– Филипп, зайчонок, иди завтракать!
– Ма, ну ещё минуточку…
– А кто мне собирался помогать?
Мама смеётся, отгибая край одеяла, под которым я прячусь и никак не хочу вылезать.
– И где же спрятался мой любимый мальчик? – ее ладонь безошибочно находит мою ногу и щекочет. Так, что я начинаю дёргаться в своем убежище и хохотать. – Вставай, зайчонок. Если поторопимся, то папа отвезёт нас.
– Правда?
– Правда.
– Ура!!!
Я вскакиваю с кровати и бегу умываться в ванную, а потом на кухню, где мама уже дожаривает гренки. Странное название, и ещё более странное то, что вырезанную из хлеба ёлочку нужно потереть чесноком.
– Чтобы вырасти таким же большим и сильным, как папа.
И я тру, хотя мне не очень нравится этот вкус. Ведь если я стану, как папа, то у меня тоже будет огромная черная машина и дядя Гуря с пистолетом. Он обещал научить стрелять, когда я подрасту. И ещё драться, как взрослые в фильмах. Так, чтобы меня никто не обижал. Особенно Федька.
– Чеснок. У тебя ведь есть чеснок? – спрашиваю я с надеждой.
– Да. Посмотри на полочке в холодильнике.
Чищу один зубчик и тру им обжаренный хлеб с каждой стороны, не обращая внимания на то, что обжигаю пальцы.
«Яичница-солнышко и гренки с чесноком… Мама, я вспомнил… вспомнил…»
Я мою за собой тарелку, как в детстве. Только теперь мне не нужно вставать на табуретку, чтобы дотянуться до крана. И никто не взъерошивает мои волосы. Тогда они были длиннее, за что Федька постоянно обзывал девчонкой, а я обижался.
– Спасибо… Я позвоню.
Теперь я точно знаю, что позвоню. Нужно только купить телефон и восстановить сим-карту – салфетка с номером должна лежать где-то в квартире. Или закажу детализацию звонков, если не найду.
– Диск. Ты забыл диск, – Рита смущается и протягивает мне коробочку.
– Не понравился?
– Понравился. Просто…
– Тогда оставь себе. Пока. И это… я был не прав.
Мне удается выдавить из себя хоть что-то отдаленно похожее на извинения. Признать, что все же накосячил, и тут же сбежать. Чтобы она не догадалась – я не умею извиняться. Просто не умею, не знаю, как это делается в ее мире. В моем все гораздо проще.
Выскочив на улицу, я запоминаю адрес и иду в сторону ближайшего магазина сотовой связи – купить телефон, восстановить сим-карту и заказать детализацию. Мне смешно от того, как реагирует на меня девушка-консультант. Видимо, в ее голове не укладывается, что с утра у ее отдела может топтаться небритое чудовище, а после открытия ввалиться, ткнуть пальцем в витрину на мобильник с ценой под сто тысяч и со спокойной рожей расплатиться.
Я жду, когда с облака сольются контакты и звоню Бутчу:
– Братка, а ты знал, что ангелы пахнут лавандой?
Он молчит, переваривая вопрос. Мне даже начинает казаться, что я вот-вот услышу, как у него закипит мозг, но в трубке раздается недовольное:
– Если ты набухался, то сперва проспись. И дай другим выспаться. Я вчера колол до пяти утра.
– Бутч, я трезвый.
– Что-то не верится.
– Помнишь мамины гренки, Бутч? – я поднимаю руку, чтобы остановить такси.
– Ёлочки… Конечно помню. Ты где?
– Не важно. Подожди пять сек, – я сажусь на заднее сиденье и спрашиваю у водителя, – До Новохолмовского сколько?
– Пятьсот.
– О'кей. Тормознешь у какого-нибудь цветочного по пути?
– Остановка – сотня сверху.
– Не вопрос. Поехали, – я снова подношу трубку к уху, – Бутч, я тут.
– Фил, ты там точно трезвый?
– Есть сомнения?
– Ангелы, лаванда, гренки… – он хмыкает и зевает, – К маме поехал?
– Да.
– Я скоро подтянусь. Бахну кофейку только.
– О'кей. Сорян, что разбудил.
– Да норм. Завтра отосплюсь.
Бутч отключился, а я вытащил из кармана распечатку детализации и быстро нашел номер Риты – абонент, отправивший последнее входящее эсэмэс. Забил цифры в телефон и откинулся на спинку сиденья.
– Привет, ма, – я осторожно опускаю розы на снег и трогаю уголок мраморной плиты. – Ты только не ругайся, я знаю, что дерьмово выгляжу. Решил поболеть немного, но больше не буду. Видишь, даже в куртке сегодня пришел. Без шарфа, но уже в куртке. Взрослею.
Сел на скамейку, достал из пачки сигарету, и, покрутив ее в пальцах, убрал обратно.
– Помнишь, я тебе рассказывал про Мистика и Клейстера? В общем, мы тут с ними вроде как музыкой занялись. Ну как музыкой… Я знаю, что тебе рэп не очень, но пацаны говорят, что у меня есть варианты. Вроде на радио что-то крутят уже. Может быть выстрелим и дальше. Концерты там, стадионы… Глупость, да? Или все же нет? Мам… Ты бы гордилась мной? Вот только честно. Наверное, да? – посмотрел на фотографию, поднялся и все же закурил, стряхивая пепел за оградку. – Ты только ничего не говори. Просто послушай. Я запутался, мама. Реально запутался. И с каждым днём всё становится только хуже. Как снежный ком. Иногда даже хочется свалить куда-нибудь подальше, но куда? Да и смысл? Я здесь-то никому не нужен… Может батя только спасибо скажет. Не буду ему мешаться с Ингеборгой…
Я усмехнулся, представляя себе картинку счастья у отца, когда моя физиономия исчезнет из его поля зрения и тем самым развяжет руки. Твори, что хочешь, папаня. Сыночка не вломится посреди ночи и не будет доводить психологиню до состояния нервного тика своим присутствием в вашей идеальной квартире. Как бы Ингеборга не пыталась найти точки преткновения, а по сути так оно выглядело, я изначально не шел на контакт и не пойду. Для меня рядом с отцом могла быть одна единственная женщина – мама. Остальные – мишура, – которые никогда не смогут даже на сотую часть стать ей. Ингеборга только и делала, что лезла в душу со своим псевдоинтересом. Даже защищать полезла, чтобы втереться в доверие. Идиотка. Батя может на такое и купится, но только не я. Мне не нужно объяснять, что так его психологиня зарабатывает плюсики и бонусы в виде брюликов. «Смотри, я ведь стараюсь.» Интересно, сколько он на нее уже спустил? А если посчитать всех его «кандидаток» на роль мачехи?
– Мама, что мне делать?
– Жить, братишка. Просто жить.
Бутч стоял за моей спиной, а я даже не услышал, как он подошёл. Облокотился на оградку и хмыкнул, посмотрев мне в глаза:
– Реально трезвый. Я уж подумал, что все. Допился до белочки.
– Не каждый же день.
– Умная мысль. Запомни, – он притоптал снег, кивнул на скамейку, – Посидим чуток?
– Давай.
– Где пропадал? – Бутч стряхнул снежную крошку с досок и опустился на край. – Бухал опять?
– Есть такое.
– Не надоело?
– Бутч, не лечи, ладно? Знал бы другой способ…
– А ты его искал? Или по пути наименьшего сопротивления?
– Бутч…
– Бате звонил?
Я помотал головой.
– Понятно, – он вздохнул и потом тихо рассмеялся.
– Что?
– Да так, – Бутч критично осмотрел меня с ног до головы и хмыкнул.
– Так что?
– Знаешь, братишка, видок у тебя ни хрена не подходит под описание новой звезды рэпа.
– Че?
– Ты вообще выпал из мира? Или радио не слушаешь?
– Да как-то не до этого было.
– Хочешь совет?
– Завязывать бухать?
– И это тоже, – усмехнулся Бутч. – А если серьезно, то соберись и весь свой негатив пусти в другое русло. Вроде как с текстами у тебя проблем нет, музло тоже качающее. Попробуй так выговориться, а не держать в себе. Полегчает.
– О-о-о… – протянул я, – Ингеборга-психологиня нарисовалась, версия два точка ноль.
– Дать бы тебе по зубам, да ты нихрена не поймешь.
– Я же дебил. Сам говорил.
Бутч коротко хохотнул и хлопнул меня по плечу:
– Пойдем, покажешь мне свою студию. Буду потом хвастаться клиентам, что у меня братишка звезда, – он поднялся, посмотрел на фотографию на плите и тихо добавил. – Мама бы тобой гордилась.
Мистик с Клейстером подскочили и ломанулись в разные стороны, когда я ввалился в студию с воплем:
– Всем лежать, ска! Работает ОМОН!
– Долбоящер… – выдохнул Макс, увидев, что вместо обещанного маски-шоу, в дверях стою я. Поднял с пола кружку, которую выронил, и стал стягивать толстовку с темным пятном. – Попил кофе называется. Мудила ты, Фил.
– Расслабься. Свои.
– Свои… – он нервно хохотнул, а потом громко заржал, – Сука, чуть не обделался! А этот… – Клейстера согнуло пополам, – Мистик, ты чё к окну рванул? Решил с четвертого этажа вниз сигануть? Десантник херов!
– Да пошел ты! – Мистика тоже накрыло. Просмеявшись, он плюхнулся обратно в кресло. – Фил, завязывай с такими шуточками.
– По поводу шуточек потом поговорим. Обязательно, – я многозначительно посмотрел на обоих, дёрнул подбородком в сторону двери и спокойно произнес, – Знакомьтесь. Бутч. Мой старший брат.
Парни переглянулись, но от вопросов воздержались. Поднялись, пожали руку Бутчу, а он обвел студию взглядом и похлопал меня по плечу:
– Солидно, братишка. Не как у меня, конечно, но уровень чувствуется. Обидно только, если такая техника будет пылиться в пустую.
– Не начинай, а.
– А давай с тобой забьемся на рукав?
– В плане?
– Если через месяц ты будешь в топе чарта, то я тебе забью второй рукав на халяву. И парням твоим сделаю. Типа, чтобы все на стиле.
– А если нет?
– Тогда ты на полгода завязываешь с бухлом.
– Бутч, это хрень какая-то.
– Да? У тебя все для этого есть, Фил. Студия, на радио уже крутишься. Считай осталось только чутка поднапрячься. Изи вин, братишка. Ну как? По рукам?
Я обернулся и посмотрел на Мистика и Клейстера. Что-то внутри шкрябануло, что подобное предложение слишком смахивает на бесплатный сыр в мышеловке, но Бутч вряд-ли станет делать такое западло. Макс кивнул сразу, а Мистика, как и меня, напрягло.
– Любой трек? Или абсолютно новый? – спросил он.
– Давай что-нибудь новенькое. Или с этим у вас проблемы?
– Да вроде нет. Просто уточняю, чтобы потом не было непоняток.
– О'кей, – Бутч потрогал пару регуляторов на пульте, а потом посмотрел мне в глаза. – Новый трек, в котором ты расскажешь, что у тебя творится тут, – его палец ткнулся в область моего сердца. – Тебе ведь есть, что сказать, братишка?
Я кивнул.
– Любое место, не ниже третьего, и с меня три рукава. По рукам?
Он протянул ладонь, а Мистик с Клейстером поднялись и встали рядом со мной.
– Макс, как думаешь? – спросил я.
– Фил, а почему нет? Твой брат дело говорит. Ты уже на радио. Не с нуля же.
– Мистик?
– Если ты начитаешь, то музыку я сделаю. Решать тебе, но думаю, что в тройку мы точно войдем.
– Фил, твое решение? – Бутч поднял ладонь чуть выше.
– Дело ведь не в рукаве? – спросил я.
– Дело в том, что тебе есть что сказать этому миру, братишка. Так скажи.
Я несколько секунд колебался, а потом сжал ладонь Бутча.
Всю дорогу до универа у меня не выходила из головы его улыбка. Грустная, щемящая сердце улыбка. Совсем не вяжущаяся с рвущейся наружу злостью, когда я зашла в комнату с джинсами. Такая нестыкующаяся с речитативом песен, в которых Фил объявил войну всему миру. Словно мне приоткрылся он настоящий. Живой, умеющий чувствовать что-то кроме слепой ненависти, топорщащей во все стороны свои иголки. У волка из страшного леса было сердце. И оно болело. Так сильно, что боль сперва ослепила его, а потом заставила видеть во всех окружающих врагов. И я каким-то чудом умудрилась пробиться сквозь все эти колючки, которыми оно себя окружило, и выудить воспоминание, отозвавшееся улыбкой. И ещё увидела глаза. Чистые и голубые, как два кусочка весеннего неба после дождя. Не затянутые пеплом, а по-детски наивные глаза мальчишки. И я так же, по-детски, поверила в то, что он позвонит. Может не сегодня или завтра, но позвонит.
И, кажется, у меня на лбу было написано крупными буквами, что Маргарита Искаева сегодня самый счастливый человек на свете. Ромка даже не стал ничего спрашивать, увидев меня в фойе универа. Покачал головой и вместо вопросов обозвал мелкой дурындой. Просто ему было не понять, как хорошие девочки тянутся к плохим мальчикам. Особенно, когда они ими только кажутся.
– А где все? – спросила я, удивляясь тому, что братик курсировал у раздевалки в гордом одиночестве и рядом не было никого из нашей компании.
– Пашка с Ксю поперлись в библиотеку за методичкой, Сашку Изольда отправила на кафедру отксерить расписание лаб, а Лиса с Воронцовским уехала показания давать.
– А ты тогда чего здесь?
– А где мне еще быть, если ты непонятно где шарахаешься?
– Ой, вот только не надо, ладно? – я всучила ему в руки свою сумку и стала снимать куртку. – То, что ты старше, не означает, что я буду перед тобой отчитываться.
– Был бы нормальный, ни слова бы ни сказал. А так…
– Он нормальный, – мне уже стало ясно, что Ромка сейчас подсядет на тему нравоучений, и придется пререкаться до тех пор, пока ему это не надоест, или я не соглашусь с его точкой зрения.
– Ну да… Давно у нас нормальные ночью бухими по гостям шляться начали?
– Ром! Если бы ты не стал его лупасить с порога, мы бы просто поговорили, и я его отправила домой. А так – сам виноват. Надо рассчитывать свои силы.
– Я не куплюсь.
– А я и не собираюсь тебе льстить. Как будто не видел, в каком состоянии он пришел.
– Мне важнее в каком состоянии была ты, а не он! – Ромка забрал номерок у гардеробщицы и потопал за мной к зеркалу. – Если еще раз припрется, втащу так, что потом надолго дорогу забудет!
– Ромка, хватит! – я быстро поправила волосы и развернулась к брату. – Мне он нравится, тебе нет. Я это уже и так поняла. Давай каждый останется при своем мнении?
– Дурында. Навешает тебе лапши на уши, а ты потом опять будешь реветь.
– Не буду. А если и буду, то сама попрошу тебя ему втащить.
– Как будто я спрашивать буду.
– Вот и договорились. И еще. Фил сказал, что позвонит.
– Бесполезно… – Ромка махнул рукой и насупился. – Предки-то хоть твоего нормального не спалили?
– Не спалили. Он ушел минут через сорок после тебя.
– Хоть где-то мозгов хватило. Стой.
Ромка выковырял маленькую пушинку, запутавшуюся в воротнике моего свитера, показал ее и беззлобно выдохнул:
– Пойдем, курица.
Вообще, у меня самый лучший брат. И хотя с детства в мою сторону частенько летят эпитеты вроде дурынды, той же курицы или мелкой (хотя я и родилась всего на полчаса позже), меня это не обижает – Ромка всегда бурчит с позиции старшего, если его сестрёнка «косячит». Но в то же время я знаю, что он лучше всех понимает и чувствует все, что со мной происходит. Близнецы, одним словом. Сколько себя помню, Ромка всегда приходил, если я начинала хлюпать носом, сидя у себя в комнате. Вроде и не слышал ничего, а уже стоит в дверях с ворохом платков в руке:
– Эй, ты чего?
И чем старше мы становились, тем смешнее оказывались «последствия» близнецовости. Когда у меня начались месячные в первый раз, Ромку крутило едва ли не также, как меня. Словно все, что чувствовала я, дублировалось ему, а в ответ мне «прилетали» его ощущения и настроение. До сих пор не могу понять как это работает, но в семнадцать лет мы договорились, что всегда держим мобильный под рукой и эксперименты с алкоголем по одиночке не производим. Если перепьет кто-нибудь один, то потом мучаться обоим. И это ни разу не прикольно. Вот только причиной этой договоренности послужило совсем не похмелье или больная голова. Просто одна дурында решила, что она уже достаточно взрослая, и никто не узнает, что вместо ночёвки у подруги, на самом деле будет дача. И не Катька с параллельного, а первая любовь. Ромка тогда отчитал меня похлеще любого родителя. Больше всего за то, что выключила телефон. Болезненные ощущения, которые я постаралась притупить заранее выпитой бутылкой вина, «прилетели» домой и перепугали его не на шутку. И только когда Ромка сломал ногу, до меня дошло, как он тогда был прав. Если бы братик не отзвонился сам, то я бы точно свихнулась. Поэтому и не обижаюсь на его бубнеж.
Ромка топал по ступенькам, громче обычного.
– Хватит бычить.
– Я не бычу. Просто ты – дурында. И не видишь очевидных вещей.
– И каких же? – я догнала Ромку и пристроилась рядом с ним.
– Я лучше промолчу.
– Нет уж, скажи!
– О`кей, – он остановился и, развернувшись ко мне, негромко сказал, – Рит, он тебе не позвонил тогда, понимаешь?
– И что?
– А то, что не позвонит и в этот раз. Только без обид, ладно? Включи голову и посмотри на все это с другой стороны. На кой черт он тебе сдался?
– Ты просто его не знаешь!
– Дурында! Как будто ты его знаешь, – Ромка помотал головой. – Сперва Воронцовским себе голову заморочила, теперь этим… Ритусь, я же за тебя переживаю…
– Он позвонит! – отчеканила я и рванула вверх по лестнице. Не останавливаясь, влетела в туалет и заскрипела зубами от злости. – Вот увидишь, позвонит.
До конца пар я демонстративно не разговаривала с Ромкой. Даже специально садилась на самый дальний ряд, чтобы до него дошло, что я обиделась. И обиделась очень сильно. Ничего не стала объяснять Ксюхе и Сашке, когда они в перерыве попытались выяснить причину нашего такого странного поведения. Не сказала и Алисе, вернувшейся почти под самое окончание четвертой пары. Ромка меня выбесил своей непрошибаемой уверенностью, только и я в ответ уперлась рогом. Уж что-что, а срались мы ничуть не реже обыкновенных людей. Тем более он не видел то, что видела я. И стоило вечером на экране телефона высветиться надписи «Фил», радость от того, что он позвонил, и злорадство, что Ромка оказался не прав, тут же заиграли счастливой улыбкой на моих губах. Схватив мобильник со стола, я выскочила из своей комнаты, влетела в Ромкину и ткнула пальцем в имя абонента:
– И что я говорила? Не позвонил ведь, да?
– Дурында… – брат лишь на мгновение оторвался от монитора и снова стал что-то гуглить. – Это ничего не значит.
– А вот и значит! – я развернулась на пятках и полетела обратно, нажимая кнопку ответа. Захлопнула дверь, одновременно говоря, – Привет.
– Привет. Чем занимаешься?
– Да так. Ничем особенным.
– Если хочешь, приезжай в «Feelings». Я как раз собирался пойти вниз и поставить греться воду.
– Какую воду? – запнулась я.
– В которой ты будешь отогревать ноги, – засмеялся Фил.
– Я надену зимние сапоги.
– Тогда чайник поставлю. Набери, как к клубу подъедешь. Я тебя встречу.
– Хорошо.
Он сбросил вызов, а я две минуты стояла и глупо хлопала ресницами, переваривая услышанное. Посмотрела на часы, на шкаф, на свое отражение в зеркале… и рванула в ванную.
Ромка молча наблюдал за тем, как я скакала на одной ноге, натягивая сапог. Привалился плечом к косяку, словно решил поиздеваться. Еще и пробурчал напоследок:
– Если завтра с утра у меня будет болеть башка…
– Сама разберусь как-нибудь!
– Ритуся, а ты куда? – выглянула из комнаты мама.
– В клуб полетела, – хмыкнул Ромка.
– Только давай не долго. И домой на такси! Вова, у тебя наличка есть?
– В кошельке посмотри. Рублей пятьсот было вроде… Ну! Ну! НУ!!! – папа подскочил с дивана и зло зашипел в сторону телевизора, – Да куда ты бьешь? Пас надо было отдавать!!! Понапокупают кривоногих!
Я сунула деньги в сумочку, чмокнула маму в щеку и полетела на улицу, улыбаясь от уха до уха.
У входа в клуб, несмотря на будний день, было слишком многолюдно. Народ толпился у дверей, перед которыми стояло трое охранников, а они особо не торопились кого-то пропускать внутрь. Можно даже сказать, что специально проверяли документы слишком придирчиво и дотошно. Ещё и на парковке не оказалось ни одного свободного места, и таксист высадил меня, остановившись буквально на мгновение – за машиной уже выстроилась вереница из автомобилей. Прямо какой-то нездоровый ажиотаж. Я прошлась по тротуару, огляделась, не зная стоит ли мне идти в конец очереди или лучше постоять в стороне, и позвонила Филу, отойдя на пару метров от недовольно гудящих людей.
– Приехала? Сейчас выйду.
Сбросил вызов, даже не услышав ответа, а через полминуты выскочил на крыльцо. И вот тут до меня дошло, что если бы я попыталась встать поближе, то меня просто смяли в лепешку – толпа, словно один живой организм, спрессовалась на пятачке перед охранниками и заорала: «Это он! Фил! Фил!» А он махнул рукой, что вызвало новый всплеск ора, и стал крутить головой, высматривая меня. Увидел, сказал что-то одному из охранников и они стали оттеснять толпу.
– Рита, давай быстрее!
Фил буквально втянул меня за руку в небольшой просвет и чуть ли не силой втолкнул в клуб.
– Пиздец какой-то! – он захлопнул дверь, посмотрел на меня и процедил, – Теперь точно пришибу Клейстера.
– За что?
– Да этот долбаный гений выложил в интернет несколько треков, а на обложке – вывеска клуба стоит. Придурок. Хотя бы координаты из свойств фотки потер перед тем, как заливать.
– Так это твои фанаты там? – спросила я.
– Видимо да, – Фил расправил плечи, вскинул голову и вальяжно произнес, – Детка, это лишь верхушка айсберга моей популярности!
Фыркнул и засмеялся без особой радости. Видимо, резко свалившееся внимание стало для него неприятным сюрпризом. Фил кивнул в сторону двери для персонала:
– Ладно, пойдем. Я вроде как обещал чай. Заодно покажу, как звёзды живут, – достал из заднего кармана рацию и щёлкнул кнопкой. – Стас, минут через пять можешь запускать.
– Принял, – прошелестело в ответ.
Фил пропустил меня вперёд и повел по коридорам куда-то в глубь здания, попутно заглянув в пару комнат или кабинетов, словно кого-то искал.
– Есть хочешь? – спросил он, остановившись у кухни.
– Да нет.
– А я бы чего-нибудь съел. Подожди секунду.
Фил без какого-либо смущения распахнул дверцы холодильника, вытащил две бутылки «Колы» и три пластиковых контейнера и никто из поваров даже ухом не повел. Если бы в ресторане, где работал мой отец, кто-то просто зашёл на кухню без бахил и халата, то этого товарища тут же бы выпнули пинками и не посмотрели на должность. Директор, проверяющий – фиолетово. В святая святых чистота соблюдалась с маниакильностью. А за поползновения по холодильнику ещё и руки бы оторвали. Но тут все было иначе. Фил вышел в коридор и свернул в небольшой закуток, в котором оказалась винтовая лестница.
– Была когда-нибудь в студии?
– Нет.
– Сейчас покажу.
Парень стал быстро подниматься и снова повел меня по коридору, изредка оборачиваясь. Толкнул очередную дверь плечом и расплылся в хищной улыбке:
– А кто это у нас тут прячется? Я его везде ищу значит, а он тут…
– Фил… Согласен, косяк мой. – парень, который отдал мне диск в прошлый раз, подскочил с дивана и медленно попятился к окну. Увидел меня и махнул рукой, – Привет.
– Привет, – ответила я.
– Держи, пиарщик херов! Выпнуть бы тебя сейчас на улицу… – Фил бросил одну бутылку Максу и отступил в сторону, – Заходи, Рит. Знакомься, это лучший пиарщик всех времён и народов.
– Мы вроде как знакомы уже. Максим мне диск дал, – напомнила я. – И ещё был Мстислав… Мистик вроде бы, да?
– Он самый, – Фил поставил контейнеры на невысокий столик, скинул с них крышки, но есть не стал. Его внимание привлек потёртый ноутбук со стикером: «Фил, послушай!» – Что-то новое?
– Ну да, – кивнул Макс. – Он всерьез на рукав настроился.
– И как?
– Один вообще топчик, а второй, какой-то грустный очень, но Мистик оба оставил. Сказал, чтобы ты сам выбрал.
– Я потом послушаю.
– О'кей. Я тогда пойду? Чё мешать-то, да?
Макс бочком добрался до дверей и подмигнул мне.
Der kostenlose Auszug ist beendet.