Buch lesen: «Летопись Кенсингтона: Фредди и остальные. Часть 1»

Schriftart:

ISBN 978-5-4493-8239-9 (т. 1)

ISBN 978-5-4493-8240-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ЛЕТОПИСЬ КЕНСИНГТОНА: ФРЕДДИ И ОСТАЛЬНЫЕ

краткая альтернативная история группы «queen» в картинках

Параллельно-реалистичное повествование
в трех частях
без пролога и эпилога,
но зато
с эпиграфами
и алфавитным указателем действующих лиц!

Эпиграфы

«Эта книга – не научный труд и не музыкальная энциклопедия.
Это книга о человеческих взаимоотношениях,
утопия на тему свободы, равенства и братства.
А также – фарс и буффонада,
самая бесстыдная из ныне существующих!»

Авторы

«Не любо – не слушай, а врать не мешай!»
Народная мудрость

«Мы же в нос к нему не лезем – пусть и он не пристает!»
Г. Остер

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

«ТАК НАЧИНАЛОСЬ ШОУ!»

Эпиграфы:
«Я получил свою горсть песка в лицо, но я выстоял!»

Фредди Меркури, «We are the champions»
«Если не можешь превзойти их – объединись с ними!»

Джон Дикон, «If you can`t beat them»
«И никакой больше суеты!»

Роджер Тейлор, «More of that jazz»
«В любом случае я должен спрятаться!»

Брайан Мэй, «Doing all right»
«А мы бьем в тамтам!»

Борис Гребенщиков, «Прыг, ласточка, прыг»

/ – картинка №1 – / ДЕТСТВО ФРЕДДИ, или ИЗ АФРИКИ /

Однажды Фарух Бульсара родился в Африке. Вы, небось, и не знаете, что такое Африка? О! Тогда вы выронили из своей жизни солидный кусок! Слушайте же, мы вам расскажем об этом восхитительном месте, и пусть вам станет приятно.

Африка – это такой континент, на котором, в основном, обитают слоны, крокодилы, страусы и негры.

С прискорбием вынуждены оспорить слова детского писателя К.И.Чуковского, который утверждал, будто бы в Африке иногда встречаются Бармалеи. Нет, в те времена, о которых мы начали наш рассказ, в Африке встречались исключительно англичане. Преимущественно они встречались сами с собой, а также с неграми. В результате этих встреч англичан в Африке осталось немного.

Вот одним из таких немногих англичан был папа Фаруха, которого звали – как истого британца – Боми. По национальности он был перс. Фаруха же звали Фредди, так как он тоже был британцем, персом по национальности. Правда, он, когда вырос, никогда не называл своего папу Боми, а наоборот, называл его Джер, в честь мамы, ибо Джер – так звали маму Фредди. А Фредди казалось, что Джер – более мужественное имя, чем Боми. А маму он как раз так и называл, ибо таково было его обдуманное и выстраданное ночами решение.

Не запутались? Выпейте воды, и продолжим.

Так вот, однажды Фредди родился в желтой жаркой Африке, в восточной ее части – на острове Занзибар. Само событие пришлось ему чрезвычайно по вкусу, и вот почему.

Дело в том, что Фредди в Африке рождались чрезвычайно редко. Местноуродившимся детям с противоположным цветом кожи давали все какие-то не те имена – например, Снупдоггидогг, Айсти, Айскьюб, или вот даже – Бабба Смит! Тьфу! Так что рождение Фредди считалось знаменательным событием и повсеместно отмечалось песнями, танцами и дикими попойками, во время которых празднующими высасывалось неимоверное количество маисовой наливки и огненной воды – водки «Распутин», – которая в Африке встречалась так же редко, как и Фредди. Так случилось и на этот раз – стоило Фредди родиться, как занзибарцы со своими занзибарками высыпали на улицы, и все заверте… Папа Боми на радостях выставил ящик «Распутина» и вагон маисовки, вследствие чего песни и пляски папуасов побережья Занзибара продолжались несколько месяцев. Да что там – несколько лет!

Вскоре Фредди надоело лежать и тупо таращиться в пространство. Поэтому он встал и пошел шляться по острову. Шлялся он, шлялся, пока не наткнулся на двух негритосиков. Они сидели на гигантских черепахах, и один из них накачивал насосом футбольный мяч, другой же, напротив, был в очках.

– Эй, вы! – крикнул Фредди, подходя ближе. – Покажите мне этот странный штук!

Он еще не очень хорошо говорил – по-негритянски и вообще.

– Не дадим! – отозвался мальчик без мяча, – Мы щас играть будем. Понял?

– Чего ж не понять? – пожал плечами Фредди, – Вот только на чем? Играют, по крайнему моему разумению, в основном, на благородных музыкальных инструментах типа тромбон. А у вас в руках – какой-то, не побоюсь этого слова, бобик.

– Бобик, говоришь, – сказал парень в очках. – Ну-коси, Албаша, подержи стеклышки…

– Забыл предупредить, – быстро сказал Фредди. – Меня зовут Фредди!

И он гордо понаблюдал за ритуальным танцем, тут же исполненным негритятами. Вы уже в курсе, что Фредди в Африке – явление редкое, так что для приветствий Фредди был создан специальный ритуал. Для исполнения его необходимо было пропустить левую руку под правой коленкой, взяться ею за правое же ухо и в таком виде проскакать тридцать три раза на левой ноге. Дьявольски неудобно, но ничего не попишешь – ритуал есть ритуал.

– А меня зовут Доктор Албан, – отпрыгавшись и отдышавшись, сообщил негритенок без очков.

– Почему же – Доктор? – удивился Фредди.

– Охотно объясню! – и Албан, вытащив из кармана скальпель, радостно погнался за Фредди, у которого мигом пропала охота что-либо выяснять. Но у Албана-то она не пропала! Поэтому, когда они с Фредди уже в восемнадцатый раз пробегали мимо очкастого, тот крикнул им:

– Ну чего вы? Чего вы? Домой скоро! Поиграть не успеем!

Фредди и Албан послушались и рухнули на песок, тяжело дыша и высунув языки, как маленькие бульдоги.

– Я что-то забыл, – сказал Фредди очкарику, – Как тя звать-то?

– ЭмСи Хаммер, – ответил тот.

– Не хочу знать, почему ЭмСи, – быстро сказал Фредди.

– Я и сам не знаю, – утешил его Хаммер, – Прозвали так.

– Тогда хорошо, – кивнул Фредди, – Тогда играем.

– Играем в футбол, – сообщил Албан, – Только у нас ворот нету.

– Будут!

Фредди с рождения был смышленым мальчиком, и вот уже футболки его новых друзей валяются на сыром приокеанском песке, знаменуя собой искомые ворота. Албану это не понравилось, он опять кинулся на Фредди со скальпелем, но тот был начеку, подставил приятелю ножку, и пока тот поднимался, а другой негритенок ему помогал, мигом залепил им в ворота пять голов и занес ногу для шестого. Хаммер перехватил у него мяч и тоже забил три гола. Но, так как ворота у них были всего одни, судья в лице Фредди все равно засчитал голы в пользу Фредди. К тому же в перерывах между баталиями он успел спереть у Албана скальпель и наступить Хаммеру на очки. После чего наступило затишье.

– С вами скушно, – заявил Фредди, зевая.

После чего тщательно вытер ноги об футболки безутешных негритят и ушел домой.

А дома его уже ждал гигантский нагоняй.

– Тебя только за смертью посылать! – кричал папа, гоняясь за ним и замахиваясь тяжелой деревянной маской злого бога-крокодила, – Собирайся немедленно, негодяй! Мы уезжаем!

Фредди бросался вещами, кричал, что он не маленький, что его ни за чем не посылали, и что куда уезжаем, но строгий во всех отношениях папа прекратил словоизвержения отпрыска, просто сложив его пополам и сунув в чемодан. Затем он взял под мышку свою жену, под другую – сестру Фредди Кашмиру, и отчалил в Индию, куда его вот совсем только что, вот буквально же прямо сейчас перевели по службе.

На этом мы заканчиваем повествование об африканском периоде жизни Фредди и начинаем рассказ о втором – бомбейском – периоде. Именно в этот город и мчится сейчас на всех парах доблестный английский служака Боми Бульсара. Воспоследуем же за ним и мы. Что? Какой еще чай? В Бомбей, вам сказано! И поскорее!

/ – картинка №2 – / ДЕТСТВО ФРЕДДИ, или В БОМБЕЕ /

Однажды в Бомбее было не протолкнуться. Всюду ходили какие-то люди, закрученные в немыслимое тряпье, а у всех женщин были прострелены головы аккурат между глаз. Таково было первое впечатление Фредди об Индии.

Покачав головой, длиннозубый юнец все же соизволил выйти из вагона (из окна коего он производил обозрение), потопал по платформе, плюнул на нее и громогласно заявил, что ему здесь дурно.

– Шевелись, дурново! – рявкнул на него невоздержанный на язык папа. – Тебе же немедленно нужно приучаться!

– Не приучаться, а учиться, – наставительно сказал Фредди. – Мне еще рано. Я молод душой и телом.

– Вот именно, что приучаться! – и отец больно щелкнул сына по голове перстнем с печаткой.

– Ну и к чему же? – развязно спросил Фредди.

– К зороастризму, естессьно! – гордо ответил папа. – Помнишь ли ты, чему тебя учили в Африке?

– Нет, – честно глядя в суровые отцовские очи, сказал Фредди. – А я должен помнить?

– Ну как же! – всплеснул руками папа. – К тебе приходили парси! И поведали они тебе основы нашего учения – поклонения великому и могучему, но, к сожалению, ныне почти забытому богу Ахурамазде.

– Папанькин, не ругайтесь, – несколько дерзко отозвался Фредди. – Конечно, я помню про парсов. Парси – это такие люди. И Бог с ними, Ахрухаздума который…

– Придется наказывать, – вздохнул папа, схватил сына поперек живота и оттащил в ближайший храм, откуда Фред вышел через три года полноправным парси. Папа уже ждал его с бутылочкой сухенького.

– Сыночка! – спросил папа, растроганно смаргивая. – Что же ты узнал за все это время?

– Парси, – замогильным голосом изрек Фредди. – должны носить кусти.

И, задрав белую шелковую рубаху, он продемонстрировал счастливому отцу свой бледный живот и трижды опоясывающую его нить – кусти, отличительный признак парси.

– И что еще? – сгорал от нетерпения папа.

– А еще я узнал, – все тем же монотонным голосом продолжил Фредди, – что Ахурамазда – это не новая модель японского автомобиля, а такое божество.

– Да я же тебе об этом уже говорил! – схватился за голову отец.

– Повторение – мать учения, – был ответ. – Там умеют объяснять.

И Фредди повернулся спиной, дабы папе были видны отчетливые следы палок, которые явно не единожды гуляли по сыновней спине.

– Вот видишь! – обрадовался папа. – А говорил – не могу учиться. Теперь мы можем возрадоваться и хорошенечко отметить твое парсийство!

Он помахал бутылкой и исчез. Фредди же, с печалью проводив взглядом медленно тающий в воздухе призрак стеклотары, отправился гулять. Он шел и шел и шел и шел, пока не подошел к какому-то старику. Им оказался йог, сидевший в позе лотоса и медленно пережевывавший электрическую лампочку.

– Нет, ну это же надо! – восхитился Фредди. – Резиновый дедушка! Слышь, ветеран! Научи меня тоже сидеть в позе лотоса! Только стекляшки я жрать не буду.

Старый йог никогда не встречал столь бойких молодых людей восьми лет от роду. Поэтому он просто взял – и посадил Фредди в позу лотоса. А сам ушел от греха. А Фредди сидел в позе лотоса. Сидел и сидел. Насиделся он и пополз домой в позе лотоса, так как встать из нее самостоятельно не смог. Папе, который уже успел надрызгаться, эта затея так понравилась, что он тоже, но совершенно самостоятельно сел в позу лотоса (Фредди только головой покачал), и принялся распевать мантры. На восьмой мантре его застукала мама, и папе не поздоровилось. А Фредди так и лег спать в позе лотоса.

Наутро он встал, размял слежавшиеся коленки и все в той же позе лотоса пополз искать йога. Нашел он его у пивной «Харе Вишну». Йог лежал своим старческим лицом в тазу с вишнями. Иногда он время от времени приподымал голову, бубнил: «Харя в вишне, харя в раме», после чего ронял ее обратно с неприятным чавкающим звуком. Фредди пощелкал пальцами. Йог не просыпался. Фредди позвал: «Эй ты, конь в чалме!». Йог упорно не просыпался. Тогда Фредди позвенел мелочью в кармане. Йог тут же проснулся, ополовинил Фредовы денежные запасы и мгновенно вытащил юного парса из осточертевшей ему уже позы лотоса. Фредди с хрустом поприседал, а затем приблизил свой нос к носу йога, считающего монетки, и злобно спросил у него:

– В чем смысл жизни, старый бабуин?

Йог оторвался от монет, поднял палец, открыл рот и замер. Через три часа Фредди надоело ждать. Он плюнул йогу на чалму и ушел.

И пришел он домой, где нашел в шкафу папин смокинг, унес на улицу и проиграл его в стуколку юным индийцам. Папа, весьма недовольный эдакой выходкой строптивого сынка, схватил Фредди за ухо, приволок его в самую большую комнату, усадил за рояль и хищно сказал:

– Азартные игры – в бебеху. На нем играть будешь!

– Щаз! – нагрубил Фредди.

Тогда папа, чтобы доказать, что он не зря зовется главой семьи, крепко хрястнул сынуле по шее, после чего пошел и нанял для Фредди учителя музыки – маленького обладателя самого длинного имени в Бомбее Реджинальда Кеннета Дуайта, который, хоть был и младше Фредди, на пианино играл как заправский роялист. После обоюдного знакомства папа оставил учителя и ученика вдвоем, а сам с легким сердцем уехал в провинциальный городок. Когда же он вернулся, то застал в доме страшную картину – Фредди и господин учитель, сцепившись, катались по полу и колошматили друг друга всем, что под руку попадется. Мама же и сестра Кашмира благоразумно сидели в своих комнатах и занимались своими женскими делами.

Папа уныло посмотрел на то, что осталось от рояля, с грустью побулькал остатками содержимого бара, печально помахал ушедшему в ничто двухмесячному запасу сигар, после чего с позором изгнал Дуайта, а Фредди так перепугался будущего отцовского гнева, что в две минуты выучился играть на рояле по самоучителю!

Вот, а еще лет через пяток папу Боми перевели в Англию. Собрав саквояж и семью, папа поцеловал индийскую землю и отправился в Великобританию, в Англию, в Хэмптон, графство Миддлсекс. Хотя некоторые источники пишут, что вначале Бульсары осели в Фелтхэме, пригороде Лондона. Но мы будем придерживаться той версии, которая нас устраивает больше.

Кстати сказать, строптивого Фредди Хэмптон тоже не устраивал: там не было ни одного парси, и, следовательно, не с кем было петь зороастрийские песни. Но папа пообещал, что устроит его учиться в лучшее в Англии заведение, и Фредди согласился. Правда, после того, как папа вдобавок пообещал переломать ему ноги за упрямство!

И вот теперь начинается третий, самый долгий в жизни Фредди, английский период, которому и будут посвящены последующие страницы этой во всех отношениях чрезвычайной книжки. Но, перед тем, как окончательно разделаться с индийской темой, мы должны рассказать вам еще об одном эпизоде из жизни Фредди.

Как-то раз тридцатичетырехлетний Фредди приехал в Индию покупать корову и наткнулся на своего старого знакомца йога, который при виде Фредди вдруг икнул, закрыл рот и сказал:

– Во-первых, я не бабуин.

– А что во-вторых? – сказал Фредди и даже ладонь к уху приложил. – О! Дедулик! Ужли ты нашел смысл жизни?!!

Йог воздел палец к небу, открыл рот и замер. Фредди подождал немного, потом еще немного, потом еще чуть-чуть, потом с чувством плюнул йогу на чалму и ушел. И все. Больше они с йогом не виделись. А жаль. Всем хочется узнать про смысл жизни.

/ – картинка №3 – / БРАЙАН И ФРЕДДИ, или ВМЕСТЕ НАВСЕГДА! /

Однажды родился Брайан Гарольд Мэй. Множество районов Лондона оспаривают почетное право не называться родиной этого во всех отношениях приятного человека. А именно – Фелтхэм и Туикенхэм. А в Хэмптоне он, якобы, несколько лет спустя пошел в школу. Скажем со всей ответственностью, со всей прямотой – это совершенно недопустимо. Прежде, чем пойти в школу, Брайан просто обязан был осчастливить своим появлением весь мир, и произошло это событие, по нашему мнению, как раз в Хэмптоне. Но не в школе, куда Брайан потом пошел. А как раз в знаменитом Хэмптон-Кортском лабиринте.

Его мама, будучи на сносях, как настоящая капризная женщина в деликатном положении, вовсю искала острых ощущений. К моменту рождения сынка она уже успела всласть напрыгаться с парашютом, изобрела «тарзанку» и поздоровалась за лапу с тигром в зоопарке. Наконец, она забрела в лабиринт, бродила там, аукая, несколько дней, пока не устала и не решила прилечь. И, пользуясь маминой слабостью, на свет тут же появился тощий, длинный и кудрявый ребятенок с подзорной трубой в руках. Мама, очнувшись, тут же нарекла отпрыска Брайаном – в честь святого Брайана, покровителя блуждающих по лабиринтам.

Ребенок рос не по дням, а по часам. Его мама научилась добывать огонь трением, они с сыном ловили мелких животных и одиноких путников – тем и кормились. В общем, семейство блуждало по лабиринту четыре года, пока их не заметил с вертолета их муж и папа, и не спас с помощью хитроумного приспособления – завязанной узлами веревки!

Еще живя в лабиринте, Брайан полюбил глазеть на звезды в свою подзорную трубу. По звездам же он здорово научился считать. А вот читать не научился – разве звезды почитаешь?

После чудесного спасения из ловушки мама тут же уселась учить великовозрастного дитятю читать, но коварный Мэй то ли не хотел, то ли не мог учиться, давая понять, что с него и звезд хватит. Почесав в затылке и дождавшись, пока малютка еще немного подрастет, мама вручила Брайану ручку, тетрадку, мешок яблок, и отправила его грызть гранит науки в самый лучший колледж, на факультет физики.

– Наука – это хорошо. – разглагольствовал Мэй, сидя на неудобной вокзальной лавке и грызя яблоко. – А яблочки – не в пример вкуснее. Урняу!

– Ну и гусь! – сказал вдруг у него кто-то над ухом. – Ну-ка, будь человеком, не жадись и яблоков немножечко отсыпь!

Мэй изволил взглянуть одним глазом на возмутителя спокойствия, коим оказался парень цыгановатой наружности, который стоял, барски подбоченившись и уже протягивая руку за подношением.

– Идите себе, – сказал Мэй фальцетом. – Я же не куда-нибудь, а на учьбу еду. И яблок дать не могу. Самому мало, вы уж не обессудьте!

– Как сказал? – прищурился парень.

– Сильно сказал, – отрезал Брайан. – Не лезьте, почтенный.

– Щас в рожу вцеплюсь, – предупредил цыган.

– А я тебе мешком по башке дам, – ощетинился Мэй.

– Попробуй, – фыркнул цыган. – А я тогда вот чего, – и он, присев на корточки, принялся яро копаться в яблоках.

Обманутый в лучших чувствах Брайан разинул рот и заорал на весь вокзал. Тут же набежали родители и растащили в разные стороны новых знакомцев. Брайан, уводимый своим папой за ухо, успел увидеть, как на цыганского барона накинулся его папа, в три приема скрутил его подтяжками и, хотя парень сражался, как лев, уволок его в неизвестность.

Брайан же, будучи посаженным под домашний арест, впал в черную меланхолию и решил сделать себе приятное. Насвистывая что-то из Вагнера, он отодрал от камина доску, взял пружину от старого мопеда, кусок старого ножа и драчевый напильник, после чего быстро и ловко смастерил себе гитару. Папа Брайана потом долго боролся за право возвращения доски на ее природное место и приколачивал практически готовую гитару над камином, но потом сдался и даже помог приладить к инструменту пружину.

Настал момент опробовать новинку. Брайан встал в трагическую позу скальда и ударил по струнам. Звук раздался такой, будто мама Брайана обнаружила, что ее любимый сын объел все левкои на окне и снюхал все гладиолусы в цветнике. На жуткий вой прибежал папа и, схватившись за уши, оторвал к чертовой матери открывашку, которую Мэй с какой-то радости приладил к звукоснимателю. Тотчас же звук наладился, полилась чарующая мелодия, но Брайан был недоволен.

– Что же ты сделал? – закричал он на папу, прижав уши. – Ты ничего не понимаешь в моде! Это же был такой специальный грязный звук! И чем, скажи на милость, я теперь бутылки буду открывать?

Папа в ответ на грязный звук сказал Брайану несколько грязных слов, бросил в сына открывашкой и удалился. А Мэй помаленьку привык к новому звучанию своей гитары, проверил ее не в одном опасном деле и дал ей заслуженное прозвище «Топор».

Бросим же рассказ о гитаристе-самоучке и продолжим повествование о Фредди. А Фредди тем временем уже окончил школу и поступил в Илингский колледж искусств, о котором ходили самые невероятные слухи, в том числе и такой, что декан Илинга – не кто иной, как сам… Но непроверенные слухи мы печатать не собираемся, поскольку являемся поборниками самой что ни на есть чистейшей правды. Но одно можно сказать совершенно точно – никто толком и не знал, существует ли такой колледж вообще?

Фредди не избежал общей участи, став жертвой слухов и по ошибке проучившись первые три месяца в Лондонском Королевском колледже, куда одновременно с ним поступил и Брайан. Только Фредди об этом не знал. А узнал он об этом позже, когда увидел Мэя в коридоре и имел с ним беседу. Мэя впоследствии отливали водой, а Фреда поставили в угол на гречку.

От перенесенного стресса Мэй поправился сразу на двадцать килограммов. Вдобавок с ним случилась еще одна непристойная вещь – он стал лысеть. Нет, не понемногу, с увеличивающейся год от года плешью. Если бы! Он лысел сразу и окончательно, правда, мог, хоть и не столь же стремительно, отрастить волосы обратно. Лысел он, как уже было сказано, от стресса – например, если его неожиданно хватали сзади и, с ликующими воплями: «Ага, попался, марсианский яблокодонт!», тащили в туалет, где тщательно макали.

Немудрено, что одним из подобных нападавших неизменно оказывался Фредди. Он вообще не давал бедному Брайану прохода и заставлял его лысеть по десять раз на дню. Затравленный Мэй уже совсем было решил плюнуть на все и перейти в Лестерский институт изучения кроликов и нуников нечерноземной полосы Британии. Но тут руководство Королевского колледжа заметило, что Фредди не на своем месте, и послало его…

Ну, в общем, послало его в Илинг, ибо только органам Лондонского гороно было известно точное местоположение пресловутого учебного заведения. Брайан с облегчением вздохнул, да только рано он развздыхался. Фредди повадился ходить в гости к «королькам», да не один, а со своим однокашником Тимом Стаффелем. Естественно, легендарные ученики легендарного Илинга на переменах собирали вокруг себя толпу почитателей и травили байки, начинавшиеся обычно: «А вот в бытность мою в Илинге…»

Однажды Фредди. завидя торопящегося куда-то Брайана, закричал:

– А вот в бытность мою в Илинге однажды мимо меня прошли семнадцать лысых! Взявшись за руки!

Но, вопреки ожиданиям, Мэй отшвырнул стопку книг, которые прижимал к своему объемистому животу, и накинулся на струхнувшего Фредди, взревывая и ляская зубами! Еле-еле их растащили. Таким вот необычным образом и началась дружба великая и трогательная!