Buch lesen: «Слуги этого мира», Seite 16

– При всем уважении, – церемонно поклонился, читай как отмахнулся, Наставник, – я бы попросил вас не давать моим ученикам персональных комментариев. Статистика группы такова, что к возвращению в долину и дальнейшему образованию готовы все. Никто, – повысил голос он, – не заражен чем-то, что может подвергнуть опасности древа и их обитателей. Проверкой пригодности занимался Дикарь, и я считаю, что со своей задачей он справился. Некоторые индивидуальные особенности, будь то кривой зуб или, звезда на тебя упади, родинки на яйцах, ни вас, ни меня не касаются. Так что, если вас не затруднит, пожалуйста, не подрывайте – порядок – в моей – группе!

Его кулаки так и просились обрушиться на стол, но Наставник ограничился острым, непреклонным взглядом подрагивающих в глазницах янтарных глаз. Старший огорошено молчал, но минуту спустя овладел собой.

Он устало прикрыл глаза и вздохнул:

– Хорошо. Никто ничем не болен, все допущены. Мы ждем вас в ближайшее время.

– Да. – Наставник перевел дух. – Прошу прощения за повышенный тон. Но я не намерен извинять попытки посеять разлад в группе.

Старший поморщился от нотаций как от жужжания мухи, которая успела ему порядком надоесть.

– Пускай они собачатся друг с другом сколько угодно, – упрямо продолжал Наставник. – Если товарищи сумеют сломать одного из своих же – это будет виной последнего. Но против взрослого юнцу не выстоять. Это борьба не равная, и я хотел бы, чтобы вы услышали и осознали, какое влияние на молодую кровь имеет каждое слово, произнесенное с высоты вашего положения в обществе.

– Сойдемся на этом, – подвел черту Старший нетерпеливым взмахом руки. – Наши взгляды всегда где-то расходились, но доказывать тебе свою точку зрения… Уволь. Ты неисправимый упрямец.

– Плод от древа недалеко падает, – криво усмехнулся Наставник.

Старший оттаял. Его тонкие губы вновь тронула улыбка.

– Сезон спаривания открыт, – сделал свой ход Старший перед тем, как покинуть приемный пункт. – Успеешь принять какое-никакое участие, как считаешь?

Похоже, на этом их партия закончилась, и Наставнику был объявлен шах и мат. Он лукаво склонил голову и не смог устоять: расправил могучие плечи и примирительно хохотнул.

– Еще как успею. Не сомневайтесь.

– Тебя ждут дома, в том числе на городском совете. До скорой встречи, – сказал Старший, кивнул вновь раскланявшимся мальчикам и вышел. Старец направился к водопаду, возле которого, надо думать, оставил своего иритта.

Напряжение спало. Наставник привел в порядок оборудование после медосмотра и велел всем двигаться на выход. Ти-Цэ подхватил поток йакитов, и он вывалился на свежий воздух вместе со всеми, едва сознавая, что происходит вокруг.

Мысли о произошедшем поглотили Ти-Цэ, и даже не его одного: некоторые подростки поглядывали на него в растерянности, но без прежнего страха, а сын Наставника, Ку-Ро, не был в таком скверном расположении духа с тех пор, как отбыл ночь у столба наказаний на пару с ним.

Учитель запер приемный пункт, шагнул в сторону лагеря, и Ти-Цэ как завороженный последовал за ним чуть не в самом конце процессии.

Наставник заступился за него. Перед всеми, перед самим Старшим отстоял его, Ти-Цэ, право обучаться дальше! Он не мог понять, почему учитель сделал это для него. Почему, будучи блюстителем безукоризненного здоровья, прировнял его ко всем своим ученикам? Не все ли ровно ему должно быть, сколько из них дойдет до конца? Почему ради него Наставник осмелился повысить голос на самого Старшего?

Ти-Цэ был не в состоянии остановиться и дать себе ответ хотя бы на один вопрос – он только и мог, что генерировать новые. Только одно он знал наверняка: никогда прежде Ти-Цэ не испытывал к Наставнику такого уважения и благодарности. Он взирал на него, уверенно пересекающего джунгли, как на своего героя.

Наставник заметно повеселел. Он оживленно отмахивался от листьев и веток, лицо его так и сияло.

– Ну что, говорил я вам? А вы – позор! – так волновались. В моих учениках здоровья – жопой жуй, и пусть все Старшие это запомнят!

Кажется, он совершенно забыл о бесполезно прожитом без тренировок дне. На середине пути учитель загорланил песню о славном йаките, который со всем достоинством отстоял свою мужскую зрелость и стал отцом бесчисленное количество раз.

После небольшой передышки он завел песню снова, и некоторые ученики робко решились ее подхватить.

Наставник не возражал.

19

За день до отъезда Наставник провел с учениками небольшой инструктаж вместо обычного теоретического занятия.

– Ваши отцы – хорошие защитники, охотники и служащие, иначе никто из вас не появился бы на свет, – сказал Наставник и сделал вид, будто не заметил улыбку Ку-Ро. – Следующий месяц вы проведете с ними. Знаю, это ваше законное время отдыха, но будет не лишним, если вы напомните семьям, что приехали не дрыхнуть в гнезде и объедаться персиками днями напролет. Не теряйте времени даром, ходите за отцами хвостом. Они могут многому вас научить, и иной раз одна тренировка с родителем может в будущем спасти вам жизнь. У них было много времени и возможностей обзавестись на охоте своими особыми хитростями и приемами, и для сыновей они драгоценных знаний не пожалеют.

Ученики покивали. Наставник продолжал:

– Половина вашего пути к обряду инициации пройдена. Легчайшая половина, – недобро ухмыльнулся он. – Больше пощады от меня не ждите. Мы будем изучать борьбу, защиту и прочее в несколько раз упорнее, чтобы каждый из вас непременно завершил образование на пике своей силы и формы. Время, когда вы будете ковать и затачивать свои собственные разящие чаши, – он повел подбородком в сторону запертой мастерской, – ближе, чем вы думаете. А сейчас, – повторяю! – берите от отцов все, что можете, пока такая возможность есть. Это очень важно.

Он оглядел свою группу еще раз и удовлетворенно кивнул.

– На сегодня все. Выдвигаемся утром. Вольно.

Наставник отошел от кафедры и неторопливо пошел к своей хижине. У юношей еще оставалось немного свободного времени до отбоя, и в большинстве своем они предпочли просто лечь пораньше, чтобы приблизить следующий день. Но нашлись и те, кто решил остаться снаружи, послоняться по саду камней или вдоль забора, и обсудить между собой планы на месяц. Ти-Цэ убедился, что среди них нет Ку-Ро: тот уже скрылся в стенах амбара. Как нельзя кстати.

Ти-Цэ рассеянно болтался по двору, делая вид, что прислушивается к вдохновленным каникулами мальчикам, а сам неотрывно следил за Наставником. Из широкого дверного проема было видно, как он присаживается на постель, широко расставляет ноги, берет в руку охотничий нож и заносит над ним точильный камень. Надо думать, готовится наловить дичи на завтрак, чтобы не тратить на это время утром.

Ти-Цэ замялся. Он нервно теребил свой ремень из змеиной кожи, а желудок, казалось, переосмыслял важность содержимого. Но терзавшие его вопросы были сильнее страха быть отосланным прочь.

Сейчас или никогда.

Ти-Цэ ссутулился и нетвердой поступью пошел прямо к хижине Наставника. Он ускорил шаг прежде, чем позволил себе свернуть с дороги или вовсе развернуться и уйти. Ти-Цэ не моргая следил за учителем, который был по-прежнему занят заточкой своего ножа. Он ожидал, что Наставник в любой момент поднимет на него предупреждающий взгляд, но тот его приближения как будто не замечал: даже бровью не повел в сторону ученика, пока Ти-Цэ не подобрался вплотную.

– Наставник, – не своим голосом обратился он. Йакит бросил на него косой взгляд. – Разрешите говорить с вами?

– Говори. Чего тебе?

Язык Ти-Цэ прилип к нёбу. Он сделал нерешительный шаг вперед, но порог переступить не осмелился. Никогда еще он не разговаривал с Наставником вот так, с глазу на глаз. Ти-Цэ не знал, как подступиться.

– Ну? – Он водил точильным камнем туда и обратно, глядя на робкого юношу в отражении лезвия.

– Наставник, я все хотел спросить… Почему вы отстояли в тот день перед Старшим мое право вернутся с вами домой и продолжить тренировки?

– Надеюсь, ты не всерьез думаешь, что я тебя защищал, – глянул на него тот исподлобья, – иначе рискуешь разочаровать меня своим недалеким умом. Я отстаивал порядок, а не тебя лично. Или ты оглох и не слышал, что я говорил Старшему? Все в моей группе равны. Если кого-то одного будут выделять на фоне остальных, думаешь, это справедливо? Мне нужна дисциплина, а попытки Старшего заострить на ком-то внимание – не важно, чтобы похвалить или унизить, – нарушают ее. Ты – мальчишка, и противостоять тебе могут только такие же мальчишки. Считай неким продолжением естественного отбора, потому что жизнь вообще штука не для сосунков, знаешь ли. Но если против тебя встает взрослый – это уже травля.

Ти-Цэ не знал, что сказать, и стоит ли признаваться ему в том, что учитель уберег его и от издевок товарищей тоже. Выступление Наставника волшебным образом подействовало на юношей, каждый из которых решил, что у их соплеменника в самом деле что-то столь незначительное, что бывает и снаружи, вроде родинок… на неожиданных местах. Они не только убедились в его неоспоримом здоровье, но и в собственном ребячестве: никто еще не успел разобраться, с какого его показателя съехала кривая линия, как бросились сторониться. Несколько особо совестливых даже подошли извиниться и признали свое недостойное поведение, а Наставник в глазах Ти-Цэ поднялся еще выше, хотя это, казалось, было уже невозможно.

– К тому же, – Наставник отбросил нож на подушку и посмотрел на Ти-Цэ, – у тебя есть полное право ехать домой и продолжать образование. Включай мозги или хотя бы слух в следующий раз. Для особо тугих повторяю: ты здоров и ничем не заразен. Твои недостатки в показателях – не болезнь вовсе. Это в проверке главное, так что придирки Старшего были некорректными. Я только внес ясность. Усек?

– Да, Наставник, но… могу я узнать, что все-таки не так с моей нервной системой?

Он протараторил это так быстро, словно скорость могла извинить пожирающее его беспокойство. Наставник как нарочно помолчал. Не сводя с Ти-Цэ взгляд, он отложил точильный камень в сторону тоже.

– Раз уж ты сам заговорил об этом, то скажи на милость, чем ты занимаешься на занятиях по самоконтролю, самоанализу и медитации?

Глаза Ти-Цэ полезли на лоб. Наставник посуровел.

– Не понял? Хорошо, сформулирую четче: где ты витаешь на моих теоретических уроках?

– Наставник, я…

– Ты витаешь, – повысил голос учитель, – где угодно, вместо того, чтобы собирать мысли в кучу, чему я, в конце концов, и пытаюсь вас научить. С твоей нервной системой как таковой все в порядке, ты не понял результаты проверки. Внимай: твоя нервная система сейчас похожа на дряблую, атрофированную мышцу. Стрессоустойчивость в хреновом состоянии настолько, что, зная определенный порядок манипуляций эмоциями, я могу свести тебя с ума за пару недель, а там и в могилу свести, ни разу не тронув пальцем. И это не врожденная патология, предрасположенность или что-то еще. Это результат неосознанной жизни.

Кровь прилила к лицу Ти-Цэ, глаза сами собой уткнулись в пол. В первый раз за прошедшую с медосмотра неделю он почувствовал себя больным.

– Ти-Цэ, – серьезно обратился к нему Наставник. Ученик вздрогнул, но поднял на него дикие от страха глаза. – Ты показываешь хорошие результаты на тренировках по рукопашному бою и даже неплохо охотишься. И допускаю, что в противовес этому тебе уроки по самоконтролю, медитации, самоанализу – все кажется скучным. Я могу понять тебя, как мальчик. Но не как мужчина. Контролировать свои эмоции так же важно, как уметь защищаться от естественных врагов, добывать пищу, работать с представителями других культур и так далее. Ты должен осознавать каждое свое движение, каждую мысль, а не быть марионеткой в моих руках и прыгать туда, куда я скажу. Холодная, четко работающая голова может спасти жизнь тебе и всей твоей будущей семье, а то и целые миры. Рельефные мышцы и оружие в руках идиота – красивый аксессуар, не более того. Ты понимаешь?

Ладони Ти-Цэ были влажными от холодного пота. Он агрессивно кивнул.

– Надеюсь, – буркнул Наставник, но его лицо сделалось недовольным. Он хотел сказать что-то еще, но покачал головой и вздохнул. – Это все?

– Д… Нет, Наставник. – Ти-Цэ шире развел плечи: решил, что пойдет до конца, раз уж вообще раскрыл рот. Он заставил себя выдержать его пронзительный взгляд. – Наставник, на самом деле я пришел просить вас… Пожалуйста, разрешите мне тренироваться на каникулах вместе с вами.

Глаза Наставника округлились. Он поднялся во весь рост так резко, что Ти-Цэ отскочил назад.

– Что?! Ты с какой звезды рухнул, молокосос?

– Не постоянно! – обезоружено вскинул руки Ти-Цэ. – Только если отец будет занят…

– Исключено. – Наставник угрожающе навис над ним. Ти-Цэ согнулся под тяжестью упавшей на него тени. – Уж не возомнил ли ты, что можешь стать частью моей семьи? Знай свое место, щенок паршивый, твои проблемы меня и близко не трогают. У тебя есть семья, отец и мать, не смей больше сомневаться в их возможностях в моем присутствии!

– Прошу вас, – взмолился Ти-Цэ. – Я не хотел сказать ничего подобного! Я не приближусь к вашему древу, даже не подумаю об этом! Но если отец будет еще с матерью в гнезде, или если он предпочтет уделить время дочери… Я не хочу тратить время в пустую. Научите меня с собой бороться, ведь я…

– Ты – что?

– По-настоящему напуган, Наставник.

Учитель, который наступал на подростка, остановился. Ти-Цэ подумал, что, если еще минуту он продолжит смотреть на него с той же свирепостью, его лоб воспламенится. Но ему было все равно. Он знал, что произвел нужный эффект.

– Вы ведь сами говорили, что в ответе за наши жизни, помните? Прошу вас, как ученик: разрешите мне иногда ходить на тренировки вместе с вами, чтобы я мог наверстать.

Наставник молчал. Он дышал глубоко, словно с трудом удерживал за зубами крик, и битва эта была изматывающей.

– Пожалуйста, – сказал Ти-Цэ, – ведь жизнь всех подопечных в ваших руках, и я один плошал. Помогите, пока есть время, я совершенно не понимаю, с чего теперь стоит начать, когда столько упущено. Я очень хочу исправиться. Ваш отказ может быть равносилен препятствию выполнению вашего же долга.

Учитель сверлил его непроницаемым взглядом, в котором, в прочем, появилась оценка. Уголки его губ подергивались от напряжения. Ти-Цэ держался и не прерывал с ним зрительный контакт.

Наставник отвернулся. Он дошел до своей постели и вновь присел поверх одеял. Схватил с подушки нож, подобрал точильный камень и как ни в чем не бывало продолжил свое занятие, будто его и не прерывали. Ти-Цэ не двигался с места.

– Хрен с тобой, – сказал Наставник и чрезвычайно заинтересовался лезвием, в котором больше не отражались глаза ученика. – Найду время сохранностью твоей задницы озаботиться.

– Вы правда возьмете меня?

– Придется, долг на мне и впрямь такой есть. Но учти две вещи. Во-первых, я беру тебя не в качестве персонального ученика, а в качестве отстающего раздолбая. Скажем, оставляю тебя после уроков. Во-вторых, ты сам нарвался. Пока хочешь учиться – я буду тебя учить, но теперь на тебе куда больше ответственности, потому что ты пришел ко мне сам. Просил тренировки – будут тебе тренировки, да такие, каких в кошмарах не увидишь.

– На это и рассчитываю, – вне себя от радости и возбуждения раскланялся Ти-Цэ. – Спасибо! Большое спасибо!

– Нечего меня за выполнение обязанностей благодарить. И вообще, не так Наставнику кланяются! Не приравнивай меня к Старшему, моему деду, этому разваливающемуся маразматику…

Ти-Цэ тут же исправил ошибку и присел на одно колено.

– Ты все еще здесь? – рявкнул Наставник как-то чересчур громко. – Пошел вон уже отсюда!

Ти-Цэ отскочил от хижины и бегом направился в амбар к сородичам. Йакит уже почти зашел в общую спальню, когда всерьез задался вопросом, не рехнулся ли он: до ушей Ти-Цэ будто бы донесся приглушенный стенами хижины лающий хохот.

Девчонки, сплошные девчонки…
20

На исходе ночи, всего в нескольких милях от Плодородной долины, там, где джунгли плавно перетекали в лес, Наставник объявил привал. Группа разбила лагерь среди густо растущих деревьев, подальше от реки, чтобы иритты не соблазнились возможностью удрать от наездников и затеряться под водной толщей. Учитель показал, как забивать жабры зверей грязью, а после отправил подопечных за хворостом и съедобной дичью на свой аппетит. Сам же он взялся разводить костер: вдали от древ они еще могли насладиться горячей пищей и отваром из трав.

– Послужит вам дополнительной разминкой перед каникулами, – сказал Наставник. – Шевелитесь. До утра не долго осталось, а вам бы не помешало вздремнуть час или два.

Неподалеку от привала Ти-Цэ тут и там высматривал подходящие сучья, как вдруг наткнулся на знакомый кустарник. На его верхушке, там, куда не дотягивались мордочки травоядных животных, красовалась целая гроздь можевиц – ягод, которые были редким и очень питательным угощениям в джунглях. Кожица крупных, налитых соком бусин отражала в себе яркий свет звезд. Ти-Цэ вцепился взглядом в находку и поскорее вынул ножик с самодельной рукоятью из складок набедренной повязки. Родителям такой подарок наверняка понравится. Особенно матери, которая, наверное, ни разу в жизни не была в лесу.

Ти-Цэ уронил к ногам подобранные ветки и палки и привстал на цыпочки, чтобы подцепить гроздь острым кончиком, как вдруг услышал стремительно приближающиеся шаги. Он срезал гроздь, обозначив тем самым на ягоды свою собственность, и только после этого обернулся.

Увиденное заставило Ти-Цэ мгновенно забыть о ягодах: с ножом наизготовку на него несся Ку-Ро.

Ку-Ро нисколько не смутился, когда Ти-Цэ уставился на него. Все той же дерзкой широкой походкой он сокращал оставшееся между ними расстояние до тех пор, пока мальчишки не столкнулись грудными клетками. Ку-Ро злобно поджал губы и с размаху вонзил нож чуть правее головы Ти-Цэ в дерево с такой силой, что лезвие наполовину вошло в ствол. Его висок на какой-то дюйм разминулся со смертельным ударом.

– Ты в своем уме? – спросил Ти-Цэ.

– Это ты мне скажи. – Его глаза были налиты бешенством. Некогда янтарные, они так потемнели от злобы, что даже звезды не видели в них своего отражения. – Какого хрена ты суешь нос в мою семью?

До Ти-Цэ наконец дошло. Похоже, Наставник предупредил сына о гостях не далее, как несколько минут назад, когда ученики разбрелись по лесу, и в лагере не осталось любопытных ушей.

– Я не обсуждал с учителем семейных дел, – сказал Ти-Цэ как можно более спокойным тоном, но не смог устоять перед искушением и лягнул лбом разъяренного Ку-Ро, чтобы он наконец отодвинулся. – Я просил своего Наставника давать мне дополнительные уроки.

– Следующий месяц он тебе не Наставник.

– Он будет им всегда.

Ку-Ро замахнулся, но вместо того, чтобы ударить Ти-Цэ по лицу, его рука легла на рукоять ножа. Он выдернул его из ствола дерева одним рывком, ни на мгновение не разорвав с Ти-Цэ зрительный контакт.

Ку-Ро покачал головой и сказал, глядя куда-то сквозь Ти-Цэ:

– Ну почему нельзя забыть обо всем на один месяц? Всего на один? А?! – Его глаза вновь впились в недруга, словно хотели прожечь в нем дырку. – Почему ты не можешь просто исчезнуть? Отдохнуть!

Вокруг шеи Ти-Цэ словно обвилась змея, которая туже и туже стягивала кольца. И все же, как бы сильно не душил его гнев, Ти-Цэ не мог не удивиться: в озлобленном лице Ку-Ро под определенным углом как будто появились новые черты, которые делали его удивительно похожим на Наставника.

– Предупреждаю тебя, – заговорил Ку-Ро шепотом, – если будешь приходить часто, я сделаю так, чтобы ты потерялся в лесу или попал в капкан. А почую твой дух у корней своего древа – удавлю прямо при всех и даже не стану оправдываться.

Нет, все же не лицо Наставника было перед ним, а морда обнаглевшего юноши. Ему хотелось сейчас же свернуть Ку-Ро шею, бить и кусать его корчащееся в агонии тело… Но Ти-Цэ помнил, что сказал ему Наставник о самоконтроле. Нарушить данное учителю слово работать над собой, да еще так скоро, Ти-Цэ позволить себе не мог. Не Ку-Ро, но Наставника он уважал.

Ти-Цэ вздохнул поглубже, до хруста сжал кулаки и попробовал успокоиться. Ку-Ро стрельнул взглядом вниз и вновь уставился на Ти-Цэ. Его губы изогнулись в кривой улыбке. Черты Наставника снова легли на его лицо.

– Семья обрадуется гостинцу. Передавай привет.

Он круто развернулся и пошел в сторону лагеря. Ти-Цэ поводил сжатыми пальцами и почувствовал, как они скользят в липком соку.

Ти-Цэ поднес руку к глазам и обнаружил в кулаке раздавленную гроздь можевицы.

Ти-Цэ чувствовал себя невзорвавшейся бомбой. Пока он не мог понять, в чем Наставник видел пользу сдерживаемых чувств, и всерьез задался вопросом, стоит ли отвратительное самочувствие таких усилий.

Сколько мог Ти-Цэ откладывал возвращение в лагерь, прежде чем подобрать хворост, но все же угрюмо поплелся к остальным. Когда он вышел из-за кустов, все уже сидели вокруг костра. Ти-Цэ бросил ветки и сучки в общую кучу и втиснулся между Сан-Го и Юн-Ан, которые увлеченно поедали пойманных птиц. Сам Ти-Цэ не был голоден и охотой пренебрег.

Ти-Цэ с удивлением посмотрел на Наставника: впервые на его памяти грозного вида мужчина пребывал в мягкой задумчивости вне теоретического класса. Он сидел со скрещенными ногами и очень прямой спиной. Если бы не открытые, осмысленные глаза, Ти-Цэ подумал бы, что учитель медитирует.

Оказалось, что Наставник обдумывал заданный учеником вопрос в его, Ти-Цэ, отсутствие. Учитель смотрел вглубь костра и чуть щурился, словно ответ был написан там мелкими буквами.

– Да, пожалуй, – сказал наконец Наставник, – это будет последняя ваша возможность провести с родителями теплые семейные дни.

– Но почему? – спросил один чуть не в отчаянии. – Почему родители отказываются от сыновей? Это нечестно!

– Не родители отказываются от вас, а вы – от них. – Наставник усмирил подопечного взмахом руки. – Не спорь. Вы просто еще этого не понимаете. Родители вас любят, можете не сомневаться. – Ку-Ро перестал жевать и покосился на учителя. – К мальчикам они просто не привязываются, потому что однажды вы их покинете, в отличие от дочерей.

– Может, потому и уходим, что нам на древе уже не очень-то рады? – пробубнил Юн-Ан.

Наставник покачал головой.

– Я же сказал: сейчас не поймете. И все же, не бойтесь расставаться с родными. Мужчины всегда были и будут кочевниками, и сразу после созревания искали и будут искать женщин, чтобы создать свои собственные семьи. Помимо потомства женщина дает новый дом, новых родственников и, чего уж там, новый вкус к жизни. Как только сами пройдете через все это, к своему сыну тоже привязываться не станете. Кому как не вам будет понятно, что место мальчика – не рядом с вами, а рядом с достойной женщиной?

Над лагерем повисло кислое молчание. Наставник поморщился, как будто в самом деле почувствовал его вкус.

– Дурачье! Просто смиритесь с тем, что после каникул у вас больше не будет ни отцов, ни матерей. Но будет Наставник, – неожиданно добавил он. Все до единого вскинули на него взгляд. – Наставник в ответе за вас в куда большей степени, чем родители. Так что не горюйте. К тому же, познакомиться со своей настоящей семьей вам еще только предстоит. Там получите столько заботы, сколько и не надеялись выпросить у родителей. Ну а пока будете нуждаться в опеке взрослого – рядом буду я.

Стальные обручи, которые обвили этим вечером сердце Ти-Цэ, ослабли. Он восхищенно взирал на мужчину и горячо надеялся, что его слова – не пустое утешение. Ти-Цэ повеселел настолько, что лишь с легким уколом неприязни обратил внимание на призадумавшегося Ку-Ро. И невольно подумал, что чувствует он, когда слышит эти слова от отца.

Кто он все-таки для Ку-Ро? Отец, к которому не было смысла привязываться, или Наставник, на поддержку которого он мог всегда рассчитывать?

Ладно. В конце концов, проблемы Ку-Ро не его, Ти-Цэ, собственные. Он с уселся удобнее и с радостью подхватил заведенную Наставником песню.