Buch lesen: «Глас бесптичья», Seite 14

Schriftart:

– Это я должен спросить у вас. Неужели, вам не сказали? Даже я, будучи в изгнании, знал, что Атерклефер сделал с моими исследованиями. Он создал оружие!

Конечно, боевые эовины слышали об этом впервые, ведь Тито фон Райэлл, глава «Клингенрайс», в качестве источника информации для поисков сбежавшего учёного предоставлял эовинам не полные письма, а лишь выписки из них, чтобы не допустить утечки стратегически важной информации. Именно потому солдаты, схватившие Раапхорста, ничего не знали ни о птицах, ни о планах Императора, Евгений же был осведомлён Броймом, до его ареста.

– Что это значит?

– Над нами летает смерть. И я могу позвать её… – голос черноволосого мужчины сталью зазвучал в пространстве.

Тотчас страшные создания перестали кружить в небе и устремились на зов. Они миновали Невелис и Леона, увернулись от поспешной атаки Эдера и, не замедляясь, ударились в Раапхорста. Мужчина от неожиданности вскрикнул, но в тот же миг успокоился. Вороны, будто домашние животные, тёрлись о его ноги, без тени гнева смотрели на него чёрными глазами-бусинами, и Евгений, несказанно удивившись, узнал в этих птицах свои подопытные экземпляры. После случившегося, искажение тетра-поля прекратилось, и вороны перестали кричать: они нашли своего создателя, своего отца.

– Все прочь! – Эдер махнул рукой, и солдаты «Клингенрайс» отошли от Евгения. Зрелище, открывшееся перед ними, поражало, вызывало самые разные эмоции, но сильнее всех был страх.

Один из воронов ударил клювом по фиксаторам, и металлические осколки упали на песок. Евгений потёр затёкшие запястья и, подняв руку, на которую тотчас сел его освободитель, скрипучим вкрадчивым голосом произнёс: «Благодарю».

«Он разговаривает с ними! Он… Невозможно!» – мелькнуло в сознании Леона, но сомневаться не приходилось, ведь помимо молодого воина, то же самое видели и его сослуживцы.

Стряхнув свободной рукой с правого плеча пыль, эовин задумчиво взглянул на солдат, осторожно погладил ещё одного ворона по чёрной голове и произнёс:

– Мне повезло, эти создания помнят меня, иначе нам всем пришлось бы тяжко. Впрочем, я могу говорить только за себя… Не думайте, что я желаю пойти с вами.

– Ты не посмеешь напустить на нас этих чудовищ! – с непоколебимой уверенностью, воскликнул Леон. – Тебе не победить!

Он инстинктивно заслонил собой Невелис и посмотрел на Евгения так, будто тот уже готовился атаковать. Лицо молодого воина выдавало смелость, его внутреннюю силу, его веру в собственную правоту, и эта неприкрытая отвага весьма позабавила бы Раапхорста при других обстоятельствах, но сейчас ему было не до смеха.

Услышав оскорбление в свой адрес, точнее почувствовав агрессию молодого эовина, чьи вибрации становились всё громче, вороны, злобно посмотрели на него, но остались подле Евгения. Черноволосый мужчина пожал плечами и, вытянув правую руку, сказал:

– Отчего же? Прошу, но не сильно.

Тотчас птица, только что сидевшая на запястье Евгения, взлетела и прежде чем эовины успели защититься, раскрыла клюв. Пространство пронзил страшный вой, чем-то похожий не электрическую сирену, и Леон, схватившись за голову, упал на землю. Тем временем, ужасающий звук стал затихать и в итоге, превратившись в шипящий гул, исчез. Эдер выпустил тетра-волну, но, не долетев до цели, она с грохотом разбилась о невидимую стену. Раапхорст удивлённо огляделся. Он не знал, которая из птиц защитила его, но на всякий случай мысленно поблагодарил всех троих.

– Ты не сбежишь! – прорычал старый эовин, и Евгений, улыбнувшись, театрально откланялся.

– Кто же мне помешает? – поинтересовался он. – Ты или твои дети? Сколько бы я ни был великодушен, но однажды мне это надоест, и угрожать начну я. Хотя, мне больше по вкусу мирные переговоры. Возможно, вы согласитесь, и мне не придётся отягощать душу бессмысленным убийством.

– Мы не отступим! Не мечтай! – воскликнула Невелис. Она сконцентрировалась, и Евгений услышал звук боевой вибрации. Он напоминал звон маленьких колокольчиков – подвижный, быстрый, высокий, живой. В нём присутствовало определённое очарование, и Раапхорст подумал, что так, по-детски весело, может звучать и душа Невелис.

Подождав пару секунд, девушка нахмурилась, на её носу собрались морщины, и, что-то крикнув, она скрестила руки на груди, будто готовясь к погребению. Евгений отшатнулся, и тут совсем рядом с ним пронеслась обжигающая тетра-волна.

«Что-то новое. Её сила заслуживает внимания», – подумал Раапхорст. Вмиг после этого его творения, теперь уже все вместе, поднялись в воздух, желая атаковать в ответ, но Евгений остановил их. Вороны покорно вернулись к нему и встали рядом, на земле.

– В последний раз прошу, оставьте меня, – без тени насмешки попросил черноволосый мужчина.

– У нас приказ! – придя в себя и встав, проскрежетал Леон. – И даже перед лицом смерти, мы не повернём назад. Ты нужен нам, нужен Императору, фон Райэллу…

– Тому самому, которого вы так боитесь? – спросил Евгений. – Я до сих пор не понял, что вы об этом думаете. Сегодня было сказано достаточно о повиновении, долге, любви к родине и прочем, но я так и не услышал в этих словах вас самих.

– Молчи, предатель! – вскричал Эдер. Рядом с ним, испытав прилив сил, в едином порыве встали молодые солдаты, и старик, собрав последние силы, ударил.

Пространство огласил небывалый инфернальный раскат. Грянув, словно тротиловая бомба, он заставил взвиться в небо столь громадный пласт земли, что ещё около десяти минут в воздухе стояла плотная пылевая завеса. Вслед за Эдером, свою мощь продемонстрировали его сослуживцы, и, вскоре заметив, сколь разрушительны их атаки, сами испытали ужас.

– Он мёртв, – схватившись за голову, простонал старик. – Подобный удар никто не в силах пережить. Даже сильнейшие из эовинов не способны устоять перед такой атакой. Теперь мы погибнем вслед за этим предателем, фон Райэлл сполна отыграется на нас…

– Не рассчитывайте, – послышался скрипучий голос, и солдаты «Клингенрайс» невольно вздрогнули. Тот, кого они уже считали мёртвым, оказался жив и был в состоянии говорить.

– Это невозможно!

– То же самое вы говорили про птиц, – Евгений вскинул руку, вороны закружили над его головой, и эовин ухмыльнулся. – Прошу в последний раз, отступитесь, и тогда никто из вас не пострадает. Но иначе…

– Никогда!

«О, несчастные, – раздражённо подумал Раапхорст. – Сколько бы я ни уговаривал, они стоят на своём. Эти глупцы готовы замарать руки в крови, отречься от самих себя, лишь получив приказ. Они привыкли подавлять в себе личность, подчиняться, не задавать вопросов… Возможно, изменить это не смогу даже я. Нет, если только не…»

Эовин перестал улыбаться. Он внимательно посмотрел на Невелис и вдруг, сам того не ожидав, нашёл в ней сходство с Еленой. Оно прослеживалось в чертах лица, движениях, смелом взгляде, и эовин решил начать с неё.

«Если только я не предложу им свободу. Возможно, в большей степени на месте их держит не упрямство, а страх. Что если, избавив их от вечного залога, я помогу им стать собой?».

***

Мерзкий металлический звон резал пространство, оглушал, выпивал силы. Девушка не успела отпрянуть. За её спиной возник Раапхорст и обхватил пальцами её плечи. Невелис попыталась вырваться, но эовин держал крепко. Он наклонился и что-то зашептал, причём девушке показалось, что предатель улыбается. По её тренированному телу тотчас растеклось тепло, будто слова учёного могли оказать такое действие. На глазах солдата выступили слёзы, она плакала, не в силах совладать с Раапхорстом, с его скрипучим голосом, с его прикосновением.

Мужчина продолжал говорить, а Эдер и Леон плутали, запутавшись в псионических сетях. Их плащи порядочно запорошились пылью, на лицах запеклась кровь, руки и ноги от бесконечных падений, покрылись ссадинами и синяками, но мужчины продолжали искать, их цель была проста – обнаружить и усмирить Евгения, дерзнувшего сыграть в смертельную игру с боевыми эовинами.

– Тебе нет смысла бояться меня, ведь я твой друг. Если быть точным, я друг для всех вас и хочу помочь. Разве тебе никогда не хотелось простой мирной жизни, без страданий, что ты испытала, находясь в застенках военных училищ? Ну же, скажи мне. Я прав, и ты это знаешь… А раз так, есть ли резон сопротивляться? – голос Евгения становился громче, и его жертва кричала не в силах ответить. Эовин ласково улыбался, его чёрный силуэт по-прежнему обнимал девушку со спины, словно паук.

Сила, которую учёный вдруг ощутил, опьянила его. Теперь он не бежал от опасности, не боялся смерти, напротив, теперь он сам представлял угрозу. Его недавние преследователи превратились в слепых жертв, и новый мир, мир непоколебимой власти, открылся перед Раапхорстом. Эти двери распахнулись слишком резко, и душа Евгения не сумела совладать с сонмом соблазнов, атаковавшим её. От этого содрогнулся не только внутренний мир, но, кажется, изменилась и внешность, непостоянная физическая оболочка. Зеленоватые глаза эовина посерели, и без того худощавое лицо заострилось ещё больше, так что с него исчезло всё человеческое, всё живое. Теперь лицевой диск Евгения напоминал морду хищной птицы, забывшей обо всём на свете, кроме сиюминутной охоты.

Верные ему вороны кружили рядом, но не атаковали. Их задача заключалась в ином: следить за двумя мужчинами, упорно продолжавшими поиски, и в случае чего не допустить, чтобы они добрались до Раапхорста.

– Прошу, девочка, не глупи. Тебе нечего бояться. Поверь, я способен разрушить оковы, которые мешают жить тебе и твоим друзьям. Только представь, тебе больше не нужно будет пресмыкаться, идти на сделки с совестью, сомневаться. Только слово, и ты свободна и живёшь так, как считаешь нужным, – продолжал уговоры Евгений, но Невелис сопротивлялась, будто от этого зависело, останется она в живых или нет. Она кричала, отбивалась, пыталась сбежать, но вновь и вновь на её плечах, красивых, притягательных, оказывались пальцы Раапхорста, солдат «Клингенрайс» вновь слышала голос черноволосого мужчины, вновь вырывалась, но с каждой минутой всё отчётливее осознавала бессмысленность своих упирательств.

Наконец, устав, она остановилась.

– Ты никогда не поймёшь, что движет нами. Мы не рабы, мы солдаты, и наш долг…

– Я слышу о долге в который раз, и это навевает бесконечную тоску. Неужели ты так слепа, что веришь в какой-то долг перед человеком, жаждущим власти? Кому ты служишь, девочка, за кого переживаешь? Скажи мне!

– Я больше ничего не скажу! – из последних сил вскричала Невелис. – Сначала отпусти их!

Раапхорст исчез, девушка обернулась, но не обнаружила его и позади себя. Эовин пропал, и солдат «Клингенрайс» ощутила прилив сил. В её душе шевельнулась надежда: неужели, всё кончилось?

Но то было лишь приятное заблуждение. Ничего не кончилось, и вскоре в голове светловолосой девушки возник голос Раапхорста – холодный, вибрирующий, гулкий, усиленный псионическим эхо.

– Ты переживаешь за своих сослуживцев. Следовательно, они что-то значат для тебя. Так?

– Так! – Невелис надорвала горло, но продолжала кричать, будто силясь заглушить скрипучий голос, гуляющий в её сознании. – Так, и что с того? Неужели, ты не понимаешь, что такое дружба, привязанность, любовь? Если нет, мне жаль тебя. Прошу, хватит играть с нами, покорись и прими свою участь, – девушка вопила и сама не верила в то, что говорит. Слова слетали с её губ, будто по собственной воле, и были так же неубедительны, как и большинство прозвучавших сегодня угроз.

– Нет, милая, – голос Евгения наполнился болью, – я знаю, что такое любовь и братская, и обыкновенная, но отдал бы всё на свете, чтобы забыть. Но раз ты так тревожишься за людей, которых по неосторожности возвела в статус любимых и дорогих, я помогу тебе в память о былом. Неужели, ты не хочешь попробовать?

– Я никогда не стану такой, как ты…

– Этого и не нужно! – Раапхорст рассмеялся. – Согласись, и всё кончится! С вами я не пойду в любом случае, а потому вам надлежит пойти со мной. Подумай, в Дексард вы вернётесь как преступники, как солдаты, не справившиеся с заданием. Скорее всего, вас накажут и накажут жестоко. Разве нет?

– Я не знаю…

– Знаешь! А раз так, что тебе мешает поверить мне?

– Ты предатель!

– Только на бумаге! Вспомни про умение думать, умоляю. Что тебе обо мне известно? Ничего! Клянусь, я не лгу! Решайся!

– Хорошо!

Псионический шторм стих так же внезапно, как и появился. Эдер и Леон без сил упали на землю и потеряли сознание. Невелис оказалась единственной, кто смогла устоять. Она смотрела на Раапхорста, на плечах которого сидели три ворона, и в её душе нарастало тревожное чувство. Только что она согласилась на что-то, чего сама не понимала, в надежде, что страдания её сослуживцев прекратятся. Так и случилось, первая часть уговора была выполнена, но ведь существовала и вторая.

– Ты боишься? – спросил мужчина.

– Да, – призналась Невелис. – Я впервые пошла на предательство.

– Я не разделяю твою веру в людей. Более нет… Но ты поступила правильно, отказавшись от условных оков. За это я избавлю тебя от оков реальных. Прошу, сядь. Не бойся, я не нападу.

Не спуская глаз с мужчины, Невелис медленно села на землю, поморщилась и вздохнула, будто ожидая смерти. Но Евгений не атаковал. Он подошёл к девушке, ъулыбнулся и заглянул ей в глаза.

«Это будет интересно, – подумал он. – Начнём».

***

Это был большой старый многоквартирный дом. Он находился на окраине какого-то прокопченного дымом городка, и совершенно не отличался от себе подобных построек, разве что выделяясь большей степенью запущенности. Замшелый фундамент, фасад, испорченный сыростью, прохудившаяся крыша – вот, что увидел Раапхорст, погрузившись в сознание Невелис. Перед домом расположился прямоугольный двор, беспорядочно заросший густым кустарником, в котором тонкими линиями струились тропинки, ведущие от неоживлённой улицы к трём грязным, заплёванным подъездам. Снаружи было тихо, но где-то в доме Раапхорст различил несколько голосов.

«Возможно, стоит зайти», – подумал он и перенёсся внутрь здания. Миновав отсыревшие кирпичные стены, он оказался на лестничной клетке, тёмной и холодной. Электрическое освещение отсутствовало, и густую тьму слегка рассеивал внешний свет, проникавший сквозь грязные окна.

«Неудивительно, что бедная девочка пошла в солдаты. Из этой дыры и я бы сбежал».

Евгений вновь прислушался и понял, что голоса доносятся из квартиры, находившейся за потрёпанной коричневой дверью с номером «9». Казалось, за ней кто-то ругается, и Раапхорст вздохнул: его предположение оказалось верным – центральный блок находился здесь.

Дело в том, что каждый солдат «Клингенрайс», при поступлении на службу, должен был пройти процедуру, исключающую потенциальное неповиновение – установку «печати» – ментального блока, активировать который могли эовины определённого типа, именуемые Ключниками. Печати создавались на основе воспоминаний наиболее ярких и важных, посредством гипноза особого типа. Когда блок был готов, эти воспоминания подавлялись и уходили в область бессознательного, и извлечь их оттуда могли только Ключники. Суть данной процедуры состояла в том, что подавленное воспоминание связывалось с искусственно созданными инстинктами, губительными для эовина. Если воспоминание блока вступало в область сознательного, инстинкт активировался, и носитель печати был вынужден повиноваться ему – помимо воли, он оканчивал жизнь самоубийством, причём самым страшным образом, убивая себя своими руками – никакого яда или пули.

Поскольку Невелис являлась воином «Клингенрайс», она, как и все её сослуживцы, имела печать. Чтобы избавить девушку от тяжкого груза, Раапхорст и вступил в её область бессознательного. До этого, он никогда не предпринимал подобного, лишь слышал и кое-что читал, но сейчас отчего-то был уверен в своих силах настолько, будто эта процедура была для него привычным делом.

«Если я найду центральное воспоминание и уничтожу связь между ним и инстинктом, девушка будет спасена», – подумав так, Евгений вошёл в квартиру. Дверь оставалась закрытой.

За ней мужчину встретила удручающая обстановка. Прихожая и коридор занимала уйма всевозможного хлама – коробки, старые картины, окурки, бутылки из под спиртного и т.д. Стены этого места покрывали изодранные, заплесневелые обои, на полу лежала бурая шелуха, крошки, толстый слой пыли, в воздухе стоял отвратительный тяжёлый запах мочи и гнили.

– С другой стороны, хорошо, что именно это воспоминание оказалось вытеснено. Бедная девочка, по крайней мере, успела пожить без этого ужаса в голове. Даже жаль напоминать ей о таком, – оглядевшись, промолвил мужчина. Он бесшумно проследовал на звуки голосов и оказался на кухне – маленькой комнатке, со ржавым краном над забитой мойкой, низким столом, заставленным бутылками, грязной посудой, и с одним мутным оконцем.

– Жри, что дают! – взвыла полная женщина. Ударив по столешнице, она вскочила со стула, так что тот жалобно скрипнул, и нависла над бледной худенькой девочкой, сидевшей на полу. Та сжалась в комок от страха, в ожидании привычной оплеухи. Однако, подняв руку, женщина передумала, опустила её, поправила полы замасленного халата, в который была одета, и ногой подтолкнула к девочке грязную тарелку с остатками какого-то мясного блюда. Серые кусочки, с застывшими комками жира испускали отвратительный запах, и сердце Раапхорста болезненно заныло.

«Это чудовищно», – подумал он. Иллюзорные девочка и женщина не видели его, и ему оставалось лишь наблюдать за сценой, ставшей ключевым воспоминанием.

– Мама… – жалобно пискнула девочка, но женщина не слушала её. Она снова уселась за стол и приложилась к бутылке. Где-то по столу пробежал потревоженный таракан, и бутылка была с грохотом водворена на место.

– Не хочешь есть – проваливай! – рявкнула мать. – Вообще, зачем ты появилась на свет? Чтобы я кормила тебя? Нет, милочка, чёрта с два. Не хочешь жрать мясо, иди на помойку, может, бездомные что-нибудь подкинут!

Девочка смотрела на заплывшую жиром женщину, и её глаза блестели, заполняемые слезами. Моргнув, Невелис встала, обхватила свои плечи и, задрожав, хотела было идти, как вдруг женщина страшно захрипела, взглянула на дочь испуганными глазами и замахала руками, будто ловя что-то. Девочка, тотчас всё поняв, истерично закричала, рванулась к ближайшему шкафчику, достала какие-то склянки, отшвырнула ненужные, подбежала к матери, но было уже поздно. Та издала последний захлёбывающийся крик и, потеряв равновесие, начала заваливаться на бок.

До смерти перепуганная девочка вытянула тонкие ручонки, боясь, что её мать ударится об пол, но та уже падала, и Невелис не смогла её удержать. Побагровевшая алкоголичка навалилась на дочь своим весом и вместе с ней рухнула на пол. Девочка из последних сил завизжала, забилась руками и ногами, но ударившись о грязный паркет, на время замолкла.

Очнулась она через пять минут и, едва дыша, задёргалась, пытаясь выбраться из под заплывшего жиром тела. Но её сил не хватило даже на то, чтобы поднять ногу матери, и вскоре девочка, лишившись сил, перестала сопротивляться.

Евгений стоял, не веря своим глазам. Он знал, что ключевые воспоминания, по большей части, бывают шокирующими и сложными, но такого эовин не ожидал.

– Как больно, – сказал он. – Если бы я пережил подобное, вряд ли хотел бы вспоминать. Стоит ли заставлять её вновь прочувствовать этот ужас?..

Евгений задумался. Ему предстояло совершить сложный выбор. На мгновение эовину показалось, что никакая свобода не стоит этого, но вскоре он осудил себя за такие мысли.

– Она сильный человек, раз не сошла с ума после случившегося, – прошептал Раапхорст. – Тем сильнее она заслуживает жизни без чужого надсмотра. Я сделаю это, я причиню ей боль, разрушу печать, ну а потом… Пусть ненавидит меня, мне всё равно. Главное, чтобы она и её друзья ушли или встали на мою сторону…

Решив так, Евгений склонился над девочкой, погребённой под телом мёртвой матери и печально улыбнулся. Невелис почти не дышала, но вскоре раздался стук в дверь, и Раапхорст понял, воспоминание продолжается.

– Я увидел довольно, – сказал черноволосый мужчина, закрыл глаза, и ключевая иллюзия рассеялась.

Теперь Раапхорст блуждал по сознанию светловолосой девушки, отыскивая связь с искусственным инстинктом. После часа поисков, эовин добился своего.

– Ты свободна, – сказал он, и Невелис в тот же миг вскочила с земли, издав страшный вопль. Она вцепилась пальцами в кожу на собственной шее, попыталась порвать её, но вдруг успокоилась и упала на песок. От боли, резко ударившей по голове, Невелис застонала и вскоре ощутила, что против воли заплакала. Её посетило странное чувство – лёгкое, приятное, всеобъемлющее. То было освобождение, уничтожение дьявольского груза нависшей смерти.