Buch lesen: «Когда проснётся ангел», Seite 2
Вечером Игорь вновь зашёл к полковнику. Он не хотел, не мог брать на задание журналистов, тем более одним из них был его брат. В полумраке кабинета горела только настольная лампа. Командир жестом пригласил его сесть. Они давно были на «ты», когда рядом не было посторонних.
Игорь не сразу начал разговор, а командир не торопил, рассматривая карту местности, которая лежала под стеклом на столе.
–Я тут вот чего подумал, Геннадич, – заговорил Игорь, – давай, мы наших корреспондентов послезавтра на операцию не возьмём. Ну, скажем, что обстоятельства изменились, а через пару дней устроим им показательные выступления, возьмём какого-нибудь боевика в ущелье, там не так опасно.
Геннадич хмуро посмотрел на подчинённого исподлобья:
–Понимаю тебя, Игорь, но нам с тобой за эту самодеятельность такие показательные выступления начальство штабное устроит, что полетим мы с тобой со службы, аки голуби сизокрылые, не токмо погоны, но и головы снимут. Сказано запечатлеть взятие Механика, значит, будем над этим работать.
Механик (правая рука Алихана) получил своё прозвище за то, что умел управляться с любым механизмом, будь то оружие или автомобиль, не хуже изобретателя. Игорь уже имел с ним дело, год назад его отряд захватил этого бандита. Обычно с главарями банд работал сам полковник, выкачивая из них нужную информацию, но в этот раз штаб потребовал, чтобы Механика срочно передали им, даже прислали свою группу сопровождения. Но по дороге боевики отбили своего командира. Штабное начальство, конечно, не стало устраивать разбор полётов, для галочки наказали тех оставшихся в живых, что конвоировали Механика.
Теперь для спецотряда было делом чести добраться до сбежавшего бандита, а он в свою очередь назначил круглую сумму за голову Игоря.
Операция разрабатывалась в строжайшей секретности, но, видимо, у боевиков была своя лазейка к доступу важной информации, иначе она не закончилась бы так трагично.
Рано утром, облачившись в гражданскую одежду, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, спецотряд и журналисты погрузились в старые «жигули» и такую же видавшую виды «волгу», и отправились в родовое село Механика, куда по сведениям разведки он наведывался к своей четвёртой жене инкогнито, в сопровождении всего пары охранников. Но до села они так и не доехали. Ещё на выезде из города, в полностью разрушенном микрорайоне, где в первую чеченскую войну шли такие бои, что не осталось ни одного уцелевшего здания, их ждала засада. Первым же выстрелом из гранатомёта была подбита «волга», снаряд попал в двигатель, водитель и сидевший рядом с ним спецназовец погибли на месте. Святослав, раненый в ногу, выполз из машины, ища укрытие в руинах. Второй журналист с камерой в руках тоже попытался спрятаться за грудой кирпича, но пуля была быстрее. Вторым снарядом разнесло «жигули», Игоря, находящегося в них, выбросило вместе с оторванной дверью, он пролетел несколько метров, угодив под упавший искарёженый рекламный щит. Дверь от машины накрыла его сверху так, что Игоря невозможно было увидеть со стороны. Это и спасло его от неминуемой гибели. Сознание то возвращалось в изуродованное тело Игоря, то покидало его. Он мог видеть пространство, на котором развернулась бойня, но не мог пошевелиться, не мог даже закрыть глаза, чтобы не видеть этого ужаса.
Боевики, поняв, что сопротивление оказывать некому, стали выползать из-за разрушенных зданий, как саранча. Их было много. Подходя вплотную, они добивали раненых в упор, произнося проклятия.
Игорь видел, как эта же участь настигла и его брата. Механик, довольный результатом, пнул ногой тело Святослава, и сказал: «Ну, вот и встретились, Роззман. Твоя голова будет хорошим подарком для Алихана, – и, повернувшись к одному из боевиков, добавил, – сними с него голову, Рашид, сегодня у нас хороший день».
Игорь видел, как всё происходило, как умело, твёрдой рукой сделал своё дело Рашид, как голова брата была брошена в грязный пакет, найденный тут же. В этот момент он не хотел ни воевать, ни мстить, он хотел просто умереть, вместо Святослава, потому, что это он ходил все эти годы по острию ножа, а брат выбрал для себя мирную профессию и должен был жить. Сознание вновь покинуло его, когда всё закончилось, он так и остался лежать незамеченным, его не нашли бы и свои, прибывшие на место кровавой расправы, если бы не служебная собака, почуявшая Игоря под грудой железа. Пульса и дыхания у Игоря не было, как не было и ни одной уцелевшей косточки после взрыва гранаты. Сначала все решили, что он мёртв, и положили вместе с другими телами, но всеобщая любимица овчарка Тельма, не отходила ни на шаг, скуля и пытаясь привлечь к себе внимание.
Затем был самолёт в Москву, госпиталь и операция, которая длилась десять часов. А потом месяц в коме и месяцы реабилитации.
Настя слушала Игоря, не перебивая, она физически чувствовала его боль. Но как можно помочь человеку в такой ситуации? Каким бы златоустом ты не был, слова не принесут облегчения. Время может лишь притупить боль от потери, но, сколько должно пройти этого времени?
Игорь рассказал о последней встрече с матерью и замолчал, глядя в стену. Настя попыталась смягчить его переживания.
–Послушай, – сказала она, – для твоей мамы сейчас очень трудное время. Нужно подождать, когда она сможет всё понять и принять. Поверь, для матери нет ничего страшнее, чем пережить своё дитя. Она считает виноватым в трагедии весь мир. Со временем, она будет нуждаться в тебе, ведь у неё больше никого нет.
Игорь молчал, не желая лишать себя этой слабой надежды. А вдруг Настя права, нужно только подождать.
После выписки из госпиталя Настя и Игорь уже не расставались. Сначала они жили в её маленькой квартирке, а затем, погостив у Милы и Димы пару недель, остались жить рядом с ними. К этому решению их подтолкнул профессор, который поставил Игоря на ноги, ведь столичная суета и городская экология не помогали выздоровлению.
В считанные месяцы умельцы из соседней деревни поставили высокий деревянный терем с широкой террасой для Насти и Игоря. Красная черепичная крыша его среди зелени окружающих лесов была видна издалека. Новоиспечённые селяне принялись за обустройство своего гнёздышка.
Глава 2
Олимпиада Аркадьевна, выпроводив сына из дома и запретив ему появляться ей на глаза, не находила себе места. Необходимо было, что бы кто-то выслушал её. Нет, ей совершенно не нужна была жалость, тем более обвинение в бессердечности, она привыкла слышать от окружающих только слова восхищения её мудростью и прозорливостью. Те же, кто не пел ей хвалу, немедленно вычёркивались из списка узнаваемых. Исключение составляла только соседка и подруга детства Лидия, лишь она могла позволить себе покритиковать Олимпиаду, и отчитать её, если посчитает нужным.
Поправив причёску, Олимпиада вышла на лестничную площадку и направилась к квартире напротив, где и жила Лидия, переводчица с французского и английского. Благодаря её трудолюбию и невероятной работоспособности многие зарубежные новинки появлялись в книжных магазинах в русскоязычном формате. Та открыла не сразу, видимо, корпела над очередным переводом, а увидев на лице Олимпиады страдальческую мину, которую та успела изобразить, когда в двери повернулся ключ, спросила:
–Что с тобой!
В Олимпиаде, однозначно, пропадала артистка, она, обессиленная упала на пуфик в прихожей, и, тяжело дыша, простонала:
–Лидия, дорогая, воды.
Получив желаемое, она сделала два глотка и вернула стакан подруге, забыв при этом поблагодарить её.
Лидия пригласила гостью в просторный кабинет, больше похожий на библиотеку. Две стены от пола до потолка занимали книжные стеллажи, у окна стоял широкий письменный стол, на котором среди стопок бумаг, словарей и письменных принадлежностей соседствовали ноутбук и старинная печатная машинка. И в довершение всей картины на подставке из карельской берёзы занимали своё место пресс-папье и чернильница из малахита. Этими приборами хозяйка не пользовалась, они достались ей в подарок от какого-то издательства ещё в юности, и она считала их своим талисманом.
В центре кабинета стоял чайный столик и два глубоких кресла, на одном из них и расположилась Олимпиада. Хозяйка принесла кофе и тарелочку с пирожными, села во второе кресло и внимательно посмотрела на подругу:
–Ну, рассказывай.
–Я отреклась от Игоря, – страдальчески произнесла Олимпиада, подняв глаза на Лидию в ожидании бурной реакции.
–Что, прости? – Лидия подумала, что ослышалась.
–Ты прекрасно всё поняла.
–Ты сдурела! Вот, что я сейчас прекрасно поняла.
–Послушай меня, и ты поймёшь, что иначе я не могла поступить.
И Олимпиада начала длинный монолог, из которого следовало, что только Игорь виноват во всех её бедах, что она отдала ему всё, а он не взял ничего, чтобы достойно продолжить их династию, что из-за него она потеряла свою единственную радость – Святослава. Она припомнила сыну все его ошибки и все невыполненные наставления.
Лидия слушала гостью молча, внешне без эмоций, но внутри её росла грозовая туча. Она внимательно смотрела в глаза подруге, та иногда вытирала их кружевным платочком, хотя слёз не было и в помине.
Закончив рассказ, Олимпиада спросила:
–Ну что ты молчишь? Разве я неправильно поступила?
Лидия вздохнула, ей и до этого приходилось выслушивать бредни этой избалованной дамочки, но то, что было раньше можно посчитать безобидными причудами. А услышанное сегодня, не лезло ни в какие ворота, эту информацию нужно было ещё переварить. Помолчав немного, хозяйка квартиры заговорила медленно, чеканя каждое слово:
–Ты… сошла… с ума… Ты, действительно, сошла с ума. Потеряв Святослава, ты должна была денно и нощно стоять на коленях перед образами, моля всех святых, чтобы Игорь остался жив, после таких ранений! Сколько он пролежал в реанимации? Нормальная мать спала бы на коврике у его палаты, прислушиваясь к его дыханию. Слава Богу, врачи поставили его на ноги. А ты отрекаешься от него. Я никак не могу понять, что творится у тебя в голове. Игорь – последний твой родной человек, твоя плоть и кровь. Кому ты ещё будешь нужна? Я сначала подумала, что твой ум повредился, когда ты узнала о гибели Святослава. Но нет. Тебе всю жизнь нужна была только ты сама. Сколько хороших людей приходило в ваш дом, пока был жив Рюрик! Сколько приходят теперь? Я сама отвечу: ни одного. Ты всех отвадила своим снобизмом, высокомерием, пренебрежением. Позволь узнать, а что ты такого сделала за всю свою жизнь, чтобы так высоко себя нести?
–Я родила двух сыновей, – возразила Олимпиада.
–Да, Липонька, в том-то и дело, что только родила. А занимались ими бабки да няньки. Ни одного дня ведь малышек грудью не кормила, всё за фигуру свою тряслась. Тебе только и забот было, что причёска, маникюр да наряды.
–Лидочка, разве ты не помнишь, какие люди бывали у нас дома? Мне нужно было соответствовать… а быть женой академика, ты думаешь, что это просто? Рюрик был совсем не приспособлен к быту.
–Зато ты приспособилась неплохо, с утра раздашь указания прислуге и свои обязанности считаешь выполненными.
–Ты же понимаешь, Лидочка, что прислуга нам по рангу была положена. Где ты видела, что бы жена академика сама у плиты или у корыта стояла?
–Только ты к своим помощницам относилась как к скотинке. Доброго слова от тебя не слышали, – Лидия махнула рукой, – ну как у таких добрых людей, какими были твои родители, могло вырасти такое чудо?
Олимпиада начала сердиться:
–Да что с тобой сегодня, Лидочка? Я к тебе с болью своей пришла, душу открыла, а ты как злая собака на меня бросаешься. Ухожу я.
–Иди, иди. А совет мой тебе такой: беги к Игорю, падай в ноги, и моли, чтоб он тебя, дуру, простил. Иначе я за твою душу и гроша, ломанного не дам, – Лидия встала, вышла в прихожую, распахнула дверь, провожая гостью, – только сразу беги, может, ещё не поздно.
Олимпиада гордо прошествовала мимо подруги, не сказав ни слова, зашла в свою квартиру и громко захлопнула дверь.
–Сумасшедшая, – сказала ей вслед Лидия, и, сокрушаясь, пошла в свой кабинет.
В ту ночь Олимпиада Аркадьевна почти не спала, её мучили кошмары. То младенец из чёрной пустоты тянул к ней руки, то она сама искала выход из мрака и никак не могла найти. Она просыпалась, вставала, ходила по комнате, снова ложилась, долго ворочалась, но как только Морфей брал верх над бессонницей, сон повторялся. Уже под утро, выпив лошадиную долю снотворного, она провалилась в невесомость без сновидений.
Проснулась она ближе к обеду и весь день пыталась отогнать от себя воспоминания о ночных кошмарах. Домработница оказалась несведущей в разгадке снов, но постаралась успокоить свою хозяйку, сказав, что всё это последствия тяжёлой утраты. Вечером Олимпиада Аркадьевна нарочно долго просидела у телевизора, а в постель взяла книжку, надеясь заснуть от усталости. Так и произошло, но среди ночи она подскочила в кровати от того, что увидела Святослава и услышала его голос, как наяву. Он наклонился над ней, погладил её мягкие волосы и сказал: «Мам, сына моего найди. Обязательно найди». Она почувствовала прикосновение его рук, их тепло, уловила аромат его одеколона, и на миг ей показалось, что Святослав жив, а всё остальное – только страшный сон. И тут она проснулась.
Олимпиада зарыдала, впервые после страшных событий, давая волю слезам. Не в силах больше оставаться в постели, она стала ходить по комнате из угла в угол, как зверь в клетке, и вдруг наступила на что-то мягкое, наклонилась, подняла и обомлела – в руках её была шёлковая игольница в виде сердечка. Её во втором классе сшил Святослав и подарил матери на восьмое марта. Ранние солнечные лучи, пробиваясь сквозь плотные шторы, освещали пёструю шёлковую подушечку мягким светом. Олимпиада давно забыла о существовании этого подарка, шить она никогда не умела, поэтому игольница со временем затерялась среди множества подобных мелочей в коробках на антресоли.
Забыв о том, что она поссорилась с подругой, Олимпиада прямо в пеньюаре выбежала на лестничную площадку и нажала на звонок в её квартире, так и звонила, не прекращая, пока та, заспанная и испуганная не открыла дверь. Увидев на пороге заплаканную, в полуобморочном состоянии соседку, что-то крепко прижимавшую к груди, Лидия убрала её руку от звонка, втащила за шиворот в свою квартиру, и, придерживая за локоть, проводила на кухню. Там она усадила Олимпиаду на мягкий диванчик у окна и стала отсчитывать капли валерьянки.
Олимпиада покорно выпила лекарство.
–Святослав приходил, – сказала она дрожащим слабым голосом.
Лидия подумала, что её подруга медленно сходит с ума и спросила:
–Куда приходил?
–Ко мне во сне. Понимаешь, он сегодня впервые приснился мне после стольких месяцев, но кажется, что это был не сон. Я чувствовала, как он меня по волосам гладил. И вот ещё…– Олимпиада оторвала руки от груди и показала подруге шёлковую игольницу, – это он подарил мне на праздник, он тогда ещё совсем ребёнком был. Я не знаю, где хранилась столько лет эта подушечка… Эти домработницы так часто менялись, вечно всё перекладывали с места на место, хорошо, что вообще не выбросили такую мелочь. Я проснулась, а она на полу лежит… Как она могла там оказаться?
–Ну, выпала откуда-нибудь. Ты вчера что-то искала и не заметила, как она выпала, – предположила Лидия. Она знала, что Олимпиада практически беспомощна в быту, без прислуги не сделает и шагу. Рюрик позаботился о безбедном существовании своей жены до конца её жизни. Он оставил ей в наследство хороший счёт в банке, плюс к этому Олимпиада получала гонорары от переиздания его научных трудов. Так что она могла позволить себе и домработницу, и все привычки беззаботной жизни. Иначе трудно представить, как тяжело пришлось бы ей самостоятельно приспосабливаться к реалиям бытия.
–Нет, нет. Я сама ничего не искала, а Соня (так зовут домработницу) вчера только продукты занесла, а уборку не делала, и в мою спальню вообще не заходила. Вечером на полу ничего не было, я долго не спала и обязательно заметила бы игольницу, она такая яркая. Всё-таки, я думаю, что Святослав постарался, что бы я отнеслась серьёзно к этому сну.
Олимпиада дрожала всем телом и всё ещё не могла придти в себя. Лидия присела рядом с ней, обняла за плечи и попыталась успокоить подругу, сказав:
–Ну, хорошо, давай разберёмся. Что он хотел сказать своим появлением в твоём сне? Возможно то, что он рядом, что он видит и оберегает тебя оттуда.
–Нет, Лидочка, то, что он хотел сказать, я услышала так ясно, как слышу тебя сейчас. Святослав хотел, чтобы я нашла его сына. А что бы мне его просьба не показалась бредом, подбросил игольницу. Понимаешь?
–Какого сына? – Лидия знала, что невеста Святослава Ксения, дочь влиятельного бизнесмена и политика и не думала в ближайшие десять лет обзаводиться детьми. Она была желанным клиентом в модных магазинах Милана и Парижа, холодную русскую зиму пережидала в Майами на собственной вилле, куда нередко приглашала и Олимпиаду. Будущие свекровь и невестка сразу нашли общий язык, на жизнь они смотрели под одним углом. Святослав был счастлив оттого, что, наконец, угодил маме. Да и Ксения была доброй девушкой, разве что избалованной и беззаботной.
Олимпиада тяжело вздохнула:
–Ох, Лидочка, ты ведь ничего не знаешь.
–Так расскажи, буду знать.
Олимпиада опустила глаза в пол, а сама всё поглаживала игольницу, собираясь с духом. Лидия не торопила, она встала, чтобы сварить кофе. Когда ароматный напиток был разлит по чашкам, рассказ Олимпиады уже подходил к завершению.
Года два тому назад в квартиру Олимпиады позвонила девушка. Выглядела она неважно, бледное измождённое лицо и тёмные круги под впавшими глазами красноречиво говорили о её состоянии. В коляске, которую она держала перед собой, сладко спал розовощёкий малыш. Олимпиада сначала подумала, что это наркоманка или попрошайка, а на таких людей она даже не смотрела, считая это ниже своего достоинства. Она уже хотела захлопнуть дверь, но девушка тихо спросила:
–Здравствуйте, Святослав Гражинский здесь живёт?
Олимпиада чуть в обморок не упала. Что может быть общего у Святослава с этой замухрышкой? Правда, одета девушка была опрятно, хоть и простенько, её провинциальные наряды явно были куплены не в модных бутиках.
Олимпиада подавила в себе желание сразу прогнать незнакомку, но раздражение в её интонации так и искрило.
–А что тебе, милочка, нужно от него? – спросила она.
Девушка улыбнулась:
–Я пришла сказать, что у него есть сын, – произнесла она робко.
Это был гром среди ясного неба, Олимпиаде не хватало только незаконно рожденного внука. Она допускала, что вокруг такого состоятельного жениха, каким являлся её сын, будут увиваться разные бесприданницы, и даже могла себе представить, что он, как настоящий мужчина, кого-то из них и осчастливит, но ей хотелось, чтобы всё это не имело последствий. Надо было как-то выкручиваться из ситуации. Она изобразила надменную мину и, чётко проговаривая каждое слово, донесла до девушки свои соображения.
–Понятно, – сказала она, сверля незнакомку взглядом генерала КГБ, – может, и свидетельство о рождении покажешь, где отцом ребёнка записан мой сын?.. Нет?.. Ну, тогда послушай! Святослав уже давно в Америке живёт со своей семьёй. А такие, как ты, охотницы за сокровищами, приходят сюда с завидной регулярностью. Не пойму, как они умудряются забеременеть, по факсу, что ли? Вот, что я тебе скажу, дорогая, убирайся-ка ты отсюда вместе со своим заМКАДышем и никогда больше здесь не появляйся, а не то вызову милицию, скажу, что ты – воровка. Дитё у тебя отберут в детский дом, а сама попадёшь в места не столь отдалённые. И вообще, как ты сюда попала? Кто тебя сюда пустил? Сейчас же позвоню консьержу, что бы выпроводил тебя.
Олимпиада тараторила, не давая опомниться непрошенной гостье.
Девушка отшатнулась, схватила коляску, и почти бегом рванула к лифту. Олимпиада была удовлетворена произведённым эффектом и удалилась в квартиру, нарочно громко закрыв дверь.
В то время в их подъезде работал консьерж-новичок, заменяющий постоянного привратника всего на несколько дней, тот уехал на свадьбу дочери. Всех жильцов новый консьерж запомнить ещё не успел и ограничивался вопросом: «А вы, простите, в какую квартиру?» Видно, девушка с коляской не вызвала подозрений, и он, задав свой дежурный вопрос, с чувством выполненного долга вызвал для неё лифт. А когда через несколько минут она вышла из лифта белая, как полотно, и направилась к выходу нетвёрдой походкой, он распахнул перед ней дверь на улицу. В растерянности девушка остановилась на широких парадных ступеньках, размышляя, куда же ей теперь пойти, она смотрела то в одну сторону, то в другую. Консьерж видел через высокие стеклянные двери подъезда, как она спустила коляску по пандусу, и пошла, понурив голову, не обращая внимания на то, что вязаная шапка её сбилась набекрень, что пояс от пальто развязался и волочится по тротуару. Вскоре она скрылась из виду.
–Где теперь её искать? – сама себе задала вопрос Олимпиада.
–Ты даже имени её не спросила? – поинтересовалась Лидия.
–А для чего мне было знать её имя? Я не собиралась приглашать эту голодранку в нашу семью!
–Зачем соврала, что Святослав в Америке? – не отступала подруга.
–Чтобы она не вздумала ещё раз придти. У Святослава с Ксюшей так всё было замечательно, они уже собирались съехаться и жить в новой квартире, а тут эта… А если бы она всё-таки смогла встретиться со Святославом, даже трудно представить, что бы могло произойти. Ты же знаешь, какое у него чувство ответственности, он обязательно признал бы этого ребёнка. Зачем нам пятно на репутации семьи?
–Да, репутация превыше всего, – сокрушённо покачала головой Лидия.
–Лидочка, ну не передёргивай! Что плохого я сделала? Если Святослав не знал, что у него ребёнок, значит, эта девица самостоятельно приняла решение рожать, не поставив его в известность. Чего она хотела? Принести своего замкадыша и сказать: «Здравствуйте, платите алименты!» Ведь так?
–Значит, ты допускаешь, что тот малыш может быть твоим внуком? И откуда ты слово-то такое мерзкое откопала «замкадыш»? Слушать противно. Этот малыш, может, единственное, что осталось тебе от Святослава, а тебя брезгливость до костей пронимает. Зачем тогда вообще собираешься его искать?
Олимпиада к этому времени начала приходить в себя, и в интонации стали прослеживаться обыкновенные для неё нотки раздражения:
–Затем, что искать своего сына меня попросил Святослав. Или ты забыла? А насчёт того, допускаю или не допускаю, так это просто решается. Нужно только сделать генетическую экспертизу, и будет всё ясно, внук или не внук.
–Господи! Ну, найдёшь ты эту девушку, и что дальше? Ведь ты это делаешь не от чистого сердца, чтобы искупить свою вину. Может, у неё всё в порядке. Может, она замужем и счастлива. Или ты думаешь, что она несчастная сидит в своей деревне, проливая слёзы, и ждёт, когда ты, ваше высочество, до неё снизойдёшь? Ты же терпеть не можешь тех, кто не вышел родословной. Как собираешься с ней общаться? Представляю, какую ты трагедию разыграла бы, если б Святослав осмелился привести её домой, когда они встречались.
–Мне казалось, что Святослав должен быть более разборчив в женщинах, – вздохнула Олимпиада, – вокруг него всегда были такие красавицы из хороших семей, а тут вдруг непонятно что…, даже определение для неё трудно подобрать, – Олимпиаду осенила мысль, – а вдруг Святослав имел в виду другого сына, от другой приличной девушки?
–Мне порой хочется дать тебе затрещину, ну почему ты заранее решила, что та девушка с ребёнком – неприличная? – вышла из себя Лидия, вскочила со стула и подошла к окну, чтобы не смотреть на свою подругу.
–Приличные в подоле не приносят, – парировала Олимпиада.
–Сама себе противоречишь.
–Ладно, хватит об этом, приличная или неприличная, надо искать её. Только как это сделать, если даже имя неизвестно? И она явно не москвичка. Что же делать? Я должна выполнить просьбу Святослава, должна.
Лидия допила кофе, взяла из рук Олимпиады остывшую чашку, которую та ни разу не пригубила, и спросила:
–Сварить свежего?
–Что? – растерянно посмотрела на неё Олимпиада, – а, нет… Не до кофе мне сейчас. Как же найти её? Лидочка, у тебя светлая голова, посоветуй что-нибудь.
Лидия мыла чашки и под звук, льющийся воды соображала, как же поступить.
–Надо обратиться в частную сыскную контору, – сказала она, вытирая руки вышитым крестиком полотенцем. Такие льняные рушники она очень любила, иногда покупала их сама, когда ездила куда-нибудь в русскую глубинку, а больше дарили друзья, зная о её пристрастии ко всему, сделанному руками и с душой.
–Что ты! Что ты! – всполошилась Олимпиада, – я не позволю, что бы посторонние копались в грязном белье моей семьи.
–Им всё равно, в чём копаться, лишь бы платили достойно, – возразила Лидия.
–Нет, всё может всплыть наружу. Представь, как это будет выглядеть, внук профессора Гражинского, обнаружился только через полгода после смерти своего отца. Я хочу, чтобы всё осталось между нами. Обещай, Лидия, что никто, кроме тебя не узнает моей тайны.
Лидия сценично подняла глаза к небу и произнесла:
–Вот те крест – никому! Но подумай сама, допустим, ты найдёшь ребёнка, что дальше? Всё равно рано или поздно об этом станет известно. Родственники его матери, её знакомые, да мало ли ещё кто… Ты со всех возьмёшь подписку о неразглашении? Липа, пойми, частный сыщик сделает это намного быстрее, чем ты или даже мы с тобой вместе взятые. Да и не в том возрасте мы, чтобы играть в детективов.
–Нет, не хочу даже слышать ни о чём. Я сама. Ну, хотя бы попробую, вдруг получится. И не такие мы старухи, не прибедняйся.
–Тебя не переспоришь, – вздохнула Лидия, – но сейчас я должна закончить одну большую книгу, и так время поджимает, поэтому, рассчитывай только на себя.
Лидия надеялась, что изнеженная бездельем соседка спасует перед трудностями и согласится обратиться к специалистам, но не тут-то было. Олимпиада встала, подошла к зеркальному витражу на двери кухни, увидела своё отражение и ахнула:
–Боже мой, на кого я похожа… Бледная, растрёпанная… Пойду я, Лидочка, в порядок себя приведу и подумаю, с чего поиски начать, – она похлопала себя по щекам, убрала со лба непослушный локон, расправила плечи и вышла в прихожую.
Лидия только головой покачала:
–Ну не артистка ли? Только что в полуобмороке пребывала, а теперь прихорашиваться пошла.
Первым делом Олимпиада привела себя в обычный вид (так ей лучше думалось), нанесла маску, что бы лицо приобрело здоровый румянец, уложила волосы и сделала макияж. Все эти действия были доведены до автоматизма долгими годами практики и не заняли больше получаса.
Сидя в своей спальне перед старинным резным туалетным столиком из карельской берёзы, Олимпиада Аркадьевна говорила со своим отражением в зеркале: «Думай, Липонька, думай, с чего начать».
Она не была глупой, просто редко напрягала свои извилины, потому как отлаженный и устроенный быт, достаток и беззаботность существования не требовали от неё умственных нагрузок. Но не зря же она была дочерью академика, серого вещества в голове у неё хватало.
Поразмыслив немного, Олимпиада Аркадьевна составила в уме чёткий план своих дальнейших действий по поиску внука. Первым делом следовало обзвонить всех друзей Святослава. Если он скрывал отношения с этой «бледной молью» от матери, то друзья, вероятно, могли быть в курсе.
Хороший план – это уже полдела, и удовлетворённая результатом своих интеллектуальных изысканий, Олимпиада Аркадьевна улыбнулась сама себе.
Дверь в квартиру закрылась с таким грохотом, что хозяйка вздрогнула, это пришла домработница Соня. Сколько раз ругала её Олимпиада Аркадьевна за то, что та хлопает дверью, но всё бесполезно. Соня выслушивала с виноватым видом нашкодившей собачонки все претензии хозяйки и через минуту благополучно о них забывала. По натуре она была абсолютным ребёнком в свои тридцать лет, весёлым и лёгким, ни на что не обижалась, во всём искала и находила хорошее. Именно эти качества позволили ей оставаться в доме Гражинских дольше других. Вынести сварливость хозяйки вкупе с её капризностью больше полугода смогли лишь немногие из прислуги.
Олимпиада Аркадьевна вышла в прихожую. Соня, увешанная пакетами с провизией и всякими нужными для хозяйства мелочами, раскрасневшаяся от быстрой ходьбы, кряхтя и отдуваясь, пыталась одной ногой сбросить обувь с другой ноги.
–Софья, – так хозяйка обращалась к своей помощнице, когда была в добром расположении духа, – поставь пакеты, и разуйся, как человек, что ты прыгаешь на одной ноге.
–Ой, здравствуйте, Олимпиада Аркадьевна! А что вы сегодня так рано встали? Я сейчас скоренько для вас завтрак приготовлю.
–Оставь завтрак. Ты мне найди, пожалуйста, все записные книжки и все ежедневники Святослава.
Не заболела ли хозяйка, подумала Соня, вот и слово волшебное «пожалуйста» вспомнила. Вежливые слова, которые она слышала от Олимпиады за всё время, можно было пересчитать по пальцам одной руки. Бросив пакеты на пол, она мгновенно выпрыгнула из кроссовок и выпалила:
–Один момент, Олимпиада Аркадьевна, сейчас принесу.
–Разбери сначала сумки, – спокойно сказала Олимпиада, – я подожду тебя в кабинете.
После смерти мужа кабинет несколько лет оставался нетронутым, так решила Олимпиада. Полноправным его хозяином стал Святослав по окончании института. И теперь кабинет снова пустовал, сохраняя атмосферу, в которой работал молодой хозяин. Олимпиада даже пыль с рабочего стола стирала сама, следя за тем, чтобы каждая мелочь, будь то ручка, скрепка или лист бумаги, всегда возвращались в точности на своё место.
Она вошла в кабинет, не включая света, прошла к столу и села в удобное рабочее кресло, вдохнула полной грудью, ей казалось, что пространство всё ещё хранит еле уловимый запах одеколона Святослава. Она всегда дарила его сыну по поводу и без повода.
Олимпиада сидела, закрыв глаза, в полумраке и беззвучии, пока в кабинет не влетела Соня, как всегда шумная и в хорошем настроении. С порога, прогнав тишину своим тонким голоском, она выпалила:
–А что это вы, Олимпиада Аркадьевна, в потёмках сидите?
–Включай свет, Софья, работы у нас много, – вернулась в реальность хозяйка.
Олимпиада занялась просмотром старых записных книжек Святослава, он всегда дублировал все нужные контакты в привычном рукописном формате, не доверяя памяти мобильника. Трудно переоценить помощь потрёпанных страниц в кожаных переплётах в поисках друзей человека, оставившего эти скудные записи. Иногда напротив телефонного номера стояли только инициалы или только имена, а иногда и более подробная информация вместе с домашним адресом. Олимпиада переписывала их в новую толстую общую тетрадь, на первых страницах которой, красными чернилами были выведены особо ценные для её дела контакты. Напротив, этих номеров были только имена или прозвища: Сеня, Длинный, Лёня, Шурик, Кучерявый. Так обращаются только к закадычным друзьям, именно их и нужно обзвонить в первую очередь.
