Buch lesen: «Чудеса случаются»
Сказка 1. Кит по имени Тим
Скамейка была старая, без спинки, с остатками облупившейся желтой краски. Но зато она стояла на самом краю мира, под открытым небом, полным звезд и чужих галактик. В особо ясные дни, в такие, когда воздух звенит, как хрустальный бокал на Новый год, видно далекие планеты, летящие сквозь океан Вселенной. Замечательная была скамейка. Тая приходила посидеть на ней, когда дома становилось совсем одиноко. Тут, на самом краю мира, девочка следила за падающими звездами, за взлетающими самолетами, за уходящей далеко-далеко туда, где ничего не видно, дорогой в чужие миры и пространства. Иногда Тая слышала, как поют свои песни могучие серебряные киты, плывущие от планеты к планете через весь космос. Серебряные киты плохо видят, они ориентируются в пространстве с помощью звуков и слышат друг друга только на определенной частоте. Говорят, во Вселенной живет серебряный кит, поющий на частоте, на которой его никто не слышит. И даже если он будет проплывать совсем рядом с другими китами, они не заметят его, а он не увидит их. Этот кит очень одинок, прямо как Тая.
Конечно, у Таи есть мама, папа и младший брат Антошка, но… Папе все время некогда, он много работает, а когда не работает – спит или в магазин ходит, или за компьютером сидит. Мама устает с братом и часто сердится на Таю: собаку завести нельзя, кошку – нельзя, не шмыгай, не прыгай, не играй с мячом, а то брата разбудишь! Не смотри много телевизор – зрение испортится, ешь кашу каждый день, а конфеты только по праздникам! А какая может быть счастливая жизнь без конфет?! Каждый раз, когда Тая пытается объяснить это маме, та сердится еще сильнее. Мама говорит, что она не высыпается, потому что Антошка по ночам плачет, а Тая ей совсем не помогает да еще и не слушается. А как тут поможешь, если ты сама еще маленькая и не знаешь, что делают с малышами?
Антошка славный. Тая его любит больше всех на свете. У него смешные пухлые щеки, огромные карие глаза и улыбчивый беззубый ротик. Брат обожает смеяться и всегда радуется Тае, тянет к ней ручки. Тая гладит маленькую голову брата, целует его в лобик и тихонечко рассказывает, что нового она увидела, сидя на своей скамейке. Антошка внимательно слушает, и Тая уверена, что брат ее понимает. Но пока малыш еще не умеет разговаривать и ходить, поэтому дружить с ним сложно. Вот почему дома девочке часто бывает одиноко. Ее никто не слушает!
А Тая столько всего хотела бы спросить и рассказать! Девочка любит думать о сложных вещах, например, откуда берется ветер, или, как рождается внутри, где-то в животе, нежность к брату? Где спит солнце и есть ли у него подушка? Как зовут зайку, который живет на Луне? Еще Тая часто думает про серебряного кита, про того, который одинок. Как он там, в глубине космического океана, в темноте совсем один? Никто не поет ему колыбельную и не гладит по китовьему пузу. Никто не делится последней конфетой и не приносит молоко с медом, когда он болеет. Тае грустно от таких мыслей, ведь никто не должен быть один, это плохо и неправильно. Вот когда Тая вырастет, она непременно отправится в научную экс-пе-ди-цию и найдет кита, а потом они вместе отыщут его семью!
Тая любит придумывать новые слова, которые кажутся девочке более правильными или интересными. Она всегда говорит не второй, а дватый, потому что есть слово два, а не слово вто. А ларечек, куда они с папой ходят покупать фрукты, каждый ноябрь Тая называет хурмовником, потому что именно в ноябре в ларьке появляется спелая рыжая хурма. Тая вместо «спать» говорит «сурчить», она стала так говорить после того, как мама сказала, что Тая спит, как сурок. А сурки сурчат!
Вот только в детском саду воспитательница Валентина Ивановна убеждает Таю:
– Таисия, детка, учись говорить грамотно! Ты уже взрослая, хватит дурачиться!
Тая только молчит в ответ. Что тут скажешь? Вот бы на время стать волшебницей, тогда бы Тая запретила детский сад. Насовсем. А еще запретила бы называть себя взрослой! Ну, и суп молочный с пенками на обед тоже оказался бы под запретом на веки вечные!
Именно с холодного молочного супа с пенками все и началось.
– Тая, ешь! – сердилась Валентина Ивановна. – Смотри, все детки поели и уже играют. Что еще за капризы?
– Это не капризы, – вздохнула девочка. – Это естественная реакция! Суп склизкий, и у меня от пенки живот ворчит.
– Тая, я все расскажу твоей маме! Маленькие дети должны кушать в обед! Ты хочешь маму расстроить?
Тая не хочет никого расстраивать, но и суп ей тоже не хочется. Странные эти взрослые, когда им надо, чтобы Тая слова не говорила, они называют ее взрослой, а когда надо суп доедать – маленькой. И где логика?!
До вечера Тая просидела одна: не ела, спать отказалась и играть не пошла, обиделась. А вечером маме рассказали и про суп, и про капризы. Что дома было! Таю ругали сильно-сильно, самое обидное – непонятно, за что! Тая молчала, только слезинки текли по щекам. Как же так, неужели мама в детстве любила молочный суп и пенки?! А вдруг… мама никогда не была маленькой?! Вот ужас-то!
Таю наказали. Целый месяц нельзя смотреть мультики! От такой несправедливости слезы бежали по щекам только сильнее, а нос распух и стал похож на помидор. Тая пошла к Антошке жаловаться, он гулькал в ответ, жалел, наверное.
– Никто меня не любит, Антошка, – сказала Тая. – Уйду я из дома. Маме я не нужна, папе не нужна, а ты еще маленький. Вот когда вырастешь, я за вернусь и спасу тебя от детского сада!
Обула девочка желтые туфельки, надела желтый сарафанчик, взяла с собой любимого плюшевого мишку и пошла посидеть на свою скамейку. А там… Дорога, уходящая далеко-далеко, приблизилась к краю земли настолько, что до нее можно допрыгнуть. Тая и допрыгнула. Страшно было, вдруг не удержится она на дороге из звездной пыли. Но Тая легонькая, вся из улыбок и добрых мыслей, и дорога выдержала! Шаг, другой шаг, и девочка вприпрыжку бежит среди звезд и туманностей и машет им рукой, а они светятся и подмигивают, как огонечки гирлянды на елке. Весело стало Тае: впереди приключения, в руке мишка, что еще надо?
– Мишка, вот бы нам планеты другие увидеть, да? Интересно, кто на них живет?
Тая разговаривала с плюшевым другом, а услышала ее дорога и повернула так, что Тая оказалась у самого края незнакомой планеты. А на ней вечер, мохнатые сугробы, елочки и мишка в сугробе белый сидит, только глаза и нос поблескивают.
– Привет, – помахала рукой медвежонку Тая.
– Привет, – удивился мишка. – А ты кто?
– Я Тая, а тебя как зовут?
– Малыш я. А ты как тут оказалась?
– Я по дороге пришла, вооон оттуда, с планеты Земля. Я из дома ушла, меня там молочный суп с пенками есть заставляют.
– Фу, не люблю пенки, от них живот ворчит. А что ты теперь будешь делать?
– Я… – задумалась девочка.
И тут ей пришла в голову чудесная мысль!
– Я серебряного кита найду, которого не слышит никто, и помогу ему домой вернуться!
– Ух, ты! – восхитился Малыш. – Здорово!
– А ты что тут делаешь, Малыш?
– Я смотрю, – сказал Малыш и сильно покраснел.
– Куда смотришь? – не поняла Тая.
– Не куда, а на кого!
– На кого?
– На нее, – и медвежонок махнул лапкой в небо. – Смотрю на нее и думаю о ней с нежностью, сегодня и всегда. Она самый прекрасный медведь во всей Вселенной!
Сначала Тая не поняла, что видит Малыш в темном вечернем небе, но потом…
– Это же созвездие Малой медведицы!
– Да! Я верю, что однажды она спуститься ко мне с неба, и мы сможем вместе играть и кататься с ледяных горок! Я ее очень жду! Как думаешь, она смотрит на меня?
– Конечно смотрит! И я точно знаю, когда кого-то сильно ждешь, он обязательно приходит!
– Это хорошо, – улыбнулся медвежонок.
– До свидания, Малыш! Мне пора искать моего кита! Не знаешь, в какую мне сторону?
– Я не знаю, а вот сурок Филипп наверняка знает, загляни к нему на планету, его нора как раз на краю, он поможет! Планета Филиппа будет справа от туманности, похожей на ракушку.
Планета сурка по имени Филипп оказалась удивительной. Издалека она походила по форме на большую грушу. А вместо черенка у этой груши было огромное дерево с корявыми узловатыми ветками, на которых вместо листьев росли печенюшки и прянички, а еще кружечки с цветочками и пузатые заварные чайнички. А под деревом сидел за круглым столом сурок и пил чай.
– Здравствуйте, вы Филипп? – подошла к нему Тая.
– Филипп, а что? – спросил сурок и сладко зевнул.
– Меня зовут Таисия. Мне сказали, что вы знаете, где живет одинокий серебряный кит. Подскажете, в какую мне сторону?
– Подскажу, но сначала ты попьешь со мной чай с печенюшками и расскажешь что-нибудь, а то скучно у меня здесь, даже поговорить не с кем. Тебе какую кружку сорвать с розочками или с ромашками?
– С ромашками. И пряничек с белой глазурью, пожалуйста!
– Ну, Таисия, спроси у меня что-нибудь! Я все на свете знаю!
– Ух, ты! Ура! Скажите, откуда берется ветер? А зайку на Луне, как зовут? А у солнышка какого цвета подушка? Почему конфеты всегда кончаются быстро?
–Тааак. Ветер появляется от того, что на всех планетах цветут одуванчики. Они рано или поздно покрываются пушинками, а небо любит сдувать эти пушинки, оно надувает щеки и делает так: «Фуууух!». И появляется ветер. Лунного зайку зовут Артемий. Он печет потрясающие пироги с вишнями и угощает ими своих друзей. У солнышка подушка белого цвета, потому что это облако. А конфеты всегда кончаются быстро потому, что ты их быстро ешь.
– Вот это да! Дядечка Филипп, а можно я к вам буду в гости приходить и вопросы задавать?
– Ну, конечно! Конечно, приходи! Буду очень-очень рад! Вот держи печеньку, она со сгущенкой.
– Ой, а еще одно? Скажите вы спите или сурчите?
– Сплю естественно!
– Жаль, мне казалось, что сурки должны сурчить.
– Нееет, это слово мне не нравится, я букву «р» не выговариваю.
– Тогда ладно. А про кита мне расскажете?
– Я слышал, твой кит живет где-то на самом краю Вселенной. Иди по дороге из звездной пыли, она всегда приводит тех, кто ищет к тем, кого ищут.
– Спасибо, дяденька Филипп! Я пойду. Чай у вас замечательный!
– Пожалуйста, заходи ко мне почаще, Таисия!
– Обязательно! Спокойной ночи, дяденька Филипп!
– До свидания, Тая!
Дорога была прозрачная и извилистая. Шагать по ней легко, она как будто пружинила под ногами. И привела дорога Таю к окраине новой планеты. А там жираф в синем шарфике ссорился с маленьким рыжим котом.
– Это ты во всем виноват! – ворчал кот. – Не уроню, не уроню! Надо было меня между рожек сажать и фонарь мне в лапы давать, а не самому его удерживать! Ты же снова простыл и чихаешь, вот фонарь и не удержался! Такой большой и такой глупый!
– Мотя, я не глупый, я болею…
– Ты всегда болеешь, у тебя горло не проходит, еле-еле уговорил шарф носить, а под носом уже сосулька! Когда ты начнешь молоко с медом и маслом пить? Когда я тебя спрашиваю?!
– Но я его не люблю! Оно же теплое и с маслом. Невкусно.
– Гришка, оно и не должно быть вкусным! Оно должно тебя вылечить! Говорю же, такой большой и такой глупый!
– Эй, вы зачем ссоритесь? – окликнула их Тая.
– Ой, – удивились жираф и кот. – Ты откуда здесь?
– Я мимо шла, услышала, что вы ссоритесь, и подошла помирить. Я Тая.
– Мы, Тая, не ссоримся, – вздохнул жираф. – Меня Гриша зовут, я Маяк Вселенной, а он, – Гриша кивнул на кота, – Матвей, я зову его Мотя, Смотритель Маяка.
– Как это ты маяк? У маяков должен быть фонарь! Свет фонаря на маяке указывает путникам дорогу во тьме… А у вас нет фонаря… – растерялась Тая.
– Именно, – вздохнул Матвей. – Гришка опять простыл. То есть он всегда простывает, а лечиться не хочет. У нас планета, куда прилетают зимовать ветры, на тот период, пока одуванчики в их краях не цветут, поэтому из-за ветров здесь постоянный сквозняк, а Гришка постоянно болеет. Так вот, был фонарь, Гриша обычно его между рожек на голове держит, жираф высокий, и свет фонаря видно далеко-далеко, а тут простуда с насморком, Гришка чихнул сильно, фонарь выскользнул, упал и разбился, а завтра вечером к нам ветры Южных морей должны прилететь, как они теперь нас найдут? А еще Гришка болеет, а я волнуюсь за него. И фонарь разбился, что делать, прямо не знаю. И это уже не первый раз!
– И я не знаю, – сказал Гриша и громко чихнул.
– А я знаю, как вам помочь! – улыбнулась Тая. – Это просто! Варенье у вас есть в стеклянной банке?
– Есть, – кивнул Мотя. – Малиновое!
– Малиновое как раз подойдет! Сделаем Грише чай с вареньем! Это хорошо при простуде помогает, мне бабушка говорила, что малиновое варенье лечит насморк, горло и плохое настроение, а бабушки никогда не ошибаются! Все, что останется, перельете куда-нибудь, банку помоете, а потом ты Матвейка будешь ее нести, а Гришка соберет в банку звезды, он высокий, дотянется. Наберете полную банку, и получится фонарь, ведь звезды сияют ярче всего на свете!
– И, правда! – обрадовались Мотя с Гришкой. – Как здорово ты придумала!
– Тая, а Гриша точно выздоровеет от чая с малиной? – спросил Матвей. – Он мой самый лучший на свете друг, не хочу, чтобы он болел.
– Поправится,вот увидишь! Но важно, чтобы чай ему именно ты заварил. Забота лучшего друга – помогает больше любого варенья!
– Спасиб, Тая, ты нас так выручила! Пойдешь с нами звезды собирать?
– Нет, мне пора идти дальше, я ищу одинокого серебряного кита. Посветите мне на обратном пути?
– Непременно, – пообещал Гришка и снова громко чихнул.
– Пока, Мотя, не грусти! Пока, Гриша, выздоравливай поскорее!
Долго-долго шла Тая, крепко сжимая в руке плюшевую лапку любимого медвежонка. Все дальше и дальше уводила ее дорога. Девочка искала своего кита повсюду, но нигде его не было. Все темнее и печальнее становилось вокруг. И когда печаль в девочке превысила допустимый уровень нетерпимости, Тая тихонько начала напевать песенку Странствий. Ее Тае пел дядя Данил, мамин брат, самый добрый и смелый человек на свете! Он штурман на кораблях дальнего плаванья, и говорил Тае, что когда в пути становится грустно, надо петь эту песенку, мир сразу же немного добреет.
Тая и запела:
я иду. неуютна дорога,
неужели прошу так много?
чтоб варенье в банке, чудеса с изнанки
и ромашки в июле цвели.
чтобы солнце близко, облака так низко
и лениво-лениво у самой земли.
чтобы рядом кто-то самый-самый нежный
повторял мне часто: я тебя люблю.
и тогда нестрашно знать, что неизбежно
приведет дорога прямо к февралю.
ведь варенье в банке, чудеса с изнанки
и ромашки прямо под окном цветут.
и часы на кухне, тихо, безмятежно
в доме, где мне рады, каждый миг идут.
И вдруг где-то совсем близко Тая услышала, как поет ей в ответ серебряный кит. Громко, громче, чем поют серебряные киты обычно. Тая поняла, что кит сам ее нашел. Он услышал Таино пение и приплыл на голос.
Кит оказался огромный, больше, чем дом или даже пять домов. Его серебристая кожа слабо светилась и была прозрачной, а внутри Тая увидела на месте, где должно быть сердце, золотистую рыбку с ажурным хвостом. Рыбка смотрела на девочку внимательно и настороженно, одно неверное движение – махнет хвостиком и исчезнет. Тая осторожно протянула руку, а кит доверчиво, наклонил к ней свою голову. На ощупь его кожа была нежной, как щека Антошки.
– Здравствуй, Кит! Вот я тебя и нашла. Давай, я отведу тебя к твоей семье. Если ты меня слышишь и понимаешь, кивни?
Кит кивнул.
– Кит, а у тебя есть имя?
Кит помотал головой.
– Тогда я буду тебя называть Тим, можно?
Кит кивнул, и Тае показалось, что улыбнулся, наверное, ему понравилось имя.
– Пойдем?
В ответ кит по имени Тим аккуратно развернулся и подставил Тае плавник, приглашая забраться к нему на спину. Со спины Тая увидела все планеты, мимо которых она шла, дорогу, туманность в форме ракушки и… И серебряных китов! Киты медленно шевелили огромными хвостами и тихо пели!
– Тим, смотри, там твоя семья! Плыви направо! Быстрее!
И они поплыли так быстро, что у Таи дыхание перехватывало!
– Киты, киты! – звала девочка. – Смотрите! Тут ваш брат! Он так долго был один, подождите!
Серебряные киты замерли и повернулись на звук Таиного голоса. Но когда Тим и Тая подплыли совсем близко, и киты рассмотрели Тима, они замотали головами, зашумели грозно и стали отталкивать носами Тима от себя. Киты его не приняли! Они развернулись и поплыли прочь! Ни один не остался.
Тим растерянно замер, а потом… Потом из его глаз медленно потекли огромные серебристые слезы. Слезы, сорвавшись с ресниц Тима, повисали в воздухе и резко взмывали вверх, высоко в небе замирали на мгновенье и начинали сиять. Сначала слабо, а потом все ярче и ярче! Так Тая узнала, что такое на самом деле звезды – это слезы серебряных китов!
– Тим, не плачь! Не плачь, мой маленький! Я тебя больше никогда не оставлю. Плывем ко мне домой. Я по маме соскучилась, она хоть и сердится иногда, но она моя самая любимая мама на свете, она тебя тоже полюбит. Обязательно! Хочешь быть моим лучшим другом?
Тим кивнул.
– А ты печенье и пряники любишь?
Тим снова кивнул.
– Вот и славно, буду тебя ими кормить!
И они поплыли обратно. Мимо Моти с выздоровевшим Гришкой, у которого между рожками сияла банка со звездами, мимо норки сурка Филиппа, мимо Малыша, катающегося с горки наперегонки с Малой медведицей. Все махали Тае и смеялись от радости, кроме Филиппа, который сурчил, то есть спал.
А на самом краю земли все еще стояла старая скамейка без спинки с облупившейся краской. А на скамейке сидела Таина мама и плакала.
– Мама, мама! – закричала Тая.
Девочка быстро скатилась по спине Тима на землю.
– Тим, подожди чуть-чуть, ладно? – попросила Тая.
– Я вернулась, мамочка! Я так по тебе соскучилась! Прости меня, пожалуйста, я больше никогда тебя не брошу!
– Девочка моя! Самая любимая моя девочка! Как же я испугалась, что ты не вернешься!
Мама обняла Таю крепко-крепко.
– Мама, как ты меня нашла?
– Я тоже, когда была маленькая, приходила сюда и смотрела на звезды! И не любила суп с пенками, и убегала из дома, и гуляла по дороге из звездной пыли. Но я выросла и больше не состою из одних улыбок и доброты, поэтому дорога меня не удержит.
– А со мной так тоже будет?
– Никогда, ты же у меня самая милая девочка на свете, ты всегда будешь легонькой, как перышко. Тая, я обещаю, никогда больше не сердиться на тебя по пустякам! Ты мне веришь?
– Верю, мамочка! А я обещаю не капризничать часто и не убегать без предупреждения. А еще… Можно мне завести рыбку?
– Ну, конечно, можно! Хоть целый аквариум!
– Любую, какую я захочу?
– Любую, какую захочешь!
– Даешь слово?
– Даю слово.
– Тогда я хочу его!
Тая взяла маму за руку и подвела к краю земли, из-за которого осторожно выглядывал серебряный кит.
– Мама, это мой кит по имени Тим. Я буду его сама кормить и ухаживать за ним! У него нет семьи, давай мы его усыновим, пожалуйста!
– Хорошо, – растерянно согласилась мама. – Давай усыновим. Но где он будет жить? И чем его кормят?
– Жить он будет на площадке за домом, а кормить его можно печеньем и пряниками!
– Где же взять столько сладостей?!
– Я знаю, где! Мама, поплыли домой, я по папе с Антошкой соскучилась! Тим нас довезет!
Тая и мама поплыли домой к Антошке и папе на спине у кита Тима. Тая сразу уснула, прижавшись к родному маминому боку, а мама ласково гладила Тима по спине и улыбалась.
Сказка 2. Звёзды для маяка
На пересечении дорог, по которым странствуют ветры во Вселенной, есть планета, на первый взгляд ничем не примечательная, маленькая, покрытая мягкой зеленой травой и мелкими желтыми цветами. На планете много лет стоит башня из красного кирпича с белой крышей и винтовой лестницей от самой земли до флюгера. В башне живет жираф Гришка. Его пятнистая шерсть, аккуратные рожки и смешной фиолетовый язык видел каждый ветер, пролетающий мимо, потому что Гришка не обычный жираф – он маяк, да-да, самый настоящий маяк Вселенной. У него самая длинная шея на свете, и он очень высокий. Вечером, когда небо становится глубокого синего цвета, и на Млечный путь выходит размять лапы Большая Медведица, Гришка берет большущий фонарь, внутри которого живут сияющие звезды, поднимается на крышу своего дома и садится на самый край, свесив лапы. Он ставит фонарь между рожек и освещает все Дороги в Пространстве, указывая путь тем, кто мог заблудиться в темноте.
Быть маяком непросто. Все знают и любят тебя, но редко кто останавливается поболтать, а уж тем более заходит на чай. А чай Гришка, надо сказать, любит сильно. Особенно с мармеладками в шоколаде или со сгущенкой. Каждое утро жираф насыпает в заварной чайничек душистые чайные листья, заливает кипятком, ждет немного, глядя, как поднимается из-за края планеты сонное улыбчивое солнце, и с удовольствием подолгу пьет густой коричневый чай.
Еще Гришка любит слушать сказки, записанные на пластинки, особенно долгими ночами, когда сильно хочется спать или становится невыносимо одиноко и печально – сказки спасают, заставляя представлять другие миры, где все герои в конце концов становятся счастливыми. И Гришка в глубине души начинает верить, что однажды придет самый Лучший Друг в целом мире и останется жить вместе с ним. Они вместе будут есть сгущенку, смотреть, как гоняется Малая Медведица за Гончими Псами и рассказывать друг другу удивительные истории.
И вот в одно пасмурное ветреное утро в конце сентября на крыльце дома Гришка обнаружил кота. Кот сидел и жевал Гришкины запасы овсяного печенья, причем делал он это весьма своеобразно. Кот обгрызал каждую печеньку по краю, там, где она была особенно хрустящей и вкусной, а остальное убирал обратно в пакет.
– Привет, – сказал кот Гришке. – Хочешь печеньку?
Гришка жутко рассердился. Но он был вежливый жираф, поэтому не подал вида.
– Вообще-то это МОЁ печенье, но если оно тебе нравится, угощайся на здоровье!
– Да? Спасибо. А что еще вкусного у тебя есть? – флегматично спросил кот. – Я сметану люблю. И сгущенку. Знаешь, я решил, что мне тут нравится. Я остаюсь у тебя жить. Как твое имя?
В конец растерявшийся жираф тихо ответил:
– Гриша. А твое?
– Я просто Кот.
И просто Кот остался жить на планете. Первым делом он навел в Гришкином доме благолепие: вымел весь мусор, оставшийся еще от Гришкиного дедушки, отмыл до блеска все сковородки, заставил все полочки в шкафу на кухне банками с малиновым вареньем на случай зимы и простуды. Потом Кот выселил из комода Гришкины инструменты, которыми Жираф подкручивал телескоп или велосипед, в зависимости от времени года, и заселил туда свои махровые носки, книжки и какие-то непонятные мелочи. Кот прикрутил к велосипеду корзинку, пристроил в нее мягкую подушку, заявив, что теперь они вместе с жирафом смогут ездить везде.
Кот оказался вредный, капризный и приставучий. Он любил щекотно чесать свои когти о нежное жирафье пузо и радостно при этом хихикать, съедать все самые вкусные части печенюшек, глазурь у пряников и орехи с изюмчиком в шоколадках, пить из одной кружки с Гришкой его чай и ходить за жирафом повсюду хвостом. Более того, Кот постоянно мерз и притыкался к теплому Гришкиному боку по ночам, когда Гришка держал на крыше фонарь. Гришка был в ужасе. Ему жутко хотелось, чтобы Кот куда-нибудь исчез вместе со всеми своими вещами и вареньем, которое жираф демонстративно отказывался есть. Кот печально вздыхал и долго обижался на это.
Кот настолько обжился в башне, что в один из дней начал называть себя Смотрителем маяка. Услышав это, Гришка попытался объяснить Коту, что ему нравилась его жизнь в одиночестве, и он совершенно не нуждается в Смотрителе. Тот плакал, демонстративно собирал вещи в чемоданчик и, гордо задрав хвост, медленно пошел к двери, оглядываясь и ожидая, что Гришке не станет стыдно, и тот не побежит его возвращать.
Так и жили. Кот спас от какой-то огромной птицы черную с белыми пятнышками ящерку и оставил себе, назвал ее Мишка и повсюду таскал за собой, говорил, что это их с Гришкой домашнее животное. Ящерка была беспокойной, юркой и веселой, и Гришка ее даже полюбил. По ночам Кот пел песни пролетавшим мимо Ветрам, они подхватывали и разносили мелодии по всем планетам. Кота стали всюду звать в гости, и Гришка тихо надеялся, что тот наконец куда-нибудь переедет, но Кот даже и не думал этого делать.
В конце октября солнечный свет стал хрупким и ломким, как лед на лужах. Изо рта шел пар, по ночам Кот надевал смешные мохнатые наушники, чтобы уши не мерзли, а Гришку заставлял повязывать теплый вязаный шарф, чтобы маяк Вселенной не простыл. Но Гришка шарф снимал, сердился, ворчал и конечно же заболел. Он страдальчески кашлял, сипел и громко чихал. Кот вздыхал и заваривал жирафу чай с малиновым вареньем, чай помогал, но ненадолго, и маяк Вселенной снова начинал чихать и страдать. А первого ноября Гришка разбил фонарь.
– АААААпчхи! – громко чихнул жираф.
И тончайшее стекло фонаря разлетелось на мелкие осколки, а капли-звезды брызнули в разные стороны и погасли, не долетев до пола.
– Ой, – испугался Кот. – Ты там не поранился? Я конечно не сильно переживаю, но всё-таки.
– ААААПЧхи! – чихнул Гришка вместо ответа.
– Ты сам во всем виноват! – ворчал кот. – Не уроню, не уроню! Надо было меня между рожек сажать и фонарь мне в лапы давать, а не самому его удерживать! Ты же снова простыл и чихаешь, вот фонарь и не удержался! Такой большой и такой глупый!
– Кот, я не глупый, я болею…
– Ты всегда болеешь, у тебя горло не проходит, еле-еле уговорил шарф носить, а под носом уже сосулька! Когда ты начнешь молоко с медом и маслом пить? Когда я тебя спрашиваю?!
– Но я его не люблю! Оно же теплое и с маслом. Невкусно.
– Гришка, оно и не должно быть вкусным! Оно должно тебя вылечить! Говорю же, такой большой и такой глупый!
– Я глупый?! Это я глупый?! Со мной все в порядке, чтобы ты там себе не придумал! А вот фонаря больше нет! НЕТ! Ты это понимаешь?
– Понимаю, – кивнул Кот. – Чего ты так раскричался? Подумаешь, фонарь! Новый сделаем!
– Просто фонарь?!!! Да ты хоть знаешь, из чего он?! В этом просто фонаре жили звёзды! И не просто звёзды, а те, что подарили мне Серебряные киты! Они так редко встречаются во Вселенной! Где мы их теперь будем теперь искать?! Где?! Я тебя спрашиваю!
– Не знаю, – почесал за ухом Кот. – Я что-нибудь придумаю! Не вопи так!
– Не вопи?!! Ты что не понимаешь, что произошло?! Фонаря больше нет! И какой я теперь маяк Вселенной?! У маяков должен быть фонарь! А у меня его нет! Нет! Все ветра, небесные парусники и сбившиеся с орбит планеты будут сталкивать между собой! Кто укажет им дорогу во тьме? Кто, я тебя спрашиваю?! А всё тыыы! Надень шарф, надень шарф! А я эти твои шарфы терпеть не могу! Понимаешь?! И не холодно мне! И не болею я вовсе! А чихаю от того, что у меня аллергия! На тебя! Да, аллергия! Самая настоящая!!!
– Как? – не поверил Кот. – Аллергия? На меня? Но… Мы же самые лучшие друзья с тобой в целом свете! У тебя не может быть аллергии на меня!
– Может! И никакие мы не друзья! Я уже устал от твоей бесконечной опеки! Гриша, поешь варенье, Гриша надень шапку! Я взрослый сознательный Маяк Вселенной… Ну, или был им, пока ты не появился! Не надо мне говорить, как себя вести! Я сам всё знаю и про себя, и про шапку, и про чай! И варенье твое глупое не люблю! И мне хорошо одному! ОДНОМУ! Я себя чувствую счастливым в одиночестве, когда по ночам можно слушать шепот ветров и разговоры звёзд, а не твое фальшивое пение! Я тебя не звал! Ты сам пришёл и начал наводить своё глупое благолепие! А я хочу жить, как раньше: в бардаке и сам по себе!
– Гриша… – прошептал внезапно поникший Кот. – Извини… Я же не понял, что тебе со мной так плохо, что уж лучше одному, чем, когда я рядом. А про варенье ты зря. Малиновое варенье лечит насморк, горло и плохое настроение. Мне это одна замечательная девочка рассказала.
И Кот медленно развернувшись, ушел в другую комнату.
Проснувшись на следующий день, Гришка обнаружил, что Кота нет. Вечером он долго ворочался с боку на бок, придумывая способ, как теперь освещать путь Ветрам Южных морей, которые вот-вот прилетят зимовать на соседнюю планету. И, так ничего не придумав, уснул. Глаза жираф открыл довольно поздно, его разбудило тусклое солнце, осторожно щекотавшее бархатный жирафий нос.
– ААААпчхи, – сказал Гришка и проснулся.
Встал, потянулся, полистал книги, посидел в кресле у окна, размышляя, отчего в доме такая тишина. Потом вышел из комнаты, и вот тут выяснилось, что Кот ушёл, оставив после себя идеальный порядок повсюду, даже осколки фонаря убрал, множество банок малинового варенья в шкафчиках на кухне и записку: «Ушёл искать звёзды для маяка. Мишка поживёт тут, она тебя любит. Кот.».
Поначалу Гришка обрадовался. Очень! Он снова стал свободен! Вся сгущенка вновь принадлежала только ему! И шоколад из печенюшек больше не исчезал. И чай стало можно заваривать, не ополаскивая заварник.
Гришка с Мишкой жили дружно. Разводили по углам пыль и паутину, слушали вдвоём звуки Вселенной, доносящиеся со всех Дорог Пространств, и молчали всю ночь, правда, довольно печально. Гришка теперь ставил между рожек большую банку со светлячками, он попросил их о помощи, пока что-нибудь не придумает. В то, что Кот вернётся со звёздами, жираф конечно же не верил.
А потом однажды наступил самый белый день в году. День, когда на Гришкину планету лёг снег. И в этот день Гришка совершенно отчётливо понял, что соскучился по Коту. По его смешным наушникам и несуразному пению, по тому, как Кот уговаривал его пить чай с малиной и как притыкался по ночам, сидя на краю башни, теплым боком к его Гришкиному боку. Для начала, чтобы не скучать слишком сильно, жираф съел все варенье. Не помогло. Затем начал надевать шарф. Добровольно. Тоже не помогло. И тогда в декабре в день, когда сумерки и печаль так тяжелы, что мешают дышать, Гришка повязал теплый шарф на шею, посадил ящерку в карман зимней курточки, закрыл на огромный замок свою башню и пошёл прочь. Искать Кота.
Первые несколько недель Кот просто шел по Дорогам Пространств наугад, потому что не знал точно, в какую ему сторону. Ему было так отчаянно грустно и одиноко, его маленькое кошачье сердце так ныло в груди, что он почти не разбирал, через какие планеты успел пройти. Знал только, что звёзд для фонаря на них он не встретил. Да и совсем никого не встретил. Промозглое дыхание осени разогнало обитателей по их домикам и норкам. Так что спросить у кого-нибудь дорогу не представлялось возможности.
Кот шагал и шагал, спал под кустами, закопавшись в листья, ел поздние ягоды и сладкие корешки, пил из ледяных ручьев, изредка пробегающих по своим делам мимо. Так и выживал.
Но однажды он вышел на Дорогу такую старую, что ее с трудом можно было рассмотреть среди опавших густых листьев и пожухлой травы. Эта Дорога привела его на новую планету, где в воздухе плавал горьковатый запах костров и первого снегопада. На планете сгущались хрупкие ноябрьские сумерки. В зеленовато-сером темнеющем небе острые веточки деревьев чертили сложные узоры, дрожа на осерчавшем ветру. Кот поёживался и часто оглядывался по сторонам. Несмотря на негостеприимный ноябрь он находила этот мир потрясающе интересным, и ему хотелось как можно больше всего увидеть, пока окончательно не стемнело. И поскольку Кот больше смотрел по сторонам, чем под ноги, он естественно обо что-то споткнулась и растянулся на земле, сильно поцарапав брюшко.
