Buch lesen: «Сон о принце», Seite 17

Глава XXIII

Яркие солнечные лучи обесцвечивали лепестки пламени, заставляя меня постоянно подносить руку ближе к костру проверяя уровень жара. В свою очередь активно бегущие по небу облака временами накрывали холодной тенью поляну заставляя ежиться, вспоминать тепло вчерашнего дня и подкидывать еще одну веточку в костер. В одно из таких похолоданий проснулась молоденькая мадама. Кутаясь в трофейную куртку, она села поближе к огню. Причем местечко явно выбиралось с расчетом, чтоб приглядывать за мной, но так чтоб это не бросалось в глаза. Во всяком случае, запах от нее шел именно такой. А еще я уловила аромат забавной смеси брезгливости, голода и любопытства. Впрочем, такая комбинация легко просчитывалась и без чуйки. Достаточно всего пару минут понаблюдать за ее поведением.

Подхватив поварешку, я в очередной раз встала помешать кашу, как вдруг ощутила недоумение, а потом осуждение со стороны девчонки. Теперь уже меня захлестнуло любопытство. Впрочем, взгляд, которым соседка по поляне внимательно следила за моими руками, наводил на кой-какие объяснения. Видимо приметила подруга вчера колечко… Хотя как было не приметить, если вся моя вчерашняя одежда состояла из веревочки на запястье. Возможно теперь, не увидев украшения, она могла подумать, что оно стало платой за одежду. Сменяли его на «жуткие» зеленые носки… которые ей самой хотелось бы иметь. Не объяснять же бедняжке, что вдоволь нацеплявшись колечком на запястье за все на свете, я просто перевесила его на шею… Хотя мне жутко интересно с кем, по ее мнению, можно свершить подобную сделку посреди леса. Однако начинать такой разговор лишь время переводить: запас общих слов у нас нулевой.

Вздохнув, я вернулась обратно на свое место. Мне еще одну палочку дострогать надо…

В тишине и почти неподвижности минуты тянулись часами. В девчушке усиливался запах скуки. Ее стала сильней притомлять наша вынужденная молчаливость. Легонько кашлянув для привлечения внимания, она исполнила пантомиму-миниатюру на тему «Давай познакомимся». С моей стороны возражений не поступало и мы представились. Я, следуя книжному клише, ударила себя в грудь и, выбрав наиболее простой из вариантов своего имени, сказала: «Лена»

– ЛенАа? – удивленно переспросила меня собеседница, сделав ударение на растянутом «а», да еще и растянув ее. В воздухе запахло удивлением и весельем.

– ЛЕна, – повторила я, подчеркивая привычное для моего уха произношение с ударением на первый слог.

– ЛенАа, – утвердительно произнесла девица на свой манер, явно проглотив какую-то непонятную мне смешинку. Затем она показала пальчиком на себя, выдав что-то очень длинно-непроизносимое, а главное незапоминаемое. Моя скептически приподнятая бровь вызвала небольшое смущение, после чего была озвучена более короткая версия. С моей стороны оптимизма не прибавилось. Третий вариант я постаралась воспроизвести, в результате чего щеки у собеседницы в мгновение достигли свекольной бордовости. В воздухе запахло обидой, но она довольно быстро рассеялась. Девочка, справившись с собой, стала почти ровным голосом повторять мне свое имя по слогам.

Пытка длилась минут пятнадцать, в итоге у меня довольно шустро стало получаться выговаривать Йискырзузкурижузу. Я подумала как-то подсократить эту мечту садиста-лингвиста. Только девчонка оказалась сильно против. Вскочила на ноги и давай возмущенно журчать, активно размахивая руками. Кто ее знает, может у нее имя означает орлица, а мое укорачивание делает из нее курицу. Или даже мокрую курицу. Обидно, наверное.

– Ладно, Йискырзузкурижузу, так Йискырзузкурижузу, – согласилась я, начав уставать от представления, и мотнув головой в сторону «кроватки» спросила, – А пацана представишь?

Девчонка посмотрела в сторону моего кивка и как-то обреченно произнесла что-то неудобоваримое начинающееся на «Ти».

– Тим? – с надеждой переспросила я.

Девчуха посмотрела еще раз на меня, потом на еще раз сына и решила, что он не дорос до полного имени.

– Тим, – обреченно повторила она, согласно кивнув.

Тут нас прервал бульк, изданный кашей. Ленкин кулинарный шедевр под названием «Экспромт» явно заявлял о своей готовности.

***

Мы пылили по узкой грунтовой дороге второй день. Усталые, голодные и обиженные на судьбу и друг друга. Вот честное слово, если б не Тим, бросила бы его мамашу еще в лесу, поскольку ее барские закидоны уже сидели в печенках. Особенно бесил запах ее искреннего негодования, когда я отказывалась обслуживать «их барское высочество», не говоря уж о моментах, когда понукаемая моим недобрым словом и агрессивным жестом она выполняла какую-то работу. Правда, стоило признать, что Йискырзу ни разу не попыталась угрожать мне пистолетом. Даже когда я, слегка взбесившись, отвесила ей подзатыльник и подхваченной хворостиной погнала собирать дрова, не постеснявшись приложить свой инструмент пару раз к ее мягкому месту. Случилось это на третий день нашего путешествия по лесу. То есть времени с начала знакомства прошло уже достаточно, чтоб недостатки попутчицы стали выбивать яркие искры, сталкиваясь с моими взглядами на жизнь. Хотя с другой стороны, до пожара пока не доходило. Просто присутствовало постоянное раздражение, которое требовалось на ком-нибудь сорвать. А тут еще Тимка нам устроил веселую ночку, организовав побудки каждые полчаса. Валеркин рассказ про режущиеся зубки меня на мирный лад не настроил, хотя уровень озверина в крови еще поддавался контролю. Однако когда придурошная птица решила радостно поприветствовать рассвет, у меня резко сорвало резьбу, и ножка-дубинка со свистом ушла в полет. В прицельный, как оказалось, полет. Последовавший треск и глухой удар о землю добудили остатки моей команды. Быстро вскочив на ноги и немедленно выдвинувшись на разведку, я обнаружила тушку довольно крупной птицы. Голод моментально оправдал неожиданный охотничий инстинкт, а тонкая внутренняя организация порадовалось, что добычу не пришлось добивать. Птичка в моем сознании моментально уподобилась курицам с базара… вот только эту нужно было ощипать. Из-за этого «только» я оказалась по уши в перьях и пуху. А «красавица» при этом сидела и радостно смотрела шоу, даже не подумав о сборе дров для костра. За что ей и прилетело. Впрочем, она и раньше старательно увиливала от работы. Иногда снисходя до показа, как она занята с ребенком, даже не подозревая, что ее чувства читаются мной на раз. В большинстве же случаев девчонка просто не включалась, что я вовсе не обязана обихаживать ее. Так что всплеск моей агрессивности произошел не только из-за перьев. После словленного скользячкой подзатыльника Йискырзу попыталась не то обидеться, не то возмутиться, да только хворостина в моих руках в момент свела дискуссию к формулировке «Надо, Федя! Надо!». Это аргументацией девица прониклась без перевода, бросившись наутек от воспитательной меня. Приучение к труду на благо нашего сообщества принесло свои неоднозначные плоды вечером, когда попутчица без напоминаний занялась дровяными заготовками. К тому времени мы уже почти целый день шагали по дороге, волоча за собой вязанку ветвей, подобранных у придорожных деревьев. Это я предложила, а спутница, против обыкновения, практически сразу согласилась. Выслушала мое жесто-эмоциональное выступление, окинула взглядом травяные просторы, поежилась от противно зябкого ветерка и согласилась. Так что вся вечерняя работа по обеспечению костра топливом свелась к наламыванию запасенных нами палок. Кроме того, запах доносил, что «леди» сделала своеобразный вывод из моего урока, решив своей работой пристыдить нецивилизованную хамку. Так что вечер прошел у нас мирно, но обоюдно обиженно. Сейчас же, как ни странно, вчерашний наполненный бурными эмоциями день, кажется, ужасно далеким. Словно все происходило вечность тому назад. Когда-то в другой жизни. Ночь разнесла произошедшее по далеким закоулкам памяти, а день сегодняшний в свою очередь покрыл воспоминания толстым слоем пыли, сделав нас частью монотонно тянущейся пустынной дороги. Оглядываться не хотелось, а впереди надежда на безликое "дойдем, а там увидим". И так шаг за шагом по пути, обволакивающим размеренно-противной обреченностью мысли, звуки, жесты. Жесты, кстати, стали еще одним раздражающим фактором. Хотелось просто говорить, не размахивая руками-ногами, не корча физиономии и не исполняя замысловатые танцы. Понятно, что изучение языка должно взять время. Сюрпризом оказалось, что вся идея занятий на ходу отправилась коту под хвост еще во время нашего обмена именами. Половину звуков, которые издавала моя учительница, я не различала, другую половину просто не могла выговорить. Девчушку бросало от моего произношения то в жар, то в холод. А временами я выдавала такие шедевры, что она от смеха буквально ползала по земле. В натуральную ползала, да еще, держась за живот, подвывала от смеха. Меня, глядя на нее, тоже пробивало на 'хи-хи'. Хотя 'глядя' совершенно неправильно описывает тот фонтан бурного чистого веселья, который окатывал меня через чуйку, ломая-вышибая все сдерживающие факторы. Впервые такое случилось, когда я сказала… постаралась произнести "большая палка". Мы наверно час не могли сдвинуться с места от смеха, а потом еще час, ну может меньше, не могли идти, потому что все силы ушли в ха-ха, да в хи-хи. С тех пор я такие, слава богу, редкие приступы веселья обозвала 'эффектом палки'. И странное дело, девчонка подхватила случайно произнесенное мной вслух словосочетание и очень чисто повторяла, слегка растягивая первый звук: 'Э-эффект-пАлки'. Йискырзу, вообще, оказалась из тех людей, кому легко даются иностранные языки. Что не могло не бесить, поскольку ее абсолютно не интересовало изучение русского. Она даже из любопытства не повторяла произносимые мной слова, видимо считая, что это задача 'дикарки' учить цивилизованный язык, а ей утруждать себя моветон. Во всяком случае, мое нюхачество именно так интерпретировала эмоции спутницы. При этом ее личные учительские обязанности практически сводились к постановке правильного произношения окружающих нас предметов. Правда, тут пряталась еще одна ловушка – у меня не было никакой уверенности в правильной интерпритации выученных названий. Синонимы они ведь не всегда стопроцентные синонимы. Ведь не скажешь, что на деревьях растут дрова, хотя к подобранной заготовке для костра подойдет и «ветка» и «палка». О глаголах речь вообще не шла… почти не шла, так как мне практически сразу во время нашей первой каши удалось выучить трио 'пить' – 'сух', 'есть' – 'зрёст' и 'стой' – 'зуск', которые порадовали как краткостью, так и произносимостью. Все остальное утыкалось в обрыдшую за пару дней комбинацию актерского мастерства и усталости. А если добавить наши личностные нестыковки, то не мудрено, что количество уроков неуклонно уменьшалось.

Единственная отдушина – разговоры с Валеркой. Ему я рассказывала о происходящем и жаловалась на это же происходящее, не забывая красочно рассписывать языковые проблемы. А он мне в утешение рассказывал свои истории. Моим фаворитом стал рассказ о том, как Валеркина мама пообещала подарить Ривке для спальни два красивых бра с нежной отделкой из дымчатого стекла, и как потом вечером, слегка офигевшая невестка в очень тактичных формах, но весьма решительно выговаривала ничего не понимающему жениху, что она не хочет, даже категорически против, чтоб в их спальне над кроватью висели красивые электрические лифчики ни для уюта, ни просто так. Даже если их подарит его мама. (Лифчик на английском произноситься как бра).

Я смеялась до слез, вызвав у попутчицы серьезные беспокойства по поводу моих шариков и роликов. Ну и ладно, у нас 'дикарок', мозги по определению работают по-другому. Так что одной странностью больше, одной меньше. Правда, наличие у девчонки пистолета, вносило во всю ситуацию некий нездоровый привкус. Решит, что с сумасшедшей ей совсем не по пути, да и пристрелит, как бешенную собаку. Впрочем, я не злоупотребляла 'звонками другу', по более обыденной причине: во время разговора у меня резко снижалась внимательность, повышая риск увечий. Все же лес – это не парк… Хотя в парке тоже можно споткнуться о корень или схлопотать веткой по лицу. Однако было кое-что еще, влиявшее на частоту наших бесед: меня несколько смущало место прибывания моего персонального приведения. Точнее, непонятность его местонахождения. Причем сам Валерка понятия не имеет о том, как и где именно он существует. От такого волей-неволей приходили мысли, что на самом деле кусочек моего мозга ведет себя неадекватно, присвоив себе Валеркин образ. В принципе для друга ничего не жалко. Вон говорят, лобные доли не используются даже на пятьдесят процентов. Пожалуйста, пусть размещается. Вот только надо четко разделить, где кончаюсь я, и начинается он. Валеркину же версию его существования под вывеской: «Ты богиня, а значит, лучше знаешь, как у вас там заведено» – я даже рассматривать не собиралась. Пусть верит, во что хочет. Это его самовнушение, не мое. И потом репейник цепляется к кофте не из-за ее суперсилы, а из-за своих крючков… Репейник-Валерка демонстративно бурно возмущался аллегорией, на чем наш очередной разговор и окончился. На звонки 'другого' я не отвечала.

Оклик Йискырзу остановил меня, прервав новый виток размышлений. Оказалось, что Тим проснулся. Кушать вроде рано, но перепеленать все равно придется. Я присела рядом с ними, не вмешиваясь в процесс пеленания. С момента нашего знакомства девчонка освоила эту процедуру, доведя ее до автоматизма. Еще бы! Пацан мочит тряпки от души, переводя практически весь запас трофейной одежды в разряд пеленок. Сегодня на ночь опять нужно будет придумывать, как организовать сушку мокрого белья. Конечно, салфетки, выдвинутые на роль подгузников, принимают на себя основной удар. Вот только у нас со стиркой проблемы, точней с водой, причем и с питьевой тоже. Изначально я сама планировала путешествовать вдоль берега, повинуясь книжному правилу о поиске поселений в незнакомой местности. Но недовольная Йискырзу, резко воспротивившись моему лидерству, сама возглавила наш поход. Ее эмоции читались без всяких запахов, чего не скажешь ни о знаниях, ни о соображалке. Зато уверенность с которой девица ломанулась в лес, даже тени сомнения не оставляла в том, что ей известно куда идти. Заблуждение длилось с полчаса. Именно столько времени понадобилось девице, чтоб отойти от обиды за то, что ее силой заставили есть невкусную кашу. Ведь даже вытошнить ее демонстративно пыталась, малолетка фиговая. Однако после моей дикой импровизации на тему «прибью заразу, подумай – о ребенке" ее идиотский каприз закончился. Ну, я думала, закончился, и совершенно спокойно шествовала за этой красавицей, которая умудрилась завести нас в буйные заросли колючих кустов. Запах ее растерянности вместе с неким отрезвлением, заставил меня не только высказать свое мнение об истеричках, но и взять дело в свои ноги, став вперед смотрящей. Правда, получилось как в математике: от перемены мест слагаемых кусты не исчезли, и лес не поредел. Пришлось признать, что мое «счас ей покажу!» оказалось тоже неэффективным инструментом для поиска дороги. После этого у нас наступило эмоциональное перемирие. То есть мы тупо шагали по чащобе, выбирая тропинки непонятного происхождения. Не знаю, о чем думала попутчица, но лично меня все сильней и сильней заботили вопросы пополнения еды и питья. Спустя сутки лес внезапно кончился, обнаружилась дорога, но пища не появилась, и вода не нашлась. Пришлось ввести режим жесткой экономии. Особенно воды. Попутно, я, можно сказать, не переставая, ругала себя за ту злосчастную кашу. Хотя по большому счету, откуда мне было знать, что вода станет таким дефицитным товаром. Вот и бухнула большую часть фляги в котелок для варки. Зато теперь глотки считаем. Точнее, я уже давно считаю, а вот у девчонки откровение наступило только вечером второго дня. Естественно, в запахе ее эмоций присутствовало недовольство глупой дикаркой, взвалившей на себя непосильные вопросы провианта. С другой стороны, сама она, собирая свою поклажу, озаботилась практически одними трофейными украшениями и еще недовольно фыркала, когда я пихнула ей в рюкзак небольшую кучку одежды. Видимо, «белому человеку» думалось, что «дикари», особенно «дикарки», трехжильные и легко могут переть на себе весь груз. А я, между прочим, рассчитывая, что Тим поедет в основном у нее на руках, дала ей буквально пару тряпок, причем предназначенных для ее мальчонки. Кстати, Валерка предлагал, соорудить из хим. саквояжиков переносную люльку, но, не обладая рукастостью Вика, я отказалась даже начинать. Так что несли пацана по-простому, на ручках, или 'продвинуто' водрузив на плечо. Однако менялись часто, подобрав постепенно режим, чтоб уставать поменьше и проходить побольше.

Возглас Йискырзу отвлек меня от бесцельных дум-воспоминаний. Закончив Тимкино переодевание, она показывала вперед, медленно проговаривая как бы доступные для моего понимания слова. Я постаралась вслушаться и смогла вычленить три слова: '… стоянка… Тим… кушать…'. Провела глазами вдоль линии ее руки. Похоже, там вдали наметился лесок и, что самое приятное, он вроде как значительней ближе горизонта.

– Предлагаешь устроить привал там? – спросила я вслух и, подобрав в своем скудном словаре слово похожее на 'согласна', добавила, – Контизу.

– Кхонь-тюзу, – поправила меня девчонка, подхватывая сына на руки.

– Да фиолетово, конь в ТЮЗе или баран в опере, – раздраженно проворчала я, – пошли уже.

Глава XXIV

Разновеликие кусты почему-то напомнили стайку непоседливой малышни, выбежавшей поближе к дороге в стремлении удовлетворить свое любопытство первыми увидеть путников. Казалось, они хотели мчаться нам на встречу, и только детский страх, остаться одним без поддержки взрослых деревьев, сдерживал их. Так и стояли кустики, замерев в ожидании волнующей неизвестности, подставляя ветру свои зелены вихры. Невысокие деревья за их спинами в свете сумрачного дня выглядели менее дружелюбными. Шелест их ветвей скорей напоминал настороженное обсуждение пришельцев, которые по определению не могли привнести в их жизнь ничего хорошего.

Оглядывая их нестройный ряд, я поймала в себе некое сочувствие к зеленой поросли. Сопереживание прокатилось по закоулкам сознания, выметая остатки усталости от монотонного шагания. Мысли словно встряхнулись, обретя большую четкость, а раздражение от попутчицы уменьшилось. Йискырзу в свою очередь, в предвкушении комфортабельного отдыха, тоже излучала примирительное добродушие. Пройдя сквозь ветви передних низкорослых кустиков, девчуха, оглядевшись, решительно двинулась к облюбованному участку. Однако там она не стала останавливаться, а указав саквояжиком с грязным бельем куда-то в сторону, углубилась в ветви. Укачивая недовольно ворчащего Тимку, я, не задумываясь, прошла следом. За время нашего пути девчонка не раз давала возможность убедиться в своем нюхе на комфорт. У нее как-то само собой получалось пристроиться так, чтоб ветер не дул, дым не мешал, а корешки-камешки не норовили сунуться на посадочную площадку. Вот и сейчас Йискырзу, придержав длинные ветви, пропустила нас с Тимкой на крохотную полянку, закрытую со всех сторон деревьями и кустами. Словно маленькая комнатка, отгороженная от внешнего мира зелеными стенами. Даже шум ветра, трепавшего листву, как-то отдалился от этого места. Замолчавший Тимка оглядел полянку широко раскрытыми глазенками, словно оценивая выбор своей матери. Его личико выглядело таким уморительно серьезным, что родившаяся во мне смешинка потребовала выбраться на волю. Причин держать ее взаперти я не видела, но неожиданный легкий отзвук, пробившийся сквозь лиственный гомон, сбил неродившийся смех. Мне почудился тихий плеск. Словно вот здесь, совсем рядом, за деревьями течет тихая спокойная речка. Йискырзу, подергав за лямку моего рюкзака, прожурчала что-то на своем наречии. Шикнув на нее, я постаралась еще раз вслушаться в звуки сумрачного дня. И вот опять…

Без колебаний, но с надеждой я углубилась в тонкие ветви, прикрывая Тимку отворотом куртки. Позади, излучая какое-то капризное недовольство жизнью, пробиралась Йискырзу. Однако через несколько метров запах ее эмоций сменился яркой радостью. Она заторопилась вперед, а вот я наоборот замедлилась, обнаружив перед собой если и не жидкую грязь, то уж точно не твердую почву. Моим тапочкам такое было противопоказано. Они и так отмотали не один километр по пересеченной местности… не без урона для себя, разумеется… путешествие же местным грязям их просто убьет. Осталось только перевести мои проблемы тяжело пыхтящей за спиной девице, которая, не понимая в чем заминка, раздражающе тыкала в меня пальцем. Кое-как разобравшись, кто куда проходит, нам все же удалось подойти достаточно близко, чтоб увидеть воду и при этом остаться с сухими ногами.

Грязно мутный поток несколько снизил жажду, напомнив о мелочах типа дизентерии. А вспыхнувшая надежда на пусть некомфортабельное, но мытье сменилась тусклыми мыслями о построении очистных сооружений в походных условиях. Йискырзу благоухала похожими ощущениями, поэтому особых объяснений не потребовалось.

Слегка помотавшись по прибрежным зарослям, мы выбрали сухое местечко, чтоб расположиться. Тут пацан громко высказал свое мнение по поводу задержки обеда, и его мамаше ничего не оставалось делать, кроме как сервировать для него «стол». Почувствовав, как во мне в очередной раз зашевелился зубастый червячок зависти, я, прихватив котелок и кувшинчик, шустренько отправилась на водозаготовки. Но тут же вернулась, чтоб оставить на тапки и носки. Думала штаны тоже скинуть, но потом решила их просто закатать выше колена. Потом я повторно вернулась за салфетками, решив их использовать как фильтры от грязи и песка. Правда, сначала их понадобилось простирнуть, смыв желтые пятна Тимкиных следов. Так сказать нюансы походного быта.

Пока Йискырзу занималась сыном, я успела собрать достаточно дров для небольшого костра. Недолгие манипуляции с местной разновидностью зажигалки, и вот язычки молодого пламени уже радостно облизывали котелок. Во мне словно узел развязался. А может просто нервы ослабили натяжку от осознания, что проблема питьевой воды решена. Достав голубой кувшинчик с остатками минералки, я слегка потерзала себя подленькой мыслишкой не делиться. Совесть, естественно, победила, разрешив сделать только небольшой глоточек. Остальное пускай допьет Йискырзу. Все ж ей как кормящей матери нужнее… Я взглянула на сидящую ко мне спиной попутчицу. Вот сколько раз за время нашего знакомства мне доводилось видеть, как она кормит малыша, а все равно на сердце трепетно становится. И вроде бы привыкнуть можно. Загрубеть. Однако стоит даже случайно чуть глубже вдохнуть их эмоции, как внутри мгновенно поднимает голову мерзкий червячок зависти. И только два выхода: либо чем-то себя занять, либо сбежать. А еще лучше совместить. Например, пойти еще дровишек насобирать. Вот только тапочки жалко, пообтрепались, бедолаги, от хождения по лесам, да по кустам. А босиком за дровами не пойдешь. Хотя… я посмотрела на протянувшуюся вдоль воды неширокую полоску 'пограничной' земли. Речушка словно приглашала пройтись по дорожке, расчистив ее от мелкого лесного мусора. В памяти всплыла сказка, которую я сто лет тому назад читала своим детсадовцем. Вот сейчас, как тот заяц, побегу наперегонки с ручейком посмотреть, что там дальше…²⁰ Впрочем, мне это предстоит узнать не на пару с речушкой, а в более прозаической компании. Так что пока ограничусь поиском коряг, мечтающих стать топливом для нашего костерка.

Поставив кувшинчик на видное место для Йискырзу, я решительно вступила на «зовущую» тропинку. Однако буквально через пару шагов оказалось, что приятней идти по щиколотку в воде, чем чавкать по грязи. Тем более что ноги еще помнили речную прохладу. Опасаясь поскользнуться, я неторопливо шла по течению, уделяя внимание не столько выискиванию валежника, сколько журчащему потоку. Почему-то в голове разумное сменилось надеждой на непонятное иррациональное «А может, повезет?» И глаза, подхлестываемые воспоминаниями о кино-книго-байках, скользили по мутной воде, стараясь отыскать в ней отблеск будущего обеда. Периодически я убеждала себя, что мелковата речушка для живности. Ширина метра полтора, да глубина максимум по колено. Но надежда девка упорная, поэтому я продолжала поиск пунктов нашего меню до тех пор, пока не нашелся прекрасная кандидатка в это самое меню. Там, на противоположном берегу, где отступившие деревья дали зеленой лужайке приблизиться к воде, гуляла курица! Ну, или что-то очень на нее похожее.

– Тсц-цы-ыпа-цыпа-цыпа, – озвучила я свой восторг от увиденного, и волна теплых чувств к будущему обеду вынесла меня из воды на сушу. Дичь даже не думала убегать. Смешно подпрыгивая на месте, она, встопорщив оперение, взмахивала крыльями, словно отгоняя меня прочь. Может, защищает гнездо или свой выводок. Звучало как обещание завтрака. Очень сытного завтрака с меню из нескольких пунктов. С другой стороны, я еще саму клушку не перевела из предмета охоты в разряд добыча, и, самое паршивое, совершенно не представляла себе как это сделать. В прошлый раз даже толком подумать не успела, как руки сами метнули дубинку точно в цель. А сейчас мое чуть обгорелое оружие, оставшись на стоянке, держит котелок над костром и помочь ничем не может. У меня, правда, с собой был нож, но от мысли потыкать острой железкой в живое существо невольно вспомнился бандит заполучившей вилку глаз. Душу покорежило так, что мурашки по телу побежали, а «цыпа-цыпы» мгновенно противным комом застряли в горле. С другой стороны, у меня на руках кормящая мамаша с грудным младенцем, да и самой хочется нормально питаться. Вот только убивать невинную животинку руками не хотелось. Тем более, если нервишки у птички сдадут, и она бросится в бега, то гоняться за ней с тесаком в руке не захочется еще больше. Получается, нужно сделать из курки провиант каким-нибудь быстрым способом, желательно на расстоянии. То есть надо что-то в нее кинуть… Хохлушка, словно прочитав свой приговор в моих глазах, усилила отпугивающие действия. А у меня под рукой только одежда. До майки далеко добираться, халат жалко, не говоря о том, что он лежит сложенным в рюкзаке. Рубаха… неплохой вариант, но, снимая ее через голову, мне придется отвести глаза от добычи. А вдруг убежит? Есть нож, висящий на веревочке через плечо… Но это мы уже проходили. Не подходит. Значит, остаются штаны. Начав по новой цыпа-цыпать, я, не отрывая взгляда от потенциальной еды, расстегнула под рубахой пуговички на поясе. Будущее оружие, после невольной диеты сидевшее на мне весьма неплотно, сделало своевольную попытку соскочить вниз самостоятельно. Рефлекторным дерганьем я водрузила штанцы на место. Потом «вспомнив», что хотела их снять, снова отпустила. а затем, внезапно получив сильный удар по ногам, резко сменила свое положение из вертикального в почти горизонтальное – бухнулась на четвереньки. Мозг не понял, что произошло, а вот натасканные Эйри инстинкты завопили: «Лежащего запинывают». Упавшие штаны (вот сволочизм!) мешают подняться. Нужно быстрей вернуть их в положение одето… И тут я разглядела причину своего падения. Мои голени опутывала веревка с шариками на концах…

«Опять!» – звонко взбурлил во мне гнев. И словно в ответ распахнулись ближайшие кусты, выпуская на поляну нового участника шоу – худого длиннобородого деда, потрясавшего здоровым посохом. В меня ударило острым запахом желанием проучить охочую до чужого добра мерзавку. Я вдохнула глубже и, не ощутив даже намека на плотской желания, неожиданно для себя расслабилась. На душе сразу как-то посветлело. Захотелось даже засмеяться, но меня опередил противный дребезжащий старческий вопль, который словно гребешком прошелся по мозгам. Ему тут же ответил не менее противный бурный птичий клекот. Странная возмущающаяся курица почему-то не торопилась покинуть наше общество. В этот момент чуйка пнула мозги, включив осознание, что ворюге, то есть мне, сейчас будут внушать уважение к чужой собственности. Причем посохом и абсолютно беспощадно.

– Это из-за курицы… – начинаю я и быстро падаю на землю, пропуская над собой просвистевшее орудие наказания, – …цы что ли? Так я ж не знала… – шустро перекатываюсь с сторону, – … что она чья-то!

Стариковская «волшебная палочка» долбанула по земле так, что кажется, вся трава в испуге подпрыгнула. Рявкнув явно нелестное в мой адрес, хозяин курки пошел на новый замах. Похоже, сейчас не лучшее время рассказывать дедушке о досадном недоразумении. Время на какие-либо переговоры уже давно вышло. Не забывая поддерживать штаны, я, аки гусеница, пытаюсь отползти подальше. Старик ведется. Замах. Карающее орудие ринулось вниз, но я последний момент ухожу от рубящего удара перекатом, потом резко обратно, пытаясь выбить посох… неудача… Пытаюсь сбить длиннобородого с ног… Опять неудача. Зато старик успешно наступил на мой болтающийся без дела нож, лишив меня подвижности. И тут же ловко перехваченный посох устремился грозным копьем в мой живот. Сейчас пришпилит как бабочку иголкой… Но мое желание уцелеть оказывается сильней веревки. Оторвавшись от ножа, я с испугу укатилась метра на два… чтоб схлопотать удар в темя клювом, оказавшись слишком близко от пернатой гадины. А мне штаны застегнуть… Зараза повторно клюет! Все, сейчас тварь станет тушкой! Но не успеваю, неугомонный старик вновь вычерчивает своим оружием новое па для нашего танца. Я снова ухитряюсь извернуться, демонстрируя способности ужа на сковородке. И опять посох яростно свистит в воздухе, под брань деда, бьющего мою чуйку волнами ярости. Меня пока спасал выигрыш в скорости. Однако усталость уже начинала сказываться, и пару раз посох проносился слишком близко от моей головы. Но у деда та же проблема. Ему уже не хватает дыхания на ругань. Он скорей каркает, чем выкрикивает, шумно вдыхая воздух между ударами. А главное посох стал слегка задерживаться на земле между взмахами. Чем я и воспользовалась, удачно лягнув грозную палку. Полностью обезоружить, правда, не получилось, но, дернувшись, старик налетел на свой конец уперевшегося в землю посоха, чем окончательно сбил свою дыхалку. И у меня передышка, ее как раз хватает на то, чтоб застегнуть, наконец-то, штаны, сбросить уже ослабшую веревку с лодыжек и вскочить на ноги. Мы замерли друг напротив друга. Гневный отдышавшийся старик с посохом наготове и я вдохновленная своим успехом, молодостью и веревкой с шарами, которую в качестве оружия сжимаю в руке. Мне повезло, что враг, взъярившись по началу, не принял меня всерьез. Сейчас же, как до меня доносит запах, он усилием воли успокаивает себя, загоняя эмоции под контроль разума. Если он бывший воин, то схватка с ним может принести много неприятных, а главное болезненных неожиданностей. С другой стороны я тоже не подарок, а «веревочка», которой меня так удачно перевязали по началу, может существенно покалечить неприятеля. Против меня вооруженной кистенем ни один из моих учителей не решался выходить. Правда, объяснялось это не моими умениями, а как раз неумениями. По их словам веревка с грузиком в моих руках вдохновенно опровергала законы Ньютона, приобретая способность покалечить все и вся, включая, к сожалению, хозяйку. Поэтому сильно размахивать веревкой не стоило. Разве что хлестнуть, вызвав защиту посохом, и ногами по коленям, пока неприятель не опомнился. Вот только совестно защищающего свое имущество человека награждать такими болезненными переломами. А единственная приходящая в голову альтернатива – бегать от старика, до тех пор, пока он не задохнется.