Buch lesen: «Коронация в сумерках», Seite 7

Мечтатели

Когда-то нам казались волшебством

Снежинки в ветре, темень за окном

И взгляд, что растворяется в дали

Охваченной молчанием земли.

И мы искали неоткрытый ход,

Который нас отсюда уведет,

И мы увидим блеск иных светил,

И нам дарован будет космос сил.

А в снежной мгле мерцали фонари,

Предвестники и сменщики зари,

И мы бродили снегом до утра,

И бредили, что скажут нам «пора»

Однажды эти улицы, и вдруг

Свернув, и разомкнув постылый круг,

Пронзят собой иные города,

Угаданные робко иногда

В повторах, в одинаковых чертах…

В знакомых лицах проступал чужак,

Но был и он прекрасен и любим;

И на угли вступал наш рай босым,

И по углам чужим не пропадал.

Благословен, кто не отнял, а дал!

Мы посвящали каждый стук сердец

Ему, от нас отведшему конец,

Ему, кто обращал все вещи в знак.

И мы влюблялись: до рассвета – в мрак,

А на рассвете – в ясный новый день,

А после – снова в сумрачную тень.

И так легко нам было принимать

В залог бессмертья – временную стать,

А общий жар в крови – за доброту,

А многих – за единственную ту,

Которая – лишь обольщенье, миг,

Пробитый бок и вырванный язык,

Лишь пустота, которая придет,

Когда весь мир устанет и уснет.

Но смена дней, сезонов оборот

Уж никого на этот пост ни шлет.

И ты молчишь, мой бог, едва дыша.

О, оживи! Сойдет в тебя душа.

О снисхожденье странное со звезд,

О возвращенье, исполненье грез,

О демон зла, о вестница добра –

Зачем так темен час мой до утра?

Виновен в чутком сне ли твой горох?

Я верю: ни один из нас не плох

Настолько, чтобы дверь не открывать,

Когда стучит, не целовать, не спать.

Пускай же снова будят волшебством

Прогулки затемно и засветло,

Засахаренный ледяной рассвет

И сладость губ, не выучивших «нет».

Праздник

Я ухожу в себя, как в лес иной уходит.

Все потому, что белка скачет по ветвям,

И я не знаю, где – она, а где – я сам,

С какой мы оба стороны одной природы?

И где туман клубится, где мерцает грань

Зерцал волшебных, все кругом соединивших,

Все разделивших – я ищу усильем лишним

И заклинаю дух: скорей же странным стань!

Я ухожу в себя – в немое, в колдовское,

И верховодит снова хвоя в хороводе

Лесных народов. Сколько, брат, тебе покоя?

Не многовато ли? Весь мир – твоя свобода.

Так уходи в себя. Там встретишь ты все больше;

И с каждым прожитым, оплаканным, ушедшим –

Ты расстаешься, ты принадлежишь все меньше

Тому, что здесь. Оно уходит. Дальше – горше.

Но не горюй. Внутри тебя – леса, пустыни,

Моря и горы, свет в лице, узорный пояс…

Там все теперь – в подарок юным и невинным –

В чулке, под елкой, под кроватью: бархат с кровью.

Поезд

Тот поезд черною ракетой,

Не покидающей земли,

Уж не одну ее планету

Обезобразил и спалил.

Он пулей, пущенною метко,

Колол тарелки городов,

И сыпались осколки детства

В траву, к шумерам, в глубь веков.

Те черепки отроет ангел,

От Бога посланный смущать

Пласты земли и воды Ганга,

И мертвым славу возвращать.

Так пусть он взглядом сребролуким

Пронзит нас в истине тех дней,

Когда изведали мы муку,

Не зная главного о ней.

И вновь поднимется, так страшно

Для нас, но вряд ли – для него,

Тот гул времен паденья башен,

Крушенья века моего.

О, где ты, соглядатай судный

Меня и робкой той толпы,

Которой жизнь дается трудно,

Когда она не от судьбы?

О ангел, ангел! Чутким пальцем

Обводишь острые края,

Снимая прах налипший, плачешь…

Меня ты видишь, не меня?

Ты, время пролистав, коснешься

Моих обугленных страниц,

Ко мне в провалы и проемы

Сойдешь, и скарб моих гробниц

Покинет затхлость подземелий,

И станет смыслом новых дней,

И мне найдется в мире место

Хотя бы в россыпи камней.

Так невозможно, друг, так странно

Любить и верить не в ничто.

Но мне с тобой, наверно, рано;

Я все еще не там, не то,

Я все еще в кругу чистилищ,

С огнем в обугленной руке,

Бреду наощупь по картине

Ко взмахам кисти вдалеке.

Ты – в бликах радости предзимней;

Ты в ледяном первораю

Ведешь рождественские гимны,

Но я с тобою не пою.

Я стиснут, сжат в тиски другими,

И узнаю свою семью,

И с чередою третьих римлян

Все ближе двигаюсь к огню.

Мы все с небес однажды пали.

И, с переломанным хребтом,

Мы нашу казнь благословляли

И были счастливы на том.

Так в вечном поиске причины,

Что их свела, идут, смеясь,

Ночных сомнений разночинец,

Дневной уверенности князь.

И эта сказка повторится,

И будет радостен в ночи

Мне поезд, рвущийся к столице,

И ярких глаз его лучи.

Так надвигался враг когда-то,

И мы не спали до утра;

По нищим, попранным фасадам

Все шарили прожектора.

Свет бил, слепил, сменялся мраком;

Растерянный, метался взгляд,

Как заяц, полумертв от страха,

В насквозь простреленных полях.

Спасенья не было, казалось;

Враг жаждал крови и войны.

Но исподволь уже менялось

Значенье редкой тишины.

В ней все торжественно молилось,

Вели драконы песнь свою,

И что в миру из рук валилось,

Крушеньем ладилось в уют.

И накануне расставанья

Мы были добры и легки,

Как в первый час, когда не знали

Еще ни друга, ни тоски.

Как если б плод тот не был сорван,

И вовсе не было плода,

А то и древа; град наш стольный

Не осияла кровь-звезда.

Но возвращенье невозможно,

И жребий зла неотменим:

Огни, небес сигнал тревожный,

Лучи крестом и черный дым.

Убей судьба меня хоть завтра,

Возьми пучина, пуля срежь –

Я не предам простую правду

И не расширю смерти брешь.

Ценней подарка мне обертка;

В ней есть грошовый, грустный блеск –

Наивные мечты ребенка,

Судьбой убитого за всех.

Но отомстит жестоко поезд –

Бесчеловечный мой герой,

И как ни пыжься ты, не скроешь:

Проигран бой и рухнет строй.

Он, зло на зло, последним штурмом

Возьмет проклятый бастион.

Здесь столько лжи, что духу дурно,

И слепнет глаз, и глохнет стон.

Здесь никогда не дрогнет мерзость,

И трон рабы не предадут…

Но приближается возмездье,

Проложен путь и прост маршрут.

И в алых отсветах картинных,

Что пляшут вдоль его дорог –

Судьба иудиной осины,

Пошедшей в топку черных дрог.

Мы знаем эти угли ада.

Мы угадали тот костер.

Но мы согласны, и не надо

Нам ни одной из трех сестер.

Вот это будет встреча, встреча –

Кто б ни катил на нем сюда,

С отрепетированной речью

В испепеленных городах.

Бродский в ссылке

Конец всему. Всей нашей милой лжи.

Прочь, городской туман и миражи!

Пейзажики крестьянские кругом.

Всему конец. И только в горле ком.

Конец всему. Зачем, зачем, зачем

Ты говорил, что – мой, а был – ничей:

Век, гений, ангел, дьявол, человек?

А поезд ускоряет мерный бег,

А дни идут не впрок, не про меня.

В глазах заката плещет кровь огня.

Не надо, друг, читать плохих стихов

И вслед писать такие же, ей-бог.

Злодей или спаситель спесь собьет

С твоих ледовых шапок? Кто стряхнет

Твой снег, как колдовскую седину,

И вечно юной воскресит страну?

Кто б ни был ты, прошу: благослови

Меня не для твоей святой любви,

А, ныне отпущаеши, иной.

И смерть свою не посылай за мной.

Молчит, но намекает адресат:

Чудесен май, и звонкий смех ребят

Внезапен и сияющ, как в кино.

И вдруг Ему не все, не все равно.

Жизнь с чистого листа. Разбит кристалл,

И я, еще не начавши, устал…

Ты начал уж давно, шипит в ответ

Змея с плеча носильщика планет.

Бушлат оправлен, и блестит булат,

Бедовая шапчонка на парад

Надета залихватски набекрень.

И тень не покидает мой плетень.

Я груб, я несуразен, я пошлю,

И без толку об этом говорю.

Сокрытие великим лишь легко.

А я стреляю дрогнувшей рукой.

Ты слышишь, отражение? Конец.

С руки цыганской содранных колец

Я золото напрасно вопрошал,

И треснувший крутил и тряс кристалл.

Разгадка нам загаданной судьбы –

В рассыпанных по снегу и немых

Следах, незнамо чьих, незнамо где.

Конец всему. Конец, конец, конец!

Я лгущего люблю, не веря лжи.

Прощай, мой сон. Прощайте, миражи.

Лишь город нашей боли и любви

Воздвигнут нами так, что устоит.

В нем роз благоуханье, легкий звон.

Томленье юных лон ему закон.

Простую тайну сердца сохрани

И над строкой не хмурься, а кивни.

Уроборос

Когда поднимают со дна, достают из-под льда

Все то, что уже поглотили забвенье и смерть,

Клокочет густая волна в моем горле, и весь

Я холоден, бел, сохранен: ни вестей, ни стыда.

Рассматривать мертвых как лучших из учителей

Мешает нам только почтение ложное к ним.

Воистину, все рассказали уже их глаза.

Воистину, время пришло научиться давно.

Но Хронос уносит едва возведенную крепь,

И может быть, лишь возвращенье, преграда преград,

Препятствует миру мгновенно уйти в никуда

Всему целиком. Мы на мертвых воздвигнем его.

Основа основ. Окликает тебя грустный дух.

Он тоже теперь образован погибельным сном.

На разных потоках живые и мертвые в школе одной.

И чувствую, волны несут меня те же из тьмы.

Где сшибка их? Где иссеченный, бесчувственный брег,

Встречающий натиски все повелительный вал?

Кольцо океана замкнулось, но двойственен мир.

И мы поступаем, разбредшись, на жизнь кто, на смерть.

И вот, ты бежишь от меня в неразлучность любви,

И вот, я бегу от тебя – по песку, по камням,

До самых сверкающих звезд, чтобы с ужасом там

Найти свою мудрость, и мудрость увидеть твою.

Какое урочище скрыто от странных дорог,

Покинет ли ум неотличная подлая тень,

И мы отвлечемся, и будем свободой полны

Всегда, наконец, ненавистное детство убив?

Я знаю теперь, что хотел тот несчастный сказать.

Мистик

Прекрасны стены, где ютимся мы,

Прекрасен ветра плач вне их протяжный.

Прекрасен час до наступленья тьмы,

Прекрасен после час, глухой и страшный.

Прекрасна кража наших тел у сна,

И наших душ – у тел, с их жалким тленом.

И даже стража оповещена

Не замечать Париса и Елену.

Прекрасны вены, в коих жизнь видна

То голубой, то алой (в откровенье),

Прекрасна истина, когда одна,

Прекрасен гомон тысяч разных мнений.

Прекрасны света блеск – и круг теней,

Прекрасна тишина, прекрасна песня…

Ах, эта точка – чуть помедли в ней,

Пока возможно, в чутком равновесье!

Пусть выбор ждет небесконечный дух,

Он до поры пока еще отложен.

Срывай дички в нетронутом саду,

Будь прост и прям, блистательно несложен.

И рок не зол – щедрей чужой сумы,

Сильней тюрьмы и милосердней пули…

Прекрасны стены, где не спали мы;

Прекрасны те, в которых мы уснули.

Блажен сей мир, дающий нам приют!

Но есть пустые области иные,

Где умолкает, что сказать хочу,

И мутны дали, и бесплодны сны их.

Сны о войне

1. Слово.

Сила сжимала весь мир в кулаке,

Сила крошила скалы.

Сто тысяч трупов зарыты в песке.

Силе этого мало.

Распространяя заоблачный страх,

Выли ее машины.

Корчились на погребальных кострах

Павшие исполины.

За передышкой, короткой, как вдох,

Следовал выдох взрыва.

Неотвратимый, безжалостный рок

Опустошал заливы.

Сила могла отступить и убрать

Руку от горла жизни –

Но, подразнив, налагала опять,

Как ни борись, ни висни.

Тень наползала, и вдруг прозревал

Глупый взгляд человечий:

В себя обращаясь, он застывал

В точке последней встречи

Шквала и тела, огня и любви,

Вечности и мгновенья.

Сила шла дальше в дыму и в крови

Непрозреваемой тенью.

Голос ли, хор небеса озарял

Ледяным переливом

Ангельских труб, никому не вторя,

Светом ничьим и лживым?

Мертвые, мертвые. Мало речей.

Кто-то, читавший сводку,

Выслушан был в гробовой тишине.

Следом шел сон короткий,

Будто урезанный киносеанс

В зале чернее неба.

Занавес содранный еле скрывал

То, что покажут всем нам.

Здесь вереницей мы ждали судьбы –

Кто уцелел, кто в клочья,

Здесь примеряли мы смерти, гробы

Походя и так точно.

Сила сжимала весь мир в кулаке,

Сила крошила скалы.

Ей оставалось еще много дней.

Только и сила пала.

Следом фанфары, и радость, и ложь –

Только бы не молчанье,

Кто был похуже, а кто – хорош,

Глупое различанье.

Жребий. Никто не вернется. И сон

Не возвратит былого.

Разве художник. Неверен и он.

Имеющий, возьми слово.