёр был подобен обычным шатрам, что возводили в стойбище в Доме Охотников: всё тот же дымоотвод, всё те же округлые стены и такой же охват на земле. Только вот шкурой строение сие обтягивали дважды, чтобы свет от пламени костра не просвечивался наружу, и стены его извёсткой не обмазывали да сваи не такими мощными были и не вбивались наглухо, а балки – потоньше – и напрочь не привязывались. Шатёр был разборным! И у каждого охотничьего отряда, что уходил на промысел Большой Охоты, всегда такой имелся. Если остановиться в поле приходилось, как этой ночью, или же на болотах, или в хвойном лесу каком-нибудь, как роща араукарий у поселения нынешнего, или в другом месте, где нет лианового дерева, то ставили это строение наземь и за десяток шагов по кругу рожны вбивали. И если шатёр в Доме Охотников на близкий род рассчитан был – четыре-пять родичей, среди которых и дети, – то в переносном шатре охотники спали битком один к одному. Двадцать соплеменников – ровно охотничий отряд – вплотную друг к другу вмещались в лежачем положении, и ни одним больше!
После трапезы Валл зажёг два факела и подвязал их к балке под дымоотводом, чтобы осветить получше пространство ночлега. Костёр шаман притушил и кострище разворошил, освободив место для посиделок. Сородичи расположились по кругу поплотней, а вожак достал из-за пазухи пергамент и бросил его наземь перед соплеменниками.
– Это наш кратчайший путь к Великому Вулкану, – Валл указал кончиком стрелы на начертанную тропу. – Я прошлой ночью поднимался на кроны и видел свет Кострища.
– Рискованно, – попрекнул Кун и взял карту.
– Уж лучше ночью, чем днём, – возразил шаман, и указал на свой шрам на лице. Охотники одобрительно закивали.
Изучив путь, косматый сородич протянул пергамент рядом сидящему Арвену. По очереди рассматривая начертания, сделанные Валлом, и передавая друг другу расписной лоскут, соплеменники ознакомились с предстоящей дорогой.
– Как думаешь, Валл, за три Огня доберёмся? – поинтересовался Таро.
– Попробуем, – ответил вожак. – Если никакие приключения по дороге не нагрянут.
– А что там с Саласом? Он живой хоть? В себя приходил? – обратился Таро к Тирану.
– Дышит, живой. Ни разу не очнулся, – доложил худощавый юнец. – Может, его попробовать растормошить? Или водой облить?
– Нет! – возразил Валл. – Пусть сам. Только Пангея и духи Заврини знают, что с ним. Начнём тревожить, а он как Азис потом кончит… Что я Радону скажу?
Стойкие следопыты зашумели, поддерживая решение вожака.
– Валл, а ты хоть знаешь, кто Азису единство нарушил? Никто не зна… – не договорив, Арвен уловил хмурый взгляд не только вожака, но и других бывалых охотников.
– Не знаю! – повысив голос, ответил шаман. – И знать не желаю! Кто там когда-то что-то нарушил… Нашёл, о чём думать на Большой Охоте – о небылицах дозорных!
Старшие следопыты ворчливо загуторили, поддерживая возмущения главаря, а молодые, раздосадовавшись, глянули на Арвена – уж очень любопытно им было знать, кто же это однажды зашёл в Шатёр Единства.
Каждый в племени, к слову, будучи загонщиком слышал, и не раз, у костра наставления о единстве. Будь те наставления от старца или знахарки, от бывалого охотника или самого вождя – не важно, но каждый загонщик познавал, что единство, первое оно или любое другое, в умиротворении должно происходить, и нарушать его нельзя! И многие юнцы и девы внимали в тех наставлениях о таинственном единстве Азиса – старого шамана, что жил в те времена, когда нынешние старцы и мудрецы ещё старцами и мудрецами не были. Будто прервал Азису кто-то гармонию, а кто именно – никогда наставники не говорили. И мало кто ведал из молоди, что на самом деле произошло в ту ночь. И раз за разом, когда ученья у костра о первом единстве начинались, не только загонщикам любопытно становилось знать, кто же тот нарушитель, а и подросшим с лунами молодым дозорным. Но тайну мудрые соплеменники берегли как зеницу ока, всячески пытались избегать вопросов и быстро меняли тему беседы.
– А что там с травоядным, Валл? – спросил Ирис, черновласый охотник с ожогом на правой щеке.
– Да, единство с ящером-то… – почесал бороду Валл. – В гармонии с ящером я видел и других Длинношеих, – начал вещать шаман. – Восемь или десять – сосчитать не успел.
– Ого! Выводок что ли? – удивился Кун.
– И выводок тоже. Их стая была! – воскликнул вожак.
– Стая? – хором переспросили сородичи.
Длинношеие по своей природе были одиночками. И обычно, не считая самца в период кладки, с самкой подле находились только её детёныши. Когда детёныши подрастали, то самка прогоняла их на самостоятельную паству. И конечно же, следопыты, услышав о выводке и стае Длинношеих одновременно, были очень удивлены.
– Никогда не видел, чтобы гиганты в стаи собирались, – сказал Ирис.
– Да-да, в том-то всё и дело – их стая была, и шли они по полю, что между нашими землями и лиановым лесом, вместе с этим ящером, – Валл указал рукой на мешки с убоиной. – И недавно они там проходили – дней пять назад примерно. Тогда ливень шёл сильный, помните? – Сородичи закивали. – В видении я слышал рёв ещё одного отродья у опушки рощи, – продолжил вещать Валл. – Может, Рапторы или ещё какие-нибудь ящеры напали на детёныша, и Длинношеий этот, отбившись от стаи, отправился за ним.
– А детёныша разорвали-таки, – предположил Арвен.
– Да, – согласился Валл. – Так оно и есть, раз мы выследили ящера одинёшенького. Но! Мы выследили его в лиановом лесу. А в сторону леса в видении направлялись и другие Длинношеие!
– То есть ящерица эта шла следом за стаей, – сделал вывод Кун.
– Верно мыслишь, старый, – закивал шаман.
– И в беннеттитовое поле Длинношеий тоже сам вышел, – подхватил Таро, – а не мы его выманили. Стая на запад ушла по этому полю!
– Да, Таро. Я тоже так думаю, – одобрил главарь Большой Охоты, и охотники дружно зашастили, судача о стае и её кочевании. – Кстати, в дебрях лианового леса есть озерцо, – вспомнил вожак. – И мне показалось, что мы проходили неподалёку от него. На обратном пути поищем водоём.
– А что с Кострищем-то? – спросил Кун. – Как оно выглядит хоть?
– Всё как и говорил одноглазый. На горизонте я обнаружил луч света, и он ещё шевелился так странно, то влево, то вправо – об этом Варн не предупреждал, но это точно был Тотем Пламени. Клык Разавра даю! – шаман потеребил серьгу в ухе. – А вот звезда эта, что вы подметили, не простая… – И поведал Валл отряду об увиденном на кронах прошлой ночью: о странном теснении светил, о вспышке в небесах, о рождении явленности да о своём тревожном предчувствии. – Вам говорить не стал, чтобы дух ваш не склонять к мыслям дурным, и охоту завершить спокойно, – заключил шаман.
Соплеменники помолчали немного, а потом зашушукались, рассуждая о знамении красной звезды.
– А, вот ещё что! – спохватился Валл. – Может, мне чудится это всё, но то, что с глазами у Саласа… И единство его в такой суматохе… Ещё и эти Длинношеие в гармонии… Всё это после вспышки случилось и появления звезды. Что скажете? – обратился шаман к охотникам. – Кун?
Сородичи закивали, поддерживая рассуждения вожака.
– Верно, верно говоришь, Валл. Длинношеие поодиночке ходят – всем известно, – подтвердил косматый. – А единства никогда не бывало без тишины и умиротворения. И ока мальца точно не ока Заврини! – Кун задумался на миг. – Со звездой, говоришь, связанно это всё? Каким образом только?.. – пожилой следопыт развернулся в сторону Саласа. – Тиран, а ну-ка подними ему веки!
Салас, приукрытый шкурой рептилии, лежал на подстиле у стены шатра возле мешков со свежатиной, а Тиран, облокотившись на сваю, сидел подле подростка. Как только худощавый юнец потянулся к лицу Саласа, тот моментально очнулся.
– Ах, – застонал загонщик, едва открыв глаза.
Соплеменники всполошились, а юноша подался назад и хотел было вскрикнуть, но Тиран успел прикрыть ему рот.
Глаза Саласа всё ещё были в странном воплощении. Юнец до сих пор не понимал, что с ним происходит, а в его взоре предстало то же самое виденье, что и днём после травли Длинношеего: все, кого он видел тогда из сородичей, вновь явились пред зраком без кожи – с оголёнными плотями, с окровавленными черепами и выпученными глазами, в одеяниях и доспехах, пялились на него, как будто хотели съесть – вот такой у них был жуткий вид. А в голове юнца глухими ударами звучали биения людских сердец. Слышались ему невнятные постукивания, словно глубокие искажённые звуки бонго. То одновременные, то невпопад, они то ускорялись, то стучали размеренно. В одночасье над безобразными силуэтами Салас подметил странные факелы, привязанные к дымоотводу: огни светочей ярко освещали постройку, а стихии пламени, что полыхали на окончаниях рукоятей, были похожи на сгустки вращающихся и светящихся частичек. Ко всему этому зрелищу неожиданно сквозь гул сердцебиений стал чудиться странный отдалённый стрекот ночных насекомых и шелест, похожий на ветряные порывы. От такого представления разом подросток снова обомлел!
– Тише, тише, – промолвил Тиран и убрал руку с уст сородича. – Ты хочешь, чтобы по наши души ящеры пришли?
Голос Тирана эхом пронёсся в ушах Саласа, и юный загонщик недоумённо уставился на соплеменника:
– Тиран, это ты, что ли? Что с тобой? Что происходит?
– А-а-а, узнал-таки! – улыбнулся Тиран. – Со мной всё хорошо. А вот с тобой что случилось – не совсем понятно…
– Эй, крикун, ты в порядке? – обратился Валл. – Мы думали, что ты никогда не проснёшься! У тебя ока не болят? А ну, посмотри на меня!
– Валл? – Салас недоумённо уставился на силуэт главаря Большой Охоты.
– Валл, Валл, – подтвердил шаман. – Ты как первый раз меня видишь, – вожак усмехнулся и потянулся к загонщику, чтобы рассмотреть его глаза поближе. – У тебя, мой юный друг, и зрачков-то нет почти. Да уж, тут без старцев и без Инги не обойтись…
Охотники окружили Саласа – кто подсел, кто стоял позади, – и все как один принялись разглядывать странное воплощение глаз. Они пристально пялились на юнца, и это настораживало его. Кто-то из стоящих сзади помахал юноше рукой, и если бы череп с окровавленной пастью и жёлтыми клыками не начал извергать речь, то Салас никогда бы и не понял, кто же это его приветствует.
– Меня хоть узнаёшь, любитель травоядных? – после этих слов все соплеменники тихонечко захихикали.
– Таро? Да, узнаю. Только вот вид у вас у всех страшный и голоса ваши будто из пещеры раздаются, – медленно и с опаской выговорил Салас. – Варн учил, что таким видени… – не успел подросток объясниться, как вдруг на шатёр снаружи что-то плюхнулось – небольшое, но явно весомое всколыхнуло кожаное полотно строения.
Затем непонятный шелест раздался и позади шатра, и справа от входа в него. Соплеменники насторожились.
– Я слыш…– Салас снова хотел было что-то вымолвить, но Валл остановил его:
– Тс-с!
Странный шорох продолжался, и его повторения стали проявляться вокруг халабуды со всех сторон. Сородичи переглянулись и замерли.
– Оружия наизготовку немедля! – прошептал Валл. – Только без шума. Никакого звука.
Охотники схватились за копья, ножи, дубины и луки, а те, у кого имелись костяные шлемы, принялись их надевать.
– По кругу становимся! Салас, среди мешков спрячься. Быстро! – продолжал нашёптывать команды шаман, натягивая шлем из черепа Разавра на голову. – Рилан, накрой его шкурой и хвоей!
Салас кивнул и немедля схоронился среди убоины, а молодой охотник накинул на него подстил и припасённые ветви пахучих деревьев.
– Шелест крыльев, Валл! – шепнул один из следопытов. – Птерозавры?!
– Да ну! Спят они ночью! – возразил вожак. – Острокрылы, может?
– Да, похоже на то, Валл, – согласился Ирис. – Тут пальмы везде да папоротник – джунгли почти. Острокрылы, видимо, слетелись.
Внезапно завеса у входа в шатёр зашевелилась, и снизу из-под полога показалась голова летучей ящерицы. Сородичи встрепенулись, а рептилия, испугавшись людей, издала отвратительный писк и скрылась по ту сторону ночлега. Соплеменники с облегчением вздохнули и приспустили орудия.
– Лапокрыл?! – удивился Валл.
– А что им в поле надо-то? – промолвил седовласый охотник. – Они же без деревьев – лёгкая добыча для любого хищника. Неужто Лазуны извелись в лиановых лесах?!
Небольшие ящерицы – величиной в локоть – вместо передних конечностей имели лапы с широкими перепонками. Недокрылья, как их называли первые люди, позволяли Лапокрылам преодолевать небольшие расстояния, перелетая с ветки на ветку. На открытых местностях Лапокрылы никогда не показывались, если, конечно, не намеревались быть съеденными. Охотились летучие рептилии в основном на таких же мелких, как и они – Лазунов, Пискунов и Нырков. А самое главное то, что по земле Лапокрылы бегали с трудом, и конечно же, появление их в беннеттитовых просторах у всех охотников вызвало недоумение.
– Действительно, очень странно, – согласился Кун. – И судя по шелесту, снаружи их не один десяток. Предлагаю даже не высовываться!
– Ты что, думаешь, они набросятся на нас? – Ирис обратился к косматому следопыту.
– Их там целая стая! Кто знает, что у них на уме? А сюда они вряд ли полезут, – рассудил Кун.
– Будет вам, не паникуйте, – прошептал Валл. – Это всего лишь Лапокрылы. Может, они до туши Длинношеего вздумали слетать.
– Слетать? – удивился Таро. – До лианового леса несколько сотен шагов!
Внезапно со всех сторон стал слышаться омерзительный писк и хрипение, шорох и повизгивание. Охотники вздрогнули и снова приготовились дать отпор. Кто бы там ни был.
– Это ещё что такое? – Арвен навострил уши.
– Кажется, Лазуны пришли, – прошептал Трис.
– Лазуны пришли поживиться, – подтвердил Кун.
Лазуны очень сильно смахивали на Рапторов, а точнее, на их детёнышей, будто последние не выросли и остались быть Лазунами. Крикливые и назойливые ящерицы обитали во всех уголках Пангеи, где когда-либо ступали охотники. Помимо стрекоз, рогатых жуков, бабочек и яиц всяких рептилий, Лазуны позволяли себе живиться и Пискунами, и Нырками, и теми же Лапокрылами, которые изредка спускались наземь. А бывало, двуногие проныры ошивались у стойбищ, норовя найти лазейки и полакомиться вяленым мясом из кладовых шатров или ям, за что всегда были покараны дозорными, то есть убиты – несмотря на заветы мудрецов о хранителях равновесия, убийство любого хищника, возжелавшего пищу первых людей, считалось правым и во благо племени.