Buch lesen: «Сущность», Seite 8

Schriftart:

Поднесла его к глазам, осторожно раскрыла и увидела блестящий серебром крест на ладони, про который уже успела забыть. «Точно, подарок Фёдора. Надо же, я могла потерять его. Подумать только – всю дорогу проехала, ещё пешком сколько шла. Как хорошо, что не выронила нигде. Неудобно было бы перед Фёдором, не хотелось бы его расстраивать. Вдруг он всё же передумает и попросит вернуть крест. Валентин Михайлович верно заметил – Фёдор и в самом деле хороший человек, такой искренний и ранимый. Не часто сейчас таких встретишь. Впрочем, видимо поэтому он и поселился в монастыре. Этот мир слишком жесток для таких, как Фёдор» – размышляла она, рассматривая крест. Он оказался довольно большим, почти в половину Лериной узкой ладони, с глубокими царапинами и едва различимыми надписями. Верхняя и боковые перекладины заканчивались закруглёнными трилистниками. Нижняя по форме напоминала перо с полустёртым, заострённым от времени концом. Лера осторожно потрогала его пальцем: «Ничего себе, порезаться можно. Хотя это серебро, мягкий металл – сильно не поранишься» – с этими мыслями она сняла цепочку, пропустила сквозь серебряное «ушко» крестика и надела на шею. Он скользнул в ложбинку между грудей, словно всегда находился там. Лера побрела дальше, ощущая приятную прохладу и тяжесть крестика за пазухой, он словно придавал ей сил, даже дышать стало легче. Лера взглянула на часы и поняла, что как раз успеет, не спеша, дойти до детского сада пешком и забрать дочь. Написала сестре сообщение: «Заберу Алису сама, я недалеко от детсада», и тут же получила от неё ответное: «Сказала же тебе, сиди дома, я бы забрала Алису».

Лера представила лицо Кати, с тревожным взглядом, и едва заметной морщинкой между бровей, которая появлялась, когда сестра сердилась. Торопливо пробежала пальцами по кнопкам: «Не переживай, Катюш. Всё нормально, мне нужно прогуляться. Дома одна я схожу с ума. Я тоже тебя люблю. До вечера».

Лера издалека увидела сидящую в одиночестве на веранде дочь. Все остальные дети играли в другом углу площадки. Маргарита Ивановна поспешила ей навстречу с взволнованным видом, словно с нетерпением ждала Леру.

– Валерия Алексеевна, что случилось с Алисой? Сегодня она совершила ужасный, отвратительный поступок, – слегка задыхаясь от быстрого шага, произнесла воспитательница.

– Что произошло? – устало выдохнула Лера.

– Она раздавила несчастного маленького птенца, который выпал из гнезда. Просто наступила на него ногой. И ещё радовалась этому, хотя все, все дети так плакали, – воспитательница всхлипнула, достала из кармана платок и стала вытирать им покрасневшие глаза.

– Боже мой. Алиса не могла так поступить, – Лера в замешательстве смотрела на воспитательницу, не в силах поверить тому, что услышала.

– Вы думаете, я буду обманывать вас? Не знаю, что уж там у вас случилось, Валерия Алексеевна, но я рекомендую вам сводить Алису к психологу, – обиженно протянула Маргарита Ивановна.

– Нет-нет, что вы, я совсем не это имела в виду. Я верю вам, Маргарита Ивановна, – примирительно сказала Лера, у неё сейчас не было ни сил, ни желания выяснять отношения с оскорблённой воспитательницей

– Маргарита Ивановна, нехорошо быть ябедой. Я тоже много чего могу рассказать про вас – например, что вы бьёте детей, не разрешаете играть с новыми игрушками и воруете нашу еду, – раздался рядом чужой хриплый голос, совсем не похожий на детский. Лера вздрогнула, повернула голову и с изумлением увидела Алису, которая незаметно подошла, пока они разговаривали с воспитательницей, и сейчас зло сверлила её взглядом, воинственно задрав подбородок вверх и сжав губы. В светлых глазах дочери промелькнула чернота и Лера слегка нагнулась, с недоверием приглядываясь.

– Валерия Алексеевна, это неправда. Алиса, почему ты обманываешь, зачем это придумала? – изумлённо заморгала воспитательница, прижав ладони к покрасневшим щекам.

– Алиса, пойдём домой, – строго сказала Лера, взяв дочь за руку. Она попрощалась с воспитательницей и быстро пошла к выходу, волоча за собой еле поспевающую дочь, оставив Маргариту Ивановну стоять с возмущённым и одновременно жалким выражением на лице. Объясняться с ней у Леры не было сил.

Глава 8 Тот, что видит

Отец Амвросий, носивший ранее в миру имя Михаил, был человеком, имевшим некоторые, как сейчас принято говорить, паранормальные, или экстрасенсорные способности, которые проявились ещё в раннем возрасте. Детство Миши пришлось на времена Брежневского застоя. Верить в бога и ходить в церковь считалось тогда мракобесием и пережитком прошлого. В их небольшом посёлке городского типа и вовсе не было церкви. Однако они всей семьёй тайком ездили в соседний город на службы. Миша с детства любил эти поездки. Таинственный полумрак, неровные огоньки свечей, голос священника, напевно читающего молитвы – всё это наполняло его душу восторгом. А некоторая секретность поездок придавала им ещё большую прелесть в его глазах. Отец и мать Миши соблюдали посты, читали детям библию, чтили заповеди, но детям внушалось, что болтать об этом в школе и на улице не нужно – это их общая семейная тайна, о которой незачем знать чужакам. Миша послушно следовал поучениям и советам матери и отца – он вообще был довольно покладистым ребёнком и никогда не причинял особых хлопот своим родителям. Миша с младенчества носил на шее небольшой серебряный крестик на тонком прочном шнурке и никогда не снимал его, несмотря на насмешки одноклассников, дразнивших его за это «поповичем». Он не обращал внимания на глупые шутки сверстников. Миша, несмотря на всю свою покладистость и незлобивость, всегда умел постоять за себя, дать отпор обидчикам, рос крепким и высоким.

В первый раз он увидел «печать смерти» совсем маленьким. Ему ещё не было четырёх, когда бабушка, мать отца, скоропостижно скончалась от инсульта. Накануне она приходила в гости, жаловалась на головную боль. Отец растерянно улыбался и гладил бабушку по голове своей широкой шершавой ладонью, нашёптывая слова молитвы. Миша крутился рядом, с интересом и сочувствием поглядывая на бабулю. И вдруг увидел, как её лицо покрывается сеточкой мелких тёмно-серых трещин, словно старый асфальт, а над затылком вспухает странное черное пятно, похожее на то, что появляется перед глазами, если долго смотреть на солнце в летний день. Миша зажмурился, наморщив нос, затем поморгал и вновь посмотрел на бабушку. Серая сеточка словно приросла к её доброму круглому лицу, а пятно сползло ниже, клочьями свисая надо лбом. Мише почему-то стало очень жалко бабулю и в то же время неловко за неё. Он всхлипнул, а из глаз потекли слёзы.

– Ну что ты, что ты, миленький? – ласково спросила бабушка усталым дребезжащим голосом. – Иди сюда, потетешкаю.

Но Миша зарыдал ещё горше и прижался к отцу, зарывшись лицом в колючий свитер. Ему совсем не хотелось подходить к бабушке сейчас, у него даже затряслись коленки и скрутило живот.

– Капризничает что-то малец, как-бы не заболел, – забеспокоился отец и приложил к Мишиному лбу свою тёплую широкую ладонь. – Пойдём, уже спать пора, – подхватил всхлипывающего сына на руки и унёс в детскую.

Больше Миша не видел бабушку живой, но её лицо в странных пугающих трещинах навсегда врезалось в память. Но тогда он ещё не понял, что увидел. Следующий случай произошёл, когда ему исполнилось шесть. В тот день он бесцельно слонялся по двору, ожидая, когда мама позовёт обедать и очень обрадовался, увидев за забором соседа. Он только пару дней как вернулся из армии и гордо расхаживал по посёлку в тёмно-зелёной солдатской форме. Мише она казалась восхитительно красивой. Также, как и фуражка с кокардой, коричневый кожаный ремень с блестящей пряжкой и новенький мотоцикл, что подарили парню родители. Сосед на радостях успел перекатать на нём пол посёлка.

– Привет, дядь Серёжка! – Миша подбежал к забору и застыл от удивления, со страхом вглядываясь.

Уже знакомая тёмно-серая сеточка облепила усатое улыбающееся лицо молодого мужчины. Пятна, похожие на клочья чёрной ваты, полностью скрывали шею соседа. Ещё несколько пятен, поменьше, расплывались на руках и ногах. Миша попятился.

– Ты чего, Мишаня? Пошли, покатаю! – махнул головой сосед. Трещины на лице покачнулись, сделав его старым и… неживым.

Миша взвизгнул и со всех ног понёсся в дом. Мать хлопотала у плиты. Он с разбегу уткнулся головой ей в живот и застыл, обхватив обеими руками.

– Мишук, что случилось? – затормошила его мать. – Осу увидал? – Миша очень боялся ос и пчёл после того, как одна больно укусила его в верхнее веко и у него опухло лицо. С тех пор Миша с криком бежал в дом, едва только заслышав жужжание.

– Мам, а что, дядя Серёжа умрёт? – всхлипнул Миша – перед глазами стояло потрескавшееся, как старый асфальт, лицо бабушки.

– Ты что такое говоришь? – изумилась мать.

– Ну бабуля же умерла… – прошептал Миша.

– Бабушка старенькая была, а дядя Серёжа молодой, ему ещё жить и жить. Женится скоро, детки родятся. Такие, как ты, – мама обняла Мишу и ласково вытерла слёзы с мокрых щёк тёплыми ладонями.

– А почему у него такое лицо, как у бабушки тогда? – ещё тише спросил он.

– Какое – «такое»? – не поняла мать.

– Некрасивое, в трещинах. И пятна чёрные. Только у бабушки на голове, а у дяди Серёжи на шее.

– Ох, выдумщик ты у нас, Мишутка, – покачала головой мать. – Привиделось тебе, – перекрестила сына и подтолкнула к порогу. – Иди, погуляй ещё немного, не бойся. Никто тебя не съест.

Миша с опаской высунул нос за дверь. Сергея во дворе не было, треск мотоцикла раздавался где-то выше по улице. Вечером с соседнего участка слышалась громкая музыка, крики и хохот.

– Серёга разгулялся, – неодобрительно покачал головой отец. – Куда только батя смотрит?

– Так уехали родители то его, с ночёвкой, к бабке в соседнюю деревню. Вот и гуляет сосед нынче, некому окоротить, – вздохнула мать.

Миша так и заснул под непрекращающийся грохот музыки и девичий визг. Наутро во дворе соседей было тихо и пусто. Миша подошёл к забору и удивился – новенького, сверкающего хромированными деталями и свежей зелёной краской мотоцикла не было на своём обычном месте. Повсюду валялись бутылки, консервные банки, объедки. Миша поморщился, отошёл и вздохнул – он так хотел взять лопатку и накопать дождевых червей для рыбалки, но мама попросила сначала выполоть сорняки на грядке с морковью, и он, немного подумав, послушно занялся тем, о чём просила мать. Заскрипела калитка, во дворе появился отец. Быстро прошагал мимо, не заметив Мишу, который радостно побежал за ним в дом, чтобы расспросить про рыбалку – отец обещал взять его на утреннюю поклёвку.

– Серёжка разбился ночью на мотоцикле. Говорил я ему, не катайся пьяным – услышал он дрожащий расстроенный голос отца.

– Да как же это? Сразу насмерть? – охнула мать.

– Ну да, слетел с дороги на повороте, ударился о дерево, весь переломанный. Шею сломал, говорят. Мгновенная смерть. С ним Светка была, Агеева, так она в реанимации. А он мёртвый. Эх, дурак, дурак. Жить бы, да жить.

Перед глазами Миши появилось лицо Сергея, обезображенное серыми трещинами и чернота, колючим шарфом скрывающая шею и часть подбородка. Страшная догадка пронзила душу. Слёзы потекли по щекам, он забежал в кухню к отцу и матери. Рыдая, рассказал о своих видениях.

– Пап, это я виноват? – спрашивал он, всхлипывая. – Они умерли после того, как я посмотрел на них и увидел это. Я не хотел, правда! Оно так само вышло, пап. Сначала бабуля, теперь дядь Серёжа…

– Нет, сынок. Ты здесь не при чём. Только господь решает, кому жить, а кому умереть, – нахмурил густые русые брови отец. – То дьявол тебя морочит. Молиться нужно, чтобы господь дал тебе силы бороться с дьяволом. И не рассказывай никому об этих видениях. Никогда и нигде. Молись, проси укрепить дух твой, и Он освободит тебя от бесов.

Миша с той поры следовал совету отца. Хотя, чем старше становился, тем чаще видения посещали его. Везде, даже в церкви. Там он несколько раз видел бесноватого мальчика, которого приводила бабушка. Ребёнок визжал тонким высоким голосом, когда капли святой воды попадали на его кожу, и корчился в судорогах. В остальном он выглядел обычным ребёнком, и только Миша своим «внутренним» взором разглядел, что в его голове шевелится нечто чёрное, вызывающее омерзение, словно рой жирных мух. Мише стало жаль мальчика, но он отвернулся, закрыв глаза и стал горячо молиться, умоляя Господа избавить от наваждения.

Мише легко давалась учёба, он с удовольствием ходил в школу, легко общался с одноклассниками, но всегда держался обособленно, ни с кем не сближаясь. Его как-то незаметно обошли все трудности и соблазны подросткового возраста. Ему попросту неинтересны были все эти посиделки со спиртным и сигаретами, ставшие популярными в старших классах. Впрочем, его и не звали. Миша слыл «ботаником» – он усердно учился, любил гуманитарные дисциплины, особенно налегал на иностранные языки. По окончании школы к обязательному английскому он самостоятельно изучил немецкий, французский и испанский. Миша легко набрал нужный проходной балл и поступил на лингвистический факультет в ближайшем областном центре. Он мечтал стать переводчиком, путешествовать по разным странам и городам.

Миша заселился в студенческое общежитие и стал прилежно заниматься. Также, как и в школе, не особо сближаясь с однокурсниками. Вот только его видения… Они никуда не пропали. Даже наоборот. Миша, привыкший к жизни в маленьком поселке, где от школы до дома можно дойти за пять минут и не встретить ни одного человека, был ошарашен ритмом жизни огромного города, толпами людей в метро, автобусах, на широких улицах. И в этой суете он часто выхватывал взглядом тех, чьи жизненные часы отсчитывали последние минуты. Пару раз пытался предупредить, но его принимали за сумасшедшего. «Почему ты испытываешь, меня, господь мой? – в отчаянии думал Миша. – Избавь меня от бесов, прошу». Он опускал глаза в толпе, стараясь не смотреть на прохожих, из-за лиц которых скалилась одержимость, чёрной плесенью пожирающая мозг. Детские, девичьи, мужские. Сердце сжималось от боли и жалости, сомнения в Его благодати и справедливости рвали душу. Миша корил себя за это и молился ещё усерднее.

Он стал бояться выходить из общежития, забросил учёбу. Ему хотелось уехать подальше отсюда – туда, где видения перестанут терзать душу. Он с грустью понял, что его мечты о путешествиях в другие страны – утопия. Там везде живут люди. Живут и умирают. Беззаботно, не зная о будущем. И только ему досталось проклятие – видеть то, что не в силах предотвратить. «Многия знания – многия печали» – повторял Миша известное изречение и грустно усмехался. Сейчас он в полной мере осознал его смысл. Миша с завистью смотрел на обычных людей, мечтая быть таким же, как они. «Это бесы. Бесы испытывают тебя», – вспоминал он слова отца и горько вздыхал.

Ему вдруг пришло простое решение – уйти в монастырь. Замкнутый образ жизни, постоянные молитвы и физический труд– это как раз то, что ему нужно. Однако где-то в глубине души ещё теплилась робкая надежда на избавление от тягостного груза. «Может быть, господь проявит милость, избавив меня от бесов, если я потружусь в святой обители?» – наивно мечтал Миша. Он прожил два года в Троицком монастыре и вернулся обратно в мир. Но вскоре понял, что все надежды были напрасны, видения никуда не пропали и продолжали мучить его, как прежде. Он ещё пытался как-то примириться с этим. Пытался. Но не смог – всё было тщетно. Тогда Миша приехал к родителям – попросить совета и благословения. «Ты всегда был не такой, как все. Иди, если Он призывает тебя», – коротко сказал отец. Мать плакала, умоляла подумать. Но Миша уже понял – дороги назад нет. Отец прав. Служить Господу – вот его призвание. Через год он навсегда поселился в Свято-Вознесенском монастыре. Там прошёл долгий путь от трудника до пострига в монахи, приняв новое духовное имя – Амвросий.

Их старинный монастырь круглый год посещали паломники, но он по возможности избегал поначалу любого общения с мирянами, предпочитая уединение. Но всё же иногда приходилось бывать на службах. Среди молящихся отец Амвросий замечал своим «внутренним» зрением, от которого никак не мог избавиться, людей с характерной шевелящейся темнотой в области головы. Отводил взгляд, чтобы не смотреть на это, с горечью понимая, что многолетние молитвы, посты и горячее служение богу не лишили его странных пугающих способностей.

С удивлением и печалью отец Амвросий понял, что среди одержимых много детей, жалость к ним охватила с новой силой. Однажды он обратил внимание на паломницу с маленькой девочкой ангельской внешности. Белокурые волосы, нежное личико и огромные синие, как сапфиры глаза. Но за всей этой удивительной красотой монах увидел безобразный чёрный сгусток, просвечивающий сквозь нежный фарфоровый лобик ребёнка. Когда началась служба, девочка завизжала и выгнулась дугой в припадке. Мать с трудом удерживала её. Вскоре девочка обмякла на руках женщины, лишившись сознания. Вдруг Амвросий почувствовал на себе пристальный взгляд. Девочка пришла в себя и смотрела на него так жалобно, словно умоляла спасти. Именно на него, хотя в церковном зале было много паломников и монахов. Он подошёл и осторожно опустил ладонь ей на затылок. Сущность внутри зашевелилась, словно встревоженный улей, из груди девочки вырвался стон. Амвросий вдруг почувствовал, что может изгнать сущность и понял, что она этого боится.

После случившегося Амвросий потерял покой. Начал искать молитвы, помогающие изгонять бесов. Отец игумен благоволил Амвросию, потому что он занимался переводами по его личной просьбе. Настоятель выдал монаху ключ от монастырской библиотеки и теперь Амвросий всё свободное время проводил там, изучая старинные книги. Он даже несколько раз съездил в другой монастырь к старцу, который занимался изгнанием бесов из одержимых. Но, побывав на его отчитках, понял – молитвы старца помогают не всегда. Амвросий это чётко видел своим тайным зрением. Наконец всё было готово, но он медлил, ещё сомневаясь. И тут вновь увидел знакомую женщину и девочку с кукольным личиком. Сущность в её голове выросла, и монах понял, что должен попытаться помочь несчастному ребёнку.

К его огромному удивлению, всё прошло быстро и легко. Чёрная шевелящаяся гадость вытекла из головы девочки мелкими точками, и вправду похожая на рой мух, которые поднимались в воздух и исчезали под куполом церкви. Мать девочки не знала, как благодарить его, целовала руки, вогнав Амвросия в краску. Среди паломников пошли слухи о новом чуде, и с тех пор желающие избавиться от одержимости потоком хлынули в монастырь.

Монах вдруг понял, что, возможно, это и есть его предназначение и что господь указывает ему его путь. «Может быть, отец ошибался? Это не демоны терзают меня, а Он наделил меня таким странным даром? Разве не должен я следовать Его воле? Эти люди одержимы бесами и страдают. Я избавлю их от мук, совершу богоугодное дело», – размышлял отец Амвросий, всё больше уверяясь в том, что должен помогать одержимым. Испросив благословения отца игумена и взяв себе в помощники двух молодых иноков, отец Амвросий стал проводить обряды изгнания бесов почти каждый день. Со временем поток паломников увеличился в разы, благодаря Амвросию. Игумен предложил ему для проведения обрядов здание старой заброшенной монастырской церкви, ещё дореволюционной постройки, стоявшее в глубине сада. Он понемногу привёл церковь внутри в порядок, заручившись обещанием настоятеля сделать вскоре капитальный ремонт ветхого здания.

Амвросий легко распознавал тех, кто только симулировал одержимость. Таких, кстати, было большинство. Помогал только тем, кто действительно нуждался, предпочитая работать с детьми. Со временем «внутреннее» зрение стало чётче, он стал различать сущности по цвету и «цепкости». Мог с первого взгляда определить, сколько примерно времени потребуется на изгнание. Каждый обряд заканчивался одинаково – тёмный, похожий на рой насекомых сгусток покидал своего «хозяина», устремляясь вверх, а затем медленно растворялся в воздухе. Это отец Амвросий видел своим «внутренним» зрением и всегда знал наверняка, что человек более не во власти беса.

Однажды к нему привели подростка, мальчика двенадцати лет. По словам матери, одержимого с детства. Взглянув на него, отец Амвросий удивился. Такую сущность он видел впервые. Она была отвратительного болотного цвета и постоянно мерцала, как будто подмигивая Амвросию. Она полностью затемняла голову и шею мальчика, её отростки тянулись дальше, к сердцу и солнечному сплетению, словно раковая опухоль, пустившая метастазы. Монах приготовил всё необходимое, решив, что, возможно, здесь потребуется больше времени, и начал обряд, уверенный в собственных силах. Одержимый шипел, плевался, выл разными голосами. Двое помощников Амвросия, молодые крепкие мужчины, с трудом удерживали невысокого худенького мальчика. Время шло, раз за разом священник повторял слова молитвы, но ничего не происходило, сущность не двигалась с места.

Внезапно монах почувствовал, что его лба коснулось нечто липкое, отвратительное, словно между бровей прополз слизняк. Он испуганно провёл рукой по лицу, поднял глаза и увидел, что сущность смотрит прямо на него. Вернее, он почувствовал это– потому что у зелёной твари внутри мальчика не было глаз. Но тем не менее Амвросий точно знал, что сейчас сущность смотрит на него – это её холодный липкий взгляд ощутил он на своём лице. Амвросий каким-то неведомым чувством понял – она тоже прекрасно знает, что он видит её. В следующую секунду монах услышал отвратительный квакающий голос у себя в голове:

– Ты кто такой?

Амвросий отвёл глаза и продолжил повторять слова молитвы, внутренне похолодев.

– А-а-а! Так ты наш! – догадался голос, противно подхихикивая.

От этого смеха зашевелились волосы на голове, а от явственного ощущения ползущих по коже слизней хотелось закричать, затопать ногами и сорвать с себя одежду. Отец Амвросий с трудом совладал с этим сводящим с ума чувством. Его кинуло в жар, он даже на секунду запнулся.

– Ну ладно, уйду, не буду портить тебе репутацию, святоша, – издевательски произнес голос, всё также мерзко хихикая.

Тело мальчика затряслось в новом сильнейшем припадке, и тёмно-зелёная сущность начала покидать его. Она выбиралась наружу, выдирая отростки – щупальца из груди подростка, опираясь на них и карабкаясь выше. Наконец полностью вышла с громким хлопком. Его услышал не только Амвросий. Все остальные тоже вздрогнули и стали испуганно озираться по сторонам. Видимая только одному Амвросию сущность проплыла над головами стоящих людей, похожая на огромную поблёскивающую медузу, поднялась ввысь и растворилась в воздухе. Подросток обмяк в руках монахов, он был без сознания. Через несколько минут мальчик очнулся, но стал вести себя, как маленький ребёнок. Прижался к матери, испуганно оглядываясь вокруг.

– Мама, дямой, посьли дямой, – произнёс он плаксиво, коверкая слова, словно двухлетка.

– Пойдём, милый, пойдём, – погладила его по голове мать и перевела вопросительный взгляд на Амвросия.

– Что с ним? Он придёт в себя? – тихо спросила она.

Монах бессильно пожал плечами и покачал головой:

– Всё в руках божьих. Но он более не одержим. Молись, сестра, и Он поможет.

Отец Амвросий чувствовал себя отвратительно. Руки дрожали, внутренности скрутило тугим узлом. Противный голос преследовал, эхом звучал в голове: «Ты наш-наш-наш». Его озарила внезапная догадка. «Что, если отец всё же был прав и это лукавый искушал меня?» – с тоской понял он, вспоминая все свои опыты с изгнанием бесов. «Значит, это не бог привёл меня к отчиткам, а дьявол. Неужели я всё это время ошибался?» Он закрылся в келье, сказавшись больным и перестал принимать страждущих, решив более никогда не заниматься изгнанием бесов из одержимых. Отец Амвросий в отчаянии думал о том, чтобы уйти в скит отшельником и вовсе не видеть больше людей. Во время этих душевных метаний и застал его Фёдор.

Они знали друг друга давно, вместе придя в Троицкий монастырь трудниками. Мужчины были в чём-то похожи и даже немного сдружились, насколько это возможно в монастыре. В редкие свободные минуты они вели беседы о смысле жизни, о боге, и в минуты душевных откровений Амвросий, тогда ещё звавшийся Михаилом, поведал Фёдору о своей особенности, которая обернулась для него проклятьем. Фёдор, в свою очередь, также откровенно рассказал другу о том, что привело его к богу. После Михаил ушёл из монастыря, а он остался. Но мужчины поддерживали связь, и Фёдор знал, что Михаил снова отошёл от мира уже навсегда, поселился в Свято-Вознесенской обители, принял постриг и новое имя – Амвросий. Фёдор знал об успехах Амвросия в работе с одержимыми и был рад тому, что друг нашёл своё призвание и обрёл душевное спокойствие. Сам Фёдор так и не смог добиться этого за многие годы послушничества.

Увидев Фёдора, отец Амвросий слабо улыбнулся и крепко сжал его руку. У него был такой подавленный и виноватый вид, что Фёдор, ещё не знавший о новых сомнениях друга, забеспокоился.

– Господь с тобой, Амвросий. Я звонил тебе, но твой номер выключен. В обители сказали, что ты болен.

– Слава богу, здоров. А телефон… – он раздражённо взмахнул рукой. – Пока он мне не нужен. Всё это от лукавого. Рассказывай, с чем приехал. Ты же наверняка по делу?

– Мне нужна твоя помощь, – глядя в глаза другу, тихо сказал Фёдор. – Ты помнишь о том, что случилось с моей сестрой? Меня разыскала женщина. Её зовут Лера. Вчера её мужа убили, точно так же ужасно, как моя сводная сестра убивала детей. Её дочка, которой всего шесть лет, ведёт себя очень странно. Лера показала мне её рисунки. Так вот, они в точности такие же, как в той ужасной книге, от которой сошла с ума моя сестра.

– Может быть, это совпадение? Или кто-то вводит тебя в заблуждение?

– Не знаю. Я поверил, эта женщина в отчаянии. Говорит, что они с дочкой недавно были на кладбище. На том самом, где упокоены останки моей безумной сестры, понимаешь? Девочка играла на её могиле со своей любимой игрушкой, и теперь происходит что-то пугающее. Словно дух Анжелы ожил и поселился в… – Амвросий запнулся. – В девочке и этой игрушке одновременно. Её мать очень испугана. Мы с тобой знаем, что в этом мире существует нечто, не видимое человеческим взглядом. Господь наделил тебя этим даром. Бесы, что изгоняешь из одержимых – ты видишь их. Возможно, сможешь разглядеть, что скрывается в девочке?

– Господь одарил? Что с тобой, Фёдор? О чём ты говоришь? Это моё проклятие, а не дар! – Амвросий вскочил и взволнованно заходил по комнате. – Я хотел бы помочь тебе, но не занимаюсь больше отчитками. Не могу. И не хочу, – сказал он наконец, тяжело вздохнув.

– Но почему? Ты же сам убедился о том, что твоё предназначение, твой духовный долг помогать этим несчастным душам, одержимым бесами.

– Я ошибался. Я всего лишь человек и поддался слабости. Возомнил себя избранным. А оказалось… Что избран не господом, а лукавым, – горько сказал Амвросий с тяжёлым вздохом.

– Что случилось? – Фёдор подошёл и положил руку на плече другу, с тревогой вглядываясь в искажённое страданием лицо.

Амвросий не хотел никому рассказывать о том, что пережил. Но, увидев вопросительный сочувствующий взгляд Фёдора, неожиданно для себя выложил ему всё, что произошло, о своих сомнениях и раздумьях. Фёдор сочувственно глядел на нервно ходившего по келье монаха.

– Отец Амвросий, я вижу, как тебе тяжело. Я не знаю, господь, или дьявол наделил тебя способностями, что мучают тебя всю жизнь. Я тоже не безгрешен, ты знаешь об этом. И не могу советовать. Но прошу тебя, посмотри на девочку, ты же увидишь, что скрывается внутри неё. Можешь увидеть. Вдруг всё не так страшно, как кажется этой женщине. Только ты можешь помочь. Это очень важно для меня, ты же знаешь о моей сестре. О погубленных ею детях. Тогда я не смог им помочь. А теперь должен. Должен, понимаешь? Прошу тебя, умоляю, Амвросий.

Монах печально улыбнулся и покачал головой, понимающе глядя на Фёдора:

– Ты помнишь, брат Фёдор, мы много говорили с тобой о том, как хорошо жить, не касаясь мирских страстей, молясь и размышляя. Ты и я – мы оба для этого ушли от мира в святую обитель. Я поддался жалости, помогая мирянам. Думал – сам господь ведёт меня, и что из этого вышло, видишь? Теперь ты идёшь этой же обманчивой дорогой. Но я не вправе указывать тебе. Каждый сам должен пройти свой путь. Хорошо, я помогу тебе сейчас, если это так важно для тебя. Но, прошу – впредь больше не обращайся ко мне с такими просьбами.

Через полчаса два человека в черных одеждах вышли из ворот монастыря, и направились к автовокзалу.