Buch lesen: «Три года октября», Seite 11

Schriftart:

– Да, после смерти мышцы расслабляются и все морщинки сглаживаются.

– А еще он не выглядит мертвым.

Я мог бы предложить ей дотронуться до него, чтобы она поняла: живые люди не бывают настолько холодными, но решил промолчать.

– Мне казалось, что я разрыдаюсь, как только увижу его, но этого не произошло.

– Это нормально, – размеренным тоном изрек я. – Не стоит ожидать от себя определенных ярких эмоций, в подобных случаях. Каждый реагирует по-разному, в зависимости от многочисленных факторов.

Евгения быстро закивала и отвернулась. Я воспринял это как сигнал, после чего закатил тело Краснова в камеру и закрыл дверцу холодильника.

– Спасибо вам, – прошептала она, когда мы вышли из прозекторской.

Я хотел произнести что-то в качестве поддержки, но мои слова оборвались на гулком звуке шагов. Подняв голову, я увидел приближающегося к нам Безбородова. Лицо у него было довольным. Я бы сказал – лицо победителя. Похоже, ему удалось сравняться по количеству побед в нарды с хирургом. Он даже успел просвистеть незамысловатую веселую мелодию, прежде чем окончательно обратил на нас внимание.

– Алексей! – задорно проголосил он. – Сколько раз я тебе говорил: не приводи на работу своих поклонниц в мое отсутствие!

– Профессор так шутит, – поспешил я оправдаться перед Евгенией, после чего добавил гораздо громче: – Очень неудачно шутит!

Евгения опустила взгляд в пол, а кончики ее ушей мигом порозовели от смущения.

– В каждой шутке – доля шутки. В каждой правде есть свое «но»! – философски дополнил мои слова Безбородов, остановившись перед нами. Руки он держал в карманах халата, а кустистые седые брови были вопросительно приподняты вверх. Похоже, он ожидал, что я ему представлю симпатичную молодую незнакомку. Изначально мне казалось, что Безбородов должен был знать бывшую жену Краснова в лицо, теперь же, поняв, что это не так, я испытал полнейшее отсутствие желания их знакомить.

Я не стал идти против своих желаний, а потому, проигнорировав Безбородова, обратился к Евгении:

– Оставьте свой номер телефона. Я вам позвоню сразу же, как все будет улажено.

Она, словно кролик загипнотизированный удавом, с трудом отвела взгляд от моего старшего коллеги. Мотнув головой, отгоняя туман в своей голове, женщина заговорила:

– Да, мой телефон…секундочку…Восемь-…

Я быстро записал номер в блокноте, после чего захлопнул его.

– Позвольте, я провожу вас.

Евгения одобрительно кивнула, и мы направились по коридору прочь от пожилого танатолога. Хоть я и не обернулся, все же был уверен, что Безбородов пристально наблюдал за нами, до самого лифта.

Я позвонил Евгении вечером того же дня. Говорили мы строго по делу, не отвлекаясь на сторонние темы. Но даже так, мне было приятно ощущать некую близость с ней, слышать ее голос у своего уха. Я сообщил ей, что завтра буду в городе с рабочими вопросами, а потому был готов помочь. Помощь заключалась в получении всех оставшихся необходимых документов для погребения тела. Она подняла тему цены услуг, и я поспешил заверить ее, что об этом ей не стоит беспокоиться: Краснов был работником больницы, а потому большую часть затрат брал на себя местный профсоюз. Я заверил ее, что ей не стоит беспокоиться о месте для прощания с умершим, о месте захоронения и даже о месте поминок. Под конец, она выразила свою признательность и пообещала найти способ отблагодарить меня. Я, как истинный джентльмен, отказался от благодарностей, с трудом подавив желание пригласить ее на ужин. Это могло показаться крайне не романтичным, в тематике всей предыдущей беседы.

На следующий день, надев свой лучший костюм и серый плащ, побрившись и причесавшись, я отправился в город. На протяжении всего пути, меня одолевало волнение. Чувствовал я себя первоклашкой, что позабыл прихватить цветы для учительницы. Чтобы волнение не застало меня врасплох, я приехал за полчаса до назначенного времени. Внутри было не протолкнуться от количества людей. Поэтому я решил дождаться Евгению на улице, прихватив с собой два стаканчика кофе из вендингового аппарата.

Она прибыла точно в назначенное время. Сказать, что она была обворожительно прекрасна, значило – не сказать ничего. На ней были высокие ботинки, светлые джинсы, свитер-водолазка, кашемировое пальто кофейного цвета и ни грамма макияжа. Пока она шла в мою сторону, я заметил не меньше пяти заинтересованных взглядов мужчин. Она же глядела только вперед, выискивая меня. Я приподнял один из стаканчиков с кофе вверх, дабы привлечь ее внимание. Приметив меня, она кротко улыбнулась и поспешила ко мне. От нее пахло тонким легким цветочным ароматом. Сырость осенних пейзажей, не устояв перед окружающим ее ореолом света, тут же сменились весенними солнечными нотками.

– Здравствуйте, Евгения. Я взял на себя ответственность и заказал эспрессо. Оно горячее.

– Спасибо…Я опоздала?

– Нет, вы как раз вовремя. Это я пришел пораньше.

– Я очень ценю вашу помощь.

– Поверьте, мне не сложно. К тому же, Краснов был мне коллегой. Это меньшее, что я могу для него сделать.

Я протянул ей стаканчик, и она приняла его. На миг наши пальцы соприкоснулись. Мои – большие и немного грубые, и ее – тонкие и нежные, с коротко подстриженными ногтями, без признаков лака.

– Пройдемте внутрь.

В зале Евгения настороженно оглядела толпу людей, которые суетились, нервничали и о чем-то спорили.

– Это будет долго. Вы взяли талончик?

– Нет, – покачал я головой, отхлебнув своего кофе. – Боялся, что вызовут до вашего прихода.

– Это было лишним. Нам придется ждать очереди не меньше двух-трех часов.

Ее замечание было оправданным, учитывая, что на табло высветился номер С212, в то время как мужчина, стоящий у аппарата перед ними, забрал С566. Я нажал на сенсорный дисплей и дождался, пока появится талончик. Только мой отличался от предыдущего.

– Первичные свидетельства рождения и смерти выдаются привилегированно. У нас будет другая очередь. Судя по номерку, перед нами сейчас не больше десяти человек. Так что, уйдем мы отсюда, когда на улице все еще будет светло, в отличие от того парня, что был перед нами.

Евгения засмеялась, убрав за ухо прядь волос, но быстро стала серьезной. Даже немного грустной. Казалось, она чувствует себя не вправе показывать радостные эмоции, в то время как ее бывший муж по-прежнему находился в холодильной камере морга. Мне же хотелось видеть ее счастливой.

– Давайте присядем.

Мы сели между пожилой парой и мамочкой с послушным на первый взгляд малышом. На минуты две между нами повисла неловкая тишина. Мальчишка, сидящий рядом, тоже проявлял интерес к Евгении. Он то и дело, косился на нее и быстро отворачивался, стоило ей почувствовать на себе его взгляд. Да, Евгения легко привлекала к себе внимание мужчин, какого бы возраста они ни были. Когда же мать мальчика протянула ему яблоко, он практически мгновенно предложил фрукт прекрасной незнакомке. Вначале Евгения отказалась, но мальчика, которому было не больше восьми, оказался настойчив. Она приняла дар, поблагодарив мальчика. Мать юного кавалера одобрительно кивнула, погладив сына по голове.

– Весь в отца, – добавила она, не став уточнять, что именно она имела в виду: то что, отец мальчика тоже был щедрым, или же питал слабость к женскому полу.

– А у вас есть дети? – спросила меня Евгения. Теперь обе ее руки были заняты. В одной стаканчик с кофе, в другой – яблоко.

Ее вопрос меня немного расстроил. А все потому, что мне стало понятно одно: она забыла мое имя. Задав вопрос, она под конец слегка запнулась. И эта еле заметная запинка, не ускользнула от моего внимания.

– Да, дочка. Ей шесть лет. Зовут Лерой. Лера Алексеевна.

– Уверена, что вы прекрасный отец и муж, Алексей.

Ну вот, что и следовало ожидать. Она тут же воспользовалась моей подсказкой, назвав меня по имени.

– Как муж я не состоялся, потому как нахожусь в разводе. А вот как отец…Я хочу верить, что моя дочь будет гордиться мной, даже когда я ступлю на порог смерти. Хотя на сегодняшний день, я достиг не самых больших высот на этом поприще.

– Я верю, что у вас все получится. Хороший человек всегда будет и хорошим отцом.

– С чего вы взяли, что я хороший?

– Вы ведь помогаете мне. А мы ведь с вами практически незнакомы.

«И мне чертовски сильно хотелось бы узнать вас гораздо лучше», подумалось мне.

– Мне приятно быть полезным.

– У вас есть фотография дочери?

– Да, в бумажнике и в телефоне. – Я достал телефон, зашел в «Галерею» и показал Евгении снимок дочери.

– Она очень красива. Нос и глаза достались ей от отца, – Евгения с искренним интересом глядела на фотографию Леры. – Я тоже всегда мечтала о дочке. Да вот только не сложилось. Анатолий никогда не хотел детей.

– Это стало причиной вашего развода? – спросил я.

– Это была одна из причин, но не самой главной. Мы прожили в браке всего два года, но обид и взаимных обвинений набралось больше, чем у некоторых за всю совместную жизнь. Забавно, – в ее глаза опять заблестели слезинки, – но в браке мы были меньше, чем длился наш бракоразводный процесс.

У меня мгновенно возник вопрос: чем Краснов привлек эту женщину? Они были полной противоположность друг друга. В нем не было ни доброты, ни такта. К тому же, судя по слухам, он был неверным мужем. И медсестра, с которой он ей изменял, была старше него и не отличалась ни внешностью, ни фигурой. Видимо, в той он нашел родственную душу. Тогда зачем было мучить Евгению? Может, он видел в ней лишь прекрасный трофей, которым он обладал, и которым хотели обладать многие за место него?

Ох, сколько же вопросов было в моей голове. И слишком мало ответов…

– Как вы с ним познакомились? – задал я очередной вопрос.

– История вполне тянет на завязку бульварного романа. Мне было восемнадцать и я работа официанткой в кофейне. Он же был клиентом этой кофейни. Так, слово за слово, мы и познакомились. Он часто проводил меня вечером до квартиры, которую я снимала. Он был старше меня, выше, сильнее. Я чувствовала себя под защитой рядом с ним. А что надо молодой девушке, у которой никогда не было семьи. Вот я и влюбилась. Очень быстро мы сошлись и стали жить в его квартире. Жил он один, без родителей, что опять же привлекало в нем. Он казался самостоятельным и обеспеченным. Ну, а когда он узнал про мое увлечение художеством и предложил оплатить мне курсы по рисованию, тут я и вовсе потеряла голову от любви.

– Так вы художница?

– Да, и, по мнению некоторых западных экспертов, очень хорошая. Я рисовала, а фотографии моих работ выставляла в интернете на разных тематических ресурсах.

Спустя полтора года нашей с Анатолием совместной жизни мои старания принесли плоды. Со мной связался русский искусствовед, который работал с европейскими домами выставок. Он сказал, что очарован моими работами и предложил организовать выставку в Амстердаме. Я, конечно же, не поверила, думала это розыгрыш. Анатолий был того же мнения. Сказал, что это мошенник и лучше с ним не связываться.

Я терзалась сомнениями на протяжении недели, после чего решила рискнуть. Как оказалось, мужчина говорил правду. Мы с ним встретились, я принесла с собой портфолио своих работ. Понадобилось всего пять минут, чтобы я поверила ему. Он был настоящим профессионалом и выглядел очень интеллигентно. Он обещал уже через месяц организовать выставку и оплатить мой переезд в Амстердам.

Радостная и возбужденная, я вернулась домой, и обо всем рассказал Анатолию. Его реакция была полностью противоположна моей. Он кричал, обвинял меня в скудоумии, говорил, что у меня ничего не получится. Когда же его слова не возымели эффекта, и я продолжила настаивать на своем, ударил меня. Это было в первый раз…но не в последний.

Спустя месяц я уехала в Амстердам. Правда, за неделю до этого, Анатолий разорвал мой загранпаспорт. Мне пришлось восстанавливать его в срочном порядке. Мне все еще казалось, что мой – тогда еще – муж на самом деле желал мне добра и просто не хотел видеть меня разочарованной, если что-то пойдет не так, как я себе уже успела представить. А потому, когда все вышло как нельзя хорошо, – моя выставка картин произвела фурор и я продала большую часть своих картин, – я летела обратно домой в состоянии эйфории. Мне казалось, что Анатолий изменит гнев на милость, узнав, что теперь мы могли стать на самом деле обеспеченными людьми. Это же прекрасно, когда твое хобби может приносить не просто доход, но очень большие деньги. К сожалению, Анатолий так не считал. Он обвинял меня в продажности, заявляя, что эти деньги я заработала недостойным честной женщины путем. Называл мои картины «детской мазней», которую никто никогда не купит. У меня разрывалась душа от его слов. Я продолжала его любить и помнить, что он был тем, кто всегда верил в меня и помог с курсами повышения мастерства.

Вот так, обманывая себя, я смогла прожить рядом с ним еще около полугода. Веря, что он снова станет прежним, и мы сможем насладиться богатой жизнью и признанием вместе. Я ведь мечтала и дальше посещать выставки своих картин, только в компании мужа. Купила даже ему красивый дорогой костюм. Он не точно не надел его, даже – не взглянул. Мне становилось все труднее находиться рядом с ним. К тому же, я начала понимать, что уже не получаю того удовольствия от рисования.

Последней каплей стал день, когда Толя уничтожил пять моих картин, которые должны были стать главными экспонатами на выставке в Париже. Он не хотел меня отпускать, а я не хотела отказываться от своей мечты. И тогда он взял с кухни нож и принялся их резать. Я кричала, плакала, пыталась его остановить. Но что могла сделать хрупкая девушка, в которой от силы пятьдесят килограмм, против мужчины, который был в два раза тяжелее? Когда он полностью уничтожил мои работы и с торжественной улыбкой повернулся ко мне лицом, я не вытерпела и накинулась на него. Схватив за руку, в которой он сжимал нож, я изо всех сил укусила его. Закричав, он меня ударил наотмашь по лицу. Затем еще раз…и еще…

Только тогда я поняла, что с меня хватит, и подала на развод. На моем счету в банке к тому моменту собралась не плохая сумма денег. И я была готова отдать десять процентов от нее. Но он заявил на суде, что хочет большую часть. Аргументировал он это тем, что именно благодаря его финансовым вложениям, я стала той, кем являюсь. Что без его помощи, я никогда бы не собрала нужной суммы для обучения, а это значило, что именно он имеет право на девяносто процентов всей суммы.

Вот так, на протяжении целых пяти лет, мы с ним судились, переходя от одного суда к другому. То меня, то его, то нас обоих не устраивали решения разных судей. Сколько слез, обид и злости я пережила за последние годы? Не счесть. Признаюсь, я даже ловила себя на мысли, что желала ему смерти. И только сейчас, когда это произошло, я поняла, что мой гнев не настолько силен. И что я могу простить его и даже оплакать его гибель.

На табло высветился номер идентичный тому, что был на талончике Евгении. Мне пришлось озвучить это, потому как она продолжала блуждать в своих тревожных воспоминаниях. Передав мне стаканчик со слегка пригубленным кофе и подаренным яблоком, она направилась к окошку. Как только это произошло, мальчишка встал з-за своего место и, не церемонясь, отобрал у меня яблоко. Уходя, он пристально глядел на меня суровым взглядом.

– Артемий! Как тебе не стыдно! – возмутилась мать. – Верни яблоко обратно!

Артемий решил проигнорировать слова матери. И чтобы показать свою решительность, поспешил надкусить фрукт.

– Извините, не знаю, что на него нашло.

Я заверил ее, что все в порядке. Данная ситуация позабавила, но и насторожила меня. На какое-то мгновения я поймал себя на мысли, что и сам готов на глупые детские поступки ради внимания девушки, с которой был знаком всего два дня.

Примерно через десять минут, Евгения направилась в кассу, дабы оплатить услуги, а еще через полчаса вернулась, держа в руках два документа. Поглядев на них с легкой растерянностью, она спросила о наших дальнейших действиях?

– Дальше нам нужно в районный Следственный комитет, – сообщил я, приложив ладонь на ее поясницу, направляя к выходу. У дверей, я выбросил стаканчик с кофе в урну.

– А это зачем? Неужели кто-то думает, что Толя умер не своей смертью?

– Такова процедура, – успокоил я её, в то же время, ища свободное такси среди вереницы машин серых оттенков. – Там нам выдадут документ, который разрешит погребения тела. Я утром разговаривал с участковым, и он подтвердил, что Следственный Комитет в курсе и документ уже готов. Так что это займет не так много времени.

– Спасибо вам, Алексей, даже не знаю, что бы я без вас делала.

Мы сели в такси и до самого Следственного Комитета обмолвились всего парой слов. Поездка заняла у нас еще полчаса. В этом промежутке мой телефон звонил два раза. Оба раз меня искал Безбородов. Я решил не отвечать. Перезвонил, когда уже попрощался с Евгений. Профессор хотел знать, куда я запропастился, а еще сообщил, что Селин интересовался мной. Правда, не настолько рьяно, чтоб это вызвало у Безбородова – соответственно и у меня – беспокойство.

В Следственном Комитете мы пробыли не больше двадцати минут. Все документы были собраны, а потому пришло время прощаться на сегодня. Евгения подошла ближе, встав на носочки, и поцеловала меня в щеку.

– Вы замечательный человек и, надеюсь, станете мне хорошим другом.

– Рад быть удостоенным такой чести, – произнес я.

Мои слова заставили засмеяться Женю, и ее очарование стало втрое сильнее.

– Вы отказались от денег за помощь.

– Всё верно.

– Тогда позволите мне нарисовать ваш портрет, когда все эти хлопоты подойдут к концу?

– Почту за честь.

– Тогда, пришла пора прощаться.

– Да.

Я поймал ей очередное такси, открыв перед ней дверцу. Она, поблагодарив, села на заднее сиденье, откуда исходило приятное тепло работающего кондиционера.

– Кстати, – произнесла она, когда я уже был готов захлопнуть дверцу. – А где мое яблоко?

– Примите наши соболезнования. Очень жаль, когда уходят в столь молодом возрасте.

– Спасибо.

– Мои соболезнования. Я знал Анатолия много лет. Даже не вериться, что его уже нет с нами.

– Спасибо.

– Хоть он и казался суровым человеком, но за время своей работы в больнице, он многим помогал не по долгу службы, а по велению души.

– Благодарю.

В зале дома культуры собралось около пятидесяти человек. По большей части это были работники больницы – коллеги усопшего. Единственной родственницей Краснова была его мать, которая и принимала слова соболезнований, находясь в инвалидном кресле. В то время как его бывшая жена стояла в сторонке, стараясь не привлекать к себе внимания.

Я тоже подошел к матери Краснова и высказал свои слова поддержки. Если бы не длинные седые волосы, морщинистое лицо и женская одежда, я бы мог поклясться, что передо мной в инвалидном кресле сидел сам Анатолий Краснов. Она еле слышно подвывала на протяжении всех речей, вытирая мокрые щеки сухой бумажной салфеткой. Завершая свою речь, мне вспомнились слова Безбородова. Она была его первой женщиной. Я тут же запнулся, а из моей головы выветрились все заключительные слова. Я не мог даже представить себе этих двоих рядом, не говоря уже лежащими в одной постели. Конечно, стоило сделать поправку на годы и буйство гормонов, и все же моя дурная фантазия выдавала мне безумные видения. С трудом взяв себя в руки, я кое-как завершил свою речь и откланялся.

Куда желаннее для меня было прямо сейчас общение с Евгенией. Но я никак не мог себя заставить подойти к ней, опасаясь быть неправильно (или правильно) понятым присутствующими на панихиде. Я решил, что обязательно к ней подойду, как только появится малейшая возможность.

Спустя еще два человека, к матери Краснова подошел и сам Александр Викторович. Я стоял поодаль, а потому не расслышал всех слов Безбородова. Но мои глаза были открытыми, а потому я обратил внимание, насколько низко патанатом склонился над безутешной женщиной, как нежно сжал ее руки, как привычно назвал ее по имени «Танюша», как поцеловал в щеку и как пообещал навестить ее в ближайшем будущем. Что ж, с любовницей он сохранил вполне теплые отношения, а вот с бывшей женой, насколько мне было известно, они больше не общались после развода.

Пришел черед других пришедших напоминать безутешной матери, насколько хорошим был ее умерший сынок. Я быстро потерял к ним интерес, предпочтя обратить свое внимание на Евгению.

Она стояла в дальнем углу и не отводила взгляда от синего гроба, лежащего на двух деревянных табуретах. Свою работу я сделал хорошо, а потому Краснов выглядел вполне живым. Разве что впалые щеки и выраженные скулы немного портили эффект спящего.

– Позволь спросить: почему ты не сказал тогда, что она бывшая Анатолия?

Этот вопрос задал мне Безбородов, который оказался по правое мое плечо. Ангел на левом плече молчал, а потому я ответил первое, что пришло мне в голову:

– Не видел в этом смысла.

– А мне кажется, что ты просто испугался моей реакции.

– И почему меня должна была испугать ваша реакция?

– Наверное, потому что ты видишь во мне старого маразматика, готового кидаться на людей при первой же возможности, камни в почках.

– А вы бы набросились на нее с обвинениями? – продолжил я обороняться тем, что задавал встречные вопросы.

– Нет. А ты запал на нее?

По моей спине прошелся холодок. Неужели с меня так просто считывалась информация. Или это только Безбородов был столь проницательным?

– Нет! – твердо ответил я, добавив при этом зрительного контакта.

– Я бы поверил тебе, честно. Будь мне в два раза меньше лет. Но с годами я научился «читать» людей, не только по их внутренностям, но и по лицам. И сейчас я вижу, что ты мне врешь. А еще я вижу, что девица, стоящая в том углу и притягивающая тебя словно магнитом имеет отношение к смерти нашего коллеги.

– У вас нет ни малейших доказательств для подобных утверждений! – слегка повысил я голос.

Безбородов усмехнулся и отошел в сторону. Вскоре он нашел себе другого собеседника в лице главврача Селина. Я же перестал искать поводы и просто направился к Евгении.

Заметив мое приближение, она настороженно взглянула в сторону покойного, затем снова на меня. Я мог ошибаться, но такая реакция от молодой женщины могла значить только одно: ей стало страшно. И этот страх был явно связан с Красновым. Похоже, в прошлом был случай (а может и не один), при котором некий мужчина решил пообщаться с ней в присутствии Анатолия. Была ли это попытка познакомиться с красивой девушкой с его стороны или же просто желание попросить о помощи? Не столь важно. Важно другое – Краснов отреагировал крайне агрессивно. Что же произошло? Он подрался с «наглецом» или же дома применил грубую силу в адрес своей тогда еще жены? Что бы это ни было, воспоминания о произошедшем до сих пор пугали Евгению. Настолько сильно, что она даже на миг позабыла о факте кончины Краснова.

Когда я уже подошел вплотную, она окончательно скрыла свой страх, вместо этого её лицо немного осветилось нежной улыбкой.

– Здравствуйте, Алексей. Рада, что вы подошли.

– Я первый кто это сделал? – осведомился я, обернувшись назад и оглядев всех присутствующих на церемонии.

– Да, и я этому несказанно рада. Не хочу привлекать к себе внимание. К тому же Татьяна Егоровна, – мать Анатолия, – нуждается в поддержке больше меня. А ещё, в отличие от меня, она по-прежнему любит его. Мне же просто хотелось побыть в сторонке и поскорее забыть этот день. Также мне хотелось попросить у вас об одолжении.

– Я весь внимание, – мигом отозвался я.

Евгения достала из сумочки телефон и протянула его мне.

– Это смартфон Анатолия. Когда-то я купила его в подарок. Вы не могли бы передать его Татьяне Егоровне? От меня она не захочет ничего принимать. Мы с ней не слишком ладили и раньше, после развода и вовсе перестали общаться. Сейчас, после гибели ее сына, опасаюсь, что она просто вцепиться мне в лицо или заревёт белугой.

– А что если наоборот – захочет с вами помириться? Бывает трагедия сближает людей, которые не находили ранее общего языка.

– Бывает и обратное, – засомневалась Евгения. – Если вы в очередной раз поможете мне и передадите ей телефон, при этом у нее возникнет желание помириться со мной, тогда я подойду к ней.

Я забрал телефон и, пообещав вернуться как можно скоро, направился к женщине в инвалидном кресле. Дождавшись, когда от нее отойдет человек, приносящий свои соболезнования, я подошел к ней вплотную.

– Вы ведь уже были у меня, – заметила старуха, вытирая салфеткой нос, затем глаза. – Алексей, не так ли?

– Все верно. Я подошел, чтобы передать вам кое-что.

– Что это?

– Телефон вашего сына. Будет правильно, если он останется у вас.

– Это ведь она послала вас ко мне, – с явным презрением изрекла мать Краснова, кивнув в сторону Евгении. – Сама она не смогла подойти.

– Она хочет, но опасается вашей реакции.

– И правильно делает! Пусть опасается! – эти слова были произнесены достаточно громко, чтобы услышали все находящиеся в зале, в том числе и Евгения. – Мне ничего не нужно! Такими телефонами я не могу пользоваться, у меня есть свой попроще – кнопошный! К тому же, он точно не вернет мне сына! Пусть оставит его себе! Ведь ей всегда были важнее деньги и красивые цацки, а не мой сыночек! Бедный мой сыночек….

Она зарыдала в голос, из-за чего все уставились на нас. Мне стало ужасно неловко, будто причиной рыдания немощной старухи стали мои увесистые оплеухи. Попытавшись успокоить ее и поняв, что все мои старания тщетны, я отошел в сторону.

– Вы сами все слышали, – произнес я, вернувшись обратно к Евгении.

– Нет, он мне не нужен, – приподняла она ладони вверх, стоило мне протянуть смартфон назад.

– Поверьте, мне он тоже не нужен.

– Тогда, сделайте еще одно одолжение. Положите его Анатолию в карман пиджака. Сама я не смогу.

Я направился к гробу. Мысль о том, чтобы незаметно достать сим-карту из телефона, прежде чем положить его в карман усопшего, пришла ко мне мгновенно. А все из-за того, что в моей голове зазвучали слова Безбородова. Что если в причинах смерти Краснова на самом деле скрывалась тайна? Я, конечно же, не верил в вину Евгении, но что если убийца и вправду был? Исходя из дурного характера покойника, недоброжелателей у него могло быть очень много. Мог ли ответ на эту тайну храниться в телефоне, что был в моих руках? Возможно. Как минимум в нем мог храниться номер распространителя или даже изготовителя опиоидов, чья вина была не меньше гипотетического убийцы. Тогда стоило рискнуть. Шанс вычислить убийцу и обелить имя Евгении перед Безбородовым был очень заманчивым.

Подойдя вплотную к краю гроба, так чтобы мои манипуляции остались никем незамеченными, я снял заднюю крышку аппарата, вытащил аккумулятор, затем симку. Спрятав ее в кармане, я вернул остальные детали на место и положил телефон во внутренний карман пиджака Краснова. Под конец, поправив ему галстук, я удалился.

К этому времени, внимание Евгении было привлечено входной дверью дома культуры. Проследив за ее взглядом, я увидел у входа медсестру, которую слухи приписывали в любовницы покойника. В руках она держала две гвоздики. Лицо ее напоминало маску. Никаких эмоций. Глаза бегали из стороны в сторону, словно боясь на чем-то сконцентрироваться. Когда же, в ее поле зрения попала Евгения, женщина мигом опустила голову и отошла подальше от входа, затерявшись среди других пришедших на панихиду.

Эта мимолетная ситуация поведала мне две истины. Для Евгении не было секретом существование любовницы. И обе женщины явно знали друг друга в лицо.

– Как вы себя чувствуете? – поинтересовался я.

– Держусь, – произнесла она, явно пытаясь скрыть свой интерес к пришедшей медсестре.

– Вам принести что-нибудь? Чай? Кофе?

– Если можно, воды.

Кулер с водой находился у дверей. Он не всегда находился там. Его вытаскивали из коморки только в особых случаях, к примеру, в такие как этот. И только если за воду вносили предоплату.

Стоя там и заполняя водой одноразовый стаканчик, я стал свидетелем следующего разговора, которые вели между собой Мада и одна из медсестер.

– Не ожидала увидеть Нину сегодня.

– Я тттоже. Бедддная девввочка.

– Девочка? Ей уже под пятьдесят.

– Доррогая, доживввешь до моего возрассста и все, кому будддет до шестьдесяттти станут для ттттебя «девввочками».

– Как вы думаете, ей действительно жалко его?

– Будь я ннна ее ммместе, я бы тттоже пришла. Но, лишь для тттого, чтобы ппплюнуть ему в лицо, пока никккто не видит.

Медсестра-собеседница прикрыла рот ладонью, чтобы не засмеяться в голос.

Заполнив стакан, я, вместо того, чтобы отправиться к Евгении, остановился на месте, делая вид, что меня заинтересовал потолок дома культуры.

– Да, полностью с вами согласна. До сих пор помню синяки, которые она безуспешно пыталась скрыть.

Мада что-то добавила, но теперь гораздо тише, из-за чего мне пришлось сделать шаг в их сторону. И меня тут же разоблачили.

– Мммолодой человввек, мне кккажеться или вы насс подссслушиваете?

Решив проигнорировать ее вопрос, я удалился прочь. Пока я шел к Евгении, все свои мысли об услышанном я пытался разложить по полочкам. Из подслушанного разговора следовало, что Анатолий Краснов поднимал руку не только на свою тогда еще жену, но регулярно поколачивал и свою любовницу Нину. Что ж, это были очень ценные сведенья, которые должны были привести меня к истине, которая на тот момент для меня была сокрыта во мраке неведенья.

Протянув стаканчик Евгении, я поискал взглядом место расположения Нины. Та сидела в одном из рядов и пристально глядела на гроб. Слез не было. Впрочем, как и улыбки. Повернувшись назад к Евгении, я успел заметить, что и она проявляла интерес к любовнице бывшего мужа.

– Вы с ней знакомы? – я не стал ходить вокруг да около.

– Что, простите?

– С медсестрой, что сидит в пятом ряду. Вы знакомы с ней?

– Нет. С чего вы взяли? – это была откровенная ложь. Не то чтобы я обвинял Евгению. Вполне нормальная реакция от человека, которая не хотела затрагивать очень личную для нее тему.

– Просто высказал предположение.

И прежде чем Евгения успела что-то ответить дополнительно на заданный мной вопрос, в нашу сторону направился Безбородов. Он шел уверенно и целенаправленно, держа в руках две гвоздики. Внутри меня всё сжалось. Я уже сделал шаг навстречу, желая защитить женщину от нападок, если возникнет такая необходимость, но Александр Викторович меня опередил:

– Примите мои соболезнования, юная леди, – он слегка склонил голову. На его лице читалось истинное сожаление.

– Благодарю, – еле слышно отозвалась она.

– Мы уже виделись, но повод был не подходящий, чтобы нас представили друг другу. Впрочем, сейчас он не лучше. Все же, я не мог не подойти к вам и не выказать свою печаль по поводу утраты.