Поминки по Финнегану. Глава 3. ХЦЕ – Суд и Заключение. Авторский Перевод

Глава 3. ХЦЕ – его Суд и Заключение

Балледер и все замешанные кончают плохо как Время Проходит

Грудное До¹! Проклядь! Корпо ди барраджо²! ты говобрешь о видномости во фрикомане, о смешанных полов случаях среди козлов, холмистого кота и равнинной мышихи, Бигамена³ Боба и его старушки Шенфохт⁴! Черномахов⁵ паточному штукатурному произволу умалютенным быть! К тому ж выпущен был в том коричардстве⁶ Хумидия⁷ отравляющий томуд облакого пруди-пруда на самом деле. Тем не менее все кто слышали или передавали нахоядся сейчас с семейством бардов тем и Вергобретасом⁸ самим и толпою Каракулактикоров⁹ так же больше-не как быть им еще-не сейчас или они уже в ту пору никогда-либо были. Мобыть в некотором будущем мы непременно ослашум средь зуавных игроков Инкермана мима мямля мика¹⁰ и его ника¹¹ мимя их девства, Хилтона Св. Джаста (Мр Фрэнк Смит), Иванны Св. Остелл¹² (Мр. Дж.Ф.Джонс), Коулмэна¹³ с Лукана¹⁴ принимая четыре стороны, хор О'Дейли¹⁵ О'Дойлза¹⁶ дупель-шестеря припев в Фенне Мак Колле и Семи Эльфеях Лох Нича, Галлопце Брысаке и Урлеквине цитрач прошлого со своими весельчелами всеми, зимзим, зимзим. О челогрехах в этой Иервиггловой¹⁷ саге (которая, основательно читабельная до ы от и, является свергну донизу вся лжеутиной, антиклеветнической и непривлекаемой¹⁸ и то применимо к сему всему тому тому) о бедном Ости-Фрости¹⁹, описанном как вполне музыкальным гением в малом роде и владельцем чрезвычайно щекотонченного слуха, с тенористским голосом под стать, не единственно, но очень крупным поэтом того скуднически воищенского ордена (он начал Туонисонию²⁰ но отработал свой проход наверх до мы-все-держимся-вместех Анимандовитов²¹) ни один конец не знаем²². Если они присвистали его до того как поднял он занавесы, они присвистывают ему до сих пор вслед за его занавеса кончинцем. Ей фу²³. Его супруг, бедный старый А'Хара (Окаров?) удрученный вещами и исхудившийся в то время, попискивают, принял (Засснох!²⁴) у ардри²⁵ шиллинг²⁶ в завершении Крымской войны и, залетав своих диких гусей²⁷, выединствился в ряд в толпах чтобы преблупреждать дальше словно Шьюли Люни^28, вступил в коня Тайрона²⁹, Ирландску белобрысь^29*, и посолдатил чуток с Вулси³⁰ под вымышленным именем Бланко Мушкетовна Бакловича (подложным), после чего каркушня и мраморные залы Помп Корт Голубярия, дома старых конунгов³¹, глянули друг на друга и оставещали свою приютную навечность, ибо обнаруживается что по другую сторону воды случилось что на поле Васильева Корникса³² при неблагоприятных обстоятельствах сгинул он со своей частью, говоря, эту папскую безлистку старине передать, ссырой чавколад для натёщенного еболтуна. Буил³³. Бедный старый дорогой Пол Хоран, чтоб удовлетворить свои литературные также как и криминальные устремления, по совету выкинутому ж судьбителем^33* в болтливостной дурке, так говорит Дублинская разведка^33**, был кинут в один из Ридлиз³⁴ для пациентов в северных странах. Под именем Орани мог он был запасным быть в труппе способной выдерживать длинные роли по краткому уведомлению. Это точно. Корыстный Сэм, хмурной пристойный деблансер³⁵, немытый что, преследуемый всегда своим переигрышем, разжеланный что, по слову одному от Израфеля³⁶ Призвателя, скончался безболезненно после низверханий жизни одной хэллоу'инковой ночью, мухо́й и в состоянии естевства, продвижимый из Заднённого в Загробнее ударами с ноги каулинклоченными³⁷ по его устрице³⁸ и атланту по пореканию и поруганию и порочению своих последних плетью-в-кровных задир, Нордвежца и его напарницы из Волчицего класса. Хоть последняя соломка промельглянув его разголение этот сценический тугодур сказываем (западнившие хохмимили его 'Суфлебудоченком'^37*) торжественно сказав – как имел кратку мысль но рухнул пока голова его словно басс³⁹ прокинула горлышко пер внут пробки ящика (обжульного!): Мне драмы, О'Норжатцы, не подкачали! Теперь пусть стократные клечности моего эгождения как зовет их Миколас де Кьюзак^39*, – обо всех из коих я в моей дальнейшести конечно ж по праву регресса отречения мне – совпаданцем их противоположностей^39** переамальгамешиваются в этой лжичности неразличимостей где Бакстеры и Плоцкманы⁴⁰ кончали б они уже морочерть анс⁴¹ и (но на данный момент хоть железный колчок его петушквального старта мог бы уже и приготовить нас являемся мы почти зде́сьранными испражжением в конце хвоста^41*) этот перезадний брунетный канделёбр расплавил Нолана⁴² на части! Хан вар⁴³. Неприязнен каким он и был к друриодраме⁴⁴, своей жене Лэнгли⁴⁵, пророчице же, и самым приличным придюжным невысортом нашмонника из кого-либо вставлявших свои вралки сквозь околёсицу, исчез, (в до-свиделании чего вырвал он по-Английски все листы разобналичные из Поклёпера Порочностей) с кислика этой земли, этой австральной равнины что перемо́рил он себя в, настолько полностью бесслюдно (мать книги^45* пылемёлкой табуларазя его стирание свершенное над ее оберткой) что до пощекотать спекулятивное чтоб едва ль не высказать мнение (раз уж Леви⁴⁶ кто мог бы быть и Лэнгли мог действительно б быть каким-нибудь воскрешенцем к паганизму или добровольческим Вусденом⁴⁷) что шатун сей (кто обладал большим количеством юморескного) перетулил⁴⁸ свой комиковый латитат⁴⁹ к оного бескрайсветнейшему сокровре́менному. Бхи ши⁵⁰. Опять же, если Отец Сан Брауни, чай и тостер этому самому затейливейшему из байкопрясцев есть Падре Дон Бруно, веренный утешитель королевы Иар-Спании⁵¹, был преподобным сим, директором товарищества, тем удобовесёлым вицедёром, беззастенчивым кармелитом, к чьей трепещущей кафедре (кто из нас кроме помнит сего припаду́чного и благорогого Братомистра Ноланчика и Бройни.) грешащего общества сирены (смотри [Римско Католическую] прессвсюдку) по счастью стали с таким энтузиазмом преданными и был возражительным мудаком который очень периодически кокардил лотерейный билет у себя на шляпе что носил всю на один бекрень словно руковешалку сковородки (если б Ее Элеганчество его увидело она запищала б кипятком!) и был полугласно осужден в злоупотреблениях своим горяче-мытым столовым ножом (глянцуя над кочурой в своем кармане) этот же самый сноб с навозза, полностью на парочку летопенок возмужалей, встреченный Генералом⁵² в то красное утро календаря или майдневным юпитергом и были они? Fuitfuit⁵³.

Иервикера просят рассказать же старую историю

Когда Фишлянин¹ Фил хочет закидывает свою губу 'эть псецело чтоб откусить судьбы и кто бы ни ушел в миксовый Отель² у соленой моречной воды 'нет там без мала ничего что можем мы тут поделать ибо не выйдеть ему никогда снова море. Это является темне́мее автодидактным фактом из общепри́знятейших что форма среднего человеческого смурно́физа, в то время как сожелтение³ хмурным-хмурно уж как поблекло, часто изменяла свое эго⁴ с гроходом литней (Не оригинально!). Откуда является это слякользким вопросом, с учетом сырой и низкой видимости (раз уж в этой скерцзараде чьих-то тысячи одной ночностей этот меч несомненности который б идентиформировал что тело никогда не падвёт) чтоб идендифинировать индивидного в паричёске, прямокроях, стандартном кулоне, досъемной сожаления подбышке, мешковатых штанах и шарклях (он часто намекаем как Патрикей⁵, перенёк в переулке) с уже зарождением (похоть!) в направлении области лысоты (ты постоянно первосекаешься со всевозлишним сортом других во всевозможных возрастах!) кто бывал спрошен вольными пансионными прогульщиками в промокших до нитки пальто повсестенно, Уилом, Конном и Отто, чтоб расказывать им беспространно, Хо́чу, Мо́чу и Должу, эту посцельющую сказёлку тех с трудом заслуживающих доверия приключирканий Халантерейщика, двоих Церкниксенок и троих Ебобылей в своих Медве́шкурных козлеждах⁶! Деви́чки и малички, но он же изменился мново со времень Торкилла⁷! Я, да, тра, гейзери, пи́нец, шиззис, шоссафот, окодебоко, девять⁸! Те много бородавок, те трущёрбные мушки, полузлобые морщины (что же нашло на лицо на целобрадском Е?), и (святыня Маунта Му⁹ спаси нас!) обширный фунгопарк¹⁰ повыращивал чтон! Пей!

Иервикера "невинная" версия экранизируема, транслируема по телеку и радио (1)

Спорт- обыщая штука. Это был Господа собственный день для смачивания (ждать отложенной регаты оконча́тельствования – это не Бойтуха – Шетлдора – Юксты – Маре¹ только) и запрос всеоружного объяснения был поставлен (в любзе у Пэта) сему порти^1* (уроженцу се́строва – Митхману или Меккану? – по своему брогу², ренгоночным глазам, локильному колориту и люкальному уроймату которые говоримы бывав средне клоунтюркскими³ (хоть капелиста озво́нченные носовые плавности и то как чихивал он на Зе⁴ тащат нас назад к скаолам и бугаркам Силурийских⁵ Орудви́ков⁶) кто, меньшее из пилигримств совершено, заделал, пэтов и свиней⁷ старший остерв, юго-восточные облефы сего по-незнакомей брегоступа, регифугия персекутируемых⁸, с этих пор задними квартирностями) как остановился он при вечора перезвоне на пару иль около того минут (вмажь трубку дэннибой! Здесь к одному, бармон. Я ставлю десять на побед⁹.) на фоне Злукьявола хандрыния (Яблочко у ее цветущего окна и Шарлотка наеёспех хлебомантия его еди́нступных обожателей, всё его пиругощие в лавке) для пахудшего кулубоша во время его выходного времяпрождания за экзекутированием с Анни Оуклиевой¹⁰ смертщательностью (зоверше́нные пары раздражителей, от которых осталось раздражающе лишь две, те что он запал на, Лили и Туту, закупорь их!) пустышек которые не задолго очень до этого содержали Рейдов фамильный (ты чидал это раньше, непросыйха, но все бутылки в таклятой истрии не смягчат твое кровожадие!¹¹) крепыш¹². Заменив капсюль своего репитера и перепомещенив свой часометр Его Преосветхости^*, со все еще жизнью иль двумя в запасе для места его занимания мира в какой-нибудь момент времени¹³, поднялся на ноги и там, далеко от Толкахайма, в тихом Английском саду (общее место!), с той поры известном как Уиддингтон Дик¹⁴, его простое интенсивенное настоязвящее звукоположение, мои драгобриатели, мои самые драговздухатели¹⁵, когда он, такой же прихлёбатель как и пригублитель, рек об Одном и говорил о Сострадательнике, вызвав в памяти пред триадой преждевредненных страшилкателей (остро́толка: Spegulo ne helpas al mal bellulo, Mi Kredas ke vi estas prava, Via dote la vizago rispondas fraulino¹⁶) сей настоящий момент чтоб возвездеть мифические облачения Отчим Нашего и Артора нашего соде́яния.

Иервикера "невинная" версия экранизируема, транслируема по телеку и радио (2)

Телевидение убивает телефейнию в братцев дрязге. Наши глаза требуют своей очереди. Пусть будут они ж виденными! И волчекостные костры озарубливают следы если б только Мэри Ни́чень¹ могла начёсить свой бибби² бакши³. Когда разводят огонь должна она пылать так что можем мы и выстоять парочку шансов потепления к тому что любой сооркабача⁴, там или хам⁵ хотел бы знать. Первая Хамфриева широтная бобровка с паггари сзади, (кутузка при бигбоссе надлежа Кунгу же Мздвону⁶) его галстук-самовяз, его просторный в локте сюртук, облицованные невыразумости⁷ коранжевого оттенка, его казенный аспидный зонт, его грубая сермяга с серебронзовыми кнопками и латная рукавица на руку что в час не для него единственно недобрый сразила сего могучего мо́гбылбного Д'Эсни́ца⁸, в коем нация его казалась почти уже бывать вот-вот зануждавшейся. Тогда, присваивая свой гром⁹, но в подобающих легоменах¹⁰ той поменьше что страны, (вероятные слова, возможно сказано, семейства в полевых условиях блистая) чуток смрачен и сдобрен улыбкой, всёбственные его мысли состояли главным образом из будь-здоровок, ловко набросал он для наших вскорьбытных вторых родителей¹¹ (сукин зевай б!¹²) трогательный сценод. Утихошенье той успоказухи! Там можно и иголка упала. Бумстер¹³ ромбомбонтный¹⁴! Он декоражится словно ландышфт из Уайлду Пикчуреску иль какая-то пейзажимость на каком-нибудь тупсклом Аррасе¹⁵, дурацком как Молкиев немотяж, этот мимидж семьдесят-седьмого кýзина с кри́стансена¹⁶ омерзлышим для ос¹⁷ через безпровóдочную Эйру никакую не глуховоньскую ни просто жуткую ни укрепменее могучую к внушению чем в преданиях тингмаунта¹⁸. (Спижонских!¹⁹)

Иервикера "невинная" версия экранизируема, транслируема по телеку и радио (3)

А вчастследствии, бойкобежно, на Ирландской визавижке¹, внеýсто чего² плечом к плечу Ииуй³ расскажет Христианцу, святулец мудрецу, хамфриаду того падения и взлета пока маргаритка подмигивает своей по-розовей что сестричке средь кочек, а копула⁴ меж оглоблей стебет парочку на авто. И как и твои кто могут выглядеть как на обружной стороне его большого пýяза твои одежки и шмоткни себе нос и парадигма могмогбла вововстать в эрене⁵. Последуем-ка мы до самого кнутца его зломстительного. Турстона! Вот смотри ж! La arboro, lo petrusu⁶. Ми́рымные дубы эпохи Августа, монолит6 вздымаясь моцна из луною освещенной сосновой пустоши. Во всем фортитужестком аяксовском резвоняющем твёрднажении⁷. Ангелюса⁸ час с канавщиками согбясь на свои фермерские использменты, мягкое ревение ланей (прекосульте колени!) оповещая о своем млечном приближении когда полночь бивала часы (поднирадуйтесь!), и как блестяще великий сей трибун⁹ вынаружил шагреневый дымажник (имитация!) из своей рясы, селюдки, и клянусь Иешуа, он раздешёвился на первосходную шикарную шерутку¹⁰, не то что ваш щегольский кошелк, с овсом наоборот, и как грешительно говорит он, плук плуку¹¹ и лекан¹² для лукана¹³, он-де собылся как-раз от всего чёрдца всосать этого коричневого малюшку, сын мой, и провел целых полчаса в Гаване. Сестрункул воителей, да не блудет там благодревнего разговарвара! Для чего и встретился он с Мастером, он иметь в виду, уж он-то точно, сир, жульчшим из краспубликанцев¹⁴, в Орлина Петуха Хостеле¹⁵ на Лоренцо Туйли¹⁶ улице и как пожелал он его Чести благослепешек Горта и Мории и Колобка и Паддирика¹⁷, бывашему Преосвяшумству, чопорно судилящему в своей подложечке¹⁸, – странное желание для тебя, друг мой, и это б алебардовало твоего сынсыныча внука чрезвычайно хоть твои собственные козло-зладкие процветалки¹⁹ и вздымали это высо́ко²⁰ так же много сколько и разов, когда были они усбашены хитцой²¹.

Бабельтурм

Чёр чёр черта¹ с двя Высокорольбилли² и кар кар корчей³ крамовельских Ни́зверхгов! Гип, парни, шляпните его! Видьте! Олейчик⁴ они потерясь мы ж отыскали дрембрандцев, их часы по ныне связывают этих наследников со здесь но ойгде нет тех твоих со Вчёр? Версийгутарик⁵ и Старобеднушка⁷ Характеркус⁸ и его Анна ван Фогт⁹. М.р.д.в! Коченевшие, кончившиеся или спящие беззвучно? Полюбезнее с вашими языками! Повнимание!

Любую собачью жизнь какую ты же лаешь можешь ты все еще слышать их за этим, словно шустёрки и сеймдитятки также вечноверно как и комета Галлея¹⁰, улемцы¹¹, собраньеврейки, стортинпарни¹², думадевки, как проходят они мимо бронзового портала твоей Касаконкордии¹³: Хуре майор ни-ни, мини фригин?¹⁴ Хворь лейдиз харю-де деть?¹⁵ Послéдверь полево мудамы, реплика. Тыча-сотрётся-дуя шкоды¹⁶. Типуньте, курии, типуньте¹⁷. Чекай ротти кай маккара¹⁸, сахиб? Даст-пенса-мне Устед¹⁹, сенхор, он сын сукко, саблез?²⁰ О тай бром орм, А'Котрейг, ти́грин ты голень?²¹ Лик-Па-флай-хай-па-Па-ли-си-ланг-ланг. Эпи ало, экю, Батист, тувавнр танц лопать боян квн²². Измене-де бомбак э смеясь-де портокальи²³. О.О. Ос пи́пец моясь ус домасяду грустно пор О пикколо поккину²⁴. Вы фея?²⁵. Вандалла²⁶. Кокшис, сжабад?²⁷ Мерси, а вы? Гамак²⁸, тхак²⁹.

Иервикера "невинная" версия экранизируема, транслируема по телеку и радио (4)

И, Гад, говорит он с крокодителя слезами: Хотелось б вам узнать ценну одного врубля? Мэггички, зашпынивайте вашу ночновеллу! Масса Тавернёр¹ микрофилонит снова! И этот мешковажный пузан и есть тот самчина это закозлить. Мегггег, м'шебушной прияпцевый чувак, я призываю нашу вальсенную в свидетели, так же хворнее как и мойлиффские² яйца являйца известным нашим добрым домовладержцам со древмён мáмонсцев быть теми которыми они коммерчески нахояйца во всемнаверхних высоких Британских ютах (традиционных!) мои пансионные и скотнительные кредиты будут незамедлительно стоять охо о́ткрытыми так же прямо как та соседская монумента фабрикация перед гигиеническим гллллом^* (это было где преподобный тот саббатёр и разбутытель c фирбалкой³ вперёдянутой затронул свое триколорное канойтье, которое приподнял он за пикельхобот⁴ (он отдал Стетсону⁵ один и пенни за нее) меж тем временем как елейность насле́дственноса сгоччоларилась⁶ вниз по обеим подвешенностям его муцохитских⁷ губолков (Сенкапетуло⁸, более скромбурный консилиумблюдок⁸ никогда не кривил тут презрваным кармарнтом), сердечно заумнивая подвзросков что надоумливал он сделать в схожей манере как делали и все так чтоб мог был он быть в состоянии добавить) лыбясь⁹ пред ж Великой Директорской¹⁰. (Я тут не байку вам травлю.) Улыбочку!

Обзор Падения Иервикера

Дом Атреокса¹ пал в сáмом пыли (Иллиям, Иллиум!² Маеромор³ Мурноматес⁴!) на грани гноя подобно всемутным банкам⁵ Феннианы⁶, но пакости непремёртво восстанут снова. Жизнь, он сам сказал однажды, (его биóвраг, вообще-то, убивает его прескоро, если еще не, после) это поминки/пробуждение, хохочешь живи харакиришь нет, на лже нашего питамства покоится трупожай нашего семяотче, фраза которую основатель мира по закону мог бы утвёрдо написать поперек перегрудка всех от мужчернь-иль-женщрев-рожных. Сцене сей, освеженной, перебуждённой, нельзя было никогда быть забытой, курица и крестоносец вечновзаимежобоюденённые, ибо позже на веку некто из той тщуплой банды фактощеек, (в ту пору эксчиношник (из таможных хижин) (на пенсии), (отбизженный), по шесятпятников акту⁷) в приодетом черном современном стиле и ткадских блестящих рыжих бурлянтонках⁸ (берет, срочка и мнишка, квоприквошки⁹ и бушлатка) репетировал ее, тыкая трубкой, с достойнственным (скопированным) поклоном двоюродному тезке покойного архиепископа Ф.Х.¹⁰ Консервата Копеенгера (горячий перец во всей своей ночи, да сжуется берёгро́тица¹¹ над ним!) в пулженском¹² вагоне нашего первого трансхибернца¹³ с единственным еще более печальным обстоятельством которое суть какой-то диркадуркский сердцевертел если вообще когда и доводить до брю́зжащих рюм из омраморенных глаз. Циклоптически¹⁴ чрез окон диски и с вихрящими благовеяниями круглые глаза круезжих, спина к спине, бок к брыку, на их ирлажничающей двуколкости, наблюдали с интуристной антирисованностью как одетый гнал голого, голый зеленого, зеленый мерзлого, мерзлый одетсного, когда конвой их колесил опоясывающе кругобилием же гигантига жизнедрево, нашего огнелистного счастлюбного бломстербойма¹⁵, феникса в нашей безлесности, надменного, какуминального¹⁶, румянцевого (повторение!) чьи корни быть им пепелями¹⁷ с облесками пинийсов¹⁸. Ибо также часто как Архикаденус¹⁹, отжелав в сторону свое Ирландское Поле и взалкав их аурикуляры²⁰ на вмесгноищные конкретности прежде чем схлопотали они по шишке в Кастлбаре²¹ (матовом и далеком!) заговорил об этом по просьбе все, слыша в этом новом прочтении роли согласно которой, из-за Бáб-Яга в своей машине²², новый гарриксынов²³ гримасничающий гримальдизм²⁴ гипостазировал путем доказáместельсва аксиоматической ораречивости того когда-то величествечного старого элрингтонского²⁵ вопля, то копировника описание той привилегородного студента пьесы на конциентах²⁶, могли просто представить себя в своем груди сокровенном ядре, в качестве про тем локумов²⁷, повремещённые червиз зевус (бездну), как когда-то были они моребрежниками, внимая насмишеньлика вече́ренному взыванию приобречённого но всегда чреворечивого Агитатора^27*, (нельше не плангромь²⁸ буруны над Тоунавахалья²⁹ Рифом!), выцилиндрующегося, сусликами³⁰ как у китня́³¹, алколо сумерок скумринга³², (не этому ли феину³³ быть Святого Муедзина зовом – святые мечерти! – и эта феска³⁴ без полей как бровь правоверного земликасателя, хочень чтоб так ибн-было – благословенны будут кости! – гази³⁵ того, силость его реча́.) его человекоубийственный ружьеору́дователь протендился³⁶ в сторону того перерослого свинцового карандаша которому было вскоре, монументально по меньшей мере, встать как Моливдокондилону³⁷ даб, даб быть, даб быть его мавзолеем (О'дан стол камнёжно на мейсичек³⁸ айе скульдуют шоу пани) пока повсюду на его изобвиняющих чертах, как трезвонил Роланд, крохотная капелька печали готова вборозлить его игрущёки, призрак смирения распостранял фантомную оболтательность, подобно тому как юноша утопший над судьбой вод своих мог злорадствидеть, сходно по происхождению и аккурат по эффектности до последнего луча солнечного света на плите гроба.

Поминки по Х.Ц.Е. (1)

Никак не с другой старины как в харчедни ночьяла лишь наш Странник далекий, недружимый, из Земли ван Демона¹, ленивый какой-то скальд² или бредячий поец, подымет тунеяднуто свои с тормознутым разрезом снобсиковые глаза к полузнакам своего зооти́ка³ и растягнуто мешкая по фляги горлу, треснутой чашке, растоптанным брогам4, дёрном тóрфенным, дикому ракитнику, камбостлисту⁵, вяленой рыбе, жáдноюще узнает что там в Ангель припостоялены для него были потийн⁶ и чай и картош и бакки⁷ и вино с хлебаей служанкой словей щебеча: и неформально, квази-начнет полубаться щекотливопсу (Нонсенс! Не было там очень много ветренного Нуса⁸ дуя в каждый конкретный момент сквозь шляпу М-ра Миланхоля⁹ Тормоза!)

Но на прагме¹⁰ какая формальная причина вызвала улыбку у этого подумалки? Кто был кем кому? (О'Брином его не зовут, ни та что смуглянка не является его служанкой.) Чьи это местогдеи? Кивасти, кискер, китхар, кинтабудья¹¹? Сказь имку про кучгáн. Дай далку груба. Быть это стране игроков в палки¹² или рыбратьи городку¹³ или лукпорейщиков земле¹⁴ или панбпанунгоповенгрески¹⁵. Что дожи воздвижли дожди сровняли но мы слышим указки и можем измерить их диапазон ибо мелос вызывает модус и модус манеру полицейтик, планнинник, папахарь, плеб^15*. Цзинь цзинь цзинь цзинь. Популяродитель тибетца¹⁶ за награду в два персика с Мингом, Чингом и Шунни залугших на дно. Мы подсядем на надежду на святрупого духа ибо десятинщик тревожжи но его ареалогово слежит не здесь. Они отвечают из своих Золнц^16*; Услышь их всех четырех! Внимай террохоту их! Я, говорит Арма, иго ржу сетям¹⁷. Я, говорит Клонакилти, Боже упаси нас! Я, говорит Динсгрейндж¹⁸, и не говорю ничего. Я, говорит Барна¹⁹, а чтонсчёт того? Хии хоо!²⁰ До того как он занемогилил он заполнил небеса: ручей, альплескный ручеек, жеманно змеивал их, прохлада ее локонов. Да мы были лишь термитами тогда, уии, уии²¹. Нашу муравуйму мы счуяли Холмом Аллена²², Курганом для ино Люда, Йотнурсфьяеллом²³ каким-то: и было то громычание сроди свиностада что изумило нас как гроза, грян.

Поминки по Х.Ц.Е. (2)

Таким образом фиктов, обладай-то мы ими, слишком неточно мало чтоб гарантировать нам достоверность, свидетельстводатели в прикола совании своем слишком неисправе́ряемо незаслуживающие доверия где его присужные являются по всей ни́гдемости фриковыми трёшниками но его облуднители просто минус двойки⁰. Как бы то ни было у Мадам Туссе раздувоски¹ значительно похоживее (вход, один кудос²; выходы, бесплатно) и наша национальная галерея прибивает сейчас в полностном самодебильстве, восквыгнут памятник, псочнее мёда³. Сдайте отдолжение ваших тёрночек; кобзонты, позоруйста! И многие там приостановились пред этим обнажением его старым Томом Квадом, флешбэком в котором он присажен пресыщен, разомантиен, в церкайфном облегчении, глядя как землнце сколзёт по-дóджсамски⁴ во внижнесть, капля слезливости во хмелю готова избороздумать морщенью его мягкую орошанкрную щёпу и тятетьки крошечной одной викторианки, Алюс⁵, сдавили рядом с его вялосом по-хлябаннее.

Но точняк одно суть. Скореней чем следующая зима переверхдномила страницы книги природы и пока Сеадурбар-атта-Клит⁶ не стал Дабленой Терцией, тень громадного иноземца, маладика⁷, мультвульного⁸, магнóперного⁹, выгромозглась у баррьера какой-то роты¹⁰ трибуналов в замке суда словно на воровской кухне¹¹, меж постельным разговором и болтолчком, на Марльборо Грин¹² скво́зьно-бы Моулворт Филдз¹³, здесь выносили приговор в пользу судёжного способа Джедбугской юстиции¹⁴, там оправдывали свидиспутельсвом о неподсудности духовенства. Его Тинг Мод¹⁵ разделался с ним: его угорелость сделала из него жмуржика. Его бенефициаров суть легион в части что он сотворил: они поднумеровывают его года. Грандколёс Данлоп¹⁶ было имя было при нем; обвешанные, все мы являемся его бисааклями¹⁷. Когда проадзник в его доме так им был он жрецом и королюбом этому: ульва пришла, зависть увидела, ива победила. Смертри! Смертри! Они опахали его зелеными ветвями над ним когда перемылибали его по ко́злочкам. Для его омертвечия и усопления и поглу́пели и аннугуляции¹⁸. Со шраей и гридой¹⁹, изглубными²⁰ суспрами²¹. Так держать, салливаны²²! Пассующие мужикены²³! Лонгтемзский мозд уронен ниц но Граунья загробила все лувры. Ад есть-то, вы делись²⁴, и зачувствуйте Сквернослава крикли ибо сумма твоих глумишек не потянет раздуть его до полного огурчика. О! Сделайте кружок и напойтесь вволь²⁵! Чин, чин! Чин, чин! И конечно ж все загудели взвонтрь с максимально возжорной юбыктерностью²⁶. Осушая ромы и боны и шерри и сидры и негусы и цитронады тоже. Крепачи. Ого, ого, Местер Бегге²⁷, сейчас тебя запихают в блато опять. Багге. Но слабучки овздыхаивают: Эхей, фигасясь!²⁸ Но, гля! гля! клянусь тройнными богами, смертными, заблудшими и простительными, каков статуйс у нашей квои²⁹, кто на очёртдери быть нашим квангом³⁰, незабвенная древотень маячит за толкучными суждениями тех, что и со всех следует причитаться, мало воскрысиных дней.