Buch lesen: «Изнутри. Сборник литературных миниатюр», Seite 4

История плюшевого мишки

Как же темно в ящике под кроватью, друзья! Если бы ещё ящик был открытый, я бы видел хотя бы, день вокруг или ночь. А он закрыт плотной крышкой. И я не вижу ровным счётом ничегошеньки. До чего же скучно ничего не видеть, и ничего не делать! Даже если ты плюшевый. Со мной тут, конечно, лежат и другие игрушки – юла, скакалка, деревянный человечек, птичка из фланели, набитая ватой, сшитая Виталькиной мамой в его младенчестве, и ещё много маленьких солдатиков. Но с ними совсем не о чем разговаривать. Да и о чём можно поговорить, если не знаешь, что происходит вокруг? …

Вот кукле Виталькиной сестрёнки повезло. Она такая красивая, что сидит в углу комнаты на столике в качестве украшения, хотя девочка тоже давно ею не играет. А меня положили в ящик. Виталику я уже не интересен.

А когда он был маленьким, он не расставался со мной ни на минуту с тех пор, как его отец принёс меня из магазина игрушек. Тогда у меня были голубые глаза и круглый коричневый нос, а ушки такие бархатные, что в них хотелось подышать. Виталик часто наклонялся к ним близко-близко и шептал, как он меня любит, и дышал мне в ушко, и засыпал, обняв меня за плюшевый мягкий животик.

Однажды я помог своему другу Витале спасти живого котёнка. Он гулял вместе со мной зимой во дворе, и увидел маленького котёнка на дереве. Котёнок сидел невысоко, но слезать боялся. Он ведь был совсем маленький. Мой храбрый хозяин хотел залезть на дерево и снять котёнка, но он тоже был маленький, и не дотянулся до нижней ветки дерева. Тогда он взял меня, поднял повыше и подставил котёнку мой мягкий животик, как подушку. Котёнок примерился и осмелился. Он спрыгнул на меня, и мы все втроём упали в снег. Котёнка потом забрал к себе домой Виталькин друг Петя, и он вырос в пушистого кота, большого, почти с меня. Я его видел, когда Виталик приходил со мной к другу в гости.

А ещё один раз я чуть не утонул в реке. Виталька с мамой и папой пошёл на пляж. И, разумеется, взял с собой меня. Когда мама отвернулась, он занес меня в речку под мышкой, надев на себя надувной розово-синий круг.

Плавать мой хозяин ещё тогда не умел, и не знал, что вода может своровать то, что ты держишь в руках, если оно лёгкое. А я был лёгким, и прибрежные волны быстро отобрали меня у Витали и понесли на середину реки. Он заревел на весь пляж, но не потому, что испугался, а для того, чтобы привлечь внимание к нашей беде. Хорошо, что папа был рядом и быстро сплавал за мной, пока я не набрался водой и не ушёл на дно. Витальке меня отдали только вечером, когда я окончательно высушился на солнышке.

Вообще, у нас с хозяином было много разных приключений. Я и в грязь падал, и в снегу зарывался, и в тазике мылся, и спал в Виталькиной кроватке. Голубые глазки у меня отклеились, и нос тоже, мама мне пришила вместо носа пуговку, а глаза приклеила другие, жёлтые. Многие ли из вас могут похвастаться тем, что сменили цвет глаз, а? Мех на мне вытерся, и ушки стали не такими бархатными, и животик не таким мягким. Виталик вырос, превратился в Виталия Сергеевича. И меня положили в ящик вместе с другими игрушками и убрали под кровать. Теперь я лежу тут в темноте и скуке, и жду, когда меня найдут Виталькины дети, вынут из ящика и снова обнимут вылинявший животик.

Есть ли душа у карандаша?

Ну наконец-то меня купили. Я долго томился на стеклянной витрине книжно-канцелярского магазина, что на первом этаже жилого дома, и толстый ленивый продавец годами не вытирал с меня и моих соседей пыль.

И вот мой новый друг, проходя мимо по тротуару, увидел меня. Он вошёл в магазин, подошёл к увальню-продавцу и дал за меня несколько монет. Продавец отсчитал сдачу, засунул в витрину свою отёкшую руку, поднял меня и отдал моему новому другу, даже не стряхнув с меня толстый серый слой пыли.

Художник взял меня, обтёр полой своего поношенного плаща и положил во внутренний карман. Сказал: «Спасибо», вежливо кивнул и вышел, придержав за собой дверь.

***

Теперь я рисую. Много рисую. Оказалось, что карандаши умеют рисовать от рождения, нужно только попасть в руки к такому человеку, который тоже умеет. И вот тогда мы начинаем переносить на бумагу все красоты этого мира. Мой друг больше всего любит рисовать красивые и необычные места. Благодаря ему я побывал в разных уголках нашего старинного города, и нарисовал: церковь с величественными куполами, заброшенную усадьбу с покосившейся крышей, песчаный карьер за городом, залитый ярким полуденным солнцем, и ещё множество картин, набросков, этюдов и зарисовок улочек, скверов, домов и заснеженных фонарей.

***

Недавно я понял, что, когда я рисую, я запечатлеваю в своей памяти всё, что мной изобразила рука моего друга-художника. Я не смогу нарисовать это сам, без него, разумеется. Но я помню и ощущаю места, в которых мы побывали. Я теперь знаю, например, что в старом здании больницы, нарисованной нами с фасада, когда на ней играл закатный свет, и начинали заниматься окна, лечат больных детей. Они там живут, и они смотрели в окна на моего друга-художника, и мольберт, прилипали к стёклам щеками и носами, и беззлобно показывали на нас пальчиками. В их скучных больничных буднях мы стали целым событием, и они до сих пор рассказывают друг другу о том, как их, и именно их рисовал уличный художник.

А ещё мы были за городом, и рисовали цветок ромашки на обочине дороги, что тянется вдоль засеянного пшеницей поля. Он улыбался, выглядывая из зелёной пушистой травы среди редких колосьев, и перебирал лепестками на ветру, а его тонкие перистые нежные листья были словно готовы обнять весь мир, если бы их на него хватило. До чего же приятно было рисовать это!

***

Мой друг предпочитает рисовать только простым черно-графитовым карандашом. Поэтому он везде носит с собой меня, свой верный простой карандаш, и маленький перочинный ножик для моей заточки. Вы считаете, что это неинтересно – рисовать исключительно нецветные рисунки? Позвольте! О, как глубоко вы заблуждаетесь. Нет ничего интереснее, чем рисунки моего друга, ведь на них во всех оттенках серого, черного и белого цветов можно увидеть и солнце, и свет фонарей, пасмурные утра и яркие закаты, и все наши с ним рисунки заставляют вас думать, что мир вокруг вас вдруг утратил цвета, но при этом в разы увеличилась чёткость и контрастность вашего зрения. Только если доведётся вам увидеть наши работы, вы поймёте, о чём я говорил!

***

Вот только жаль, что век графитового карандаша недолог. Рука художника с моей помощью переносит на картину всю душу мест, которые рисует. И, проходя сквозь меня на бумагу, эта душа впитывается в часть меня, и остаётся в ней на листе. И чем больше прекрасных моментов мы увековечиваем, тем меньше и меньше я становлюсь. Вот уже мой друг вставил меня в держатель, чтобы я не выпадал из руки. Ещё немного – и я исчезну, закончусь, растворюсь в десятках прекрасных картин. Спасибо, друг-художник, что взял меня в свою вечную жизнь – творчество! Нет ничего прекраснее этой участи для обычного простого карандаша!