Buch lesen: "Лесная обитель"
Marion Zimmer Bradley
THE FOREST HOUSE
Copyright © Marion Zimmer Bradley, 1993
Внутренние черно-белые иллюстрации Ольги Исаевой
Внутренние цветные иллюстрации вейн. витч
Иллюстрация на обложке Винсенты
© С. Лихачева, перевод на русский язык, 2025
© Оформление, издание на русском языке. ООО «Издательство «Эксмо», 2025
Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет за собой уголовную, административную и гражданскую ответственность.
* * *
Тщательно проработанный роман, достоверный в отношении тех неспокойных времен и сохранивший атмосферу мрачности.
Entertainment Weekly
* * *
Посвящается моей матери, Эвелин Конклин Зиммер,
которая с пониманием относится к тому,
что я посвятила работе над этой книгой
почти всю свою сознательную жизнь
Посвящается Диане Пэксон,
моей сестре и подруге,
которая прочно закрепила эту книгу во времени и в пространстве
и добавила Тацита к списку действующих лиц.
* * *
От автора
Те, кто знаком с оперой Беллини «Норма», опознают источник сюжета. Как дань уважения Беллини, гимны в пятой и двадцать второй главах заимствованы из либретто акта I, сцены i, а гимны в тридцатой главе – из акта II, сцены ii. Гимны к луне в семнадцатой и двадцать четвертой главах взяты из Carmina Gadelica [ «Гэльские песни» – лат.] – сборника традиционных хайлендских молитв, собранных в конце XIX века преподобным Александром Кармайклом.
Действующие лица
* = историческая личность
() = умер до начала событий, описываемых в книге
Римляне
Гай Мацеллий Север Силурик (фигурирует под именем Гай; бриттское имя – Гавен) – молодой офицер, рожден от матери-бриттки
Гай Мацеллий Север-старший (фигурирует под именем Мацеллий) – отец Гая, префект лагеря II Вспомогательного легиона в Деве, принадлежит к сословию эквитов
(Моруад – женщина из королевского рода силуров, мать Гая)
Манлий – врач в Деве
Капелл – ординарец Мацеллия
Филон – грек, раб Гая
Валерий – секретарь Мацеллия
Валерия (позже прозвана Сенарой) – племянница Валерия, наполовину бриттка
Марсий Юлий Лициний – прокуратор (заведующий финансами) Британии
Юлия Лициния – его дочь
Харида – гречанка, ее прислужница
Лидия – нянька ее детей
Лициний Коракс – двоюродный брат прокуратора, живет в Риме
Марцелл Клодий Маллей – сенатор, покровитель Гая
Луций Домиций Брут – командующий XX Победо- носным Валериевым легионом после перевода легиона в Деву
Отец Петрос – отшельник-христианин
Флавий и Макрон – двое легионеров, попытавшихся проникнуть в Лесную обитель
Лонг
* (Гай Юлий Цезарь, «Божественный Юлий» – начал завоевание Британии)
* (Светоний Паулин – наместник Британии на момент восстания Боадицеи)
* (Веспасиан – император в 69–79 гг. н. э.)
* (Квинт Петилий Цериал – наместник Британии в 71–74 гг. н. э.)
* (Секст Юлий Фронтин – наместник Британии в 74–77 гг. н. э.)
* Гней Юлий Агрикола, наместник Британии в 78–84 гг. н. э.
* Гай Корнелий Тацит – его зять и помощник, историк
* Саллюстий Лукулл – наместник Британии после Агриколы
* Тит Флавий Веспасиан – император Тит, правил в 79–81 гг. н. э.
* Тит Флавий Домициан – император Домициан, правил в 81–96 гг. н. э.
* Геренний Сенецион – сенатор
* Флавий Клемент – родственник императора Домициана
Бритты
Бендейгид – друид, живущий близ Вернеметона
Реис – дочь Арданоса, жена Бендейгида
Майри – их старшая дочь, жена Родри
Вран – маленький сын Майри
Эйлан – средняя дочь Бендейгида и Реис
Сенара – младшая дочь Бендейгида и Реис
Гавен – сын Эйлан от Гая
Кинрик – приемный сын Бендейгида
Арданос – архидруид Британии
Диэда – его младшая дочь
Клотин Альб (Карадак) – романизированный бритт
Гвенна – его дочь
Рыжий Риан – разбойник-ирландец
Хадрон – один из воинов Братства Воронов, отец Валерии (позже прозванной Сенарой)
* (Боудикка, «Кровавая королева» – правительница иценов, подняла восстание против римлян в 61 г. н. э.)
* (Каратак – предводитель мятежа)
* (Картимандуя – королева бригантов, выдала Каратака римлянам)
* Калгак – предводитель каледонских войск в битве у горы Гравпий
Жители Лесной обители
Лианнон – жрица-Прорицательница, Верховная жрица Вернеметона (Лесной обители)
Гув – ее телохранитель
(Гельве – Верховная жрица до Лианнон)
Кейлин – старшая жрица и помощница Лианнон
Латис – травница
Селимон – наставница, обучающая послушниц обрядам
Эйлид и Миэллин – подруги Эйлан
Танаис и Риан – вступили в Лесную обитель после того, как Эйлан стала Верховной жрицей
Аннис – глухая старуха, прислуживавшая Эйлан во время ее беременности
Лиа – кормилица Гавена, сына Эйлан
Божества
Танарос – бриттский бог-громовержец, отождествлялся с Юпитером
Увенчанный Рогами – архетип бога-покровителя животных и лесов; имеет множество местных ипостасей
Дон – мифическая прародительница богов и, в более широком смысле, бриттских племен
Катубодва – Владычица Воронов, богиня войны, сходна с Морриган
Арианрод – Владычица Серебряного Колеса, богиня-девственница, ассоциируется с магией, с морем и с луной
Церера – римская богиня зерна и земледелия
Венера – римская богиня любви
Марс – римский бог войны
Бона Деа – Благая богиня
Веста – богиня семейного очага и жертвенного огня в Риме; ее жрицы принимали обет целомудрия
Митра – персидский бог-герой; ему поклонялись воины
Юпитер – царь богов
Юнона – царица богов, его супруга, покровительница брака
Исида – египетская богиня; в Риме ей поклонялись как покровительнице морской торговли
Географические названия
Верхняя Британия – юг Англии
Мона – остров Англси
Сегонций – крепость неподалеку от Каэрнарвона
Вернеметон (священная роща) – Лесная обитель
Девичий холм – Девичья крепость, она же Мэйден-касл, Бикертон
Дева – Честер
Глев – Глостер
Вироконий Корновиорум – Роксетер
Вента Силурум – Каэрвент
Иска Силурум – Каэрлеон
Акве Сулис – Бат
Тор – Гластонбери
Летняя страна – Сомерсет
Иска Думнониорум – Эксетер
Линд – Линкольн
Лондиний – Лондон
Нижняя Британия – север Англии
Эбурак – Йорк
Лугувалий – Карлайл
Каледония – Шотландия
Залив Бодотрия – Ферт-оф-Форт
Залив Тавы – река Тей
Залив Салмаэс – Солуэй-Ферт
Тримонций – Ньюстед
Пинната Кастра – Инчтутиль
Гора Гравпий – точное местоположение не установлено; возможно, неподалеку от Инвернесса
Гиберния – Ирландия
Темайр – Тара
Друим Клиад – Килдэр
Нижняя Германия (римская провинция) – северо-западные области Германии
Колония Агриппина – Кельн
Рейн
Пролог
Стылый ветер трепал факелы, взвивая огненные хвосты. Ярый отсвет мерцал на темных водах пролива и на щитах легионеров, ожидающих на противоположном берегу. Жрица закашлялась – в горле першило от вонючего чада и морского тумана. Над водой эхом разносилась лающая солдатская латынь: предводитель римлян ораторствовал перед своими людьми. Друиды запели в ответ, призывая гнев небесный; оглушительно грянул гром.
Женские голоса слились в душераздирающий хор; от этих стенаний у жрицы мурашки побежали по коже – а может, от страха. Она мерно раскачивалась из стороны в сторону вместе с прочими жрицами и, воздев руки, призывала проклятия на головы захватчиков; темные плащи реяли по ветру, точно крылья воронов.
Завопили и римляне: первая шеренга уже кинулась в воду. Боевая арфа в руках друида звучала грозно и жутко; в горле саднило от крика – но враги неотвратимо надвигались.
Вот уже первый солдат в алом плаще ступил на берег Священного острова – и боги не поразили его. Поющие голоса дрогнули. В свете факела блеснула римская сталь; друид заслонил жрицу собою; меч обрушился вниз, и на темное одеяние женщины брызнула кровь.
Размеренный речитатив сбился с ритма. Теперь слышались только беспорядочные выкрики. Женщина бросилась под защиту деревьев. Позади нее римляне выкашивали друидов, точно серп – колосья. Все кончилось слишком быстро; алый ручей растекался от берега вглубь острова.
Жрица, спотыкаясь, бежала между стволами к священным кругам. Над Женской обителью в небе полыхнуло оранжевое зарево. Впереди темнели камни, но за ее спиной крики звучали все ближе. Как загнанный зверь, она припала к алтарному камню в центре круга. Теперь они точно убьют ее… Она воззвала к Богине и выпрямилась в ожидании смертельного удара.
Но не гибель от меча была уготована ей. Ее схватили; безжалостные руки крепко ее держали, срывая одежды. Она вырывалась – но тщетно. Ее швырнули на камень, и первый из насильников подмял ее под себя. Ждать спасения было неоткуда; она могла только, прибегнув к священным практикам, отозвать свой дух из тела до тех пор, пока все не закончится. Сознание уже покидало ее; из последних сил она воскликнула:
– Владычица Воронов, отомсти за меня! Отомсти!
«Отомсти…» Я проснулась от собственного крика и села, дико озираясь по сторонам. Как всегда, мне понадобилось несколько мгновений на то, чтобы осознать – это только сон, причем даже не мой собственный, ведь я была еще малым ребенком, когда римские легионеры перебили друидов и надругались над жрицами Священного острова; никому не нужная девочка по имени Кейлин в ту пору жила в безопасной Гибернии за морем. Но с тех пор, как мне впервые рассказали о случившемся вскорости после того, как жрица-Прорицательница привезла меня в эту землю, духи тех женщин не дают мне покоя.
Полог у входа всколыхнулся; внутрь заглянула одна из моих девушек-прислужниц.
– Госпожа, ты в порядке? Помочь тебе одеться? Пора встречать рассвет.
Я кивнула, чувствуя, как высыхает влажный от холодного пота лоб. Прислужница помогла мне облачиться в чистое платье и укрепила украшения Верховной жрицы на моей груди и на челе. Я последовала за ней наружу и к вершине совсем другого острова, зеленого Тора, что высился над слиянием болот и лугов: люди называют это место Летним морем. Снизу доносилось пение дев, присматривающих за Священным источником, а от долины за ним – колокольный звон, созывающий отшельников на молитву в маленькую, похожую на пчелиный улей церквушку рядом с белым терновником.
Они не первые, кто обрел прибежище на этом острове на краю света, за узким морем; я так думаю, что и не последние. Много лет минуло с тех пор, как погиб Священный остров, и хотя в моих снах древние голоса все еще требуют мести, нелегко давшаяся мне мудрость подсказывает, что смешение крови породе только на пользу – до тех пор, пока не утрачено исконное знание.
Однако я по сей день не вижу ничего хорошего ни в римлянах, ни в их обычаях. Вот почему даже ради Эйлан, которая была мне дороже родной дочери, я так и не научилась доверять ни одному римлянину – и Гаю тоже, которого она так любила.
Но здесь нас не тревожит топот подбитых железом сандалий легионеров по мощеным дорогам: я соткала завесу тумана и тайны, отгородившись от сурового и нетерпимого римского мира.
Пожалуй, сегодня я расскажу девам историю о том, как мы сюда пришли, ведь между уничтожением Женской обители на острове Мона и возвращением жриц на Остров Яблок женщины друидов жили в Вернеметоне, Лесной обители, и нельзя допустить, чтобы история эта позабылась.
Именно там я познала Таинства Богини и в свой черед научила им Эйлан, дочь Реис, которая стала величайшей Верховной жрицей и, как скажут иные, величайшей предательницей своего народа. Но через Эйлан кровь Дракона и Орла смешались с кровью Мудрых, и в час величайшей нужды этот род всегда придет на помощь Британии.
На ярмарках болтают, будто Эйлан – жертва римлян, но я-то знаю лучше. В свое время Лесная обитель сохраняла Таинства, а боги вовсе не требуют, чтобы все мы были победителями, и даже мудрости от всех нас не требуют – требуют лишь, чтобы мы служили истине, нам вверенной, до тех пор, пока не передадим ее дальше.
Мои жрицы с песней сходятся ко мне. Я воздеваю руки и, как только сквозь туманы пробивается первый луч солнца, благословляю землю.
Глава 1
Сквозь кроны деревьев струились лучи золотого света: закатное солнце опустилось ниже гряды облаков, обводя каждый омытый ливнем лист золотистой каймой. По тропе между деревьев спешили две девушки: волосы их сияли тем же бледным огнем. С утра прошел дождь. В густом дремучем лесу – а южные области Британии по большей части все еще были покрыты непроходимыми чащами, – царила волглая тишина, нижние ветви стряхивали на тропу каплю за каплей, точно благословение.
Эйлан всей грудью вдыхала влажный воздух, напоенный живыми запахами леса и сладостный, как благовония после дымной духоты отцовского дома. Ей рассказывали, что в Лесной обители воздух очищают с помощью священных трав. Девушка непроизвольно выпрямилась и перехватила повыше корзину с подношениями, стараясь ступать подобно тамошним жрицам и изо всех сил подражая их выверенной грации. На краткое мгновение ей удалось поймать нужный ритм – незнакомый и при этом совершенно естественный, как будто ее этому уже учили в далеком прошлом.
Только после того, как у нее начались лунные крови, ей дозволили приносить дары к Священному источнику. Как месячные циклы делают ее женщиной, объясняла мать, так и воды источника даруют плодородие земле. Но обряды Лесной обители служат духу земли – и в полнолуние в мир нисходит сама Богиня. Накануне вечером в небе сияла полная луна; и Эйлан, исполненная смутного ожидания, которое не смогла бы описать в словах, долго стояла, запрокинув голову и не сводя с луны глаз, – покуда мать не кликнула девушку в дом.
«Может статься, на празднестве Белтайн жрица-Прорицательница призовет меня к служению Богине…» Закрыв глаза, Эйлан попыталась представить себя в синих одеждах жрицы: сзади тянется шлейф, а покрывало осеняет ее черты тайной.
– Эйлан, да что с тобой? – Голос Диэды резко вернул ее в настоящее; девушка споткнулась о корень и едва не выронила корзину. – Плетешься как хромая корова! Если мы не поторопимся, то вернемся домой только затемно!
Эйлан, придя в себя, покраснела до корней волос и поспешила за подругой. Но впереди уже послышалось тихое журчание источника. А в следующий миг тропа резко пошла вниз, и девушка следом за Диэдой спустилась к расщелине, где между двумя валунами сочилась вода и струйкой сбегала в озерцо. Когда-то давным-давно люди установили по его берегам стоячие камни; за многие годы вода стерла с них спирали резного орнамента. Но куст лещины, потомок многих деревьев, росших здесь до него, был молод и свеж – люди, загадывая желания, повязывали ленточки на его ветви.
Девушки расстелили на траве чистое полотно и выложили на него подношения – лепешки тонкой выпечки, флягу с хмельным медом и несколько серебряных монет. В конце концов, это ведь было совсем маленькое озерцо, прибежище одной из меньших богинь здешнего леса, а не одно из священных озер, куда целые воинства жертвовали добытые в бою сокровища. Однако в роду Эйлан на протяжении многих лет женщины каждый месяц после своих лунных дней несли сюда дары, чтобы возродить связь с Богиней.
Поеживаясь на прохладном ветерке, девушки стянули с себя платья и склонились над озерцом.
– О Священный источник, ты – лоно Богини. Воды твои – колыбель жизни, пусть же и я принесу в мир новую жизнь. – Эйлан зачерпнула горстью воды и плеснула себе на живот и между бедер.
– О Священный источник, воды твои – млеко Богини. Ты питаешь мир, дай же и мне вскормить и напитать тех, кто мне дорог. – Ледяная вода омыла ей грудь: в сосках ощущалось легкое покалывание.
– О Священный источник, ты – дух Богини. Воды твои вечно текут из глубин, дай же и мне силу возродить мир… – Девушка задрожала всем телом: вода окатила ее чело.
Эйлан не отрывала глаз от сумрачной поверхности: растревоженная зыбь успокаивалась, и бледно мерцающее отражение постепенно обретало четкость. Но тут лицо, глядевшее на нее из озера, вдруг изменилось. Теперь это была женщина постарше, с еще более бледной кожей; в темных кудрях тут и там вспыхивали рыжие пряди, точно искры огня – а вот глаза остались те же.
– Эйлан!
От окрика Диэды Эйлан сморгнула; из воды на нее снова смотрело ее собственное лицо. Ее спутница дрожала от холода – и внезапно Эйлан тоже почувствовала, что замерзла. Девушки торопливо оделись. Диэда взялась за корзину с лепешками; ее глубокий, грудной, музыкальный голос воспарил ввысь в песне:
Владычица священных вод,
Днесь воздаю тебе почет,
Моля о жизни и любви:
Богиня, дар благослови.
А в Лесной обители эту песнь, верно, поет целый хор жриц, подумала про себя Эйлан. Ее собственный голосок, негромкий и чуть срывающийся, сливался с голосом Диэды на диво созвучно:
Храни чащобы и поля,
Пусть будет к нам щедра земля;
Пусть будут здравы скот и люд,
Пусть дух и плоть в ладу живут!
Эйлан вылила из фляги в воду хмельной мед, а Диэда раскрошила лепешки и побросала кусочки в озеро. Течение, закрутившись водоворотом, подхватило дары и унесло их прочь, и на миг Эйлан почудилось, будто источник зажурчал громче. Девушки склонились над водой и кинули туда монеты, одну за одной.
Рябь улеглась – на темной глади, словно в зеркале, отразились лица девушек, такие схожие между собою. Эйлан замерла, опасаясь снова увидеть незнакомку. В глазах у нее потемнело: теперь она видела только одно лицо – и глаза сияли в воде точно звезды в темной пучине неба.
«Госпожа, ты – дух озера? Чего ты от меня хочешь?» – спрашивала Эйлан в сердце своем. И в ответ словно бы послышалось:
«Моя жизнь струится во всех водах так же, как течет по твоим жилам. Я – Река Времени и Море Пространства. Много жизней подряд ты принадлежала мне. Адсарта, дочерь моя, когда же ты исполнишь данные Мне обеты?»
Эйлан померещилось, будто глаза Госпожи ярко вспыхнули и озарили ей душу, или, может, это был солнечный свет: придя в себя, Эйлан растерянно заморгала – сквозь кроны били слепящие лучи.
– Эйлан! – произнесла Диэда: судя по тону, она обращалась к подруге уже не в первый раз. – Да что с тобой сегодня?
– Диэда! – воскликнула Эйлан. – Ты разве Ее не видела? Не видела в воде отражение Великой Богини?
Диэда покачала головой.
– Мало нам стервозных святош из Вернеметона, которые вечно долдонят про видения, – теперь и ты туда же!
– Да как ты можешь так говорить? Ты же дочь архидруида – в Лесной обители ты могла бы выучиться на барда!
Диэда нахмурилась.
– Женщина-бард? Арданос никогда такого не допустит, да и я не хочу просидеть всю жизнь взаперти в этом женском курятнике! Я бы лучше ушла в Вóроны вместе с твоим молочным братом Кинриком и сражалась бы с римлянами!
– Тссс! – Эйлан испуганно заозиралась, словно у деревьев были уши. – Ты будто не знаешь, что не след говорить об этом вслух, даже здесь, в лесу? Кроме того, ты не сражаться хочешь бок о бок с Кинриком, а лежать с ним бок о бок – видела я, как ты на него смотришь! – Эйлан лукаво усмехнулась.
Теперь жарко вспыхнула Диэда.
– Тебе-то откуда знать о таких вещах? – воскликнула она. – Ну да твое время не за горами, как начнешь сходить с ума по мужчине, то-то я посмеюсь в свой черед! – И она принялась сворачивать полотно.
– А вот и не начну, – запротестовала Эйлан. – Я хочу служить Богине! – На миг в глазах у нее потемнело, источник зажурчал громче – словно Владычица услышала ее слова. Диэда раздраженно сунула подруге в руки корзинку.
– Пошли-ка домой. – Она уже зашагала было обратно по тропе, но Эйлан замешкалась: ей вдруг померещилось что-то помимо плеска воды.
– Погоди! Ты слышишь? Вон в той стороне, где старая ловчая яма на кабана…
Диэда остановилась, повернула голову – и тот же звук раздался снова, на сей раз слабее, как если бы стенал от боли какой-то зверь.
– Надо пойти посмотреть, – заявила она наконец. – Ну, припозднимся немного, что с того? Если в яму провалился кабан, придется позвать мужчин, пусть избавят беднягу от мучений.
На дне ловчей ямы лежал юноша, почти мальчик: его бил озноб, рана кровоточила, а надежда на спасение таяла вместе с угасающим светом дня.
В яме было сыро и грязно и разило звериным пометом: в прошлом в яму попадались и кабаны, и медведи. На дне ямы и по стенам торчали острые колья: один такой кол вонзился юноше в плечо – по его прикидкам, рана была не опасна и пока даже не слишком-то и болела – предплечье онемело от удара при падении. Пустячная рана, что и говорить, – но, по-видимому, она-то его и убьет.
Нет, смерти он не боялся: Гаю Мацеллию Северу Силурику1 исполнилось девятнадцать лет; он как римский офицер присягал на верность императору Титу. Он сражался в своей первой битве еще до того, как на щеках его пробился густой пушок. Но умереть только потому, что он случайно провалился в ловчую яму, точно глупый заяц, – вот что обидно! Сам виноват, с горечью думал Гай. Если бы он только послушался Клотина Альба, он бы сейчас сидел у пылающего очага, потягивал пиво Южной страны да любезничал с хозяйской дочкой Гвенной, которая, отказавшись от целомудренной скромности захолустных бриттов, переняла фамильярную вольность жительниц Лондиния и других римских городов – с той же легкостью, с какой отец ее перешел на латынь и обзавелся тогой.
И однако ж Гая отправили в это путешествие только благодаря тому, что он владеет бриттскими диалектами, вспомнил юноша, хмуро кривя губы. Север-старший, его отец, был префектом лагеря II Вспомогательного легиона в Деве; он некогда женился на темноволосой дочери вождя силуров – в самом начале завоевательной кампании, когда Рим еще надеялся перетянуть племена на свою сторону, заключая с ними союзы. Гай заговорил на силурском диалекте раньше, чем научился лепетать первые детские словечки на латыни.
Конечно, в иные времена офицер имперского легиона, расквартированного в крепости Девы, счел бы ниже своего достоинства излагать свои требования на языке покоренной страны. Даже сейчас Флавий Руф, трибун второй когорты, деликатничать с местными не стал бы. Но Мацеллий Север-старший, префект лагеря, подчинялся непосредственно Агриколе, наместнику Британии, и его обязанностью было поддерживать мир и добрососедские отношения между населением провинции и легионом, который эти земли занял, охранял и управлял ими.
Тяжкое бремя налогов и повинностей жители Британии сносили достаточно мирно – они все еще зализывали раны, ведь не далее как одно поколение назад Боадицея, Кровавая королева, подняла восстание – и легионы жестоко покарали бунтовщиков. А вот поставлять рекрутов и рабочую силу для нужд Рима местные соглашались не столь безропотно: здесь, на окраинах Империи, все еще тлело недовольство, умело подогреваемое несколькими мелкими вождями и смутьянами. В этот-то рассадник смуты Флавий Руф и послал отряд легионеров – проследить за отправкой людей на имперские свинцовые рудники в холмах.
Имперская политика не допускала, чтобы молодой офицер был приписан к легиону, в котором его отец занимает высокий пост префекта. Так что пока Гай числился военным трибуном2 в легионе «Валерия Виктрис» – Победоносном Валериевом легионе в Глеве. Даже будучи наполовину бриттом, он, как сын римского солдата, с детства привык к суровой дисциплине.
Мацеллий-старший не добивался никаких льгот и поблажек для своего единственного сына – до поры до времени. Но в одной из приграничных стычек Гая легко ранило в ногу; его немного лихорадило, так что юношу отправили домой, в Деву, с разрешением оставаться там до полного выздоровления, после чего ему предстояло снова вернуться на службу. Рана зажила быстро, и Гай совсем извелся от безделья в отцовском доме; поездка с отрядом, ответственным за отправку рабочей силы на рудники, на тот момент показалась прекрасной возможностью поразвеяться.
Путешествие прошло довольно-таки бессобытийно: после того, как угрюмых рабочих увели, Гай, у которого оставались еще две недели отпуска, принял приглашение Клотина Альба, подкрепленное нескромными взглядами его дочки, погостить у него несколько дней и поохотиться в окрестных чащах. Здесь Клотин не знал себе равных, и – Гай ничуть не заблуждался на его счет! – был куда как рад принимать у себя сына высокопоставленного римского чиновника. Гай пожал плечами, с удовольствием съездил на охоту – она и впрямь удалась на славу! – и с неменьшим удовольствием наговорил Клотиновой дочке немало сладких небылиц. Не далее как вчера в этих самых лесах он убил оленя, доказав, что управляется с легким копьем не менее ловко, чем бритты со своим оружием, но вот теперь…
Лежа в грязи на дне ямы, Гай отчаянно проклинал и трусливого раба, который предложил показать ему короткий путь от виллы Клотина до римской дороги, уводившей, по словам негодника, прямиком к городу Деве; и свою собственную глупость – не он ли разрешил этому олуху править колесницей? – и зайца – или что уж там за зверек выскочил на дорогу прямо перед ним и перепугал лошадей; и дурня, не сумевшего сдержать плохо обученную упряжку; и тот злополучный миг, когда лошади понесли, сам он от неожиданности потерял равновесие, вылетел на обочину и сильно ударился головой.
От такого удара он, видать, еще и рассудка лишился, иначе сообразил бы остаться на месте; даже такой непроходимый болван, как его возница, рано или поздно справился бы с упряжкой и вернулся за господином. Так что больше всего Гай проклинал собственное безрассудство – он попытался сам отыскать дорогу через лес и сошел с тропы. И, видимо, забрел куда-то очень далеко.
После падения с колесницы в голове у него мешалось, но юноша с тошнотворной ясностью помнил, как внезапно оступился, как провалился настил и заскользили куда-то вниз листья и ветки: он рухнул в яму, и кол вонзился ему в плечо с такой силой, что Гай на какое-то время лишился чувств. Когда он пришел в себя настолько, чтобы оценить серьезность своего положения, полдень давно миновал. Второй кол разодрал ему икру, и вскрылась старая рана. Повреждение было не из опасных, но Гай так сильно ушиб лодыжку, что она распухла до размеров бедра; кость сломана, не иначе. Если бы не раны, юноша, проворный, как кошка, выбрался бы из ямы в мгновение ока; но сейчас он был слишком слаб – и перед глазами все плыло.
Гай знал, что если не истечет кровью до темноты, его непременно учуют дикие звери, и тогда ему конец. Не к месту вспомнились россказни старой няньки про тварей пострашнее, которые приходят на запах крови.
Промозглый холод пробирал до костей; зовя на помощь, юноша давно сорвал голос. Что ж, если ему суждено умереть, по крайней мере он умрет с достоинством, как подобает римлянину. Гай обмотал краем пропитанного кровью плаща лицо, и тут сердце его неистово забилось. Юноша с трудом приподнялся: он услышал голоса.
Из последних сил Гай позвал на помощь, но с губ сорвался не то визг, не то вой. Устыдившись этого крика, так непохожего на человеческий, молодой офицер попытался добавить несколько внятных, осмысленных слов, но горло перехватило. Он вцепился в один из кольев, однако смог лишь, подтянувшись, привстать на одно колено и привалиться к земляной стене.
Последний луч солнца ударил ему в глаза. Гай заморгал – и тут над ним возникла девичья головка в ореоле света.
– Великая Матерь! – звонко вскрикнула девушка. – Как, во имя всех богов, ты умудрился сюда провалиться? Ты разве не видел предостерегающих знаков – они же на всех деревьях начертаны!
Гай словно онемел. Девушка обращалась к нему на характерном диалекте, не вполне ему знакомом. Ну конечно, здесь же владения ордовиков! Юноша задумался, пытаясь перевести про себя эти слова на силурский говор своей матери.
Но не успел он ответить, как прозвучал другой женский голос, грудной и глубокий:
– Вот олух безмозглый, бросить бы его тут как приманку для волков!
Рядом с первой девушкой появилась вторая, похожая на нее как две капли воды. Гай подумал было, что у него двоится в глазах.
– Ну-ка, хватайся за мою руку, думаю, вдвоем мы тебя вытащим, – смилостивилась незнакомка. – Эйлан, помоги! – Она протянула Гаю тонкую, белую кисть; юноша попытался ухватиться за нее здоровой рукой, но сомкнуть пальцы не смог. – Что с тобой? Ты ранен? – спросила девушка уже помягче.
Не успел Гай ответить, как в яму заглянула первая девушка – ее Гай не мог толком рассмотреть, видел лишь, что она совсем юна.
– Ох, вижу – Диэда, он весь в крови! Сбегай приведи Кинрика, пусть он беднягу вытащит.
От накатившего облегчения Гай едва не лишился чувств. Постанывая, он бессильно сполз по стенке вниз – на каждое движение раны отзывались острой болью.
– Не вздумай потерять сознание, – донесся сверху звонкий голос. – Пусть мои слова привязывают тебя к жизни словно крепкая веревка, слышишь?
– Слышу, – прошептал он. – Поговори со мною.
Раны ныли невыносимо – может быть, просто потому, что Гай позволил себе чувствовать боль, зная: помощь уже на подходе. Голос девушки звучал над его головой, но слов юноша уже не понимал. Они журчали как говор ручья, отвлекая от страданий и мýки. Сгустился мрак; Гай подумал было, что у него темнеет в глазах, но тут же понял, что это просто село солнце: среди деревьев замерцали факелы.
Лицо девушки исчезло, и послышался ее оклик:
– Отец, тут в старую кабанью ловушку человек провалился!
– Ну так мы его сейчас вытащим, – ответствовал низкий, глубокий голос. – Хммм… – Гай почувствовал наверху какое-то движение. – Похоже, тут понадобятся носилки. Кинрик, спускайся погляди.
В следующее мгновение на дно ямы соскользнул молодой парень. Он оглядел Гая и весело осведомился:
– Ну и о чем ты только думал? Голова-то на плечах есть или нет? Этой яме уже лет тридцать будет, все здешние про нее знают!
Собрав остатки гордости, Гай собирался уже сказать, что если юнец его вызволит, то может рассчитывать на щедрую награду, – но тут же порадовался, что придержал язык. По мере того, как глаза его постепенно привыкали к свету факелов, римлянин рассмотрел своего дюжего спасителя: молодой великан оказался примерно его ровесником, лет восемнадцати или чуть старше. Светлые кудри бритта рассыпались по плечам, а жизнерадостное безбородое лицо дышало таким благодушием, словно он каждый день только тем и занимался, что вытаскивал из ловчей ямы полумертвых чужаков. На юнце была клетчатая туника и хорошие штаны из крашеной кожи; его вышитый шерстяной плащ скрепляла золотая булавка, украшенная красной эмалью – стилизованным изображением ворона. Такие одежды говорили о принадлежности к знатному дому – да только не одному из тех, что привечал завоевателей и перенимал обычаи Рима.
– Я нездешний, я не знаю ваших меток, – просто отвечал Гай на языке бриттских племен.
– Ладно, не бери в голову, давай-ка сперва тебя вытащим, а там и потолкуем, как тебя угораздило сюда свалиться. – Молодой бритт обхватил Гая рукою за пояс, поддерживая легко, как ребенка. – Мы эту ловушку выкопали на кабанов, медведей и римлян, – безмятежно заявил он. – Не повезло ж тебе в нее угодить! – Он запрокинул голову. – Кинь свою накидку, Диэда; так оно будет проще, чем носилки мастерить. Его-то плащ весь задубел от крови.
