Buch lesen: «Последние дни Пангеи. Первое чувство», Seite 7

– Хм… наверное почудилось… – засомневался Барда и распластался на уступе.

Утёсы Великого Вулкана раскрывали дивный вид на юго-восточные земли. Днём отсюда можно было разглядеть холмы и низины, на которых стоял хвойный лес, опушки и условные тропы. Местами среди древ виднелись скалистые валуны, покрытые мхом и папоротниковыми зарослями, ветхие сухостои мелькали среди гущи араукарий и даже заметны были низкорослые деревья гинкго. Но ночью вид от пещер старцев был особенно пригляден. Здесь словно два мира сливались воедино – мир Пангеи и обитель звёзд.

Снизу, от пьедестала горы и до бесконечности рощи, утопали во тьме силуэты Её раздолья. Даже свечение Луны не давало возможности разглядеть подробности далей. Лишь чёрная мгла, разбавленная светочами стойбища, тянулась от подножия вулкана до линии горизонта. И там, где горизонт сливался с поднебесьем, начинался звёздный лад. Бесконечность светил нависала прямо над лесом, и казалось, что если добраться до пределов араукарий, то можно очутиться на краю земель – ступить на звёздное небо. А раз в десяток лун, когда под покровом ночи звёзд загоралось больше чем обычно, на небосводе происходило непередаваемое зрелище: ночные светила спускались с небес!

Раз в десяток лун – между двумя полнолуниями – каждую ночь племя собиралось на уступах Великого Вулкана, чтобы полюбоваться звездопадом. Старцы и мудрецы-шаманы считали, что души охотников, покинувшие этот мир не своим упокоением, а от лап рептилий или случая, в ночи эти возвращались обратно в Её обитель и принимали новые обличия в потомках своих или те, которые свершит Пангея, прожить новую жизнь до неподдельной смерти. И было благостно и мудро в такие ночи мужам решиться на продолжение рода своего!

– Ты видишь это, Велес? Тебе не кажется, что она увеличилась?

Велес, свесив ноги над пропастью, сидел рядом. Сородич поднял голову и взглянул ввысь:

– Не знаю, брат. Такой она и была…

– Странно… Как думаешь, что это за знамение?

– Когда душа покидает обитель Пангеи, то в небе загорается новая звезда – так говорят старцы и шаманы, – ответил Велес.

– Да, я помню… Но прошлой ночью было слишком много света для одной души, – Барда засомневался в примете мудрецов. – Сначала разноцветные сияния… вспышка… теперь эта красная звезда. Может, душа какого-то необыкновенного ящера покинула наш мир? Может, каких-то ящеров мы ещё не видели?

– А может это душа Заврини? – предположил Велес. – Вождь говорил, что духи Заврини просят его о чём-то… узнать, что это за сияние или… Не помню точно. Хорд же находил следы предков. Может быть, где-то погиб последний Заврини?

– Разве Заврини не покинули этот мир десятки тысяч лун назад?

– Не знаю… Может и не покинули, а может душа и вовсе не Заврини. Рошан вернётся – расскажет.

– Да… А тебе не кажется, что его слишком долго нет? Там ведь в тоннелях живут подземные твари. Может, пойти проверить? – предложил Барда.

– Проверить? Я бы не стал этого делать, брат. Валан поучал, что единство прерывать нельзя. Он говорил, что однажды кто-то, будучи ребёнком, прервал единство одному из шаманов. Пробравшись в шатёр, малец, сам того не понимая, коснулся руками жизненных нитей Пангеи. Азис – вроде бы так величали того шамана – сошёл с ума от беспамятства, а через несколько лун и вовсе умер. Вдруг и мы помешаем тревожным звуком или своим появлением? А твари-то… В Храме заслоны стоят не один десяток дней. Крепко стоят, и по сей день были недвижимы.

– Тогда остаётся просто ждать. Интересно, кто этот малец, который единство нарушил? Дожил ли он до наших лун?

– Никто не знает. Некоторые старцы разве, но никогда никто не говорил об этом… Лучше покажи свой символ, брат. Ты закончил с гравировкой? – поинтересовался Велес.

– О, точно, как же я забыл?! – воскликнул Барда, в два прыжка добрался до кожаной сумки, что лежала у дотлевающего костра, и мигом вернулся обратно. Из сумки он достал наконечник Грани.

Камень Грани – так называли первые люди очень редкий и стойкий к Её пламени камень. Формы камня, какой бы он ни был и где бы его ни находили охотники, всегда слагались из множества правильных размеренных граней, будто созданы были камни и выточены намеренно самой Пангеей и разбросаны по всем уголкам Её обители. Бывало даже, разделывая на промысле травоядных гигантов, следопыты обнаруживали Грани в их желудках. Как они там оказывались, первое время никому не было известно. Но Ви́кша – старый шаман племени, – когда охотники несколько раз нашли Грани в животах рептилий, в единстве познал, что ящеры специально их проглатывали, и предположил, будто необходимо им это, чтобы кору древесную переваривать было легче!

За тысячи лун кочевничества на пути к Великому Вулкану встречались охотникам камни Грани разных величин. И с ладонь попадались, и те, что унести не получалось. А вытесать камень Грани нужной формы для оружия едва ли казалось возможным! Поэтому, если находился камень с более округлыми складами, то приспосабливали его для дубины, а если с острыми – то для режущего или колющего орудия. Высечь символ на оружии Грани можно было только таким же острием Грани. Никому из людей не представлялось, что может быть крепче этого камня!

Использовали камни Грани в основном только стойкие следопыты, и хватало остриев и ударных частей на много охот. В отличие от обычных каменных или костяных наконечников промысла, что в пыль рассыпались от первого проявления пламени творца, камни Грани выдерживали сотни пламён, поэтому охотники использовали мистические символы только на этих камнях – на других не представлялось смысла. Но и Грани были не вечны. Со временем они раскалывались от пламени, и осколки эти использовались для стрел. Такие острия служили первым людям очень долго, пока не превращались в порошок.

– Видишь этот орнамент? Это означает «Расколоть Череп»! – возгласил Барда. – Символ дробящих черепов!

Велес взял заготовку Грани и принялся рассматривать высеченный рисунок. Искусно выгравированный символ летящего копья соприкасался со столь же тонко вырезанным округлым черепом рептилии – закруглённые формы гравировки разных конечностей ящеров в символике и эскизах первых людей всегда указывали на травоядность существа, а заострёнными рисунками обозначались хищники.

– Хорошо получилось! – похвалил Велес. – И когда в нём загорится пламя?

– Я решил, что оно источит прану после того, как воткну насмерть своё копьё в два десятка травоядных голов подряд без единого промаха! – Барда уверенно ударил себя кулаком в грудь, показывая младшему брату настрой и серьёзность намерений.

– Это внушительный символ, брат! – изумлённо произнёс Велес. – Ты достойный охотник!

– Благодарю тебя, Велес. Когда-нибудь символ пробудит пламя, и этот орнамент высекут на скрижалях Храма Созидателя.

– Если в твоём взоре в гравировке зародится пламя, то его точно высекут, и не раз! С такой гравировкой будут ходить все охотники, – убедительно возгласил Велес.

– Знаешь, – Барда задумался на мгновение, – я хочу однажды стать вождём.

Молодой охотник с гордостью взглянул на старшего брата.

– Это сложный путь, Барда… наверное. Хотя, откуда мне знать?! – Велес похлопал Барду по плечу и улыбнулся. – Тебе придётся отрастить косу длиннее, чем у Рошана, и принести самую малость – две головы Гигантозавра! – рассмеялся дозорный. – Помнишь? Когда мы были совсем малы, с охоты вернулся Рошан с башкой гиганта?

Барда расплылся в улыбке:

– Да, да! Тогда все в племени только и говорили об этом.

– А Хорд в тот вечер у костра рассказывал нам, что Рошан за ночь до этого впервые в единстве обратил прану Пангеи в пламя, а после высек первый символ первых людей на острие своего копья.

– Ага! – подтвердил Барда. – И когда он пламя познал, пообещал сородичам, что победит несокрушимого ящера и высеченный символ явит прану. И что прана эта воедино сплотит силу и дух каждого охотника и шамана.

Дозорные на мгновение умолкли.

– Гигантозавр был побеждён, и люди в момент смертельного удара узрел глазами предков, как тело Рошана приобрело неимоверную мощь, а острие копья заполыхало зелёным свечением, – с торжественными лицами в один голос братья пересказали повествование Хорда, который каждые три-четыре сотни лун юнцам у костра вещал одну и ту же историю о подвиге вождя. – Вот так Рошан и стал первым вождём первых людей! – братья снова в одночасье выпалили не раз произнесённую речь бывалого ловчего, подражая его же манере сказа, и дружно расхохотались.

Подняв себе настроение и насмеявшись вдоволь, родичи на миг замолчали. Каждый задумался о чём-то своём.

Неожиданно что-то зашелестело за уступом у тропы, что вела вниз, к другим пещерам. Дозорные навострили уши.

– Кому-то не спится… – прислушиваясь, прошептал Барда.

– Ага… Стой! Кто идёт? – в голос шутливо приказал Велес.

Но в ответ кроме порывов ветра и похрапываний старцев ничего не последовало.

– Эй! Кто там? – уже громче спросил Барда.

В ответ – ничего. Братья переглянулись. Снова послышался какой-то звук. Как будто что-то тяжёлое ударилось оземь. Затем раздался явный треск кустарников.

– Пойду гляну, кого это занесло посреди ночи, – Барда спрыгнул с уступа и направился вниз по тропе. Вскоре раздался его зов: – Велес, иди сюда!

– Что там ещё? – Велес лениво побрёл на просьбу.

Барда повернулся к младшему сородичу. Зеницы Барды были претворены в рептилоподобные, и он наизготове держал копьё.

– Что случилось, брат? – Велес достал огромный нож из-за пояса.

– Здесь нет никого! Никто не отвечает на зов и переклик, но какой-то шум был снова у нижних утёсов.

– Поднимать тревогу? – с этими словами дозорный вынул горн из сумки.

– Нет, Велес, погоди. Сами справимся! Лазуны наверняка снова пробрались в деревню поживиться припасами. Веди меня!

И сородичи принялись спускаться вниз по освещённой тропе, всматриваясь в каждый куст, проверяя каждый скалистый закуток.

Обхитрив дозорных, молодь тем временем, миновав спящих старцев, прошмыгнула в пещеру, ведущую к Храму Созидателя. На середине пути, в том месте, где коридор разветвлялся в три русла, подростки и дочь вождя остановились. В споре о том, стоит ли идти по освещённому ходу или лучше перелезть через заслоны и пройти по тёмным коридорам, где вероятность нарваться на очередных дозорных сводилась до малого, выиграл Ронин. Будто слышал он однажды от охотников, что все три хода ведут к Храму. Подросток выдернул из стены полыхающий светоч и повёл юных сородичей по зауженному тоннелю в правое русло.

***

Как только отряд вернулся в стойбище, дозорные сразу же оповестили Бруна о событиях минувшей ночи: о вспышке и новорожденной звезде, о походе вождя в Храм Созидателя, о том, что слышали соплеменники, как старцы гуторили о предчувствии Заврини. Будто к старцам и шаманам в одночасье обратились духи предков.

Весть о звезде не удивила Бруна. Он и охотники тоже углядели звезду и зарницу. А вот молва о таинственном позыве была весьма странной. О чём вещали духи, никто из дозорных не знал. Сторожилы лишь слыхали краем уха, как о духах беседовали старцы. К тому же с И́лли, юной загонщицей, во время травли Полосунов произошло нечто странное: её внезапно настигло единство и прозрение одновременно. По крайней мере, так восприняли случившееся Брун и другие охотники из отряда.

– Как ты, Илли? – вожак провёл рукой по прядям девы, поправив запутанные чёрные локоны. – Ты не голодна?

Она лежала на подстиле. Её глаза всё ещё были перевоплощены в странный облик глаз Заврини: белки переливались оттенками алого, а чёрные радужки будто слились с зеницами и придали бледному лицу возмужавшей охотницы жуткий и одновременно пленительный шарм. Зрак юной девы, словно хищный взор, пронизывающий решительностью, леденил душу Бруна, и при длительном лицезрении её взгляда по телу главаря Большой Охоты пробегала сковывающая дрожь.

– Всё хорошо, Брун. Пока не голодна. А вот ты ужасно выглядишь, – усмехнувшись, ответила Илли. – Если бы не твой голос, я бы ни за что не поверила, что это ты. – Скулы её и чешуйчатые складки под глазами сморщились от улыбки. – Это так странно. Глаза предков не такие, как я себе представляла, – дева развела руками. – Здесь всё такое бледное. Всё, кроме тебя, – она нежно коснулась щеки вожака. – Ты совсем другой, Брун… Твоя плоть… И эти звуки в ушах. Я слышу, как бьётся твоё сердце. Чутко слышу, Брун. И что происходит снаружи слышу… И огонь, Брун! Огонь – он очень странный, словно из светящейся пыли сотворён.

– Не переживай, Илли, я послал за Ингой. Она вылечит твои глаза, – заверил сородич.

Юная дева покивала:

– Ты расскажешь всем, как я славно выследила ящеров?

– Конечно, расскажу! Ты молодец, Илли! А сейчас отдыхай. Попробуй уснуть, – ответил Брун и обнял загонщицу.

Поднявшись к Дому Охотников, отряд Бруна запалил костры и светочи. В поселении сразу же началось хлопотанье. Следопыты отправились за водой к колодцам, остальные засуетились в хижинах. На поляне перед шатрами охотники складывали поверженных в роще Полосунов. Добычи в этот раз было вдоволь, и дозорные очень удивились.

За шесть ночей отряд затравил два десятка ящеров, а эти рептилии были ловкими пронырами: полосатые травоядные, размерами чуть выше колен взрослого люда, умели вовремя затаиться от чуждого им взора и всегда передвигались бесшумно. Обитая небольшими стаями, по пять-десять ящериц, Полосуны внимательно следили за тем, чтобы никто не приблизился к ним. И если вдруг стае угрожала опасность, то в ней всегда находились рептилии, которые, рискуя ради семейства, намерено привлекали к себе недоброжелательный взор и уводили гонителей подальше от сородичей. К тому же, Полосуны стали покидать рощу. То ли кочуя за проливными дождями, то ли из-за численного размножения Рапторов, то ли по какой-то другой неведомой причине смышленые рептилии давненько перестали показываться на глаза. Поэтому дозорные и представить себе не могли, как соплеменники сумели загнать столько ящеров за столь непродолжительное отсутствие. Видимо, пламя Пангеи и благостный свет Великого Огня даровали отряду безупречное проворство и удачу.

Разжегши огни, некоторые охотники принялись свежевать улов. Отделяя кожу от плоти, они тут же срезали лакомые кусочки и поджаривали их на костре. Изрядно уставшие и голодные, следопыты уплетали сочные шматы вырезки, угощали ими дозорных и бурно обсуждали охоту, таинственное единство, прозрение Илли и вспышку прошлой ночью.

Брун вышел из хижины. Его одеяние, костяные доспехи и тело были сильно запачканы кровью убитых ящеров. И даже на голове, среди сплетённых русых кос, виднелись окровавленные локоны. На бледном лице вожака сочились свежие ссадины. Вокруг его зауженных серых зениц и на чешуйчатых скулах остались следы боевого окраса. Размытый сок саговника на лике Бруна во время травли смешался с кровью рептилий, и сейчас от искусно выведенных эскизов остались лишь потёртые, замызганные последки.

Скинув громоздкую броню, Брун осмотрелся. В Доме Охотников уже повсюду бегала молодь. Женщины встречали своих мужчин, дарили им украшения и внимание. На кострах вовсю кипели чаны и готовились яства из свежей мякоти. Стойбище довольно оживилось. Вожак обернулся и взглянул на свечение круговерти, что полыхало над поселением, а затем устремил взор к небу – на мерцающую красную звезду. Охотнику показалось, что она стала немного больше, и сияние её усилилось. Брун задумался…

– Брун, мой друг! – приветствовал Радон. – Ты так быстро вернулся! Как прошла охота? Надеюсь, все целы? – старший дозорный приобнял соплеменника.

– А, Радон! – охотник похлопал дозорного по плечу. – Приветствую тебя, Радон! Все живы, да, но на охоте у Илли… Не знаю, с чего и начать.

Следом подоспели Хорд, Варн и Валан.

– Хороший улов, Брун! Где ты такую стаю высле…– бывалый ловчий хотел поинтересоваться промыслом, но его перебил Радон:

– Погоди, Хорд! Что с Илли?

– Идёмте в хижину, – позвал Брун. – Вам нужно это увидеть.

Соплеменники вошли в шатёр. Илли уже спала, и Брун осторожно, чтобы не разбудить, приподнял ей веки.

– Во имя Пангеи! – прошептал Валан. – Дитя моё… Что с ней?

– Это я у тебя хотел спросить, Валан, – ответил Брун.

Сородичи принялись рассматривать воплощение глаз юной девы, которое не спадало даже во сне.

– Ока чёрные словно ночь, и зрачки будто слились с радужками, – подметил Валан. – А белки красные…

Старцы задумались.

***

Тьма окутала видение Варна, и во тьме внезапно раздались детские голоса:

– Где он?

– Не знаю…

– Он последний, да?..

– Таро, если мы его не выловим до полной темноты, то ты завтра снова будешь Ловчим! – с трудом сдерживая смех, сказал какой-то юнец.

– Выловим. Каждый куст проверяйте. Он хитрый! Не мог же он из стойбища убежать?! Его бы дозорные подме…

Ребячий говор растворился в тишине.

Тотчас прямо перед зраком одноглазого вспыхнули пламенные глаза, а в них зрачки чернее ночи, и в одночасье Варну почудился знакомый голос:

– Ты слышишь, что я тебе говорю, Варн?

***

– Чего стоишь? Отыщи, говорю, Ингу. Она с Аной где-то здесь, в Доме Охотников. Пусть в хижину Бруна придёт, да и Ана тоже! – воскликнул Валан.

– Ах, да. Хорошо! – спохватился одноглазый.

Растерянный Варн отправился выполнять поручение, а остальные недоумённо посмотрели ему вслед и продолжили обсуждать взор Илли.

– Я не знаю, что это такое, Валан. Может, это болезнь какая-то? Сколько мы болезней всяких уже излечили? – обратился Хорд к мудрецу. – Первый раз такое вижу и не припомню такого ни у кого из предков до самого Алака.

Валан ничего не ответил. Он долго всматривался в глаза загонщицы, и вдруг воскликнул:

– Её ока – белки её глаз – схожи со звёздным свечением! С новорожденной звездой! – Все удивлённо глянули на старика. – Они алым переливаются, словно звезда горит в её глазах! – продолжал восхищаться Валан.

Брун вопросительно посмотрел на Радона, а остальные сородичи стали зорко приглядываться и действительно подметили сходство с красным светилом, лишь чернящие радужки мешали бесподобной общности.

– А чернота указывает на ночь! – снова воскликнул Валан.

– Да ну! Неужто ты думаешь, Валан, что рождённая звезда и её глаза сплочены между собой?! – тут же засомневался Радон.

– Хм… – задумался старый шаман. – Об этом нам расскажет Рошан.

– Погодите, погодите, Валан, Радон! Вы о красной звезде говорите, что зажглась прошлой ночью? – недопонял Брун.

– Именно! – воскликнул Валан.

И поведали сородичи главарю Большой Охоты о минувших событиях. И о предчувствии Заврини рассказали.

– Вот это новости! – изумился вожак. – Мы видели и зарницу, и звезду. А как светила пестрили и коло сияло – не углядели. Некогда было на промысле небо разглядывать. И духов мы не слышали. А что значит «бегите»?

– То и значит! Хотят духи, чтобы мы покинули Великий Вулкан, Брун. Я, Валан, Викша, Ханн и вождь слышали зов одновременно! – воскликнул Хорд. – Такого раньше никогда не случалось!

– Заврини нас о чём-то предупреждают, – добавил Валан. – И нам остаётся ждать Рошана.

– И как долго его ждать? Мне сказали, что он ещё утром отправился в пещеры, – поинтересовался Брун.

– Будем ждать столько, сколько нужно, – утвердил Хорд. – Когда предок наш Алак леченье искал от болезней, он две ночи был в единстве и нашёл. Поэтому ждём вождя. Другого не дано!

– А если он не вернётся во вторую ночь? – предположил Радон.

– Вернётся, – уверенно ответил бывалый ловчий. – Вернётся!

***

– До чуждых троп ещё два дня пути оставалось, – Брун начал сказ. – Мы добрались всего-то до второго оврага и решили устроить привал. Многие из вас знают Илли. Она без деревьев жить не может. Чуть что – сразу на араукарии. Ну и полезла она с одного дерева на другое посмотреть, что там за оврагом творится. Мы за неё не переживали вовсе. Ловкости у неё – каждый позавидовать может. И вот, возвращается она к нам и дышит так тяжело, будто торопилась сильно. Возвращается и говорит, что стаю выследила – Полосунов пятнадцать. Многие посмеялись, да я вместе с ними. Где это видано, чтобы загонщик без воплощения охотника Полосуна выследил?! – возмутился Брун, указывая рукой на свои глаза.

Старцы и дозорные одобрительно закивали, соглашаясь с рассуждением вожака.

– Ну кто поверит? – продолжал нагнетать главарь Большой Охоты. – А она всерьёз! Мы и пошли тудой – убедить юную деву, что ей показалось. Но не тут-то было! – Брун махнул рукой. – Благостный свет Великого Огня действительно приметил для нас парочку Полосунов именно там, куда Илли нас и повела.

От этой новости родичи с удивлением заохали, а прибывшие с Большой Охоты следопыты, нахваливая юную загонщицу, затопали.

– Ясно стало, что неподалёку стая пасётся, – молвил Брун. – За два дня-то кроме Стервятников да этих бешеных Рапторов ни одной ящерицы не видели. Ну вот смотрю я – полосатых два всего, а значит проныры нас уже обнаружили и уводят от стада. Но нет! – воскликнул охотник. – Ящеры и вовсе нас не замечали, будто не сдались мы им. Вот я и послал загонщиками Илли и Рами́ра, – вожак охотничьих отрядов указал в сторону сидящего среди сородичей Рамира, – в обход по правым склонам, предполагая, что стая именно там.

Рамир закивал, подтверждая слова Бруна.

– Мы ушли влево. Поднялись на другую сторону оврага и слышим – суета на опушке! Ближе подошли ока воплоти*, – на этом месте сказа вожак обратил свои глаза в рептилоподобные, – и сквозь заросли вижу я Полосунов – десятка два их там ютится. Мы орудия приготовили и ждём, пока Рамир и Илли стаю спугнут да к нам пригонят. Ждём-ждём, а их всё нет и нет. Вот и решили сами. Луки, копья наизготовку взяли и крадёмся ближе. Крадёмся, и смотрю я, что за стаей просвета не видать, будто не кончается она. Вся поляна плотью усыпана, и в ушах гул стоит. Бьются сердца – нас не боятся, а то и вовсе не слышат и не чуют, будто способностей ящеры лишились. Пламенем своей гравировки правдую, братья и сёстры, отсохни у меня язык – их там десятка четыре, а то и больше было! Я ока освободил, дабы собственными глазами увидеть, не мерещится ли мне, – Брун вернул глазам прежний людской облик. – Не мерещится! – продолжил он. – И вдруг стадо это засуетилось и принялось не спеша уходить вглубь рощи. Я не сдержался, просвистел, и мы напали. Вот как подняли орудия, так каждый и успел по Полосуну заколоть, и я – два. Остальные ящерицы в страхе на восток дёрнули, и много их было, братья, очень много!

– У-у-у! – соплеменники восторженно захлопали в ладоши.

– А Илли с Рамиром-то где потерялись? – спросил Хорд.

– А вот Рамир пускай и расскажет. Что мне пересказывать, – ответил Брун.

Соплеменники уставились на Рамира. Опытный ловчий поднялся со своего подстила и сел поближе к костру. Борода его и волосы были аккуратно сплетены и подозрительно чисты. А судя по свежему маскировочному окрасу на лице и в тех местах, где костяные доспехи не прикрывали конечности и тело, всем и вовсе стало понятно, что Рамир не принимал участия в травле Полосунов. Нанесённая соком саговника краска на коже родича была настолько свежа и нетронута, что если бы никто не знал, что Рамир был на Большой Охоте, все бы решили, что он только-только на неё собирается. И, конечно же, у многих соплеменников возникли вопросы, но Рамир, не дожидаясь суждений, своим сказом стал открывать глаза неведающим:

– Мы с Илли по правым склонам обошли, – незамедлительно начал ловчий. – Я местность осмотрел – всё чисто, ни одного хищника в округе, только полосатые. А стая большая! Слова Бруна подтверждаю – не мерещилось ему! Сам я ушёл вперёд немного, но договорились мы с Илли по сигналу начать. Крадусь я, значит, ока воплоти, и чудится мне, что Илли зовёт меня, да как-то странно – голос её оборвался. Дык, я и решил, что мне послышалось. Добрался до зарослей и свист даю, а сам в сторону стаи не лезу. Жду Илли. Интересно же! Это её первая охота. Как она себя поведёт-то, что делать будет?!

Соплеменники одобрительно зашумели, поддерживая решение Рамира.

– Но она как сквозь землю провалилась, – продолжал рассказывать ловчий. – Нет её и нет… Потом смотрю – в стае ящериц переполох! Понял я, что Брун команду дал травить добычу. Я хотел было помочь, но предчувствие Заврини Илли искать направило. Вернулся я к тому месту, где мы с ней разошлись, а она лежит там без сознания. Я её в чувства давай приводить. Она глаза открыла и как отпрыгнет от меня! Такого прыжка сроду не видел, – восхищённо сказал Рамир. – Отскочила и смотрит, будто не узнаёт. А радужки глаз у неё чёрные, как ночь, и зрачков будто нет вовсе! А белки красным переливались, словно пламень с кровью смешался!

На этом сказе сородичи заохали от удивления, а охотники из отряда Бруна снова зашумели и затопали, подтверждая слова ловчего.

– Я понял, что дева глаза Заврини познала, но глаза неправильные какие-то, – объяснил Рамир. – И говорит она мне: «Не подходи, чудовище!». Я и опешил. «Илли! – успокаиваю её. – Это же я, Рамир!». А она смотрит и понять ничего не может – не узнаёт меня! Я ближе к ней, а она как вскрикнет и без чувств на землю рухнула. Я на руки её взял и понёс к отряду…

Соплеменники раскрыли рты.

– По возвращении в стойбище Илли сказала мне, что когда с Рамиром они разошлись, корни невиданных растений оплели ей ноги, а потом и до рук добрались. И больше она ничего не помнит. Даже не помнит, как Рамир её в чувства привёл, – заключил Брун. – Она единство познала, люди! И единство её прервалось. Точно вам говорю! Азиса не забыли? У него тоже память отшибло, когда нарушили ему.

Старцы и бывалые следопыты закивали, а дозорные, в очередной раз заслышав упоминание о старом шамане, снова замерли в ожидании каких-нибудь подробностей, но Брун продолжил изъяснять произошедшее с его загонщицей:

– Слышит Илли наши голоса как мы – охотники – слышим со зраком воплоти. А что с глазами у неё – совсем не понятно. Говоришь, Валан, на звезду похожи? – указал он рукой на явленность, а все сидящие у костра тут же подняли взоры к небу. – Может быть, и похожи, – продолжил рассуждать вожак. – Но что я точно знаю, и Илли сама мне говорила, что видела она взором своим посреди ночи сумерки, будто не ночь это вовсе, хотя тогда далеко за полночь было. И живность всякую, что стрекочет и цокочет, огнями светящимися она видела, и нас всех сородичей в другом обличии видит, как наши ока воплощённые ящеров! Говорит – туши мы в доспехах! Сама мне ведала, что у неё кости торчат везде да мясо с кровью – кожи нет! Ни у неё нет, ни у нас – ни у кого! Лишь плоть оголённая!

*ока воплоти – на языке первых людей означает «со взором охотника».

***

– А-а-а! – завопил Унга, а сбоку от него на освещённой стене появилась восьмилапая тень.

– Что? Что случилось? – напугавшись воплем соплеменника, заголосили и без того всполошённые дети.

– Она на мне! На мне сидит!

– Кто сидит? Как сидит? – Ронин тут же поднёс факел поближе к сородичу.

– Тварь!

С подбородка Унги тянулась вниз едва видимая блестящая паутинка, а на её конце на уровне груди будущего охотника висело крохотное мохнатое существо.

– Во имя Пангеи, Унга! – воскликнула Эльна. – Это же Желтопузик!

Оми захихикала, а черновласая девочка подцепила паутину пальцем и поднесла к себе, чтобы разглядеть насекомое. Паучок тем временем сумбурно махал лапками, пытаясь зацепиться хоть за что-нибудь.

– Они в камнях живут, забыл? – добавила Эльна. – Сам же подсовывал им личинок стрекоз!

– Унга, тут и так жутко, и ты ещё со своими тварями! – недовольно буркнул Ронин.

Мрачный тоннель отдавал сыростью и прохладой. Его зауженные и извилистые коридоры были настолько однообразными, что юным исследователям иногда казалось, будто ходят они по одним и тем же закуткам. Местами заострённые рельефы стен и падающие на них тени напоминали силуэты ящериц, и детям порой чудилось, что каменные формы и вовсе шевелятся. От этого становилось страшно. Но несмотря на жуткое убранство подземного хода, стремление к приключениям не покидало храбрые сердца, ведь таинственный и неизведанный путь навевал юным сородичам не только тревогу, но и предвкушение увидеть что-то необыкновенное и невиданное прежде.

Пробираясь по узкому коридору, будущие охотники почти не разговаривали. Они не на шутку боялись нарушить чарующую тишину незнакомого подземелья. Поэтому дорога к Храму Созидателя короталась без болтовни и дурачества. И лишь отдалённые всплески подземного ручейка размеренно беспокоили безмолвие стен.

Ронин и Унга постоянно помогали девочкам взбираться на неудобные подъёмы и уступы. А Унга ещё и помечал стены тоннеля своим маленьким костяным ножом. Время от времени, вырезая на стенах указательные стрелки и прося его подождать, мальчуган задерживал ход, на что соплеменники негодовали, так как тоннель-то не разветвлялся и заплутать в нём при всём желании было невозможно. Но Унга настаивал, обосновывая свои действа словами: «На всякий случай».

Частенько дети ударялись и царапались об острые края рельефов, получая при этом неприятные жгучие ссадины. Но молодь терпела и продвигалась вперёд. После нескольких слишком зауженных коридоров Эльна догадалась, почему взрослые не ходили в Храм Созидателя этой дорогой. В этом рукаве даже малым отпрыскам приходилось иногда проползать на четвереньках, что было весьма неприятным действом: резкие склады пещер впивались в колени, оставляя после себя сильное желание вернуться в стойбище и, завалившись на мягкий подстил, погрузиться в беззаботный мир сновидений, но любопытство брало своё.

Казалось, что тоннель никогда не закончится! Дети шли и шли, но вскоре коридор стал значительно расширяться, что не могло не порадовать юных искателей приключений.

– Я думаю, мы почти добрались, – едва слышно прошептал Ронин.

– Здесь становится теплее, – подметила Эльна.

– Скоро мы вождя увидим?! – воскликнула Оми во весь голос.

– Тс-с! Оми, да что же ты так голосишь, – прошептал Ронин. – Ты что, хочешь, чтобы нас услышали дозорные? Прошу тебя – давай шёпотом!

– Прости, Ронин, я просто соскучилась по Па, – надув губки, оправдалась девочка.

– Скоро увидишь вождя, скоро, – ответил Ронин. – Потерпи. Главное, никого не встретить.

– Перестань, Ронин! Тут и так жутко до костей. Кого мы ещё встретить должны? – разволновался Унга. – А если честно – я устал уже. Спать хочу.

– Ну будет тебе, Унга, – буркнула Эльна. – Ты же сам хотел в пещеры, больше всех!

– Хотел-хотел – перехотел, – обиженно проворчал юнец, вспоминая напавшего на него Желтопузика.

Подземный ход становился всё шире и просторней, а свечение факела всё меньше и слабее охватывало его протяжённость. И если прежде, в узких коридорах, пламя огня рассеивало свет далеко вперёд, позволяя уверенней идти по скалистым рельефам, то сейчас необъятный уклад тоннеля заметно поглощал свечение. Чем шире становился грот, тем ближе к молоди, пожирая чернью пределы видимости, подкрадывалась кромешная тьма. Порой дети и вовсе терялись в просторах подземелья. Очертания стен то появлялись совсем рядом, то на десяток шагов исчезали во мраке.