Buch lesen: «Сердце ведьмы», Seite 22
Поэтому, когда на пороге появился герцог, первое что ей захотелось сделать – это швырнуть чем-нибудь в него. Или вещью, или проклятьем.
И он, будто почувствовав её состояние, замер на пороге и тихо осведомился:
– Ты разрешишь мне войти?
– Можно подумать, что вы уйдёте, если я не разрешу.
– Уйду, хотя очень бы не хотелось. Ты на что так разозлилась? Что спросил, о чём с Джоном беседовала? Так я ревную тебя… ревную, и не всегда с этим чувством справиться могу, хотя понимаю, что глупо ревновать к сыну… Извини, я постараюсь не обижать тебя больше пустыми подозрениями. Общайся с ним на здоровье. Это даже хорошо, что вы общаетесь… Он долгое время был лишён любви матери, и, если ты сможешь этот пробел хотя бы частично восполнить, будет неплохо.
– Вы начали пользоваться не силой, а логикой, милорд. Это меня радует.
– Вид у тебя не очень радостный.
– Я очень зла, очень… поэтому и слуг всех выгнала, боюсь сорваться и придушить кого-нибудь…
– И что вас так разозлило в моём поведении? Всего лишь невинный вопрос?
– Я ведь знаю, что за ним стояло, милорд… Безосновательная ревность меня злит… Я понимаю, если бы я вам действительно повод дала… А так, без повода, это для меня оскорбительно. Хочется сделать именно то, в чём подозреваете, причём немедленно и всё равно с кем…
– Вы хотите мне изменить в отместку за вопрос?
– За подозрения, милорд. За безосновательные подозрения!
– Вот сказал бы мне кто, что моя супруга в открытую будет угрожать мне изменой, я бы не поверил… Миледи, вы соображаете, что мне говорите?
– Да я нахожусь в здравом уме и твёрдой памяти. И я не боюсь, что вы свернёте мне шею, или вздёрнете во дворе, или на костёр отправите. Это всё лучше, чем жить с вами, трясясь от страха, что в следующий раз вы можете меня приревновать к столбу.
– Послушай, я свою ревность держал под контролем и всего лишь спросил! Спокойным тоном спросил! Не кричал, не бил, не оскорблял. Я поинтересовался, о чём вы говорили! Поскольку твой ответ был очень краток. Я хотел знать подробности. Тебе сложно было мне про них рассказать?
– Зачем? Чтобы дать возможность найти повод кричать, бить и оскорблять, прицепившись к какой-нибудь фразе? Вы ведь его искали! Я знаю это! Считайте, что нашли! Можете начинать.
– Мира, ты ведь Мира у меня или как?
– Да, меня раньше так звали и что?
– Так вот, Мира. Сейчас я не кричу, не бью и не оскорбляю. Я пришёл и извинился. Что тебя не устраивает?
– Раз имя моё настоящее назвал, я так понимаю разговор откровенный пошёл. Ты хочешь правду?
– Да.
– Я не могу жить в обстановке, когда ты на всё это имеешь право. Понимаешь? Не могу! Меня это злит! Злит до такой степени, что умереть проще, чем с этой злостью внутри жить. Не могу!
– Я пообещал тебя не трогать, и ни разу не нарушил обещания. Почему ты мне не веришь?
– Потому, что ты не веришь мне.
– Я тебе?
– Да, твоя ревность не что иное как неверие в то, что я честна с тобой. А так как каждый по себе судит, это утверждает меня в мысли, что верить я тебе тоже не могу. А без доверия какой брак? Это не брак, а клетка, и жить я в ней не буду.
– Постой, постой… Я ревную не потому, что не верю… Я ревную, потому что боюсь потерять… Хочется заранее предупредить возможные трудности, избежать их… Ты дорога мне очень стала… Я не хочу тебя потерять.
– Ты хочешь оторвать крылья птице, чтобы не улетела. А я не могу жить без крыльев. Мне проще умереть, – она резко встала с кресла и отвернулась.
– Ничего я тебе не отрывал, не придумывай. Ты имеешь больше свободы, чем кто либо. Я ни к чему тебя не принуждаю, почти ни к чему… Что ты истеришь на ровном месте? Я ничего не сделал, ни в чём не обвинил, а ты уже историю придумала о том, что крылья тебе обломали. Кто обломал? Когда?
– Я боюсь… – неожиданно даже для себя самой призналась она, оборачиваясь к нему, после чего со слезами в глазах, заговорила хриплым прерывистым голосом, выплёскивая все то, что снедало изнутри: – Да, я слабая, истеричная женщина, которая через многое прошла и которая теперь боится верить всем… Меня сломали! Уже сломали мне крылья! Сейчас они потихоньку отрастать стали… и я до ужаса боюсь, что ты мне выломаешь их вновь. Понимаешь? У меня нет сил, вынести ещё что-то подобное, понимаешь? Нет! Я боюсь… и этот страх сводит меня с ума, мне проще умереть, чем жить с ним.
– Господи, – герцог, так и стоящий всё это время в дверях, метнулся к ней, порывисто обнял, прижал к себе, – маленькая моя, не надо бояться, я не обижу тебя. Не обижу, ну что ты… Не надо бояться. Всё хорошо у нас будет, вот увидишь. Всё будет хорошо.
Всхлипывая, она уткнулась ему в плечо. А он, ласково обнимая, продолжил шептать ей на ухо ободряющие слова. Потом подхватил на руки, отнёс на кровать и уже там продолжил ласкать, обнимать и целовать.
Миранда не противилась. Она оценила порыв супруга поддержать её и дать почувствовать в нём опору. Поэтому расслабленно позволила сначала ласкать, а потом и овладеть собой.
И ужин, и всю ночь они провели в её спальне.
Глава 38
Утром герцог попросил Миранду не игнорировать его подарок, и она, не став возражать, надела гребень.
Гнетущее чувство ожидания неприятностей и готовность им противостоять начали постепенно отступать. Герцог сумел снизить её нервное напряжение, в котором она пребывала всё последнее время, и оно перестало так довлеть над нею.
За завтраком она была мила и непринуждённо болтала о погоде, скором приходе сезона дождей и том, что посадки виноградной лозы лучше начинать уже через пару недель и было бы неплохо заранее договориться с маркизом о саженцах.
Герцог тоже прибывал в явно благостном расположении духа, кивал ей, благодарил за интерес к его делам и обещал учесть её советы.
Джон тем временем, с явным удовольствием наблюдавший за их общением, лишь одобрительно улыбался и в их диалог не вмешивался.
– Ты что молчишь и улыбаешься? – не выдержал наконец герцог.
– Наслаждаюсь моментом, матушка не часто хорошим настроением последние дни радует.
– Я постараюсь исправиться, Джон, – улыбнулась ему Миранда.
– Ваше обещание меня радует, миледи, – к разговору вновь подключился герцог, – особенно в свете того, что я планирую в ближайшее время устроить в замке приём с охотой и балом.
– Милорд, – Миранда раздражённо нахмурилась, – это не самый лучший план. Я понимаю, вы присмотреть невесту Джону хотите, но было бы лучше если бы для начала вы сами в столицу с ним съездили на ежегодные осенние скачки. Они через неделю будут. Там более неформальная обстановка, и Джону будет легче подыскать девушку по душе, не демонстрируя столь явно своих намерений. Кстати, почему вы не выставляете там своих лошадей?
– Сейчас нет достойных на конюшне. Как три года назад Тор погиб, так достойной замены ему и не нашёл ещё. Думал, Аякс сможет на скачках участвовать. Но он кроме вас не подпускает никого. Поэтому уже три года там никого не выставлял и ездить перестал, чтобы не расстраиваться.
– Нет, Аякс не для скачек. Он очень нервный конь. Даже если бы жокея и подпустил, на скачках выкладываться не станет. Для скачек другой тип лошадей нужен. Я бы советовала вам вместе с Джоном обоим всё-таки поехать, и во-первых, достойных производителей присмотреть, а во-вторых, дочерей на выданье в непринуждённой обстановке глянуть, чтобы представление иметь, кто что из себя в реалии представляет. А вот уже после этого, можете, и о приёме в замке думать, когда определитесь с предпочтениями.
Герцог задумчиво покачал головой:
– Вот никакого такта у вас, миледи… Даже если вы считаете, что додуматься посмотреть на скачках производителей я не мог, то вот так явно указывать мне, что я должен делать, это абсолютнейший моветон.
– Так… мы вернулись к изначальному непониманию, – Миранда неприязненно поморщилась. – Милорд, вы выбрали в супруги простолюдинку, для которой высказывать в глаза свои мысли одно из непременных условий доверительных отношений. И то, что Вы примете мои советы к сведению или воспользуетесь ими, не будет являться для меня показателем отсутствием ума у вас. Я не сомневаюсь в ваших умственных способностях. Если бы сомневалась, вообще бы с вами не разговаривала. Я, кстати, даже догадываюсь, почему вы перестали ездить на скачки и почему не хотите смотреть хороших производителей. Вам кажется, что вас унизит информация об отсутствии достойных лошадей, и вы маскируете это показным нежеланием принимать участие в подобных мероприятиях и отказом признавать их призёров достойными вашего внимания. Но поверьте мне, подобрать производителя можно и не из призёров, главное, задатки рассмотреть и кобылу в пару подходящую потом подобрать. Неужели у вас нет сведущего в коневодстве ипполога?
– Кого, миледи? – озадаченно переспросил герцог. – Опять древнегреческое название? Теперь конюха?
– Да, древнегреческое, только не конюха, а скорее коневода. Того, кто в разведении разбирается.
– Нет, нет такого, – мрачно усмехнувшись, покачал он головой, явно стараясь обуздать внутреннее раздражение.
– За неимением такого, может, моё мнение выслушаете?
– Слушаю, – нехотя проронил он.
– Не здесь же… – Миранда в замешательстве повела плечами, – мне видеть надо лошадок, чтобы что-то о них сказать… Сначала всех ваших кобыл и жеребцов, а потом тех, что на соревнованиях будут…
– Моих посмотреть не проблема. Я конюшню не запираю, по-моему.
– Милорд, как вы себе представляете это? Я приду на конюшню и прикажу, чтобы мне по очереди всех лошадей в леваде показали? На это же целый день уйдёт. Кто из конюших будет для меня это делать?
– Я вздёрну любого, кто посмеет это не сделать. Поэтому проблем у вас быть не должно.
– То есть идти смотреть их со мной вы не хотите?
– А в этом есть нужда?
– Милорд, – Миранда нахмурилась, – я вас не понимаю. Вам нужно моё мнение по поводу ваших лошадей или нет?
– Не знаю… – герцог откинулся на спинку стула, устало прикрыл глаза. – Мне очень сложно с тобой. Ты лезешь не в женские дела. В угоду тебе готов это терпеть, но сказать, что меня радует это, не могу.
– Мне наше общение, милорд, бег по кругу напоминает… Давайте хоть как-нибудь границы обозначим, чтобы окончательно не зациклить его. Вы что от меня ждёте? Что в вашем понимании женские дела? Милые улыбки, дежурные фразы о погоде и только? Так не вопрос, я замолчу, и кроме них говорить больше ничего не стану. Не нужны вам мои советы, я их больше давать не стану.
– Было бы неплохо, миледи. Только вряд ли вам то под силу будет, – иронично хмыкнул герцог.
– Постараюсь справиться. Благодарю, милорд, за прекрасно проведённое за завтраком время. Разрешите откланяться и до обеда покинуть вас, – Миранда поднялась из-за стола.
– А если не разрешу?
– Я посижу за столом, раз вам того хочется, – она вновь опустилась на стул.
– И не станете разговаривать?
– Отчего же не стану? Стану.
– Тогда ответьте, зачем вам надо влезать во все мои дела?
– По глупости женской, милорд. Но я постараюсь исправиться, – Миранда очаровательно улыбнулась.
В глазах герцога промелькнула растерянность. Он явно не ожидал такого ответа, но быстро взял себя в руки и, иронично проронив: «Мне остаётся уповать на то, что вам хватит терпения и ума следовать вашему обещанию», встал из-за стола.
– Я буду молиться о том, милорд. И надеюсь, Господь внемлет моей молитве и ниспошлёт мне и терпения, и ума.
– Прекрасно, – сдержанно кивнул он в ответ, после чего продолжил: -Благодарю всех. Завтрак закончен. Можете быть свободны. Встретимся за обедом, – и вышел.
– Матушка, – Джон повернулся к Миранде. – Я могу показать вам лошадей.
– То абсолютно ни к чему, Джон. Не лезьте, нам надо с вашим отцом самим найти удовлетворяющие нас обоих рамки общения. Побудьте сторонним наблюдателем и не вмешивайтесь, прошу вас.
– Хорошо, как скажете.
– Благодарю вас, милорд, – улыбнулась ему Миранда и вышла.
Глава 39
Несколько ближайших дней Миранда изображала из себя очаровательнейшую куклу, неизменно улыбающуюся, соглашающуюся со всем, и на все вопросы отвечающую: «то дело не моего разумения, милорд».
Первые три дня герцогу это даже нравилось, несмотря на то, что в постели он никак не мог понять получает она с ним удовольствие или нет. Поскольку она не двигалась, неизменно улыбалась и на все вопросы повторяла лишь одну фразу: «всё было великолепно, милорд». При этом никакой её энергетики он не чувствовал.
И на четвертую ночь он сорвался, начав орать:
– Хватит изображать из себя безмозглую дуру! Скажи, что не так?
– Всё было великолепно, милорд. Благодарю вас.
– Прекрати! Прекрати сейчас же!
– Что вы хотите, чтобы я прекратила, милорд? Я ничего не делаю.
– Именно! Ничего не делаешь! Хватит уже! Хватит!
– О чём вы, милорд? Что вам не по нраву?
– Ты всё знаешь сама! Прекрати! Иначе я за себя не ручаюсь, – он схватил её за плечи и сильно тряхнул.
– Убьёте наконец? – иронично хмыкнула она.
– Нет! Но найду другую, кто хотя бы в постели будет чувствовать, а не бревном лежать!
– То в вашем праве. Ищите.
– А кто мне говорил, что сравнения не потерпит?
– Я и сейчас это повторить могу. Как только найдёте, меж нами всё закончится.
– А что сейчас есть меж нами? Что?!
– Те отношения, которые вы хотели. Я по-женски улыбаюсь, предоставляю для пользования моё тело и не лезу к вам с советами. Что не так?
– Чёрт! Всё не так! Всё! Я не могу так. Мне нужен твой отклик, твои чувства, твоя любовь! А этого ничего нет!
– А какие могут быть чувства у тупой куклы, не чувствующей к себе любви и уважения? Откуда у меня они могут появиться?
– Я люблю тебя и уважаю. С чего взяла, что не уважаю?
– С того, что мои советы раздражают тебя, мой дорогой! Вот с чего! Ты, как и все недалёкие и неуверенные в себе мужланы, хочешь утвердиться за мой счёт. Тебе хочется мне показать, где моё место. Не вопрос! Я его заняла и не спорю, чувствуй собственную значимость и радуйся, если не способен получать её другим способом.
– Значит, я недалёкий, неуверенный в себе мужлан? Прекрасно!.. А ты у нас кто?
– Попавшая к тебе в кабалу идиотка… Но ничего, я выберусь из неё рано или поздно. Даже ценой жизни выберусь. Месяц на исходе, как мы у главного инквизитора были, и следующий визит к нему уже не за горами. А до того мне и куклой тупой побыть не сложно.
– Ты сдурела! Что такого я тебе сделал, что ты так обозлилась?
– А то ты сам не знаешь? Всё ты прекрасно знаешь, мой дорогой, так же, как и я! Но если хочешь, можем и дальше оба прикидываться тупыми болванами. Осталось недолго.
– Чертовка! Злая ведьма! Вот дёрнул же чёрт с тобой обвенчаться…
– Потерпите, милорд, осталось немного. Вскорости Его Святейшество освободит вас от так гнетущих вас уз брака.
– Замолчи! Замолчи сейчас же! Мы не поедем к нему! В подвал тебя посажу и скажу, что в болоте ты утонула. И Люсьену ему сдам. А ты в подвале сидеть будешь! Ясно тебе?!
– Не обольщайтесь, милорд… Вы считаете себя круче главного инквизитора? Ему сломить меня в подвале не удалось, а вам удастся? Хотя попробуйте… Это даже занятно будет. Всё лучше, чем изображать из себя того, кого вы хотите.
– Ладно, Мира, – он тяжело вздохнул и решительно взмахнул рукой. – Я сдаюсь. Твоя взяла. Признаю, что тупой недалёкий мужлан. Обещаю выполнять все твои прихоти и ничего не требовать от тебя, лишь перестань злиться.
– Мне ничего не надо! Ничего! Какие мои прихоти? Не приписывайте мне то, что имеете сами. Это лишь у вас они есть!
– Какие мои прихоти? О чём ты?
– Вы, милорд, хотите иметь удобную супругу, которая бы вела себя согласно этикету, мило улыбалась, не лезла в ваши дела и при этом ещё была бы счастлива от всего этого и дарила бы свою любовь и чувства!
– Да, хочу. Но разве это прихоть? Это обычное положение вещей. Я дарю тебе положение, обеспечение, защиту, а ты в ответ элементарную благодарность и следование этикету. Что в том сложного? Да любая была бы счастлива на твоём месте оказаться!
– Так и возьмите в жены любую! А мне всего этого не надо! Я другое ценю! Другое!
– Что, другое?
– Уважение взаимное, чувство взаимной поддержки, когда каждый ценит в партнёре его достоинства, гордится ими, как своими, и готов не только защитить, но и помочь реализоваться в полной мере.
– Ты сказала «взаимной». А где поддержка и помощь в реализации с твоей стороны?
– Вы даже не видите этого?! Я все силы приложила и всё делала, чтобы у вас и лучшие виноградники с винодельней появились, и готова помочь была, чтобы лошадей хороших вы заимели. И сына вашего оберегала! А вы, милорд, оказывается, из-за своего уязвлённого самолюбия во всём этом видите исключительно мои попытки показать вашу несостоятельность как мужчины. Всё! Мне надоело биться как рыба об лёд. Ищите себе другую, которая будет счастлива и с которой сомневаться в своём превосходстве над ней вы не будете.
Герцог помолчал немного, потом тихо выдохнул:
– Извини…
– Что? – недоверчиво переспросила Миранда.
– Извини, говорю. Ты права. Я тупой мужлан с уязвлённым самолюбием. Мне сложно признать, что женщина может в чём-то наравне со мной разбираться, а иногда и лучше… Но я постараюсь измениться… Постараюсь слушать и прислушиваться, особенно если не особо нарочито делать это станешь. Давай попробуем сначала. Ты нужна мне. От мысли, что могу тебя потерять, аж нехорошо делается.
– Вы мне всё это уже говорили, милорд.
– Я знаю, а ещё знаю, что, может, женщины и овладевают навыками с первого раза, но мужчинам нужно долго повторять одно и то же действие, чтобы умением каким-то овладеть. Из лука, например, в цель попадать или мечом владеть. С первого раза ничего не получается, тренировки нужны. Долгие, изматывающие, на первых порах безрезультатные. Но результат появляется, обязательно появляется, если их не бросать. Давай повторим ещё раз.
– А потом ещё и ещё… Так?
– Да, так. Но поверь, с каждым разом у меня будет получаться лучше.
– В ваших словах есть логика, но подобная перспектива меня не особо радует.
– Почему? Ты не обладаешь терпением? Тебе надо всё сразу и прямо сейчас? Не допускаешь мысль, что это и для тебя неплохим уроком будет?
– Взяли на вооружение аргумент Джона? Умно… Ладно, согласна ещё раз попробовать, но учтите, терпения у меня не то что мало, оно вообще на пределе. Всё, которое было, осталось в подвалах Его Святейшества. Поэтому на длительные повторения не особо рассчитывайте. Не хочу я больше ни уроки проходить, ни консенсус хоть какой-то искать. И вообще ничего уже не хочу в этой жизни. Устала я от неё, и ничего меня в ней не радует.
– Понял. Постараюсь быть более прилежным учеником и не особо сильно испытывать остатки твоего терпения.
– Ваше обещание меня обнадёживает, милорд. На этом всё или ещё что-то от меня хотите?
– Хочу узнать, неужели и правда в постели со мной тебе все эти дни было плохо?
– У женщин, по крайней мере у некоторых женщин, к коим отношусь я, милорд, возбуждение идёт не только от физиологии, но и от головы. Когда в голове всё плохо, никакая физиология дело исправить не может. Поэтому сейчас не надо больше меня трогать. Я должна отойти, осознать полученную от вас информацию и настроиться на новый формат отношений.
– А если я просто рядом с тобой полежу и поглажу тебя? Ласково, ни к чему не принуждая? Мне хочется быть рядом с тобой в то время, когда осознавать это будешь.
– Джеймс, – Миранда впервые обратилась к супругу по имени, – вот скажи честно: доказать сам себе хочешь, что всё-таки способен возбуждать? Так я тебе заранее скажу: способен! Но только в том случае, если у женщины внутри злости нет. У меня пока есть, мне избавиться как-то от неё надо, и твоё присутствие этому не способствует.
– Ударь, может, легче тебе станет?
– Нет, не станет. Я помолиться хочу… Может, презрит меня Господь и поможет от этого чувства избавиться.
– И чем я тебе мешаю молиться?
– Джеймс, для меня молитва это очень личное. Мне надо, чтобы никто не стоял за спиной и не отвлекал. Это, конечно, в твоём праве не позволить мне того, но лучше бы ты дал мне такую возможность.
– Ладно, Мира. Я оставлю тебя. Но я хочу вернуться… Вернуться этой ночью. Сколько времени тебе надо?
– Не меньше трёх часов.
– Хорошо. Пусть так. Через три часа я вернусь, – герцог медленно встал с кровати, неторопливо оделся и вышел.
Проводив его взглядом, Миранда откинулась на подушки и утомлённо прикрыла глаза. Отношения с герцогом стали напоминать ей мудрёную игру. Получалось, что играть можно и с не обладающими силой, и они не всегда пешки… Только в отличие от ситуации с Эрбилом, где она играла по своим правилам, сейчас она не играла вовсе, она лишь пыталась вновь закрыться и, максимально отстранившись ото всех, дождаться своего конца… А игра меж тем всё равно шла и вдобавок по неизвестным ей правилам, с которыми никак не удавалось разобраться. Неужели Вселенная создала для неё партию, решив действительно чему-то научить? Но чему? И с какой целью? Заставить самой вести игру с любым, менять правила к своему удовольствию и начать, наконец, пользоваться властью и силой? Ведь цикл прослеживался явно. Герцог обозначал, что готов создать ей комфортные условия, а потом срывался вновь, доводя до бешенства и её, и себя. И если это не знак, что нужно поменять исходные условия, то мозгов у неё и впрямь не осталось после противостояния с Альфредом. А может, это именно его игра? – от этой мысли её моментально бросило в жар.
Нет! Не может того быть! Она бы почувствовала его воздействие. Он лишь ещё один игрок и влияет опосредованно, и не более того
Миранда прислушалась к себе и вдруг до боли ясно осознала – она не хочет осмысливать эту игру и не хочет в неё включаться. Она боится. Боится сравнений, боится отпустить из самого потайного уголочка души образ Вальда, боится не остаться верной ему именно душой, проявив в этой жизни искренний интерес хоть к чему-то. Ведь даже секс с герцогом она воспринимала как физиологию, приносящую облегчение и разрядку, подобно вину, пыталась расплатиться за него заботой, и не более. Она не подпускала герцога к душе, но в то же время старалась не использовать как фигуру в своей игре, и это была её плата. И ещё… Начать свою игру было равносильно предательству Вальда. Подсознательно ей хотелось доказать, что жизнь без него не имеет для неё смысла. Она может помочь, например, Альфреду или расплатиться с герцогом за его неплохое к ней отношение. Но вкус жизни, душевное удовольствие от игры она получать без Вальда не вправе… Изменить ему духовно, оторваться от него, радоваться без него жизни это для неё невозможно.
– А ведь, похоже, Альфред, был прав… – тихо пробормотала она, шокированная своими мыслями.
Нервно передёрнула плечами, встала и, накинув халат, прошлась босиком по спальне. Мысли будоражили, хотелось их как-то выплеснуть.
Схватившись за голову, она рухнула на колени и едва слышно слёзно взмолилась:
– Вальд, любовь моя, если ты действительно не ушёл, поговори со мной… Просто поговори… Не хочу я тут жить без тебя… Я честно пыталась… Не могу… А ещё лучше, забери меня, мой родной… Забери к себе, ну или в небытие. Я душу готова отдать… Не нужна она мне без тебя.
Морозный, пробирающий до костей холод коснулся её спины и плеч, и до боли знакомый голос тихо произнёс прямо над ухом:
– Ты с ума сошла просить о таком?
– Не солгал… – прерывистым шёпотом выдохнула она и, склонившись к полу, зарыдала, едва слышно причитая: – Извини, извини, мой любимый. Я не хотела тебя держать… Я верила, что ты ушёл и счастлив там… Я желала тебе этого всей душой. Только если ты не ушёл, почему ты не дал мне уйти следом? Я не могу без тебя…
– Можешь, родная, можешь… Твоя истерика не более чем прощание… Ты боишься изменить, чувствуя, что наконец готова это сделать. Не бойся, моё сокровище, я для этого тебя здесь и оставил.
– Ты счастлив там? – не оборачиваясь, словно боясь потревожить иллюзию его присутствия, спросила она.
– Безусловно.
– Тогда почему окончательно не ушёл?
– Ты знаешь ответ.
– Это подло… Ждать, что я изменю тебе и наблюдать за этим.
– Странная оценка. Во-первых, я ждал не твоей измены, а того, чтобы ты научилась быть счастливой без меня. Меня бы это порадовало. И это никакая не измена, и нет никакой подлости в том, чтобы этого ждать. Или ты тоже подло поступала, когда ждала, что я буду счастлив без тебя? Или же в глубине души всё же надеялась, что не смогу и не буду?
– Мысль о том, что тебе хорошо там без меня, помогала мне жить, вернее, выживать…
– Вот… А меня ты такой возможности лишила…
– Ты сильный. Тебе априори легче.
– Я твой учитель, и мысль о том, что я не научил тебя самодостаточности и способности быть счастливой, была не особенно приятной для меня.
– Почему ты не поговорил откровенно? Почему всё было именно так?
– Любовь моя, пришло время… Его было мало… Я знал, как надо поступить и в то же время боялся, что не смогу противостоять твоему напору, боялся, что откровенностью спровоцирую тебя на шантаж, на месть инквизиции или хуже того добровольную сдачу… Одним словом, я не смог, и потому всё было именно так. К тому же ты ведь могла позвать, всегда могла, но не позвала ни разу. Лишь сейчас.
– Я старалась быть сильной, боялась, что стащу тебя с уровня, а ещё боялась, что позову и не придёшь… Сейчас вот к этому готова была. Может, обрадовалась бы даже…
– Ты стала сильнее.
– Только чего мне это стоило…
– Знаю. Но ты же вынесла и сумела подняться. Кстати, если сумеешь простить окончательно Альфреда, будет неплохо. Вы хороший тандем можете составить.
– Я его бояться стала…
– Ты не поверишь, но он боится тоже.
– Меня? Я поклялась ему не мстить. Чего ему бояться?
– Ты отомстишь, даже не желая того, если не простишь и не поддержишь.
– Не поняла… Это как?
– Он своим поступком загнал себя в ловушку, только ты способна его из неё вывести. Ну или оставить в ней навсегда. Это и будет месть.
– Вальд, вот зачем ты так? Ведь знаешь, мои слабости и так на них играешь… Зачем?
– Ты можешь быть счастлива подле него.
– Нет! – раздражённо помотала она головой. – Его в качестве спутника я принять не готова! Скорее с герцогом, чем с ним.
– Пусть будет герцог для начала, я не против. Только надоест он тебе быстро. Поднимешься ещё немного и надоест.
– Ты прям как сваха… Рога не жмут?
– Девочка моя, у меня рогов уже быть не может… И ты знаешь это. Зачем же пытаешься зацепить? Надеешься всё же стащить с уровня? Тебе мало того, что я столько лет меж мирами мотаюсь, решила добавить? За что мстишь?
– Я хочу уйти! Забери меня! Ну, пожалуйста, забери! Не хочу никого подпускать к душе! Забери! – вся сжавшись и сцепив меж собой пальцы рук, истерично выкрикнула Миранда, захлёбываясь слезами и вложив в этот крик все свои силы.
После этого её вопля, леденящий душу холод за спиной у неё мгновенно растаял, а дверь спальни стремительно распахнулась и к ней подбежал взволнованный герцог, схвативший её в охапку и рывком поднявший с пола:
– Мира, ты сдурела, что ли, просить о таком Господа?! Как ты можешь? Это грех великий о смерти так молить! Нельзя так, нельзя…
Он прижал её к себе, нервно поглаживая по плечам и хрипло повторяя:
– Нельзя, нельзя о таком молить! Господь с тобою. Что ты? Как так можно? Нельзя так! Нельзя! Завтра же отвезу тебя к Его Святейшеству, пусть вразумит он тебя, что грех великий о таком молиться… Нельзя!
– Не надо к Его Святейшеству, – сглатывая остатки слёз, Миранда, помотала головой, – не стану более, это от слабости, устала я очень, сил нет.
– Зачем тебе какие-то силы? Для чего? Воевать со мной, что ли, собралась? Так я не воюю. Наоборот,готов любой твой каприз исполнить. И ты пообещала попробовать наши отношения улучшить. Что опять не так?
– Всё так, милорд. Извините.
– Неужели тебе настолько плохо со мной, что так кричать начала? Чем я так тебя обидел? Ты же так эмоционально кричала, что у меня аж душа содрогнулась.
– Женщины существа бестолковые и эмоциональные, милорд, им иногда бывает плохо, даже когда всё хорошо. Не обращайте внимания…
– Что тебе не достаёт?
– Наверное, внимания, уважения и любви… Я истосковалась по любви, милорд. Мне кажется, мною все пользуются, но не любят.
– Не придумывай. Я люблю тебя. Давно люблю. Может, не всегда показывал это, но люблю… – он порывисто подхватил её на руки, отнёс на кровать и, уложив, начал пылко обнимать и целовать.
Она, прикрыв глаза, холодно принимала его ласки, мысленно продолжая свой прерванный диалог с Вальдом.
– О чём думаешь? – не выдержал её отстранённости герцог.
– Думаю о том, для чего я здесь, милорд. Какой смысл в том? Я не нужна тут такая, какая есть… Я всем мешаю.
– Мне нужна! И именно такая! Прекрати закрываться и отстраняться, доверься мне, и я не обижу. Клянусь, что не обижу и все силы приложу, чтобы защитить и счастливой сделать! Доверься…
Она, немного отстранившись, чуть приподнялась на локте и окинула его оценивающим взглядом. Уход Вальда однозначно дал ей понять, что цепляться за прошлые отношения глупо, надо переходить на новый уровень. Делать этого не хотелось. Герцога хотелось придушить, чтобы выплеснуть разрывающее душу разочарование от прощания с прежними отношениями.
Лежащий подле и почувствовавший её настрой герцог замер и тоже не сводил с неё напряжённого взгляда, ожидая её решения.
Они долго молча вглядывались друг другу в глаза, наконец он не выдержал и тихо спросил:
– Что происходит, Мира?
Усмешка тронула её губы:
– Джеймс, ты действительно хочешь со мной доверительных и духовно близких отношений? Вот скажи, совсем откровенно, чем всё-таки тебя покорная кукла рядом с тобой устраивать перестала? Ты же всегда это нормальным считал?
– Ты не сможешь ею долго быть – это раз. Я это чувствую, это не ты была. А второе… Второе, это то, что я почувствовал уже, какая ты можешь быть иной… Ты чудо, моя дорогая… Господь не иначе как по благости своей мне даровал тебя. Я хочу сохранить Его дар. Не бойся, доверься мне. Я ведь хоть и был иногда суров с тобой, но по большому счету ничем тебя сильно не обижал. Если только сказал что недоброе… А так ведь и руки ни разу на тебя не поднял, и не оскорбил, и желания все исполнять старался. Не всегда, может, хорошо получалось, но я стараться буду, и всё потихоньку у нас наладится, обещаю тебе. Мы ведь вроде уже договорились с тобой? Так к чему опять возвращаться к этому разговору? Не веришь мне?
– Мне страшно… Страшно поверить, Джеймс. Я через такое прошла, что в душе лишь пепелище осталось… Боюсь ещё раз подпустить к ней хоть кого-то.
– Не бойся. Я не Его Святейшество и до его инквизиционных приёмов мне далеко, поэтому ни пытать, ни унижать не буду. К тому же знаю я уже, что ему они ничего в результате не дали. Кстати, даже он понял, что с тобой лишь любовь действует. Сам мне сказал, что лишь любовью тебя обуздать можно.
