Пролог. «Безумные Крысы»
1719 год. Фрегат Французской Индийской компании.
Судьба – весьма забавная штука. Кто-то стремится к нравственной прямоте, следуя заповедям Божьим, лишь чтобы столкнуться с абсурдными обстоятельствами смерти, тогда как другие, пренебрегая моралью, уходят от наказания и всё равно доживают до старости. Но конкретно в этом случае судьба преподнесла «Безумным Крысам» хороший урок – не делай добро никому и никогда.
Осталось лишь трое из тех, кто четыре года назад, под руководством капитана Калипсо, числился в команде, собравшей в своих рядах тринадцать человек самых разных национальностей и религиозных убеждений. Среди них были:
1) Билли «бамбук» Андерсен – тощий, словно спичка, кареглазый лохматый мальчишка двенадцати лет, который не имел своего дома, и капитан согласилась взять его к команде, но в должности пороховой обезьяны на галеоне «Властитель Вод». Умер он из-за пьяного канонира и собственной тупости – Бамбук слишком долго возился внутри корабельной пушки во время боя и не услышал крик готовности о подрыве. Земля ему порохом.
2) Юнги тройняшки под кличками «Первый», «Второй» и «Рассчитайсь». Боцману Эдуардо Паскалю не хотелось запоминать настоящих имён, и он наградил их незамысловатым обозначением, которое уже через пару дней накрепко прилипло к бедным ребятам. «Рассчитайсь» была девочкой, хотя на первый взгляд и не скажешь: мужские грубые черты лица, короткая стрижка и скверные манеры.
3) Ли Вэй – штурман китайского происхождения, что знал практически весь маршрут и мастерски ориентировался по ночному небу.
4) Гарсиа «Башка» – Сантьяго Гарсия, бразильский клерк, который вёл судовой журнал, подсчеты, составлял завещания и делал другую неинтересную бумажную волокиту.
5) Хьюго Ламберт по кличке «Жирный Хью» – корабельный повар, или, проще говоря, кок. Он был непомерно толстый, словно огромная свинья, которую не смогли заколоть вовремя. Лишний вес мужика не беспокоил, а наоборот, Хью считал его своим достоинством. Умер он при обстоятельствах, в которые сложно поверить. Во время своего, так скажем, «облегчения» на гальюне, непрочная конструкция под ногами кока не выдержала, и он провалился ровно туда, куда планировал целиться своей кормой. Обойдёмся без насмешек, лишь скажем, что он умер обосравшись.
6) Джимми «Червяк» – судовой врач на корабле, получивший прозвище за отсутствие всех четырёх конечностей в разных боях. Оторванные руки и ноги заменили на разные съёмные протезы: нож, топор, крюк, и самое главное – обеденная вилка. Без нее Червяк жить не мог. Забавно, что именно из-за столового прибора Джим и умер – во время одного из штормов он менял протез и случайно напоролся брюхом на этот миниатюрный трезубец Нептуна.
7) Канонир Джордж – ну тут и рассказывать особо нечего: опытный пират, что, будучи пьяным неверно рассчитал время подрыва пушек из-за чего и подорвал Бамбука, который, по стечению обстоятельств застрял там.
8) Лилия «Брусок» – плотник на галеоне, что латала бедное судно и во время морских сражений, и из-за неосторожных шалостей её команды. Любовный интерес боцмана Эдуардо, правда, ненадолго: во время одного боя её снесло пушечным ядром прямо в метре от любимого, который мчался на выручку.
9) Пабло «Тротил» Пенья – один из боцманов на «Властителе Вод», руководил командой «Безумные крысы» по поручению капитана Калипсо. Безбашенный, но в то же время смышлёный парень, который умеет выкручиваться из передряг будто кукарача[1].
10) Эдуардо Гонсало Эрнандес Паскаль – второй боцман мексиканского происхождения, отвечающий за запасы ремонтного дерева, парусины и такелажа. Именно во время ремонта корабля он встретил и вскоре полюбил Лилию. Однако, Эдуардо запомнили по другой кличке, а именно «Лало 8 пальцев», который потерял мизинец и безымянный во время одного инцидента.
11) Капитан Аделаида Диментикато – обладающая прозвищем Калипсо. Почему именно в честь дочери Атланта, вопрос действительно хороший, вряд ли кто из живых сможет на него ответить. Но тем не менее, она управляет галеоном «Властитель Вод». Она специально называет себя капитаном и требует того же от своей команды, чтобы те, с кем она встретится, были сбиты с толку и недоумевали. Эйда полностью не помнит своего прошлого, от чего и страдает на протяжении жизни.
Вообще удивительно, как «Безумные крысы» относительно долго по пиратским меркам смогли продержаться в живых, тем не менее, по прошествии четырёх неимоверно напряжённых лет их великая команда преобразовалась в трио. Численность растаяла, как лёд в испепеляющем солнечном знойном свете. Этому поспособствовала торговая компания, которая добила тех членов «Безумных крыс», что не ушли в мир иной по собственной неосторожности. Эдуардо оказался умнее их клерка Башки, и его язык спас жизнь ему, Калипсо и Тротилу. Правда, ненадолго. Их всё равно доставляют к регенту Французского королевства при малолетнем короле Людовике XV, герцогу Орлеанскому – Филиппу II. Капитан Эйда не могла понять, чего добивался Паскаль, когда выторговал у адмирала Гартье в случае отклонения их предложения «танец Маршалла» – путь до виселицы, который занимал несколько часов: виновных вели через густонаселённые районы, чтобы огромное количество людей увидело их страдания и унижения; во время казни использовали верёвки более короткие веревки чем обычно. При повешении не происходило перелома шеи и осужденный задыхался на петле в течение получаса, беспомощно брыкаясь ногами в воздухе. Но Калипсо всё же верила своему боцману и поэтому во время его переговоров с адмиралом и другими офицерами лишь бросила в сторону Лало гневный взгляд. Троицу «Крыс» сопроводили на фрегат «Мунд», что в переводе с французского означало «Мир».
В темной глубине трюма, где свет едва проникал сквозь трещины деревянных планок, располагались узкие полки, служившие для хранения провизии и грузов. Вдоль стен тянулись массивные бочки с водой и едой, их жёстко закрепляли, чтобы они не покатились во время бурь. В углу лежали стопки снаряжения, отличавшиеся своей крепостью и надёжностью. Всё это создавало атмосферу стеснения и угнетения, в которой пребывали заключённые, затерянные среди запахов солёной воды и гниющей древесины. В таком трюме трудно было сохранить дух свободы и надежду, вместо этого они встречались с темнотой и безысходностью, которая витала в воздухе, словно тень смерти. Офицер Жерар поставил на одну из этих бочек клетку с Сальвадором – попугаем Эдуардо.
– Шлю-юхи! Шлю-юхи! Шлю-юхины дети! – заверещал Сальвадор, лишь рука офицера отпустила его импровизированный домик.
– А ты не мог научить его другому первому слову? – воскликнул Жерар.
– Вообще-то это не моих рук дело, о чём я сожалею. – ответил Эдуардо.
– Это я, офицер. Прошу простить его, Пернатый ещё не различает, кому можно говорить эти слова, а кому нет. Но он исправится, зуб даю! – лукаво произнёс Пабло.
Жерар ничего на это не ответил, лишь фыркнул и направился к себе. Когда он исчез во мраке, Лало, лежавший на боку, внезапно вздрогнул и решил сменить положение тела. Он поднялся, согнувши ноги к груди и прислонившись к бочке спиной, словно искривленный от боли воробей. Руки пиратов были связаны, что затрудняло некоторые телодвижения, но в их положении жаловаться было грех – всю оставшуюся команду перебили при абордаже «Властителя Вод»: юнг застрелили, а клерка и штурмана показательно повесили на фок-мачте. Капитан и боцман Тротил последовали примеру Паскаля и приняли более удобную для себя позу. Фрегат «Мир» поднял свой якорь и взял курс на Марсель. Все разом ощутили, как громоздкий корабль начал свое дальнее путешествие по морю, которое должно продлиться около двух дней. Однако ни один из них не решался начать разговор: Пабло молча смотрел на сапоги, запачканные кровью Джорджа; Аделаида, пытаясь уснуть, безуспешно ёрзала и бормотала что-то себе под нос; Эдуардо подбадривал Сальвадора, играя в глазки с попугаем. Когда же пернатый друг отвернулся, мексиканец начал тихонько напевать различные фразы, напоминая себе о происхождении и непредсказуемости пути, который лежал перед ними.
На царской дороге, где скачет мой конь,
На царской дороге, где скачет мой конь,
С мешочком на плече, с мачете на плече.
Пабло отвёл взгляд от своих сапог и обратил взор к своему верному другу. Он внимательно прислушивался к мелодии, что напоминала крики Жирного Хью, когда тот неудачно поставил ногу и провалился в гальюн. Странное сходство привело к недоброму хихиканью Пеньи, который вспомнил тот забавный эпизод и почувствовал лёгкое облегчение в сердце, несмотря на обстоятельства их нелёгкого положения.
– Влюблённый мужичина, со шляпой на голове, – продолжал Лало. – Така-така-така-така-така-така на моем коне.
– Така-така-така-така-така-така на моем коне. – подхватил Пабло.
Эйда, осознавая, что ближайшие дни не предвещают ей покоя перед смертью, обратилась к своим боцманам, решив вмешаться в их диалог.
– Через два дня нас троих вздёрнут на виселице, а вы поёте песни и веселитесь? – недоумевала Калипсо.
– А чего нам сидеть, словно парочка угрюмых дебилов? Свою участь мы знаем, и это вселяет некое облегчение – порассуждал Пабло.
– Вы и без того парочка дебилов. – буркнула Эйда. – Я поверить не могу, что из всей моей команды уцелели только вы двое, и теперь я вынуждена коротать время с вами!
– Не бугурти, кэп. Я, между прочим, спас нам жизни! – горделиво произнёс Эдуардо. – Я кое-чему научился у Башки за время нашего совместного странствия, а именно дипломатии.
На самом деле Аделаида была рада провести последние сутки своей жизни в окружении боцманов Паскаля и Пеньи, но почему-то не желала сбросить образ требовательного и ворчащего капитана. Возможно, так ей легче справляться со стрессом и тревогой. Эти двое всегда являлись сердцем и душой «Безумных Крыс», выживая благодаря своему острому языку и способности адаптироваться к любой ситуации. Dos amigos[2], приходящие на помощь, при том верные до мозга костей, так что, оказав им однажды услугу, боцманы становились самыми преданными на корабле. Это было полезным качеством, которое можно было использовать по-разному, в зависимости от обстоятельств.
– Тем более, танец Маршалла – это ещё очень интересная процессия. Ходят слухи, что над пиратами некоторые могут сжалиться и угощать спиртным. Это же халявный ром, Калипсо! – торжествовал Лало.
– А халява – это синоним слова «успех». – поддакнул Пабло, который был на стороне Гонсало при любых обстоятельствах.
– Да и у нас могла быть более скверная и глупая смерть. – Продолжил 8 пальцев.
– Это какая, например? Что может быть глупее повешения? – капитан бросила остроту в сторону Паскаля.
Эдуардо немного подумал, запрокинув назад голову, что-то шепча на испанском, а после громко усмехнулся, точно придумал самый смешной анекдот за всю историю пиратства, и вновь обратился к Эйде.
– Определённо килевание. Кому вообще пришло в голову протаскивать бедняг с борта на борт под днищем корабля?
– Не, в бездну это ваше килевание, глупее смерти я не слышал. – Пабло презрительно плюнул рядом с собой.
– Да и обычная виселица, это же скука смертная. Ты просто затягиваешь петлю на шее и спинной мозг вместе с позвонками скажет «Adiós!». То ли дело с Маршаллом: напьёшься, если повезет, а потом будешь полчаса танцевать, задыхаясь. – глумился над капитаном Лало, теша свою душу.
Аделаида посмотрела на него странным взглядом и, если хотела что-то ответить, то не стала утруждать себя этим занятием. Пабло тоже стало не по себе от рассуждений на тему казни, и он решил сменить тему на более жизнерадостную, а именно старые воспоминания.
– Я не умру на гальюне. – как бы невзначай вбросил Пенья.
Капитан Калипсо не подняла взгляд на боцмана, но спустя пару секунд начала смеяться: сначала почти не слышно, а потом всё громче и громче.
– Жаль Хьюго, нормальным мужиком был. – поддержал разговор Эдуардо. – Вот только он не слушал меня, а я говорил, что жрать меньше надо, иначе это его и погубит. Выходит, я пророк.
– Ну, хорошего человека должно быть много. – добавила Эйда, не переставая смеяться.
– Да там, наверное, сотни две харизмы будет. Но, справедливости ради, его салмагунди – это что-то с чем-то. Эх, сейчас бы, курочки, свининки обжарить, добавить лучка, оливок, капустки, поперчить, да заправить уксусом. О-о-х! – у Тротила от собственного рассказа заурчал живот.
Сальвадор, услышав слово «Курочка», принялся летать по клетке и горланить.
– Ж-жрать! Бамбук! Ж-жрать! Бамбук!
Эдуардо залился непрерывистым смехом. Спустя некоторое время, после того, как закончил хохотать, поделился другой историей.
– А ведь жаль мальца, ловкий был. Эй, кэп, помнишь, что ты сказала, когда мы наконец убрали остатки Бамбука с палубы?
– Что-то вроде… а нет, погоди… По-моему, я сказала: «Дадим слово, что Бамбука не забудем!»
– … Что Бамбука не забудем! Да! О, Господь милостивый, какое тупое выражение лица тогда было у «Рассчитайсь». Она так выпучила свои глазёнки, я и не думал, что такое возможно. – поделился Эдуардо.
Все трое принялись хохотать в трюме, чем привлекли к себе внимание офицера.
– Эй, вы, будьте тише, иначе нам придётся сбросить вас за борт. – Крикнул недовольный Жерар.
– Perdonaci[3], офицер! – хихикнула Калипсо.
Жерар вновь скрылся в кромешной тьме внутренней части фрегата.
– У меня есть одна идея, как нам скоротать время. Раз мы начали вспоминать былые пиратские деньки, то почему бы не продолжить это делать? – предложил Пабло.
– Я только за. Уж больно люблю эту историю с порохом и ромом, так что не прочь это освежить. – согласился Лало.
– А моя любимая, когда вы, двое придурков, решили, что самое время постирать паруса нашего галеона. – с явным интересом вставила Аделаида.
– Попридержите коней, господамы, мы уделим время всему! А начать я предлагаю с… – Пабло задумался.
– Хм, а как насчёт истории про 8 пальцев? – предложил Паскаль
– Все за? Все за. Отлично. Ну что же, Эдуардо, напомни нам, как ты стал обладателем столь уникального прозвища. – с особенным наслаждением произнёс Пабло.
Аделаида с интересом приподняла своё тело, стремясь полностью погрузиться в этот увлекательный рассказ. Эдуардо набрал воздуха в лёгкие и начал своё повествование.
________________________________________________
[1] исп. La Cucaracha, «таракан»
[2] Прим. Двое друзей.
[3] Прим. (ит.) Прошу прощения!