Buch lesen: «Ад бесконечных страданий», Seite 4

Schriftart:

В это время, когда, опечаленный и утомлённый, я рисовал замёрзшим пальцем на снегу луны и Байкалы, надо мной нависла фигура. Это была не Эди, и это напугало меня: вдруг передо мной встал демон или же прохожий, который по моим плечам тут же разгадал всю мою низость и душевное уродство? Пурпурный плащ колыхался перед глазами, как платье смерти. Однако когда я поднял глаза наверх, то расслабленно улыбнулся: это была не смерть и не живой человек. На вид лишь пьяный юноша с печально-безумным лицом и косыми от пьянства очами, но я не был так глуп, чтобы поверить своим глазам. Передо мной стоял Дионис, а за его спиной металась сотня ярких звёзд – вакханок. Его пальцы протягивали мне сигарету, которую я с благодарностью принял. Мне хотелось знать, что он тут делает, но не успел я даже выпустить из-под зубов дым, как он уже ответил:

– Я тут бродил, дал опьяниться старику из 28-ой.

– Тебе стоило дать ему умереть. Для него уже поздно искать покоя в водке да вине.

– Думаю, никогда не поздно, пока ты ещё жив. Как иначе вам – людям – переживать свои жизни? Не пьют только дураки, которые не понимают, что жить для вас – проклятие, и нет в этом никакой ценности. Вы самые несчастные существа на планете, самые безнадёжно оставленные, так что не пить для вас – просто глупость. Поэтому надо успеть за прожитый день схватить как можно больше хмеля и сжечь в нём как можно больше своего печального существования. Знаешь, моим любимым ребёнком был Бодлер, он хорошо написал: «Всегда нужно быть пьяным. В этом всё: это единственная задача. Чтобы не ощущать ужасный груз Времени, который давит нам на плечи и пригибает нас к земле, нужно опьяняться беспрестанно. Чем? Вином, поэзией или истиной – чем угодно. Но опьяняйтесь!». Прекрасно, не так ли?

Я только молча кивнул, хотя в душе заметил, что эти строки уж слишком энергичны. В очередной раз за эту ночь я поднялся с земли (как избито, для поэта уже просто-напросто пошло подниматься с земли, мне бы следовало сесть и никогда больше не вставать). А встав, я вежливо улыбнулся Дионису, но тут же засмотрелся на роящиеся за его спиной звёзды и в этой красоте тут же позабыл о фигуре бога передо мной; красота всегда выше богов.

– Ты тоже один из моих любимых детей, – добавил он. – И не смотри на меня так. Хоть ты почти и не пьёшь вина, но так страстно опьянён своим страданием! Просто прелесть. И не только им, а ещё письмом и гордыней. Когда ты последний раз был трезв? Ты доподлинно знаешь, что истина в вине, и живёшь в своей истине каждый день.

– У меня одна истина, и это – красота. Разве же вот это, – я обвёл руками своё тело и жизнь, – разве это красота?

– Не обманывайся. Если бы ты не находил это красивым, если бы не опьянялся великой красотой страдания и смерти, то не стал бы так жить. Ты ведь самолично отдаёшь своей правде по куску тела каждый день только лишь из-за того, что пьян и влюблён в красоту, не так ли? – он кивнул в сторону Эди, стоящей поодаль и тихо плачущей над серебряным снегом. – Вот поэтому ты моё прекрасное дитя. И всё же мне пора, холод протрезвляет, и я чувствую, как совсем скоро погибну.

С ухмылкой, я отвернулся от него и задумался о совсем другом. Дионис медленно уходил от меня, обращаясь пьяной фигурой соседа, а я стоял, задрав голову к самым звёздам, которые остались тут. Их тела уже тихо растворялись в заутренней дымке, но все ещё горели прекрасным, ярким светом. И пока я думал, мои мысли сопровождали мои же слова:

– Космос такой интересный. Он не отпускает моё сознание даже тогда, когда я отрезаю всё вокруг, чтобы остаться в чистой рефлексии по собственному «Я». Ночное небо захватывает меня до странно-глубоких начал. Все небесные тела, эти звёзды и туманности: яркие, большие, могущественные. А ещё они жестокие. Как у нас говорят: «бездействие – тоже преступление»? Ха, тогда я приговариваю их к пожизненному заключению в аду. И… та-да! Исполнено. Чудно-чудно, – я театрально хлопаю, а Эди, оценив эту простенькую шутку о том, что реальность и есть наш страшный ад, впервые за ночь улыбается мне дружелюбно. И больше не плачет. – Тебе не кажется, что я похож на них, на эти звёзды?

 Сигаретный дым затягивает собой эти величественные точки, и я на их фоне кажусь полностью чёрным зевом, настоящим куском ночи и подполья.

– Ага, вы похожи, но им малость недостаёт красоты твоего лица.

Мы тихо рассмеялись и сквозь прикрытые ресницы я заметил, что Диониса уже не было, но я совсем не помнил, когда он ушёл, и забывал, приходил ли он вообще.

– Пожалуйста, послушай. Мне кажется, что моё сознание меня подводит. Возможно, я скоро сойду с ума.

Но ей это было неважно. Всё, чего она хотела, – быть со мной и продолжать жить так, как ей нравилось. Ей просто надо было терзать меня, любить, как ни один человек никогда не сможет полюбить другого, и не давать мне быть счастливым. Это всё, чего она желала – самое чистое существо во вселенной; но я её бросил. «Преступное бездействие».

Стараясь уйти от этих тревожных мыслей, я вернулся к прошлой теме нашего маленького разговора:

– Ты знаешь, когда я действительно верил в то, что красив, жить было несколько проще. У меня по крайней мере было лицо. А теперь его нет. Я скучаю по памяти о своём лице, но мне начинает казаться, что я его никогда и не видел, – но она не слушала. Её не оказалось ни рядом, ни в стороне. И как бы я ни оглядывался повсюду полный растерянности и печали, моё драгоценное чудовище не появлялось на моих глазах, не появлялось в ресницах и между оконных решёток, не было её на небе, не было и под запорошенной в снегу лавочкой. Я остался совсем один под неотвратимо белеющим небом, будто белая чума бубонами вспыхивала над миром.