Buch lesen: «Чёрный конгресс», Seite 8

ГЛАВА 14

Стайка юных девушек у источника этим ранним утром была явлением вполне обыденным. И легкий разговор, и заразительный смех, и шаловливые брызги, – всё мило, и так присуще именно этим созданиям, в таком возрасте и в таком месте! Наджибулла издали учтиво поклонился шалуньям, и они приветливо помахали ему руками. Их ждали по домам, и они, наконец наполнив свои кувшины, вереницей двинулись по тропе. А он уселся под чинарой, наслаждаясь легким ветерком, облизывающим свежестью его лицо, лохматящим волосы. Он так и остался навсегда поклонником этого края, к тому же так переменившимся за какие-то полвека!

«Вон мои малыши бегут, пора, значит…» – подумал Наджибулла и поднялся, потянулся во весь свой гигантский рост. Теперь здесь никто не боялся черного гиганта в его обычном обличье, он давно оброс добрыми легендами, учитель-сказочник, поэт и настоящий кладезь знаний. Рассветным утром он проводил свои занятия на открытом воздухе, насколько это позволяла погода, либо на террасе школы. А их в Афганистане строили обязательно с террасами, они стали обязательной принадлежностью созерцательной части обучения.

Щебет ребятишек, их неугомонное желание рассказывать учителю все свои происшествия одновременно, перебивая друг друга, радовали его так же, как и восходящее солнце. Он им кивал, изумленно вздергивал брови, ахал и разводил руками – и они воспринимали ответную реакцию Наджибуллы как должную и вполне достаточную. Дав им выговориться, он спросил всех сразу: собирали ли они лепестки и соцветия для маленьких лабораторий своих родителей, творящих благовонные масла? Получив хвастливые заверения, что насобирали «во-о-о-т столько аж!» – похвалил помощников; движением руки, усадил галдящих и толкающихся учеников полукругом и дал им первое задание: описать сверкающие на солнце струи воды.

Воцарилась относительная тишина, только переливчатое бульканье ручья да посвист, пение малых птах нарушали ее …Рай!

Да, почти сто лет тому назад он превысил полномочия наблюдателя и непосредственно вмешался в ход событий, но ведь Созидатель сам повелел им вернуться к землянам, понять, вникнуть. Вот он и постарался вникнуть. Это была та еще сцена!

В пещере, где собрались командиры банд талибанов, атмосфера была взрывоопасной. Ужесточение визовых режимов, границы на замке и практически отмена авиасообщения нанесли огромный урон наркобизнесу. А тут еще и американцы, потрясенные разрухой в своих благословенных пределах, кинулись к себе домой, окончательно порушили налаженные транспортные потоки. И чем теперь жить? Самим жрать этот мак?

Кричали, спорили, но тут сквозь камни темного убежища проступил, как черная тень, негроидный тип – одни белки глаз сверкали! Никто за оружие не схватился, все упали ниц, до самой тупой башки дойдет, что это – Знак от Всевышнего! И то, что он заговорил на их родном языке, но высоким и чистым слогом, лишний раз убеждало в яви и святости происходящего.

– Прогневили вы Аллаха долгим своим упорством в кровавом промысле, в сеянии зла, – густым басом, но тихо заговорил посланник. – На свои же головы опрокинули последствия всех своих прегрешений. Осталось только спасать следующие поколения, детей своих и внуков.

Он говорил недолго и сказал немного, но тем убедительнее были его слова, врезавшиеся в память этих огрубевших от бесконечной вражды людей. Их было не так много, но вполне достаточно, чтобы сказанное при свидетелях Слово воссияло верой и подкрепилось делом.

Самый старый и давно уставший от крови талиб Ахмед, получивший такую неожиданную и грандиозную подмогу своим невысказанным надеждам, моментально отреагировал, сосредоточил в руках бразды правления.

Начались переговоры с властями о мире и разоружении всех, кто еще бродил по горам. Со всех минаретов звучал призыв к мусульманам объединиться, вспомнилось истинное учение Аллаха, изрядно исковерканное за десятилетия войн! Заполыхали огнем делянки с маком, каялись и клялись курьеры, что впредь никогда не выйдут на грешную тропу.

История умалчивает, насколько это движение было единодушным, но ведь легенды всегда лишены подробностей и деталей!

Откуда-то взялись умники, подсказавшие, что на первых порах надо заняться огородами ради самовыживания. Вспомнили рассказы пленных шурави, русских, которые уверяли, что даже во время страшных войн и в лихие годины переломов у них на родине люди спасались огородами с набором зерновых и овощных культур.

Уже много позже (непонятно, с чьей подачи!) появились в Афганистане озабоченные заказчики: миру потребовались благовония, производимые в экологически чистых регионах, где промышленностью и не пахло. Так появились розарии, лавандовые поляны, гряды календулы и ночной фиалки, заросли мяты. Умельцы немного поколдовали над старыми лабораториями, оказалось, их вполне можно приспособить для нового сырья – опять же цветочного, но с другим продуктом на выходе.

Так был налажен экспорт дорогостоящих благовоний, призванных пробудить обонятельные функции пострадавших от пандемии людей. Ученые только ахнули, увидев благотворное действие такого простого и благородного – не хочется даже называть его лекарством – бальзама! Оно получило широкое распространение даже там, где вирусы не свирепствовали, молва приписывала ему профилактическое действие. Росли цены, росли объемы производства, ассортимент, сбыту никто не мешал и препятствий не чинил.

Самое странное, неожиданное воздействие смена сельскохозяйственной культуры произвела на самих жителей Афганистана. Они словно распрямились, освободились от груза вины и стыда за то, чем жили раньше. Может быть, на них так раскрепощающее подействовал и воцарившийся в стране мир?

Да был ведь и третий фактор – новая система обучения Наджибуллы, его Закон Божий.

…Ребятишки теребили его, самые торопливые уже готовы были декламировать свои экспромты, свои непосредственные ощущения от этого бурлящего, весело скачущего ручья. Но они усвоили ритм и правило школьного занятия: эти задания надо выпаливать не всем сразу, а по порядку, акцентируя свою находку. Остальные внимательно вслушивались, старались не забыть свое словцо. Поразительно, но персидские рубаи у этих малышей были полны свежести, непосредственности, но в то же время – лаконичны, всегда исполнены смысла. Они еще не надували щеки и не блуждали в лабиринтах слов, как взрослые. Именно поэтому вот такие сочинения не по чужим стихам и рассказам, а по своим непосредственным впечатлениям, Наджибулла и практиковал в школе в первый год обучения.

Конечно, конечно он не сразу к этому пришел! Если сказать откровенно, то именно вот эти человеческие детеныши и открыли ему глаза на землян. То есть не конкретно эти, скачущие от нетерпения и теребящие его за подол длинной белой рубахи, а примерно такие же – многие десятилетия тому назад, когда он только появился здесь с миссией ответственной и, как оказалось – невыполнимой.

Обойма галактических разведчиков не смогла найти критерии оценки, человечество оказалось слишком противоречивым и богатым на сюрпризы. Они, эти сюрпризы, множились, чем пристальнее вглядывались посланцы небес в эту биологическую бурлящую субстанцию. Взять хотя бы овладение информацией.

Сами биороботы, прибыв на Землю, были обеспокоены только здешним способом ее хранения и скачивания. Нашли архивы, скачали, усвоили – подвергли аналитическому переосмыслению. Нормально! Человечество очень близко подошло к такому же способу обогащения знаниями, особенно после крутых испытаний пандемией и самоизоляцией. Всё подрастающее поколение буквально по всем странам переключили на дистанционное обучение, благо, технологии уже позволяли.

И вдруг – облом! Самые маленькие от такого легкого и доступного обучения с ревом и скандалом отказывались, психовали, заболевали, сводили с ума своих родителей. Ничего нельзя было понять, то они в школу ленились ходить, прогуливали занятия и жаловались на учителей, а то вдруг им вот эта пыльная, шумная, драчливая тусовка в классах и коридорах стала так нужна!

Наджибулла побывал на разных континентах, видимым и невидимым наблюдал и эту истерику, когда дети подолгу сидели по домам, и блаженное состояние коллективного безумия, когда они, наконец, встречались в своих учебных заведениях. Со всей очевидностью поняли все: им нужны непосредственные ощущения. Они должны этот мир потрогать руками, попинать ногами, лизнуть, куснуть, понюхать – иначе мозг отказывался закладывать информацию в свои извилины. При этом малышам категорически необходимо наблюдать, как это делают другие дети, сверять непрестанно свои открытия – с аналогичными или непохожими.

Наджибулла понял, что земляне, хоть и очень похожи на него (или он – на них?), но устроены по-особому родственно к своей Земле, к атмосфере, к питанию и энергетике. И с этим ничего не поделаешь, так они устроены Творцом, нечаянно или сознательно – вопрос второй, тут и соваться со своей пытливостью нечего. Но люди, люди, существа социально ориентированные, оставались…животными, которые мир воспринимали на вкус, на ощупь, нюхом и ухом! Какое тут может быть дистанционное обучение наедине с экраном, небось, не роботы.

По ходу дела открылось и еще одно обстоятельство. Ровно так же, как ученикам был нужен живой учитель, то сердитый, то насмешливый, то ласковый и терпеливый, учителям также были нужны вот эти пацанята. Непослушные, орущие, проказливые, а то вдруг замирающие в изумлении и воспринимающие всё на лету. Как актерам нужны зрители, иначе театр не складывался. Учителя на «дистанционке» как-то скисли, увяли, пожилые запросились на покой, молодые зевали и подумывали о смене профессии. Это была планетарная катастрофа, ударившая по землянам страшнее вирусных эпидемий!

Надо было опробовать свои выводы и концепции на небольшой территории, и Наджибулла вернулся в Афганистан вдохновленным и просветленным. Конечно, пришлось еще раз поразить правителей явлением сквозь стены, на этот раз – белым в белом. Все-таки наставление было светлым, с перспективным посылом!

Правители откровение Белого пророка выслушали, трясясь от волнения, на коленях. Само явление, свидетельствующее об избранности народа Аллахом, их возвышало, требовало немедленного послушания. Да ведь не просто обучение, чтобы не отставать от всего мира, а преподавание Закона Божьего! Как тут можно усомниться…

Без промедления был открыт институт, в котором Наджибулла, набравший стеснительных юнцов, очень быстро подготовил первых учителей. Они продолжали вместе с ним расти (у землян это называется – повышать квалификацию), но одновременно по аулам и городам уже занимались с малышней, попутно учили грамоте и взрослых.

Схема была очень простой.

Первый этап – открытие мира, созданного Аллахом, в непосредственном восприятии, – флора, фауна, звуки, краски. Наблюдали, рисовали, слушали музыку и сами играли на простейших инструментах, танцевали и пели, читали и сочиняли стихи и сказки. На втором этапе подросшие любознательные детишки получали знание – а как всё это действует? Постигали законы физики, химии, формулы и концепции. А третий этап совершенно неожиданно подводил их к тайнам, которые только предстояло открывать. То есть сначала – ответы, а на заключительном этапе – вопросы, на которые человечеству еще предстояло найти ответы! Так распахивался перед юными исследователями простор поиска, являлось понимание, что в этом мире немало тайн припасено и для них. На втором и третьем этапе уже были нужны приборы, компьютеры, обмен знаниями с профессионалами из других стран.

Система заработала столь эффективно, что очень скоро не афганцы рвались в элитные зарубежные университеты, а к ним поехали любопытствующие. И когда в Старом Свете по наводке Валери (собрата по обойме) был подготовлен международный конгресс по проблемам современного образования, самым пристальным вниманием пользовались докладчики из некогда темного и дикого Афганистана. Впрочем, что уж вспоминать события вековой давности, ни один из земных народов темных пятен своей истории не помнил, только победы, открытия, события, которыми можно гордиться. Так избирательна память человеческая!

Наджибулла на тот конгресс не поехал, у него уже были прекрасные ученики (да не в одном поколении!), которые лучше его самого могли расписать все три этапа постижения Закона Божьего. Да так, что этот закон ни на йоту не противоречил ни одной из земных религий, не оскорблял традиционных представлений о духовных ценностях, коими следует дорожить и руководствоваться. Да, мир людей по-прежнему был противоречив, далек от совершенства, а законы морали сам человек непрерывно испытывал на прочность. Грехи не переводились, тюрьмы не закрывались, но Наджибулла был далек от строительства взрослых взаимоотношений. Он раз и навсегда погрузился в свежий, чистый, зоркий мир детства, нежно и трепетно помогал ему встать на ножки, потрогать ручонками – и запеть во всё горло первыми самыми важными, самыми значимыми словами.

А еще он очень гордился, что в школу пришли преподавать женщины, которым раньше вообще было запрещено заниматься чем бы то ни было, кроме дома и семьи. Однако, что говорить, тех диких времен сейчас никто уже и не помнит. Вон хоть те юные девушки, что приходили со своими кувшинами к источнику с открытыми лицами и обнаженными по локоть руками. Скажи им, что раньше за это была бы им смерть, они только прыснут со смеху. Не поверят!

…Следующим был урок рисования, и Наджибулла, приобняв свое шумное собрание сколько только могли захватить его длинные руки, повел их к террасе, невысоким столам с простыми скамьями. Там была бумага, перья и кисти, тушь и краска. Самые нетерпеливые мчались вперед, тащили в баночках воду, хватали листы ватмана. Ох, сейчас намалюют пейзажей и натюрмортов, перепачкаются, вспомнят, что было вчера и произошло только что! Но никаких компьютеров, пальцами, чуть ли не носом, в непосредственных ощущениях и немыслимых фантазиях.

– А я тоже буду рисовать, тебя, Омар, и тебя Фатима, на кого же вы похожи? Сейчас подумаю! – загадочно и с хитрецой проговорил учитель, а ребятишки аж взвизгнули от восторга. Они его понимали почти с исчерпывающей интуицией и глубиной, и очень этим гордились. Как, впрочем, и родители этих сорванцов, считавшие, что им невероятно повезло с учителем, со школой, и вообще – в этой жизни. В такой стране посчастливилось родиться, разве это не счастье?!.

ГЛАВА 15

Звенели кружки и лязгали столовые приборы, плыл сизый дым от курева, разносились беззлобные перебранки и взрывы хохота. Всё, как и положено в стилизованном под старину припортовом кабачке, где рыбаки отдыхают от своего тяжкого труда. Хохот то и дело вырывался из дюжины глоток парней, собравшихся за самым завидным дубовым столом у камина с живым огнем. Его, как всегда, оккупировала команда черного шкипера Вильяма, здоровенного детины двухметрового роста. Он вечно потешал публику своими невероятными россказнями, откуда только, чертяка, их брал!

– Конечно, самое главное – устойчивость и балансировка, – увлеченно размахивал он руками, – важно суметь оседлать волну, и когда она закругляется, съехать по ней на доске, выскочить, удержаться и взлететь на следующую. Вот в чем главное искусство сёрфингиста! А уж если ты сможешь внутри этого завитка в двадцать пять метров крутануться – всё, ты король!

Новый взрыв хохота был ему ответом, и ведь слова какие выдумает, не говоря о самом действии! Человек, с его тонкой ранимой кожей – и в морскую воду, слыхано ли такое, когда даже крупные морские коровы со своей бронированной шкурой давно ушли на глубину. Ну, горазд врать, шкипер… И кликуху себе придумал шкодную – что за "шкипер", откуда взял?

Рыбаки крутили головой, вытирали слезы, выступившие от смеха, запивали байку темным, крутого градуса элем. В динамике смолкла музыка, кто-то хрюкнул, постучал и невнятным суровым голосом пробурчал: «Пятнадцатая на погружение, готовность – полчаса, причал двадцать пятый». Кому – непонятно, а команда, к которой было обращено приглашение на погружение, мигом снялась с места.

Выходили через экипировочный отсек, туда втянулась разношерстная разбитная толпа, оттуда стройной шеренгой вытекли один за другим в ладных комбинезонах и закрывающих даже лицо шлемах неотличимые друг от друга существа. На причале означенного номера они так же сноровисто ныряли в раструб погрузочного шланга, скатывались в подводную лодку и расходились по своим постам. Последним нырял шкипер Вильям, он один умел неуловимым движением отстегивать лодку от погрузочного шланга, после чего отверстие в лодке задраивалось, а шланг, собравшись гармошкой, взвивался вверх, укладывался на причале до подхода следующего суденышка. Подлодка уходила на глубину.

Да, рыбацкий промысел невероятно изменился за минувший век. Мировой океан был тяжко, неизлечимо болен. Вся его поверхность у берегов была покрыта слоем бурых водорослей, неоднородным, но почти повсеместным. Практически на двадцать метров вода была отравлена этими тварями – ученые так и не пришли к единому мнению, микробы это, растительность или какая-то живность. Экологи орали, что это от загрязнения, а что проку определять, к флоре или фауне принадлежит эта зараза, если вычистить ее на таких необъятных просторах просто невозможно?! Никаких реагентов, никаких мощностей очистных сооружений не хватит.

Треска исчезла совсем, стаи сельди поредели и перетекли на нижние водные этажи, про красную рыбу люди вообще забыли. А между тем водные ресурсы, хоть и стали деликатесным продуктом, людям были просто необходимы. Особенно англичанам.

После того, как мир финансов претерпел необратимые изменения, банки, жиревшие на спекулятивных махинациях, приказали долго жить. Но именно они в прошлом давали гордой Великобритании половину доходов, страна богатела финансовым обслуживанием мировой торговли. И вот всё накрылось, расчеты в Цифре ушли в виртуал, центры управления рассеяны повсеместно, чаще всего – в закрытых сетях глобальных компаний. Доверие утрачено вообще, исчезло из обихода человечества, как понятие.

Что оставалось Великобритании, всю свою историю промышлявшую грабежом то территорий, то бизнесов? Попытаться заработать трудом. Тут англичане и вспомнили, что вообще-то живут на острове, морской продукт очень даже в цене, начали налаживать глубоководную добычу редких и таких соблазнительных деликатесов.

Для промысла строили верткие подлодки на ядерном ходу, с лазерным боем и надежными ловушками. Были установлены строгие квоты на вылов, но когда бы их соблюдали! Островитяне считали, что они – законные хозяева 200-мильной морской зоны у своих берегов. А если случалось забраться подальше и поглубже, так поди поймай их, докажи, что кто-то что-то нарушил. Так и браконьерничали помаленьку, таская с глубины немыслимых тварей, рискуя иногда головой. От осьминога невероятной величины еще надо суметь отбиться, когда он накроет лодку всей своей массой да метнет щупальцем, да размажет о ближайшую скалу! Сколько раз уходили от беды, благодаря невероятному чутью Вильяма, как этот чертяка только опасность распознает. Предпочитали его об этом не спрашивать, но после нескольких удачных стремительных взлетов на поверхность и погружений на глубину все его распоряжения выполняли молниеносно, и капитан Эдгар Клинтон против такого нарушения субординации никогда не возражал, молод еще был. Но и достаточно умен, чтобы понимать свою выгоду от действий такого рядового члена экипажа.

Охота в этот раз была удачной, ловушки загружены под завязку гигантскими кальмарами. Капитан решил, что лучше не на приемочный причал выходить, а к секретному люку под ламаншевским туннелем. Его соорудили давно, выведя из служебного рукава небольшое ответвление – прямо у берегов Дувра. Там уже сформировалась контрабандная структура отгрузки, мобильная и надежная. Правда, Эдгар немного колебался, но старики из экипажа давно его подначивали вильнуть «налево», такие выгоды для всех маячили! И вот он рискнул.

Вильям, услышав команду лечь на новый маршрут, только бровью повел: доиграются рыбаки! Но не в его правилах поучать и занудствовать, он уже понял, что люди усваивают опыт лишь через свои собственные ошибки. Легли на курс. Большую скорость не задать, все-таки ловушки с грузом тормозили, но потихоньку добрались. К мониторам управления подскочил и припал один из энтузиастов «левого похода», волнуясь, тыкал пальцем в нужном направлении. И вдруг взвизгнул: прямо на них выдвигалась огромная черная туша – военная подводная лодка, которой тут совершенно точно быть не должно! Чужая!

Сработала опять же моментальная реакция Вильяма: подлодка рыбаков, почти свалясь в пике, ушла на глубину, совершила немыслимый для ее приборов маневр и, отстегнув ловушку с гигантскими кальмарами, по прямой ушла, улетела в сторону Исландии.

Ох, и удивились, наверное, французские (или – русские?) вояки такой прыти рыбацкого суденышка! И порадовались бесплатной добыче, которая покачивалась, аппетитно упакованная в сетку, и постукивала в их иллюминаторы. Зацепить добычу и втянуть внутрь – вовсе не проблема, небось, не первый раз шугают пронырливых англичан, которые так и норовят «проделать дырки» в любых договоренностях!

…На борту пятнадцатого царило хмурое молчание. Эдгар кусал губы, старички прятали глаза, Вильям понимал, что не время сыпать соль на раны и помалкивал. Проблем с энергией у этих подлодок вообще никогда не было, их заряжали раз в полгода, стало быть, надо всё начинать сначала. Устали, не устали – работайте.

– Справа по борту кашалот! – прозвучал вдруг голос смотрящего.

Экипаж встряхнулся, все приготовились к захвату здоровенного млекопитающего. А куда деваться, с пустыми руками на берег возвращаться никому не хотелось. Предстояла долгая и трудная погоня, битва, проблема с транспортировкой без оборванных сетей. Ничего, как-нибудь исхитрятся, рыбаки – народ смекалистый!

Фортуна рыбацкая в этот день была явно на их стороне. Измотались, правда, основательно, но кашалота сумели одолеть, хоть заряды и не особенно годились для туши такого размера. Подбили, пригарпунили, самым тихим ходом сумели отбуксировать до приемного причала. Там сначала удивились такому долгому походу и возвращению почти в ночь, но оглядев массивную тушу, только ахнули. Максимально быстро выдернули краном на поддон, окатили горячим дезинфицирующим паром, тут же приступили к разделке. Экипажу пятнадцатой подлодки, ввиду необычайно богатой добычи даже пообещали безвозмездную выдачу утраченных ловушек: без сеток какая ловля! Обнищают добытчики…

Экипаж в полном изнеможении от пережитого разбредался по домам. Прежде чем расстаться, Вильям, под локоток отведя Эдгара Клинтона, доверительно ему шепнул:

– Не стоит подавать рапорт о произошедшем столкновении возле Дувра, могут не понять, начнут расспрашивать, как мы туда попали, что там делали.

Капитан обиженно вскинулся:

– Что я, по-твоему, совсем дурной, сам не соображаю? Им только повод дай, до конца жизни на крючке будут водить!

Вильям почесал затылок, покивал, лицо стало совсем унылым и несчастным. Эдгар понял: не всё сказал наш затейник. Нерешительно спросил:

– Ну, говори уже, что у тебя на уме, боишься, что кто-нибудь из нашего экипажа проболтается?

И тут Вильям неожиданно прямо просветлел, вся его черная образина расплылась в широчайшей улыбке:

– Точно! Эдгар, да ты просто гений! Надо проболтаться! Ведь как-то до наших вояк должна дойти информация, что подлодки Хасана шкурят наши берега, прямо трутся об туннель… Доверься, кэп, беру на себя, какой с меня, старого болтуна, спрос. Вот прямо завтра в пабе и насочиняю небылиц.

Эдгар важно кивнул, опять же с него-то, с капитана, кто ответа потребует за Вильяма, он всем известен своими побасенками. С него пусть и спрашивают за вранье.

Всё так и случилось. За кружкой эля, а то и чего покрепче, Вильям в три дня нагородил черт знает каких небылиц про то, что вокруг острова давно кружат подлодки военного флота империи Хасана. Похоже, готовятся к штурму. Да ведь ходят без опознавательных знаков, их только по иллюминаторам французских судов старого образца и признаешь!

Парни недоверчиво спрашивали: «А кто их видел, эти лодки? Кто их знает, эти иллюминаторы, хоть старого, хоть нового образца?» На что Вильям вытаращивал или закатывал зенки, одни белки страшно сверкали на черной роже, и трагическим голосом парировал: «Я много чего видел, много чего знаю, поживи-ка с моё!»

Договорился. Вызвали, куда следует, спросили сурово: «Ну-ка коротко, ясно, четко: где, когда, что видел, кто может подтвердить». Вильям так же четко доложил, в какой день и в какое время он видел у берегов Дувра французскую новейшую подлодку явно военного назначения. Никто подтверждать его донесения не будет, поставьте пост слежения и не будьте впредь разинями и лопухами. Иначе быть беде. Глянул строго на побагровевшего от его наглости пожилого полковника соответствующего ведомства, на его отвисшую челюсть, подмигнул ему выразительно и …растворился в пространстве.

И кому такое расскажешь, с кем поделишься? Полковнику хватило ума сделать вид, что всё у него под контролем, пост – поставил, заходы Хасановской флотилии подтвердились, по начальству отрапортовал о собственной интуитивной бдительности – схлопотал благодарность.

Хасан получил ноту – и не возражал. Воевать он не собирался, подумаешь, остров безо всяких ресурсов, но на всякий случай пальцы держал врастопырку и глаза – разутыми. Да и любили его ребята на халяву поживиться добычей ушлых контрабандистов, сколько сеток пооборвали рыбаки, застигнутые врасплох у Дувра, у своего "левого" люка! Понятное дело, жаловаться никому из них даже в голову не приходило – у самих рыло в водорослях.

А Вильям, как ни в чем не бывало, вернулся к своему экипажу. Эти парни ему полюбились, простые, доверчивые, как дети, работяги, живущие своим нелегким трудом. Ну, кто их еще прикроет в опасную минуту, этот губошлеп Эдгар? Ему самому еще нос утирать надо. Хорошо, хоть он это понимает, не задается, и налево больше ходить на своем суденышке не рискует. Ученый!

Разумеется, черного шкипера очень волновала проблема ядовитого цветения морской воды, из-за него вся жизнь опутилась на глубину, и рыбаки – вслед за нею. В свободное время он не все часы просиживал в кабаках, часто и подолгу ходил в одиночку на разведочной торпеде в соприкасающихся слоях, верхнем, насышенном микробами как густой бульон, и нижнем, относительно чистом. Почему в торпеде? – Даже его прекрасная прочная кожа от соприкосновения со жгучими отходами жизнедеятельности этих невидимых тварей страдала. Да, быстро могла восстанавливаться, снова лоснилась черным глянцем, но зачем зря подвергать организм таким испытаниям?

Невероятные испытания претерпевал и мировой океан. Нарушился какой-то баланс, при котором мелкий бес получил большую волю. А уж когда исчезли один за другим обитатели верхнего 100-метрового слоя водной стихии, бурые водоросли разгулялись во всю. И как определишь, кто ими питался в те стародавние времена, когда этот баланс существовал сам собой? Разве что скачок во времени сделать, но это им, разведчикам, позволялось в самых исключительных случаях.

Вильяму оставалось надеяться на то, что его пытливые походы, изучение "проплешин" – окон чистой воды – дадут пищу для размышлений ученым, которые по всей Земле ломали голову над этой проблемой. В этих проплешинах резвились какие-то миниатюрные рачки, совсем новые, невиданные ранее морские твари. Может быть, на них есть надежда в этом бою? Вильям приносил их в самые разные лаборатории – и к русским, и к французам, и, естественно, к своим, англичанам. Все уж привыли к этому добровольному помощнику, не спрашивали, чей он и почему ходит в рисковые походы на своей чудной торпеде. Принимали очередную порцию воды с микроорганизмами для исследований, заносили на карты район изъятия проб, расспрашивали, делились сомнениями и догадками.

Дальше всех продвинулись в поиске французы. У них не было проблем в опытах: Хасан хоть был и суров к политическим соперникам, ученым умел создавать условия для исследований. Так на французском побережье пролива была создана цепь резервуаров с водой разной степени загрязнения. В этих бассейнах множились, гибли, бились и давали причудливое потомство различные микроорганизмы. Уже был выделен переспективный и достаточно агрессивный вид, пожирающий бурные водоросли. Весь вопрос был лишь в том, кого они начнут пожирать …после того, как расправятся с бурой чумой. То есть опять же подступали к главной неразрешимой проблеме соблюдения баланса, того природного равновесия, созданного Творцом, которое так легко нарушить и так неимоверно сложно воссоздать.

С восхищением заговорил об этом с Вильямом как-то почти ненароком столкнувшийся с ним на побережье его собрат по черной обойме Валери. Вообще-то они редко пересекались, чтобы сверить позиции, вот и на этот раз: молнией сверкнул под черными кудрями телепатический диалог о могуществе и силе просчитанного воображения Созидателя – и разошлись. Они-то лишь наблюдатели, не изобретатели и не разрушители, просто глаза и уши.