Buch lesen: «Строки судьбы», Seite 15

Четыре года на этой стройке проходили «как на войне». Рабочий день почти всегда начинался в семь утра с обхода огромной строительной площадки перед планеркой со строймонтажными организациями. А заканчивался к ночи – беседами с персоналом уже действующих вещательных комплексов о проблемах создания передач и фильмов, формирования новых программ центрального телевидения.

Горжусь тем, что мы сумели организовать работу многотысячного, в основном молодежного, коллектива телецентра, а также его взаимодействие с сотнями смежных организаций и предприятий. В итоге крупнейший в мире Общесоюзный телецентр был построен и оснащен в директивно назначенный срок. Первую очередь телевизионного технического центра ввели в эксплуатацию 4 ноября 1967 года…

22 апреля 1970 года, в день празднования 100-летия со дня рождения В. И. Ленина, по случаю ввода в строй полного комплекса ОТЦ прошел торжественный митинг с участием высших руководителей страны.

Из интервью М. И. Кривошеева

С самого начала работы над проектом предполагалось укомплектовать оборудование Останкинского ТВ-комплекса полностью отечественными узлами и деталями. Также планировалось начать вещание и по системе цветного телевидения СЕКАМ, которая в то время уже была в активной разработке.

Оснащение телецентра и башни осуществляли: ВНИИТ (ТВ-оборудование), ВНИИРПА (звуковое оборудование), МНИТИ (телекино, мониторы), ВНИИТР (видеомагнитофоны), а также ряд других ведущих предприятий отрасли. Измерительное оборудование создавалось в НИИ Радио – в отделе, которым я руководил с 1959 года.

* * *

Акт о приеме в эксплуатацию башни подписали 5 ноября 1967 года. До этого дня проект пережил десятки согласований, а главный конструктор Николай Васильевич Никитин, помимо души, вложил в высотку собственное здоровье.

Официального открытия не было. Башня должна была заработать к 50-летию Октября, но, конечно же, все завершить не успели. Тогда придумали выход: строительство башни состояло из двух очередей. Первую закончили в срок. Были уже готовы помещения с настроенными передатчиками, чтобы проводить сигнал от телецентра к антенне. Не было ресторана, смотровой площадки и даже лифтов. Все это запустили только в 1969 году.

Если принимать во внимание только даты, кажется, что башню строили семь лет: с 1960-го по 1967-й. На самом деле все было несколько сложнее. Сам период строительства длился всего четыре с половиной года, остальное время Никитин и его команда потратили на то, чтобы доказать всевозможным комиссиям: башня выстоит.

Официально Останкинская телебашня не носит имени своего творца, как, например, Эйфелева в Париже или Шуховская в Москве. Но в среде профессионалов башню зовут «Николаевной».

Когда Никитина спросили, сколько простоит башня, он, не задумываясь, ответил: «Лет триста». Тогда, в 60-х годах, это восприняли не слишком серьезно – как еще создатель и главный конструктор мог отнестись к своему детищу? Но после пожара в 2000 году стало ясно, что Никитин был абсолютно прав. Башня три года простояла без тросов, без поддержки, в стволе не возникло ни одной трещины. Как выяснилось – благодаря структуре бетона, которая с каждым годом под напряжением становилась все тверже и приобретала свойства камня.

* * *

Рассказывает Александр Борисович Тринкер

До Останкинской башни все высотные сооружения строили только из металлоконструкций: башня Эйфеля, башня Шухова, небоскребы Нью-Йорка. Дорогие, нестойкие к жаре и коррозии. Решение построить башню из бетона с ходу обозвали утопией и авантюрой. Много советских ученых отказались заниматься проектированием бетона для Останкинской башни.

Для никитинского проекта башни требовался невиданный в мире бетон, способный противостоять морозу, солнцу, ветру, дождям, засухам и непредвиденному пожару. Создать такой бетон Никитин поручил моему отцу – Борису Давыдовичу Тринкеру, кандидату технических наук, заведующему лабораторией в институте «Теплопроект».

Борис Тринкер первым делом пересмотрел все проектные требования к бетону. И увеличил показатели требуемых марок в 2,5 раза. С особой тщательностью подбирали цемент и материалы-заполнители для бетона. Учитывали новые данные о влиянии вещественного состава цемента (щелочей, окиси железа) и структуры минералов (алита и белита) на свойства бетонных смесей и затвердевшего бетона. Подбирали и анализировали различные водоцементные соотношения (В/Ц) с целью повысить прочность и долговечность бетона. Лабораторией Тринкера проводился жесткий, постадийный и активный контроль за соблюдением всех технических требований при возведении башни.

Прочность бетона Останкинской телебашни со временем нарастала: при проектной марке М400 спустя десять лет испытания бетона на прочность показали результат М650—М700 и М800.

Эти уникальные решения спасли останкинскую красавицу при катастрофическом пожаре в 2000 году: в течение двух суток бетон подвергался воздействию температур до 1000 градусов Цельсия! Чтобы понять, чем это грозило, процитирую учебник тех лет: «Бетон на портландском цементе при температуре выше 300 градусов распадается на составляющие, арматура, расширяясь, неуправляемо деформируется, бетон рассыпается в прах».

Но в прах рассыпались последние сомнения противников новаторского подхода к возведению чудо-башни.

Отец всегда гордился именно этим проектом. Эйфелеву башню красят каждые семь—девять лет, применяя тонны самых современных и дорогих антикоррозионных материалов, – и это в теплом климате. Останкинскую башню не красили НИКОГДА – таков уникальный бетон, не поддающийся коррозии.

Рассказывает Марк Иосифович

Я очень рад, что мне посчастливилось участвовать в этом историческом процессе с самого начала, когда решалась судьба нового телевизионного комплекса и такого замечательного сооружения, как Останкинская башня. Считаю, что мне очень повезло общаться с Николаем Васильевичем Никитиным и другими выдающимися людьми, которые проектировали и строили Останкинскую башню и телецентр. Не перестаю удивляться, что этот небывалый, по общему мнению, риск при создании башни себя оправдал. И я горжусь, что на том историческом, без преувеличения, приказе министра о строительстве башни есть и моя виза.

Телецентр и башня в Останкино совершенно преобразили телевидение в нашей стране. На большой территории вокруг Москвы появился уверенный прием телепрограмм. Улучшилось качество картинки, пошли в эфир регулярные передачи в цвете. А заложенная в первоначальном проекте схема многопрограммного телевизионного и радиовещания исправно служит до сих пор.

* * *

—

Рассказывает Андрей Юрьевич Романченко, генеральный директор РТРС

Эта памятная доска – знак нашего глубокого почтения к Марку Иосифовичу, к его выдающимся заслугам. Он участвовал во всех наиболее значимых этапах развития отечественного и мирового телевидения – от создания развертки экрана 625 строк до международной стандартизации телевидения высокой и сверхвысокой четкости, интерактивных телесистем и 3D-вещания.

Мы решили разместить памятную доску именно в Останкинской башне, потому что Марк Иосифович был, помимо прочего, и одним из авторов технического задания на создание телецентра «Останкино» и телебашни. Она установлена рядом с памятной доской главному конструктору телебашни Николаю Никитину.

Благодаря идеям Николая Никитина Останкинская башня стоит, благодаря идеям Марка Кривошеева она работает…

2.07. Как мир увидел Гагарина

Май 1958 года. В семье Марка Иосифовича и Елизаветы Семеновны Кривошеевых радостное событие – родилась дочь Анна. Но год для семьи выдался трудным…

Екатерина Молодцова (Кривошеева)

Сначала все было весело, радостно. Мы с дедушкой старались помогать маме. Папа, конечно, тоже участвовал, но в основном поздно вечером после работы. Тогда не было декретного отпуска в нынешнем варианте, то есть мама не могла долго оставаться дома после рождения ребенка. Ей пришлось выйти на работу. Днем приходила няня, и, в общем, мы справлялись.

А потом, в ноябре, у дедушки случился инсульт. Маме пришлось взять отпуск на несколько дней, но дальше надо было как-то решать наши семейные проблемы. После инсульта дедушка сам ходить уже не мог, лишь с трудом передвигался с палочкой, и одна рука у него была парализована. К счастью, память и речь сохранились.

Мне было десять лет. У нас с папой состоялся тогда разговор, который я очень хорошо запомнила. Он сказал: «У тебя родилась младшая сестра, мама работает, я работаю, дедушка болеет. Мы не можем это изменить. И тебе придется помогать маме. Вот твоя обязанность – обеспечивать маму и сестру молочными продуктами. И помогать дедушке. Ты же понимаешь, что нам помочь больше некому». Рассказал мне про свое трудовое детство.

Тогда с молочными продуктами было сложно. Если не встал в очередь к открытию магазина и не купил кефир в первые минуты, то дальше в течение дня уже точно купить его не сможешь. И я бежала утром до школы в магазин.

А днем я отвечала за прогулку. Сначала вывозила на лифте дедушку и устраивала его на скамейке у дома, а потом бежала за сестричкой и выгуливала ее в коляске.

Папа в это время был занят своей диссертацией. У него было много командировок. Год был очень напряженный для всех. Особенно для мамы.

* * *

Марк Быховский

В 1959 году М. И. Кривошеев защитил кандидатскую диссертацию и по приказу министра связи СССР Н. Д. Псурцева был переведен в НИИ Радио, где возглавил телевизионный отдел. На этом посту он сменил видного специалиста профессора С. В. Новаковского, который вскоре стал директором Московского научно-исследовательского телевизионного института.

Вся дальнейшая судьба М. И. Кривошеева связана с активной научной деятельностью в НИИР, с работой в ОИРТ и в ИК-11 Международного консультативного комитета по радиосвязи, где разрабатывались международные стандарты на телевизионные системы.

Из интервью М. И. Кривошеева

Расскажу, как я уходил из министерства. Все годы там старался не забывать о научной работе, которая всегда была для меня более интересной, чем деятельность чиновника. Надо отдать должное Псурцеву, который очень хорошо ко мне относился. Николай Демьянович – мудрейший человек. Он, конечно, знал, что я был в аспирантуре, что писал статьи и оформлял изобретения, готовил вклады нашей страны в МСЭ и ОИРТ, отлаживал измерительные приборы на Московском телецентре. Он никогда моим научным изысканиям не препятствовал, хотя особой похвалы за это от него я тоже не слышал. Когда я защитил диссертацию, он, как обещал тогда, весной 1950 года, «отправил меня в науку». Но сначала преподал очередной урок.

Я пришел к нему с такой заготовленной речью: «Николай Демьянович, пока мы не построили 100 передающих станций, я не просил вернуть меня в науку. А сейчас уже идет эксплуатация сети, все частотные планы сделаны, все типовые проекты отработаны. Отпустите меня в институт, там Фортушенко просит». Я знал, что они с Фортушенко вопрос моего перевода уже согласовали, поэтому не ждал никаких сюрпризов.

Он сказал: «Знаешь, Марк, ты человек молодой, наберись опыта. Так хорошие сотрудники не уходят. Хороший сотрудник должен прийти и сказать: „Николай Демьянович, сейчас фронт работ изменился, характер деятельности отдела изменился, и у меня есть на примете человек, который это будет делать значительно лучше, чем я“. Я в течение недели твое предложение рассмотрю и тогда уже тебя отпущу. А ты пришел и просишь „отпусти“, никого не предлагая. Кому я буду звонить днем и ночью и посылать пять раз в месяц по всем столицам союзных республик, областным городам? Все, иди! Продолжай работать!»

Вот так. По-военному строго. Но в целом очень правильно и мудро.

В тот же вечер я поехал к Александру Михайловичу Варбанскому. Он продолжал тогда работать на Московском телецентре, где уже несколько лет занимал должность главного инженера. За чаем мы довольно быстро решили все вопросы. Хотя поначалу Саша, Александр Михайлович, наотрез отказывался переходить от «живой интересной работы» к скучным «бумажкам». Я говорю: «Ну что ты будешь сидеть там главным инженером. Работа нервная, неблагодарная – я же знаю. А тут у меня в отделе уже все отлажено, машина бюрократическая отлично работает. Множество интересных задач. Приходи, возглавляй – все передам, все расскажу. Ну и наверняка тебе квартиру дадут. Мне же дали». Это был очень весомый аргумент. Тут уж его жена, Нина Александровна, очень практичная женщина, быстро подключилась к моей «агитации», и сопротивление было сломлено.

В то время своя квартира высоко котировалась. Это была большая редкость, давали ее только за выдающиеся неоспоримые заслуги. И это показывало отношение руководства. Среди наших московских знакомых мы с супругой первыми получили в 1957 году отдельную двухкомнатную квартиру в Сиротском переулке рядом с Шаболовским телецентром. Теперь это улица Шухова.

Александр Михайлович не просто «принял эстафету», он очень быстро освоился в министерстве и в дальнейшем играл очень важную роль в телевизионной отрасли, был начальником Главного управления космической и радиосвязи. Я очень горжусь тем, что поспособствовал его продвижению. И тем, что мы с ним тогда не подвели Николая Демьяновича Псурцева.

* * *

1 октября 1959 года я пришел в НИИ Радио (НИИР). Согласно приказу, был назначен «начальником отдела телевидения с возложением обязанностей начальника лаборатории №29». Это лаборатория телевизионных измерений. Фортушенко меня принял радушно. Работая в министерстве, я иногда с ним пересекался на разных мероприятиях, и он настойчиво приглашал меня к себе в институт. И вот это свершилось к нашей общей радости. Для меня встретить в жизни такого человека – очередной счастливый поворот судьбы. Александр Дмитриевич помнил меня по нашей первой встрече на телецентре в 1947 году. Говорил, что еще тогда меня «приметил». А я всегда уважал его как выдающегося специалиста и очень достойного человека.

* * *

Александр Дмитриевич Фортушенко (1903—1989) – советский радиофизик, лауреат двух Государственных премий СССР.

В 1925—1933 годах работал во Всесоюзном электротехническом институте (ВЭИ), участвовал в создании первого советского электронного телевизора.

В 1937 году защитил кандидатскую диссертацию и был назначен главным инженером Московского телевизионного центра. Затем – директором Центрального научно-исследовательского института связи (ЦНИИС) Наркомата связи СССР.

В 1941—1947 годах – заместитель наркома связи СССР. В период войны награжден орденом Трудового Красного Знамени, орденом Ленина и медалями. В 1945 году стал первым председателем Всесоюзного научного общества радиотехники и электросвязи имени А. С. Попова.

В мае 1947 года ему поручили возглавить советскую делегацию на первую (после войны) Полномочную конференцию Международного союза электросвязи в городе Атлантик-Сити (США). Активно участвуя в работе этой конференции, А. Д. Фортушенко приобрел большой авторитет в международном сообществе и был избран на престижный для нашей страны пост председателя Административного совета МККР. Задачи, поставленные правительством перед советской делегацией, были полностью выполнены, однако для Александра Дмитриевича неожиданно наступил резкий и трагический поворот в судьбе. В то время в стране стала подниматься волна шпиономании, и начались поиски врагов. После возвращения из командировки он был обвинен в том, что нелегально вывез за границу данные о частотах, на которых работали отечественные вещательные станции. На этом основании он был арестован, его судили и, несмотря на заслуги перед государством, как врага народа приговорили к 25 годам заключения.

К счастью, он не погиб в сталинских лагерях и не утратил силу духа. В 1954 году был полностью реабилитирован и назначен начальником Главного технического управления Минсвязи СССР.

С октября 1957 года – начальник НИИР. В 1967 году защитил докторскую диссертацию по вопросам космической радиосвязи, телевидения и радиовещания.

* * *

Фортушенко возглавлял НИИР 20 лет и, надо сказать, очень поднял за эти годы уровень выполняемых проектов, фундаментальных научных исследований и в целом престиж института. Он сам руководил некоторыми разработками, и у него был непререкаемый авторитет ученого.

Александр Дмитриевич поставил мне тогда очень амбициозную, но в то же время деликатную задачу: сделать отдел телевидения НИИР лидером научных исследований в нашей отрасли. Этому в отделе пока уделялось еще недостаточно внимания. Прикладные задачи телевидения решались тогда в разных организациях и, конечно, в НИИР довольно успешно, а вот научную базу следовало укрепить, особенно для перспективных разработок, которыми начинали заниматься в институте.

К моменту моего прихода в отделе телевидения НИИР обязанности начальника исполнял уважаемый Сергей Васильевич Новаковский. Он организовал работы таким образом, что здесь делали все, имеющее отношение к телевидению: камеры, объективы, усилители и так далее. Но вопросами передачи телевизионных сигналов по каналам связи практически не занимались. А вопросов было очень много, когда такая крупная сеть развивалась и решения нужны были срочно.

Марк Быховский

В научном ТВ-отделе НИИР под руководством М. И. Кривошеева решались важные вопросы, связанные с созданием телевизионной измерительной техники, совершенствованием приемного и передающего оборудования, стандартизацией телевизионных систем, а также разрабатывались технические основы государственной политики в целях развития телевидения в нашей стране.

Работая в институте, он стал автором многих изобретений, получивших широкое внедрение в ТВ-вещании, а также написал ряд книг, посвященных развитию аналогового и цифрового телевидения. По ним узнавали о новейших тенденциях и проблемах телевизионной техники тысячи специалистов. Ряд его книг переведен и издан в других странах. В 1966 году он стал доктором технических наук, а в 1968 году – профессором.

Несколько слов о космическом телевидении и космической связи. Для меня эта тема возникла еще до полета Гагарина в космос. После запуска спутника в октябре 1957 года космическая тема была очень популярна. Мне довелось участвовать в нескольких совещаниях, когда только начинали работать в этом направлении. В 1958 году посчастливилось побывать на одном заседании у Сергея Павловича Королева. Тогда страна его еще не знала. Участникам совещания тоже не все полагалось знать, хотя у всех были соответствующие формы допуска. Обсуждали технические вопросы. Сергей Павлович явно управлял процессом. Я его запомнил. Но в тот момент, конечно, не осознавал, что передо мной великий главный конструктор ракетно-космической техники и основоположник практической космонавтики. Понял это только после его смерти через несколько лет, когда вся страна узнала про Королева.

Пионером и лидером в космическом телевидении выступал Всесоюзный институт телевидения в Ленинграде. Тогда им руководил Игорь Александрович Росселевич. Они сделали много интересных проектов для космоса, сфотографировали обратную сторону Луны. Но прежде всего – создали уникальную космическую телевизионную систему, которая впервые в мире позволила показать человека в космосе. Это выдающееся достижение! Я уж не говорю о специалистах в области космоса, это просто чудо. Я говорю про телевидение. Это был прорыв!

Рассказывает Александр Константинович Цыцулин, заместитель директора НИИ телевидения

Главным действующим лицом в рождении космического ТВ был Сергей Павлович Королев. До того еще, как спутник запустил, он прислал нам в институт техзадание. За полтора года до запуска спутника он заказал космическое ТВ сразу в двух ипостасях – и для наблюдения планет, и для наблюдения космонавтов.

Рассказывает Марк Иосифович

А в НИИ Радио взялись за решение задач спутниковой связи. Я горжусь, что наш отдел принимал активное участие в работах по созданию многих систем телевизионного вещания через спутники.

Марк Быховский

Идея создания глобальных систем спутниковой связи была выдвинута в 1945 году Артуром Кларком, ставшим впоследствии знаменитым писателем-фантастом. Реализация этой идеи стала возможной только через 12 лет, когда с помощью баллистической ракеты 4 октября 1957 года на орбиту был запущен первый искусственный спутник Земли (ИСЗ). На нем был помещен маленький радиопередатчик – маяк. 12 апреля 1961 года впервые в мире на советском космическом корабле «Восток» Ю. А. Гагарин совершил исторический облет Земли. При этом космонавт имел регулярную связь с Землей по радио. Так началась систематическая работа по изучению и использованию космического пространства для решения различных мирных задач.

Создание космической техники сделало возможным развитие очень эффективных систем дальней радиосвязи и вещания. В США начались интенсивные работы по созданию связных спутников. Такие работы начали разворачиваться и в нашей стране. Ее огромная территория и слабое развитие связи, особенно в малонаселенных восточных районах, где создание сетей связи с помощью других технических средств сопряжено с большими затратами, делали этот новый вид связи весьма перспективным.

У истоков создания отечественных спутниковых радиосистем стояли выдающиеся отечественные ученые и инженеры. Решающее значение сыграли космические аппараты и их носители, созданные в НПО «Прикладная механика» под руководством ученика С. П. Королева академика М. Ф. Решетнева.

По инициативе директора НИИР А. Д. Фортушенко уже в 1960 году в институте создается специальная лаборатория и начинает формироваться коллектив квалифицированных специалистов в области спутниковой связи. Руководителем лаборатории был назначен Н. И. Калашников. В 1965 году на базе этой лаборатории создали отдел спутниковой связи и вещания, который вскоре возглавил Л. Я. Кантор.

Специалистами НИИР были созданы многие национальные спутниковые системы связи и вещания, находящиеся в эксплуатации и поныне. Приемо-передающее наземное и бортовое оборудование этих систем также было разработано в НИИР. Помимо оборудования специалисты института предложили методики проектирования как самих спутниковых систем, так и отдельных, входящих в их состав устройств.

* * *

Продолжая космическую тему, хочу рассказать об очень важном для советского, да и мирового телевидения событии, в котором мне довелось участвовать. Для всех 12 апреля 1961 года – это день наступления новой эры, эры пилотируемой космонавтики. Это наша гордость. Сообщение об успешном полете Юрия Алексеевича Гагарина, которое прочитал Левитан, на всех произвело невероятное впечатление. Это была «бомба», которую никто никак не ждал, ведь все работы по космосу велись в условиях строжайшей тайны. Люди радовались, выходили на улицу. И это по всему миру, не только в нашей стране.

Рассказывает Александр Борисович Железняков, историк и популяризатор космонавтики

Едва стало известно о запуске корабля «Восток» с космонавтом на борту, улицы больших городов, в первую очередь Москвы и Ленинграда, стали заполняться народом. Сначала появились стайки школьников – невозможно было удержать их в школьных стенах, когда творилось ТАКОЕ. Потом к ним присоединились пенсионеры и студенты. Затем на улицах стали появляться рабочие и служащие – многие начальники распустили подчиненных, понимая, что работать в тот день они все равно не смогут…

Люди на улицах собирались группками у репродукторов, которых было тогда немало, и ловили каждое слово дикторов. Когда же по радио сообщили о благополучном завершении полета, началось что-то невообразимое. Ликованию не было предела.

Не знаю, как дело было в других городах, а в Москве и Ленинграде начались стихийные митинги и демонстрации.

Люди шли по улицам с шутливыми плакатами, типа «Все в космос», «Чур, я второй!», кое-кто даже успел облачиться в некое подобие скафандра.

Не привыкшая к таким проявлениям народной радости советская милиция в первый момент попыталась разогнать демонстрантов. К счастью, городские власти быстро одумались и больше не предпринимали мер против толп ликующего народа и стихийных митингов.

Из воспоминаний участников событий

Наш университетский дворик на Моховой кипел, как муравейник. По Красной площади шла колонна студентов-медиков в белых халатах, на которых было написано: «Ура! Юра! Космос! СССР». В общем, получилась настоящая демонстрация. С песнями и плясками на Красной площади. И вышло все это стихийно – без всяких разнарядок «сверху», профкомов и тому подобного…

Другие очевидцы этих искренних и массовых гуляний вспоминают, что похожее творилось в мае 1945 года, когда на вокзалах встречали поезда с фронтовиками, возвращавшимися домой.

Вспоминает Марк Иосифович

Мне повезло. Я был в Москве 9 мая 1945 года, в День Победы, когда весь город вышел на улицы. Это была безграничная радость, в первую очередь. Ну и слезы, конечно. Еще трудно было представить, что это наконец произошло – после такой длительной войны.

А вот что касается 12 апреля и потом еще 14-го, когда встречали Юрия Гагарина, то я должен сказать, что за всю свою жизнь не видел такого ликования людей, такого искреннего излияния добрых чувств. Конечно, вся Москва вышла на улицы, вся Москва – и молодые, и старые.

* * *

После того как по радио прозвучали знаменитые слова Левитана о том, что «в Советском Союзе выведен на орбиту вокруг Земли первый в мире космический корабль-спутник „Восток“ с человеком на борту», незамедлительно последовала реакция зарубежных лидеров, газет и телерадиокомпаний.

Одним из первых выступил президент США Джон Кеннеди: «Это самое замечательное научное достижение, и я думаю, что мы, все мы, как часть человечества, в высшей степени восхищены теми русскими, которые приняли участие в этом необычайном подвиге. Я уже послал поздравления господину Хрущеву и посылаю поздравления человеку, который совершил это».

В адрес Никиты Сергеевича Хрущева и Юрия Алексеевича Гагарина в те дни поступили сотни поздравительных телеграмм от лидеров государств и правительств, от известных и рядовых людей со всех континентов.

* * *

И в этот же день, 12 апреля, руководством страны было принято решение: прилет в Москву первого в мире космонавта, его торжественное прохождение по Красной площади, его рапорт правительству должны быть показаны по телевидению. И не только по всему Советскому Союзу – весь мир должен видеть эти выдающиеся достижения нашей страны. Ничего подобного раньше не было. Политическое решение Хрущева ставило перед нами, технарями, очень интересные, но чрезвычайно сложные вызовы. Чтобы достойно ответить на них, было уж совсем мало времени. Задача поставлена во второй половине 12 апреля, а трансляция должна была начаться утром 14-го.

Очевидно, что технические средства системы Интервидения для стран социалистического лагеря мы могли запустить довольно быстро. Но сеть Евровидение, которая объединяла европейские страны и взаимодействовала с Американским континентом, была для нас практически недоступна. Телевизионные сети Западной Европы и стран Варшавского договора были разъединены. То есть какие-то отдельные контакты существовали, но никакого отлаженного взаимодействия не было совсем. В любое другое время для решения такой задачи потребовалось бы несколько недель согласований и технических проверок. Но когда зарубежные партнеры узнали о нашем предложении показать встречу Гагарина, все были настолько восхищены событием, что вопросы свелись к одному: «Что для этого нужно?» Разговоры с Брюсселем, Прагой, другими участниками проходили в очень конструктивном духе, все вопросы решались без промедления, никаких идеологических препятствий не было. Пришлось разбираться только с техническими.

Евровидение – это сеть каналов, соединяющая телевизионные станции Европы в целях трансляции программ и обмена программами. Аналогично и с Интервидением – эта сеть каналов объединяла телевизионные станции стран соцлагеря. Обе сети работали в стандарте 625 строк, но параметры сигналов и телевизионных трактов отличались. У нас полоса была шире, а сигналы сложнее, чем у них. И поскольку впервые речь шла о столь ответственной передаче, нужно было дать такие откорректированные сигналы, которые позволили бы получить требуемое качество изображения за тысячи километров. Вот в чем была техническая задача.