Пост генерального консула Российской империи в 1838–1841 гг. занимал граф Александр Иванович Медем (1803–1859), представитель древнего рода, происходящего из Брауншвейга. Отцом его был граф Иван Карлович Медем (1763–1838), камергер, а матерью – графиня Мария-Луиза фон дер Пален (1778–1831), дочь графа, генерала от кавалерии П. А. фон дер Палена, генерал-губернатора Санкт-Петербурга, организатора заговора (11.03.1801) против императора Павла I. Получил прекрасное образование; обучался (1822–1828) в Геттингенском университете. По завершении командировки в Египет занимал пост чрезвычайного и полномочного министра в Персии (1841–1845), работал в Азиатском департаменте МИД (1845–1848), служил посланником в Бразилии (1848–1854). В 1854 г. был назначен чрезвычайным и полномочным министром в Северо-Американские Соединенные Штаты, но к новому месту службы из-за Крымской войны 1853-1856 гг. так и не выехал. В 1855 г. вышел в отставку. Путешествовал по Австралии и Полинезии. Умер в эмиграции, в Шанхае92.
Ко времени прибытия А. И. Медема в Египет резко обострились отношения Каира с Лондоном. Причиной тому стал отказ Мухаммада Али распространить на Египет право на полный доступ ко всем рынкам Османской империи, полученное Англией от Порты по торговой конвенции, заключенной в Балта-Лимане 3 июля 1838 г. (вступил в силу 01.03.1839), а также отказ признать привилегии, приобретенные англичанами по этой конвенции. Одна из них заключалась в обложении английских купцов таким же налогом, как и местных торговцев. Тогда же, в 1838 г., финансовые поступления в египетскую казну заметно сократились, и паша Египетский отказался выплачивать дань своему сюзерену. Играя на чувствах неприязни султана Турции к Мухаммаду Али и всячески подогревая вражду между ними, Англия побуждала Турцию к войне с Египтом. В Лондоне исходили из того, что турецкая армия, хорошо укомплектованная и обученная немецкими инструкторами, непременно одержит победу; и что поражение Египта в этой войне и отстранение от власти Мухаммада Али приведет к падению и сворачиванию влияния в его землях Франции, главного соперника Англии. Рассчитывала Англия и на то, что уход Мухаммада Али с политической сцены Египта помешает упрочению в этой стране позиций России.
В 1839 г. отношения Египта с Портой в очередной раз испортились, и разразился новый турецко-египетский кризис. В Константинополе надеялись на то, что крайне тяжелое положение феллахов (крестьян) в Египте сделает Мухаммада Али более сговорчивым, и что туркам удастся, наконец, приструнить своего непослушного вассала. Британский капитан Маккензи, посещавший тогда Египет, отмечал в письме президенту Лондонского Азиатского общества, что Мухаммад Али забирал у феллахов почти все, что вырастало на их полях; оставлял им только столько, сколько требовалось «для скуднейшего пропитания»93.
В начале 1839 г. султан Турции сосредоточил крупную армию, численностью в 100 тысяч человек, в приграничных с владениями Мухаммада Али пашалыках Восточной Анатолии. Мухаммад Али в ответ на это усилил контингент своих войск в Сирии и Аданском округе.
14 апреля турецкий корпус под командованием Хафиза-паши выдвинулся к сирийской границе и подошел к Биренджику, что на берегу Евфрата, и 1 июня 1839 г. турки взяли Айнтаб. Вслед за этим, 7 июня, султан своими фирманами отстранил Мухаммада Али и его сына Ибрагима-пашу от занимаемых ими постов, и приговорил их к смертной казни. Новым правителем Египта объявил Хафиза-пашу.
В ходе разразившейся второй турецко-египетской войны Турция опять потерпела неудачу. В битве при Низве, в Северной Сирии, 24 июня 1839 г., египетская армия одержала решительную победу. Турецкий флот под командованием капудан-паши Ахмета-Февзи, прибывший в Александрию, перешел на сторону египтян (14.07.1839).
Вскоре после этого скончался султан Махмуд II. Власть в империи наследовал его старший сын, 16-летний Абдул-Меджид I (31-й султан Османской империи, правил 1839–1861). Турецкая армия была дезорганизована. По мнению многих востоковедов, Мухаммад Али, если бы он продолжил наступление, то мог бы дойти тогда до Константинополя и занять султанский трон. Однако вмешательство европейских держав, в первую очередь России, Франции и Великобритании, не позволили ему сделать это.
Удача сопутствовала египтянам и в Аравии. Утвердившись в Неджде, заняв Эр-Рияд, поставив под свой контроль Эль-Хасу и выйдя на побережье Персидского залива, Хуршид-паша намеревался наложить руку на всю Восточную Аравию с ее портами и торговым флотом, и оттуда продвинуться в Басру. Имел также целью расширить свое влияние в Месопотамии, а если удастся, то и вовсе целиком прибрать ее к рукам.
Естественно, что в поле зрения Хуршида-паши сразу же попали Бахрейн и Кувейт. Что касается первого из них, то Хуршид-паша попытался добиться от правителя Бахрейна признания власти египтян – заставить его вновь выплачивать дань эмиру Неджда, Халиду ибн Са’уду, ставленнику Мухаммада Али, а также отдать под контроль египтян остров Тарут и крепость Дамам. Настаивал на выдаче ему бежавшего и укрывшегося на Бахрейне ‘Умара ибн ‘Уфайсана, ваххабитского эмира Эль-Хасы, сохранившего верность эмиру Файсалу, и на передаче в заложники одного из сыновей правителя Бахрейна94.
В складывавшейся обстановке правитель Бахрейна, в то время шейх ‘Абд Аллах ибн Мухаммад Аль Халифа, решил «не озлоблять египтян», показавших уже, в очередной раз, силу свою в Аравии. В мае 1839 г. он вступил с ними в переговоры и обязался выплачивать египтянам дань – в размере 3 тысяч талеров Марии Терезии в год. Но вот удовлетворить требование Хуршида-паши насчет направления представителя египтян на Бахрейн отказался95.
В своей нацеленности на «удел Сабахов» в Кувейте Хуршид-паша учитывал, прежде всего, важное для его планов местоположение этого шейхства (между Недждом, Эль-Хасой и Южной Месопотамией). Притом не только как наиболее удобного пункта по снабжению египетской армии всем необходимым, но и как своего рода информационного центра по обеспечению египтян нужной, а главное – точной информацией о путях быстрого и безопасного проникновения в Южную Месопотамию.
В силу всего сказанного выше, захватив Эль-Хасу, Хуршид-паша незамедлительно отправил в Кувейт своего агента. Действуя под видом торгового представителя, прибывшего в Кувейт для закупок лошадей, фуража и продовольствия для египетской армии, он на самом деле исполнял роль тайного информатора (1838–1839). От него Хуршид-паша получал точные сведения и о состоянии кувейтского флота, и о племенах, контролировавших караванные пути, пролегавшие из Кувейта в Басру, Багдад и Алеппо96.
В одном из своих донесений Мухаммаду Али, посвященных Кувейту, Хуршид-паша отзывался об этом шейхстве как о региональном центре по сбору информации всеми соперничавшими тогда в Персидском заливе странами, а именно: Англией, Францией и Турцией.
На Юго-Восточном побережье Аравии симпатии к египтянам проявили шейхства Абу-Даби и Шарджа, а вот правители Дубая, Умм-эль-Кайвайна и Ра’с-эль-Хаймы от взаимодействия с египтянами уклонились.
Капитан Хэннел, английский политический резидент в Персидском заливе, внимательно следил за действиями египтян в Восточной Аравии. Правильно определив их цели и намерения, передал Хуршиду-паше (через эмира Кувейта) специальное послание, предупредив его, чтобы «границы египетского присутствия в Восточной Аравии – во избежание недоразумений с Англией – за рубежи Эль-Хасы не выходили»97.
Вскоре негласные агенты капитана Хэннела донесли ему, что шейх ‘Абд Аллах Аль Халифа, правитель Бахрейна, заключил секретный договор с Мухаммадом Риф’атом, специальным посланником Хуршида-паши. И резиденту стало ясно, что слухи о намерениях египтян «выйти за пределы Эль-Хасы» имеют под собой реальную почву. Для шейха ‘Абд Аллаха Аль Халифы договор с египтянами обернулся, к слову, потерей власти (вследствие дворцового переворота, незамедлительно инспирированного англичанами).
В мае 1839 г. на службу к Хуршиду-паше перешел целый батальон (500 человек) расквартированного в Басре турецкого гарнизона. Покинув Басру, батальон перебрался в Кувейт. На обращение мутасаллима (турецкого городского головы) Басры «вернуть дезертиров» эмир Кувейта ответил отказом98. Все это указывало на то, что и в Аравии египтяне брали верх над турками, и что обаяние их, как тогда говорили, ширилось и в Месопотамии, даже среди самих турок.
В 1839 г. по предложению российского посланника в Константинополе А. П. Бутенева и генерального консула в Египте графа А. И. Медема Высочайшим повелением решено было перенести российский консульский пост из Яффы в Бейрут. Должность консула в Бейруте и Палестине занял видный российский дипломат греческого происхождения, путешественник и востоковед Константин Михайлович Базили (1809–1884), служивший там сначала консулом (1839–1844), а потом – генеральным консулом (1844–1853). В его доме в Бейруте останавливались Н. В. Гоголь, с которым он учился в гимназии, поэт П. Вяземский и глава Русской Духовной миссии в Константинополе Порфирий Успенский.
В 1839 г. К. М. Базили встречался и беседовал в Египте с Мухаммадом Али, о чем упомянул в своем сочинении «Сирия и Палестина». Повествуя об этой встрече, писал, что, несмотря на то, что силы у этого «старого баловня судьбы» заметно поубавились, что давали о себе знать возраст и болезни, мыслил он трезво и тем, что сделал за годы своего правления в Египте, гордился99.
Известно, что опеку православной веры после распада Византийской империи взяла на себя Россия. «Русский след» отчетливо прослеживается в христианских храмах и на Святой Земле, и в Египте, через который русские паломники следовали в Палестину. Так, в Александрии, у входа в Русскую церковь, покоится царь-колокол русичей, как его называют местные жители, весом 400 пудов. Отлили колокол этот, как явствует из надписи на нем, из турецких орудий, по милости царевой (императора Николая I) и по распоряжению новороссийского генерал-губернатора (графа Михаила Семеновича Воронцова) в подарок церкви Русской в Александрии «1838 года, июня месяца, 25 числа». Доставили колокол в Александрию и установили при входе в Русскую церковь практически сразу по прибытии в Египет А. И. Медема, благословив тем самым, как он сказывал, службу его и охрану православия в землях египетских.
Архивные документы свидетельствуют, что Александр Иванович Медем внимательно следил за положением дел на Святой Земле, за деятельностью там христианских общин, православных церквей и монастырей.
«Несмотря на настояния генерального консула графа Медема, – говорится в депеше (от 06.05.1839) главы нашей дипломатической миссии в Константинополе А. П. Бутенева на имя вице-канцлера Карла Васильевича Нессельроде, – паша Египетский по сию пору не привел в исполнение фирмана, дарованного султаном еще в 1836 г. в пользу греков. … Он объявил графу Медему невозможность свою предпринять что-либо по этому предмету до получения новых приказов от Порты»100.
Думается, что в разразившемся в то время новом египетско-турецком кризисе Мухаммад Али полагал возможным использовать данный вопрос в своих интересах в контактах с Россией.
Опасаясь нарушения баланса сил в регионе, как следствия египетско-турецкого кризиса 1839–1840 гг., Англия выступила с предложением о проведении в Лондоне конференции с участием России, Англии, Австрии, Пруссии и Османской империи. Францию принять участие в конференции, состоявшейся в июле 1840 г., не пригласили.
По итогам конференции состоялось подписание (15.07.1840) так называемой Лондонской конвенции. Согласно этому документу страны-участницы лондонской конференции изъявляли готовность наблюдать за поддержанием целостности и независимости Османской империи. И в случае нападения Мухаммада Али на Турцию обязались, на основании соответствующего обращения к ним султана, защищать Босфор и Дарданеллы, равно как и Константинополь. Конференция постановила, что до применения в отношении Мухаммада Али силы, когда потребуется, надлежит предъявить ему ультиматум. Смысл такового состоял в том, что в ответ на предоставление семейному клану Мухаммада Али потомственной власти в Египте и передачу ему в пожизненное управление Южной Сирии (Палестины), по линии от мыса Ра’с ан-Накура до Тивериадского озера, он должен был признать вассалитет Османской империи и продолжить выплачивать дань Порте. Кроме этого, вывести египетские войска из остальных областей Сирии, а также из Анатолии, Аравии и с острова Крит. На рассмотрение ультиматума отводилось 10 дней.
Ультиматум, выдвинутый ему, Мухаммад Али отверг, и в сентябре 1840 г. к берегам Сирии подошла англо-австро-турецкая эскадра под командованием британского адмирала Роберта Стопфорда (1768–1847). После обстрела Бейрута и других портов Сирии, падения Акко и поражения в Горном Ливане в сражении с англо-турецким десантом, Мухаммад Али начал вывод войск из Сирии. Вынуждало его к тому и вспыхнувшее там широкое народное восстание. С учетом всего происшедшего и угроз Англии начать бомбардировку Александрии Мухаммад Али условия Лондонской конвенции принял. Сирию, Левант, Аравию, Киликию и Крит утратил. Сохранил за собой только Египет и Судан. Верховенство султана признал и снова начал выплачивать дань Порте. Согласился под давлением силы и с предъявленными ему требованиями о сокращении армии и о распространении на Египет действия англо-турецкой торговой конвенции. Впредь строить и приобретать новые корабли правителю Египта без разрешения султана не дозволялось. В январе 1841 г. он возвратил и перешедший на его сторону турецкий флот. Единственным приобретением, если так можно сказать, Мухаммада Али при выходе из этого кризиса стало потомственное закрепление власти в Египте за его семейством (фирманом султана от 13.02.1841).
Понимая, что без Франции, чтобы закрепить достигнутые успехи в «восточном вопросе», заключить международное соглашение о Египте и проливах и успешно противодействовать дипломатии России на Востоке, не обойтись, Лондон сделал реверанс в сторону Парижа. И 13 июля 1841 г. состоялось подписание новой конвенции – Англией, Россией, Австрией, Пруссией, Францией и Турцией. По ее условиям проход через проливы запрещался для военных кораблей всех держав. Только в порядке исключения султан имел право выдавать разрешение на проход легких военных судов, состоявших в распоряжении дипломатических миссий дружественных Турции держав.
Россия вследствие интриг английской дипломатии права проводить свои военные корабли через проливы, полученного по условиям Ункяр-Искелесийского договора от 1833 г., лишилась. Проливы де-факто перешли под коллективный контроль европейских держав.
В 1840 г. свои владения в Аравии империя Мухаммада Али утратила. Египетские войска в соответствии с Лондонской конвенцией из Аравии ушли (эвакуация началась летом 1840 г.). После вывода египетских гарнизонов из Центральной Аравии управлял Недждом (с пожалованным ему турками титулом вали, то есть губернатора-наместника) шейх Халид ибн Са’уд ибн ‘Абд ал-‘Азиз ибн Мухаммад ибн Са’уд (правил 1838–1841). Его от власти потеснил, в конце 1841 г., ‘Абд Аллах ибн Сунайан (правил 1841–1843), правнук основателя Дома Са’удов. Шейх Халид попытался, было, оказать ему сопротивление (с помощью бахрейнцев). Задумка не удалась, и он бежал на Бахрейн. Затем перебрался в Кувейт, а оттуда – через Эль-Касим – в Хиджаз, где и поселился. Субсидию, что интересно, получал от Мухаммада Али, не оставлявшего надежд на восстановление своих утраченных позиций в Аравии101.
В 1841–1845 гг. пост генерального консула Российской империи в Египте занимал статский советник Егор Иванович Кремер (?–1859). О его биографии известно немного. Знамо только, что служить в МИД он начал в 1820-х годах, в 3-ей экспедиции Особой канцелярии. Состоял (с 1827 г.) младшим, затем старшим секретарем в российской миссии в США. По окончании командировки в Египет занимал пост управляющего генеральным консульством, а потом и генерального консула в Лондоне. Сослуживцы отзывались о нем как о человеке «очень умном и весьма способном»102.
После поражения во второй турецко-египетской войне и принятия условий Лондонской конвенции 1840 г., наложивших запрет на содержание Египтом военного флота и ограничивших численность египетской армии до 18 тысяч человек, все свое внимание Мухаммад Али сфокусировал на продолжении проведения реформ внутри страны.
Крайне негативно на положении дел в Египте, как доносил Е. И. Кремер, сказались падеж скота и разрушительный разлив Нила в 1842 г., а также нашествие саранчи в 1843 году. Многие деревни тогда обезлюдили, голод и нищета охватили страну.
Согласно карте, приложенной к фирману султана от 13 февраля 1841 г., коим он управление египетским пашалыком оставил за семейством Мухаммеда Али и сделал его пожизненным и наследственным, владения Египта сильно уменьшились. Сократились вследствие этого и поступления в казну. Остро встал вопрос о проведении финансовых реформ, что Мухаммад Али и сделал. Состояние страны в 1845–1846 гг. несколько улучшилось. Тон свой в отношении Константинополя Мухаммад Али поубавил. Демонстрировал послушность. В 1842 г. получил от султана почетное звание великого визиря, а в 1846 г. «посетил с поклоном» Константинополь.
В 1843 г. произошло одно событие, оказавшее большое влияние на ход истории в Неджде. Речь идет о побеге из Египта в родные земли шейха Файсала, правившего Недждом до вторжения в него египтян во время их третьего «аравийского похода». С 1838 г. он находился в Египте в плену.
Оказавшись на родине, шейх Файсал стал рассылать вождям племен письма с уведомлением о своем возвращении и призывать их встать под его знамя. Первыми откликнулись и перешли на его сторону ‘Унайза и Бурайда. Поддержал его и шейх Джабаль Шаммара – предоставил ему воинов, верблюдов и деньги. Джабаль Шаммар превратился в опорную базу шейха Файсала по восстановлению власти в Неджде. Выступили на его стороне и многие крупные бедуинские племена Неджда, в том числе бану ‘аджман и ал-мутайр. Летом 1843 г. в руки шейха Файсала перешел Эр-Рияд.
С приходом к власти эмира Файсала Неджский эмират вновь встал на ноги. В эмире Файсале, по словам хронистов Неджда, удивительным образом сочетались жестокость с мягкостью и непреклонная сила воли с готовностью к компромиссам103. Его второе правление продолжалось с 1843 по 1865 гг.
За это время, рассказывает известный российский дипломат-востоковед Александр Алексеевич Адамов (1870–?), эмир Файсал восстановил власть рода Аль Са’уд на всей территории, «принадлежавшей его отцу». Забрал в свои руки Даммам (март 1844 г.), тогдашний анклав бахрейнцев в Эль-Хасе. Усмирил племена бану манасир, бану хаджар и ал-мурра. И спустя какое-то время, как пишет арабист-востоковед и историк-исламовед Агафангел Ефимович Крымский, «даже тени египетских претензий на Неджд не осталось»104.
В рассматриваемый нами период времени заметно увеличился приток в Египет русских путешественников. В 1844 г., к примеру, Каир посетил редактор «Русского энциклопедического словаря» И. Н. Березин.
Из документов Архива внешней политики Российской империи следует, что до открытия российских консульских постов в Багдаде (1880), Джидде (1890) и Басре (1901) покупкой лошадей чистой арабской породы для царского двора Российской империи занималось наше генеральное консульство в Египте. Так, в 1843 г. Е. И. Кремер приобрел 12 лошадей чистой арабской породы с богатой родословной и отправил их на судне из Александрии в Одессу (прибыли 8 мая 1843 г., путь по морю занял 15 дней)105 .
Статский советник Александр Максимович фон Фок (1805–1863), генеральный консул Российской империи в Египте в 1845–1853 гг., – сын действительного статского советника Максима Яковлевича фон Фока, руководителя Особой канцелярии Министерства внутренних дел, управляющего III отделением собственной Е. И. В. канцелярии. В середине 1830-х годов служил секретарем российской дипломатической миссии в Константинополе, а в начале 1840-х годов – старшим секретарем миссии в Греции. По окончании командировки в Египет состоял в штате Азиатского департамента МИД106.
В фокусе внимания А. М. фон Фока находились вопросы, связанные с положением дел в Египте, с состоянием египетско-турецких и египетско-российских отношений, а также с англо-французским соперничеством за доминирующее влияние в этой стране.
Особое место в донесениях А. М. фон Фока и русского посланника в Константинополе занимала в 1845 г. тема о преемнике скончавшегося патриарха Александрийского. Посланник наш в Порте В. П. Титов, информировал (24.10.1845) обер-прокурора Святейшего синода Н. А. Протасова граф И. И. Воронцов-Дашков, равно как и генеральный консул наш в Египте фон Фок, сообщают, что недавно «скончался в глубокой старости» патриарх Александрийский, и что преемник его пока не назначен.
«Патриарх Иерофей, который умер в начале сентября [1845], занимал сей престол в течение 20 лет». Египетский паша рекомендует на его место архимандрита тамошнего; выбор же «здешнего [Константинопольского] Синода – в пользу епископа Кюстендильского».
За неимением «особого Синода и епископов при Александрийском престоле, – докладывал В. П. Титов, – тамошний патриарх на основании прежних примеров избирается здешним [Константинопольским] Синодом и по представлению оного получает берат [грамоту] Порты».
Константинопольский Синод «избрал на эту вакансию епископа Кюстендильского Артемия и решение о выборе своем представил на утверждение Дивана [высшего органа исполнительной и законосовещательной власти в Османской империи]. Туда поступило и ходатайство от Египетского паши, который рекомендует на вакансию эту архимандрита Иерофея, заведовавшего делами при покойном патриархе, и в пользу коего оставлено сим последним духовное завещание»107.
В ответном письме графу Воронцову-Дашкову (от 20.11.1845) обер-прокурор Святейшего синода уведомлял управляющего экспедицией церемониальных дел при Особой канцелярии МИД, что, «по определению Святейшего синода совершена была 10 числа сего ноября в Синодальной церкви перед литургией панихида об упокоении души почившего в Бозе патриарха»108.
«Бывший архимандрит Каирский Иерофей, – доносил А. М. фон Фок (10.07.1847), – будучи, наконец, посвящен в епископы и возведен в высокий сан патриарха Александрийского, по прибытии ныне в Александрию ходил для освещения по всем домам православных христиан сего города. Посетил также консульство, совершив в оном установленный обряд освящения». Долгом своим, извещал А. М. фон Фок, «счел я выдать сопровождавшему его [патриарха] причету … 600 пиастров египетских».
«Константинопольский епископ Артемий, – сообщал фон Фок, – возведенный Константинопольским патриархом и Синодом в сан Александрийского патриарха, добровольно отказался от сего Патриаршего Престола»109.
В 1845 г. в Египте побывал статс-секретарь Александр Дмитриевич Комовский. Он являлся правой рукой князя А. С. Меншикова, когда тот управлял Морским ведомством. Состоял присутствующим в Сенате. Исполнял особые поручения императора Александра II. Много путешествовал. Умер на 48 году жизни.
«Каир, – писал он в письме (от 08.11.1845) князю А. С. Меншикову, – это великолепие Востока. В Александрии много европеизма, в Каире же все дышит арабскими сказками». Консул наш, г-н фон Фок, представил меня Мухаммаду Али. «Старик-паша – большой шутник»110.
Дважды (в 1845 и 1850 гг.) гостил в Египте, во время службы там фон Фока, глава Русской Духовной миссии в Иерусалиме П. Успенский.
В 1845–1846 гг. по просьбе египетского правительства на уральских заводах прошли обучение горному делу двое египтян. Занимался ими Е. П. Ковалевский, талантливый русский ученый, приглашенный впоследствии на службу в МИД России.
Первое место во внешней торговле Египта занимала тогда Англия. В 1845 г. на ее долю приходились четверть египетского импорта (242 тыс. из 1 млн. ф. ст.) и свыше трети египетского экспорта (626 тыс. из 1747 тыс. ф. ст.).
Знаменательным событием в истории египетско-турецких отношений в это время стал визит Мухаммада Али в Константинополь (1846 г.). При дворе султана, докладывал фон Фок, не осталось незамеченным, что состояние его здоровья ухудшилось.
О том же упоминали в своих записках и посещавшие Египет в 1846–1847 гг. россияне: граф Н. В. Адленберг; преподаватель медицины Одесского лицея, врач-эпидемиолог А. А. Рафалович и горный инженер Е. П. Ковалевский, будущий начальник Азиатского департамента МИД (1856–1861).
Путешествовавший по Египту российский офицер граф Н. В. Адленберг обратил также внимание на крайне тяжелое в то время положение египтян. Отмечал, что жуткая эксплуатация феллахов (крестьян), непомерные налоги в Египте и насильственные рекрутские наборы привели местных жителей к крайнему обнищанию111.
О жутком разорении феллахов и «массовом бегстве» египтян от рекрутских наборов в армию, а также от принудительных наборов на фабрики и заводы рассказывал и врач Артемий Алексеевич Рафалович, посещавший Египет в 1847 г. в связи с устройством в Александрии «карантинных мероприятий» для следовавших через нее паломников, мусульман и христиан. Особым положением при этом, как он говорил, пользовались родственники Мухаммада Али и близкие к нему чиновники, получавшие огромные барыши от торговли теми или иными товарами, монополию на продажу которых предоставлял им паша Египетский112.
А. Рафалович, к слову, участвовал во врачебном консилиуме, состоявшемся 13.04.1847 г. в связи с резким ухудшением здоровья Мухаммада Али (до этого встречался и беседовал с ним 20.03.1847 г., вместе с фон Фоком). Консилиум, вспоминал он, проходил во дворце правителя в Каире, в одном из залов гарема. «У каждой двери снаружи там стоял евнух с саблей …; и почти все они были абиссинцами». Негров среди них он «заприметил мало». Евнухи, с его слов, смотрели на них «с изумлением», потому что «по коридорам этим, вероятно, в первый раз шло столько франков [в осмотре больного участвовало восемь врачей]». Мухаммад Али, «одетый в синий шлафрок на меху», сидел в большом кресле. С одной стороны «стоял евнух, а с другой – прехорошенькая молодая француженка, … сестра главного управителя у Ибрагима-паши. Дама эта, жена богатого александрийского негоцианта, родилась на Востоке, в совершенстве владела турецким языком и была очень любима дочерями Мухаммада Али, которые часто приглашали ее во дворец». В руке она держала мэнэшэ, то есть веер-мухобойку из финиковых листьев, «и отгоняла ею мух, садившихся на лицо больного». Заключение врачей гласило, что «заниматься делами паше невозможно» и что к выздоровлению его имеется «весьма мало надежды»113.
Книга А. Рафаловича «Путешествие по Нижнему Египту и внутренним областям Дельты», изданная в Петербурге в 1850 г., содержит увлекательное описание быта, нравов и обычаев феллахов дельты Нила. Повествуя о столице Египта, он сказывал, что опоясывавшие Каир холмы являлись ничем иным, как горами вывезенного из города мусора, занесенного песками». Отмечал, что жили египтяне в крайне тяжелых условиях; что работники казенных фабрик ютились в обмазанных глиной и покрытых соломой хижинах, «чрезвычайно тесных, низких и неопрятных», в которых европейский хозяин не согласился бы держать даже животных114.
Егор Петрович Ковалевский, побывавший в Египте в том же году, будучи приглашенным Мухаммадом Али для поиска и разработки месторождений золота в Юго-Восточном Судане, поделился в своих воспоминаниях-заметках мнением о положении египетских женщин. Высказывался в том плане, что если смотреть на этот вопрос с европейской точки зрения, то «женская половина в Египте» была, определенно, унижена, как он выражается, особенно в вопросах вступления в брак и участия в общественной жизни страны115.
В «Проекте торговли России с Египтом и берегами Чермного [Красного] моря», подготовленном Е. Ковалевским по итогам его поездки в Африку, он предлагал для развития двусторонней торговли организовать регулярное пароходное сообщение между Одессой и Александрией, возложив эту задачу на черноморские суда, курсировавшие между Одессой и Константинополем. Выступал за учреждение Африканского дома и Товарищества купцов для торговли с Египтом. В качестве одного из доводов в пользу выстраивания коммерческих отношений с Египтом указывал на размер доходов этой страны за 1846 г., составивших, согласно собранным им сведениям, включая «сбор за проданную хлопчатую бумагу, сахар и индиго, … более 4 100 000 рублей серебром». Среди «предметов вывоза из пристаней Чермного [Красного] моря и из Египта, нужных для потребности нашей», называл в первую очередь кофе (абиссинский и моккский, то есть йеменский). К таковым относил также «слоновую кость, гумми, индиго, разные красильные и лекарственные вещества, хлопчатую бумагу, имбирь, гвоздику и проч.». Проект Е. Ковалевского рассматривался на специальном заседании в Министерстве финансов. И, несмотря на выступление против него московского генерал-губернатора Закревского, поддержанного новороссийским генерал-губернатором, стал постепенно реализовываться. Россия тогда ввозила в Египет строевой лес и продукты сельского хозяйства, а вывозила главным образом хлопок116.
Делясь впечатлениями о встречах и беседах с Мухаммадом Али, Е. Ковалевский, писал, что, «несмотря на болезнь, принявшую впоследствии такой … страшный оборот, Мухаммад Али все еще сохранял в то время и умственные способности». В суждениях его «проявлялись мысли, поражавшие своей ясностью, логической последовательностью и даже, можно сказать, гениальностью». Он с жадностью следил за политикой европейских держав. Увлекался историей. «Любимыми героями его были Наполеон и Петр Великий». Не утратил он и силу духа. «Замыслив какое-нибудь дело, … преодолевал все преграды, вступал в борьбу с людьми и с природой, и приводил в исполнение самые несбыточные планы»117.
Описывая внутреннее убранство домов египтян, в которых ему довелось побывать, находил его очень скромным. Говорил, что мебели как таковой он в них не видел, и «рогожка из пальмовых листьев служила египтянам ложем».
Der kostenlose Auszug ist beendet.