Buch lesen: «Охотники за душами»

Крис Брэдфорд

Schriftart:

Chris Bradford

SOUL 1: THE SOUL HUNTERS

First published 2021

The moral right of the author has been asserted.

0

Мезоамерика, Гватемала, год 2500-й до Р. Х.

– Во славу великого Ра-Ка, Повелителя Нижнего Мира, Огня земли! – возгласил Верховный жрец. – Во имя его приносим мы эту жертву!

Человеческое кровоточащее сердце, стиснутое в руке жреца, пульсировало, его последние содрогания словно бы отбивали ритм для вступивших в обряд церемониальных барабанов, загрохотавших с вершины каменной пирамиды. Огромный вулкан, вздымавшийся над храмом, внезапно зарокотал и исторг плевок лавы. Струи расплавленной магмы прочертили алые полосы по его бокам, словно человеческие вены, полные светящейся крови, и устремились вниз, в джунгли.

Когда Верховный жрец вознес вырванное сердце вверх, в сторону огненного пика, толпа, собравшаяся у подножия пирамиды, разразилась восторженными воплями. Вулкан ответил низким рокотом. Барабанный бой резко оборвался.

Жрец торжественно опустил сердце в деревянный сосуд и поставил его у ног огромной статуи – головы бога с кошачьими глазами и оскаленной пастью хищника. Сам Верховный жрец в церемониальной одежде из шкуры ягуара носил на голове убор, сделанный из звериного черепа. Острые черты его лица едва виднелись сквозь разверстую пасть костяной маски: острый, как навершие боевой секиры, нос, высокие, обтянутые кожей скулы, узкие глаза, черные и жесткие, как куски обсидиана. В мерцающем свете факелов жрец казался не менее страшным, чем боги, которым поклонялся народ Тлетл.

Жрец подошел к каменному алтарю, где до сих пор лежало, быстро остывая, тело жертвы: совсем молодого юноши, лет четырнадцати. В его остекленевших глазах еще стояли ужас и боль, которых он больше не испытывал. Коротким кивком жрец приказал своим помощникам заканчивать церемонию жертвоприношения.

Двое обнаженных по пояс мужчин, чьи торсы и руки, смазанные маслом, бугрились мускулами, сдвинули тяжелую плиту на вершине пирамиды, и в темнеющие небеса вырвался густой дым, воняющий серой. Четверо младших жрецов, чьи лица были скрыты масками ягуаров, подняли с алтаря безжизненное тело мальчика и поднесли его к разверзшейся дыре. Барабанщики внизу начали отбивать тяжкий ритм, под который толпа задвигалась в ритуальном танце, становившемся с каждым мигом все безумнее.

– Ра-Ка! – возопил Верховный жрец, вскидывая руки. – Тебе единому в жертву приносим мы сердце, тело и душу этого человека! Прими их в свое вечное пламя!

Новый вопль беснующейся толпы – и труп паренька полетел в озеро лавы, бушующей и шевелившейся внизу. Плоть и кости были пожраны огнем в одно мгновение. Верховный жрец торжествующе взмахнул окровавленными руками, барабанный ритм достиг апогея в своем неистовстве – и вмиг оборвался, когда…

Когда в безмолвии замерло все вокруг. А потом земля начала колебаться. Сперва почти незаметно подрагивать, а потом – содрогаться все сильнее и сильнее, и содрогания стремительно перерастали в сильнейшее землетрясение.

Зашумели, как от сильного ветра, кроны деревьев, заскрипели стволы…

Птицы, снимаясь с ветвей, в панике взлетали в воздух…

Крыши хижин начали проваливаться вовнутрь…

Каменные стены проседали во чрево земли…

На площади у подножия пирамиды земля с треском раскололась, как сухое русло реки, и струи дыма устремились из разлома на объятых ужасом богомольцев. Люди, только что ликовавшие, метались и вопили от ужаса при виде того, как сильно разгневался их бог. Один Верховный жрец оставался недвижим и возвышался над толпой бесстрашным и невозмутимым, как каменная статуя.

– Пришло время главной жертвы! – возгласил он, едва колебания земли слегка утихли. – Это чистейшее приношение умилостивит нашего огненного бога и дарует нам новую жизнь!

С улыбкой, похожей на обоюдоострый серп, жрец указал на юную девушку. Только-только созревшая, вчерашнее дитя, она была прекрасна – волнистые черные волосы, чистая кожа бронзового цвета, огромные глаза, блиставшие, как звезды. Четверо младших жрецов с длинными сплющенными черепами крепко удерживали ее, как она ни старалась вырваться из их железной хватки. Бьющуюся и кричащую девушку подтащили к алтарю и уложили на него. Барабаны продолжили отбивать свой чудовищный ритм, под который толпа начала взывать к богу согласно ритуалу:

– РА-КА! РА-КА! РА-КА!

Нагую спину девушки, возложенной на алтарь, холодил грубый камень. Чувствовала она и влагу – влагу свежепролитой крови предыдущей жертвы. Она уже даже кричать не могла от ужаса – силы полностью оставили ее, руки и ноги были плотно зафиксированы четырьмя мужчинами в масках.

Темные, пустые, бездушные глаза Верховного жреца сфокусировались на ней. Взгляд его пылал ненавистью и злобой, выжигая из ее сердца последние капельки надежды. С жестокой улыбкой он подошел, нависая над ней, и вынул нефритовый нож, украшенный богатой резьбой: на рукояти был вырезан ягуар-оборотень. Несколько мгновений назад девушка видела, как этот нож забрал жизнь ее друга. Ее удерживали за голову, заставляя в леденящем ужасе смотреть, как Верховный жрец вонзал оружие в тело жертвы, а потом вырывал из груди еще бьющееся теплое сердце.

А теперь ее собственное сердце билось так страшно, словно собиралось вырваться из груди. Бороться из последних сил, не сдаваться до смерти! В последней отчаянной попытке освободиться девушка забилась в руках палачей – но все было тщетно. Вся воля к жизни, все сопротивление словно бы вытекло из ее тела, когда Верховный жрец начал напевать ритуальную песню – на языке таком древнем, что слова его звучали как заклятие черной магии.

– Рура, ркумаа, раар ард рурд,
Кмурар рук рух ур дархракк,
Гхрарук урк кург роур араррурд…

В ушах пульсировал барабанный бой, пение толпы становилось все громче и безумнее:

– РА-КА! РА-КА! РА-КА!

Под действием заклинающей песни девушка впала в транс. Ей казалось, что душа отделяется от тела и скользит куда-то вверх, и она видела происходящее словно бы сверху – как жрец в маске ягуара медленно возносит над головой нефритовый клинок, еще мокрый от крови ее друга.

Нацелив конец ножа для удара, жрец устремил взгляд к горизонту, ожидая момента, когда угаснет последний луч заходящего солнца… угаснет навсегда.

1

Лондон, наши дни

По дороге в музей я замечаю, как группа парней, которые только что весело болтали, дружно умолкает и в молчании наблюдает, как я поднимаюсь по ступеням к главному входу. Я нажимаю кнопку звонка и жду. В ушах словно бы гремят далекие барабаны… Или же это просто пульсирует в голове мое собственное сердцебиение.

Я чувствую на себе взгляды этих ребят. Их молчаливое напряженное внимание меня тревожит, однако же я нарочно не оборачиваюсь, чтобы их не провоцировать. Наконец-то двери музея раскрываются передо мной, на темную улицу падает из помещения теплый свет. Я с облегчением показываю свое приглашение – и меня уважительно пропускают внутрь.

Тусовка стремных парней за спиной немедленно забыта. Я вешаю на крючок свой плащ и с нетерпением шагаю через шумный вестибюль, полный разодетыми в пух и прах гостями.

– Дженна! Наконец-то! – слышу я радостный голос Мэи. Подруга налетает на меня как ураган и сжимает в объятиях. И шепчет в самое ухо: – Ох, спасибо, что пришла! Этот вечер без тебя был бы такой ужасной скукотищей!

– Скукотищей? – я моргаю от изумления.

Я окидываю фойе быстрым взглядом – здесь столько всего потрясающе интересного! Резная ритуальная маска племени лулуа из Конго… Блистающий бронзовый греческий щит с лицом Медузы… Золотая статуэтка Будды… Пара самурайских мечей с костяными белыми рукоятями… Так много интересного! В помещении стоит гул тихих восторженных голосов, толпятся репортеры и фотографы, в углу диджей тихонько, чисто для фона и настроения, ставит эклектический микс из латиноамериканской, азиатской, африканской музыки, чтобы создать подходящую атмосферу.

– Но как это может быть скучно? В смысле – да это же потрясающе! – Я искренне обнимаю подругу в ответ. – Спасибо за приглашение, я просто в восторге.

Мэи закатывает глаза и хихикает:

– Неудивительно, что мои родители тебя так обожают! Если ты будешь продолжать в том же духе, как бы им не захотелось поменяться детьми с твоими!

Я удивленно щурюсь:

– Погоди, тебе правда совсем-совсем не интересно на этой выставке?

Мэи безразлично пожимает плечами:

– Слушай, в этом нашем доме годами копится куча всякого старья. Я его каждый день могу разглядывать, если захочется. И, честно, я не понимаю, почему люди носятся с подобной ерундой.

– Мэи, да твои родители – настоящие, не выдуманные Индиана Джонс и Лара Крофт! Они же весь мир объехали в поисках утраченных артефактов, а сегодня готовы показать людям свою частную коллекцию! Ничего удивительного, что все с этим, как ты выразилась, носятся.

– Ну, ты-то уж точно носишься как с писаной торбой, – усмехается Мэи. – Но знаешь, все это не кажется таким уж восхитительным, когда родителей никогда нет дома.

– Извини, – я примирительно сжимаю ее руку. – Я и забыла, как это все травмировало тебя и твоего брата.

– Ничего, мы выжили, – Мэи изображает веселую улыбку. – Мы с Ли отлично знаем, что для родителей мы вторые по важности после золотой лихорадки. Мы давно уже с этим смирились, и…

– О, Дженна! Как я рада тебя видеть, – слышится голос матери Мэи. Она уже шагает мне навстречу через вестибюль, одетая в элегантное бордовое платье, с бокалом шампанского в руке. – Замечательно, что ты смогла выбраться к нам.

При виде матери Мэи расправляет плечи. Хотя на древности ей и наплевать, во всех остальных отношениях она очень похожа на маму: такая же красивая, с черными блестящими волосами, прямыми, как дождь, золотисто-карими глазами, высокими скулами и безупречной фигурой.

– Что вы, миссис Харрингтон, я бы ни за какие сокровища не упустила такую возможность, – честно отзываюсь я, улыбаясь хозяйке дома.

– Лин, как ты думаешь, может быть, Дженна – наша дочь, утраченная во младенчестве? – шутит отец Мэи, вырастая рядом со мной как из-под земли. Глаза его весело блестят. Высокий широкоплечий мужчина с челюстью, как у боксера, одетый вместо смокинга в дорожный костюм цвета хаки, он выглядит воплощением английского исследователя, соскочившим прямиком с киноэкрана.

– Вот, я же говорила, – преувеличенно трагически шепчет Мэи, закатывая глаза. – Они бы меня на тебя променяли, глазом не моргнув!

– Baˇ obèi, ты всегда будешь нашим главным сокровищем, – примирительно говорит ей мама, расслышав ее слова. – Ладно, я думаю, Дженна сейчас просто сгорает от нетерпения посмотреть на наши последние находки, а мы ее забалтываем. Дорогая, устрой ей подробную большую экскурсию, хорошо? И да, скажи своему брату, что его друзьям не обязательно толпиться у входа, они могут заходить и чувствовать себя как дома.

Мэи отвечает матери вежливым кивком и ведет меня в первый зал, где выставлена потрясающая коллекция артефактов Среднего Востока. Пока Мэи пишет на телефоне сообщение брату, я рассматриваю первый экспонат: четырехтысячелетнюю персидскую вазу.

– Скажи-ка, ты просто старалась быть вежливой с моими родителями – или ты правда в восторге от всего этого? – спрашивает Мэи, оторвавшись от телефона.

– Еще бы не в восторге, – искренне отвечаю я, внимательно изучая сложный голубой орнамент по краю вазы. – Ты же знаешь, я всегда любила и люблю историю.

Мэи склоняет голову к плечу, критически рассматривая вазу, словно ищет, чем тут можно впечатлиться.

– Слушай, но она же такая скучная. Это все просто… просто прошлое.

– Я ощущаю историю иначе, – возражаю я, переходя к стеклянной витрине, где выставлена египетская каменная табличка.

– Мне не понять, – вздыхает Мэи. – Кстати, ты голодная?

Я на миг отрываюсь от строчек иероглифов, чтобы ответить:

– Да нет, не особо.

– Ну ладно, а вот мне нужно чем-то себя развлечь, – Мэи решительно заталкивает телефон в карман. – Тогда ты пока здесь позависай, а я пойду перехвачу что-нибудь вкусненькое – и для тебя тоже.

Мэи быстро удаляется в сторону шведского стола как раз в тот миг, когда из прихожей появляется компания друзей ее брата Ли. Они первым делом направляются к буфету – тарталетки явно интересуют их больше, чем выставка. Я снова возвращаюсь к изучению египетской таблички – и вдруг снова словно бы слышится далекий бой барабанов. Их ритм завораживает, почти что погружает в транс. Сперва я подумала, что это диджей поставил новую запись, но потом понимаю, что музыка исходит из противоположного конца коридора. Чрезвычайно заинтригованная, я разворачиваюсь в сторону звука, следую за ним – и он приводит меня в следующее помещение… в его дальний конец… И только там барабанный бой резко умолкает.

Вот же странно! Я оглядываюсь, силясь отыскать источник звука. Эта комната слабо освещена, подсвечены только стеклянные витрины с экспонатами. Вдалеке светится дверной проем в вестибюль, полный шумными оживленными гостями, а здесь совершенно пусто – это самое дальнее от входа помещение. Однако же оно наполнено совершенно удивительными сокровищами из Южной Америки. Я завороженно рассматриваю ближайший ко мне экспонат – глиняную фигурку беременной женщины. Рядом с ней на витрине – ацтекская ритуальная маска, инкрустированная бирюзой и перламутром, а третий экспонат – я невольно отшатываюсь от отвращения – высохшая мумифицированная человеческая голова. А потом я замечаю маленькую отдельную витрину, в которой выставлен единственный артефакт: нефритовый искривленный нож. Длины в нем дюймов шесть, и камень настолько прекрасен, что словно бы светится в полумраке.

По неизвестной причине я не могу оторвать от него глаз. Как же он красив… На рукояти – сложная резьба, изображающая… да, в самом деле – переплетенные фигуры ягуара и человека. Вопреки моей воле, пальцы мои тянутся к замку стеклянной витрины – и с огромным изумлением я обнаруживаю, что она не заперта. Откинув крышку, я снова слышу далекий бой барабанов – и думаю, что это, должно быть, шум из вестибюля, но нет, нет, тут совершенно другой ритм, причем прерывистый – словно музыка доносится сквозь сломанную колонку. За барабанным ритмом слышатся еще какие-то звуки – вроде бы девичий крик, потом снова барабаны, а на заднем фоне… Что это? Неужели раскаты грома?

Моя дрожащая рука сама собой тянется к ножу. Его кривое лезвие кажется язычком зеленого пламени. Комната вокруг подергивается туманом, словно бы отступает, барабанный бой в ушах все громче, ноздри тревожит какой-то резкий запах… Конечно же, горелые волосы… Пальцы зависают в паре миллиметров от рукояти, когда вдруг…

– На твоем месте я бы не трогал эту штуку.

Я резко разворачиваюсь, мир вокруг обретает прежнюю четкость. Звуки из вестибюля снова становятся отчетливыми. На пороге комнаты стоит высокий парень в сером худи и облегающих джинсах и сверлит меня внимательным взглядом.

С чувством крайней неловкости, словно меня поймали на воровстве, я отшатываюсь от витрины.

При виде моего виноватого лица парень усмехается:

– Да не парься. Я никому не скажу. – С этими словами он закрывает за собой дверь и подходит ближе. – Но правда же, лучше просто так не играться с ножами, особенно с древними и бесценными.

– Бесценными?

– Ну да, – кивает он. – Эта штуковина родом из Гватемалы. Церемониальный кинжал, ему приблизительно четыре тысячи лет.

Я изумленно смотрю на нож. Он так хорошо сохранился, скажи кто, что он изготовлен только вчера, – я бы не удивилась.

– А для каких он церемоний?

– Для человеческих жертвоприношений.

Глаза мои сами собой расширяются, по телу пробегает дрожь – как говорится, «гусь только что прошелся по моей могиле». Я подозрительно сощуриваюсь на парня:

– Ты меня разыгрываешь.

Тот только плечами пожимает:

– Хочешь – верь, хочешь – не верь. Но можешь заодно почитать табличку, – он указывает на информационную панель на стене над витриной. И подходит еще на шаг ближе: – Тебя как зовут?

– Дженна, – чуть слышно выговариваю я, глядя мимо него.

Пульс мой слегка убыстряется. Парень какой-то взъерошенный – черные волосы спадают на глаза (кстати, зеленовато-карие), общий вид у него такой, будто он только что встал с кровати. Но все равно он ужасно симпатичный – только вот бледный, будто мало бывает на солнце, зато мускулатура что надо, спортзалом он явно не пренебрегает.

Парень улыбается мне:

– Рад знакомству, Дженна, а я – Дэмиен. Давай, что ли, закроем эту витрину раньше, чем кто-нибудь заметит, что туда лазили без спросу, ага?

Он наклоняется, чтобы опустить стеклянную крышку, и мы на миг соприкасаемся. По всему моему телу пробегает электрический разряд. Воздух внезапно кажется горячим и пульсирует энергией. Пару секунд мы неотрывно смотрим друг на друга, не в силах овести взгляды.

Я отступаю на крохотный шажок, чувствуя огромную неловкость от этого внезапного мига близости.

– Я… я тебя знаю, – выдыхает он.

Я отбрасываю со лба непослушную прядь волос.

– Н-нет… я так не думаю, – выдыхаю я, запинаясь. Комната кажется слишком жаркой и тесной, нечем дышать.

Парень вдруг хватает меня за запястье и глубоко заглядывает в глаза. Зрачки его кажутся необыкновенно большими, болезненно расширенными. Как лужицы чернил. Что это – контактные линзы? Странно, что до этого момента я их не замечала…

Я пытаюсь вырвать свою руку, но он держит крепко. Голос его становится глубже, напоминает рычание зверя:

– Я искал тебя!

– Что? – выдыхаю я, начиная уже нешуточно бояться. К тому же он стискивает мое запястье все крепче и крепче. – Эй, отпусти! Мне больно!

Но Дэмиен не обращает внимания на мой выкрик и настойчиво тянет меня за собой к двери.

– ПУСТИ! – уже в голос кричу я, силясь вырвать руку из его хватки. В этот миг дверь распахивается – и на пороге предстает Мэи, нагруженная подносом с разными закусками из буфета.

– Смотри-ка, Дженна! – триумфально возвещает она. – Я набрала нам всяких вкусностей на двоих!

Однако же выражение моего лица немедленно настораживает ее. Да еще и хорошенькая позиция – меня тянет за руку какой-то незнакомый парень, я вроде как пытаюсь отбиться… Улыбка Мэи мигом угасает.

– Эй, подруга, у вас все в порядке?

– Конечно. – Дэмиен немедленно выпускает мое запястья. – Я просто хотел устроить Дженне небольшую экскурсию.

Мэи подозрительно щурится:

– Вообще-то это моя задача, и я выполню ее сама, спасибо большое!

– Как хотите, – пожав плечами, Дэмиен быстро проскальзывает мимо нас обеих и исчезает за дверью.

Я с облегчением выдыхаю. При этом руки у меня дрожат, а рот пересох, как после долгого бега.

Мэи тревожно вглядывается в меня:

– Дженна? Что с тобой?

– Со мной все нормально, – лгу я, избегая смотреть ей в глаза. А потом на подкашивающихся ногах почти бегом выскакиваю из комнаты и спешу в прихожую, срываю с вешалки свой плащ.

Мэи идет за мной по пятам, на лице ее застыло смешанное выражение тревоги и смущения.

– Дженна, ты куда? Ты что, уходишь?

– Извини, я просто… мне просто стало нехорошо, – выдавливаю я сквозь стиснутые зубы, пробираясь через толпу щебечущих гостей, – и наконец вырываюсь наружу, на улицу.

Я слышу, что Мэи зовет меня, что-то выкрикивает мне в спину, но не могу заставить себя остановиться или хотя бы ответить ей. Я стремительно шагаю, почти бегу к станции подземки и боюсь оглянуться. Потому что у окна, выходящего на улицу, стоит Дэмиен и смотрит мне вслед. Просто стоит и смотрит.

Я ускоряю шаг, старательно не оборачиваясь.

2

Почти бегом добравшись до метро, я, к огромному своему разочарованию, обнаруживаю, что станция закрыта из-за какой-то недавней аварии. Значки со стрелками направляют меня к автобусной остановке на другой стороне большого парка. Можно пройти сквозь парк, можно его обойти – но это будет слишком долго, да и, судя по расписанию автобуса, я как раз упущу ближайший. А так ужасно хочется скорее попасть домой! Собственно, это единственное, чего мне хочется. Оказаться в безопасности собственной комнаты.

Кисть руки до сих пор болит – он так крепко схватил, едва не вывернул запястье… Похоже, на коже уже наливается кольцо синяков. Что не так было с этим парнем? Как он внезапно… преобразился. Словно оборотень.

Да, оборотень – лучшее слово для описания. Только что был приятный молодой человек, дружелюбный, спокойный… Мгновение – и передо мной оказался дикий зверь. Да еще это не пойми что с нефритовым ножом – барабанный бой в ушах, отдаленные девичьи крики и ужасный запах паленых волос, накативший ниоткуда. У этого вообще есть рациональное объяснение?

Внезапно я испытываю неприятное ощущение, что за мной следят. Кожей чувствую чей-то взгляд. Я нервно оборачиваюсь, почти что ожидая увидеть за спиной того самого парня. Однако же по оживленной улице спешат обычные прохожие, из паба выходит шумная компания нетрезвых мужчин, мимо ресторанчика идет влюбленная парочка – рука в руке… Слышится громкий женский смех – и я замечаю группку празднично одетых девушек с серебристыми надувными шарами «С днем рожденья», качающимися у них над головами… Незнакомый офисный клерк внезапно машет мне рукой – но тут я понимаю, что он просто пытается остановить такси. На меня никто не обращает внимания, никто не…

И вдруг я замечаю слабо различимую фигуру в проеме темной арки. Невнятная, как тень – я даже не могу понять, мужчина это или женщина. Но даже не различая лица, я могу с уверенностью сказать: человек смотрит прямо на меня.

Сердце мое начинает биться быстрее. Неужели Дэмиен меня преследует?

По шоссе медленно проезжает фура, скрывая фигуру из моего поля зрения. Я делаю шаг в сторону, стараясь не упускать ее из вида, однако, когда грузовик наконец удаляется, тени в арочном проеме уже нет. Теперь я даже сомневаюсь – может, я просто перенервничала и мне показалось? Может, просто кто-то шел к себе домой через арку, а я напридумывала…

Распрямив плечи, чтобы прогнать невольную дрожь, я снова сверяюсь с расписанием. Если я упущу этот автобус, следующего придется ждать около часа. И хотя мне страшно не хочется в одиночку входить в темный парк, я разворачиваюсь ко входу и иду по стрелкам, ведущим к остановке от закрытого метро. Здесь намного тише, чем на улице, но мне от этого только тревожнее. Скорее на остановку, в автобус и домой!

Дорожка ведет через сумрачный вечерний парк наискосок, пересекая его по диагонали. Я перебегаю от одной лужицы желтого света под очередным фонарем к другой по озерам темноты. С каждым шагом ощущение слежки усиливается, моя паранойя становится неконтролируемой. С раннего детства я почему-то боюсь, когда на меня слишком внимательно смотрят, и этот страх до сих пор не прошел. Родители говорят, что настороженно относиться к чужим совершенно нормально, но со мной все не так просто. Слишком часто люди смотрят на меня… чересчур долго, словно пытаясь вспомнить, где они меня уже встречали. А иногда мне самой кажется, что я знаю кого-то вроде бы совершенно незнакомого. Это в самом деле узнавание, хотя встретиться нам было точно негде и никак невозможно. Просто какая-то странная и неприятная форма дежавю.

На самом деле дежавю у меня случается куда чаще, чем у прочих людей. Иногда оно такое сильное! Помню, как-то раз мы с родителями съездили в один из памятников Национального треста – загородный особняк семнадцатого века в Беркшире. Мне тогда было лет восемь. В процессе тура экскурсовод привел нас в роскошную гостиную, и тут мне внезапно приспичило сходить в туалет. Родители спросили гида, где здесь уборная, – гидом, к слову, была весьма снобская пожилая леди, которая поджала губы и сдержанно сообщила, что мне следовало сказать об этом раньше, потому что единственный общественный туалет расположен перед входом в особняк, а в помещении уборных нет. Но я знала, совершенно непонятно как – точно знала, что в углу этой залы за книжным шкафом туалет определенно есть. Экскурсоводша сощурилась на меня сквозь очки в перламутровой оправе и посоветовала не смешить публику. Но я твердо стояла на своем, устроила настоящий скандал. Явился старший куратор дома и с удивлением сообщил, что здесь действительно некогда располагалась хозяйская уборная, однако же при перестройке особняка ее давно уже – собственно, сто двадцать лет назад! – заложили кирпичом. Мои родители воззрились на меня, как на чудо какое-то, у них даже рты приоткрылись от удивления. Но у меня не было ответа, как я это узнала. Просто знала, и все.

Тем временем в кармане пискнул телефон. Я останавливаюсь, чтобы взглянуть, кто пишет. Сообщение от Мэи:

Дж, ты норм? Волнуюсь.
Из дома отпишись. Чмоки

Я уже собралась было ответить, что со мной все в порядке – но вдруг на грани зрения замечаю тень движения сбоку. Пульс убыстряется, я отчаянно вглядываюсь в темноту. Свет экрана смартфона бликует и мешает видеть, однако же я уверена, что различаю неподвижную фигуру, стоящую в центре парка. Она настолько абсолютно, совершенно неподвижна, что у меня на затылке приподнимаются короткие волоски. Я стараюсь выровнять дыхание, заставить себя успокоиться.

Затолкав телефон обратно в карман, я снова пускаюсь вперед по дорожке. Почему в парке так пусто? Куда подевались все люди? Почему никто не прогуливается перед сном? Редкий случай – сейчас бы я предпочла оказаться не в уединении, а в шумной толпе! Автобусная остановка на дальнем краю парка, за детской площадкой, светится маяком надежды. Я спешу к ней стремительным шагом, от фонаря к фонарю, и каждый островок света кажется кратковременным укрытием от предательской тьмы.

По левую руку от меня из темноты выскальзывает еще одна тень. На ходу я замечаю еще троих, подступающих с разных сторон.

Дженна, какая же ты дура, дура, просто идиотка! Сколько тебе родители твердили о технике безопасности? Сколько просили не рисковать? Какого черта ты выбрала короткий путь во тьме?

Остановка теперь кажется невероятно далекой. Наконец я теряю самообладание и бросаюсь бежать. Дыхание прерывается, кровь бьется в ушах. Вот я уже у площадки – и тут перед мной материализуется целая компания, все в толстовках с капюшонами, так что лиц не разглядеть. Они заступают мне путь, миг – и я одна в кольце незнакомцев.

– Куда это ты так торопишься? – спрашивает один из безликих.

– Д… домой, – выговариваю я дрожащим голосом.

– Нет, пожалуй что, сегодня тебе домой не так уж нужно.

Из последних сил борясь с паникой, я выдергиваю из кармана кошелек:

– Возьмите… Только не трогайте меня.

Я протягиваю кошелек темным фигурам. Отец многократно твердил мне, что, если меня попытаются ограбить, самое верное решение – просто отдать ворам, что они хотят. В конце концов, деньги всегда возместимы, а вот жизнь и здоровье – нет. Однако никто из нападающих не протягивает руки, чтобы забрать мои скромные пожитки. Они стоят неподвижно, руки в карманах, лица скрыты тенями.

Ладно. Из другого кармана я вытаскиваю телефон.

– Вот. Больше у меня нет ничего ценного, правда. Пожалуйста… просто возьмите это и не трогайте меня.

– Нам не нужны твои деньги. И твой телефон тоже, – произносит голос парня.

Мой желудок сжимается от сосущей боли ужаса.

– А что вам тогда нужно?

Парень делает шаг вперед, к фонарю, и я вижу его лицо. Его глаза со зрачками настолько расширенными, что они кажутся двумя черными дырами.

– Ты, Дженна, – произносит Дэмиен. – Нам нужна ты.